На рубеже XIX и XX вв. началась революция в естествознании. Эта революция имеет колоссальное философское значение, поскольку непрестанно изменяет картину мира, обогащает наши представления о путях его познания и преобразования человеком.
Гениальность Ленина состояла в том, что в самом начале этой грандиозной революции, по истечении всего лишь десяти лет со времени первых великих открытий в физике (электрона, радиоактивности, рентгеновских лучей и т. д.), он сумел дать ответ на наиболее важные философские вопросы, выдвинутые революцией в естествознании перед научной философией. Эти выводы имеют очень большое значение и по сей день. Другие философы-марксисты этого периода не сумели эти вопросы по-настоящему даже поставить. Читая статью А. Деборина «Диалектический материализм», где в весьма общей форме отмечалось наличие «нового течения в области естествознания» и была сделана попытка определить значение открытия электрона для диалектического материализма, Ленин заметил на полях: «Плеханов молчит об этом „новом течении", не знает его. Деборин неясно его представляет».
Ленин видел одну из основных задач книги «Материализм и эмпириокритицизм» в том, чтобы выявить связь махизма с одной из школ в физике XX в. и вместе с тем показать несостоятельность претензий эмпириокритицизма, объявлявшего себя «философией современного естествознания».
Махизм был связан с определенным направлением новейшей физики, представленным самим Э. Махом, а также А. Пуанкаре, П. Дюгемом, В. Оствальдом и другими учеными; это течение Ленин метко окрестил «физическим идеализмом». Распространение идеалистического поветрия среди части физиков Ленин расценил как кризис в физике. «Суть кризиса современной физики, — писал Ленин, — состоит в ломке старых законов и основных принципов, в отбрасывании объективной реальности вне сознания, т. е. в замене материализма идеализмом и агностицизмом». Таким образом, кризис в физике надо понимать прежде всего как кризис ее философских основ. Несоответствие между диалектическим характером процессов природы, открытых новейшей физикой, и устаревшим метафизическим воззрением на природу — такова та почва, на которой вырос и которая питала «физический идеализм» начала XX в. Конкретизируя этот общий тезис, Ленин указал на две гносеологические причины, непосредственно обусловившие появление «физического идеализма» той поры.
Первая причина — математизация теоретической физики. Уже в начале XIX в. в теоретической механике стали широко применяться системы дифференциальных уравнений. Открытие закона сохранения и превращения энергии положило начало термодинамике — важнейшей области теоретической физики, изучающей тепловые процессы. Термодинамика, не вникая во внутренний механизм определенного процесса (он может быть вообще неизвестен), но исходя из законов сохранения энергии, возрастания энтропии и т. д., может сделать некоторые точные предсказания о ходе этого процесса в будущем. Именно в связи с успехами термодинамики появилась такая разновидность «физического идеализма», как «энергетизм» В. Оствальда.
Развитие теории электромагнетизма в последней трети XIX в. привело к дальнейшему расширению применения систем дифференциальных уравнений и внедрению в теоретическую физику еще более необычного, более опосредованно связанного с опытом математического аппарата (например, тензорного анализа).
Рост применения математики в физике есть прямой показатель ее прогресса; математика колоссально расширяет возможности познания законов природы, раздвигает рамки научного предвидения. Но в этом прогрессивном явлении заключена известная опасность, особенно для лиц, специализирующихся на приложении математики к физике. Ученые начинают видеть свою задачу не в том, чтобы отобразить реальный процесс, а в том, чтобы изобрести «удобную» математическую схему, которая возможно более просто «описала» бы совокупность имеющихся опытных данных. Например, Оствальд, Мах и некоторые другие ученые отрицали существование атомов в конце XIX в. потому, что системы дифференциальных уравнений в термодинамике можно было составить и без атомистических представлений. «Крупный успех естествознания, — писал Ленин, — приближение к таким однородным и простым элементам материи, законы движения которых допускают математическую обработку, порождает забвение материи математиками. «Материя исчезает», остаются одни уравнения. На новой стадии развития и, якобы, по-новому получается старая кантианская идея: разум предписывает законы природе».
Вторая причина, обусловившая появление «физического идеализма», — крутая ломка представлений в физике конца XIX — начала XX в. и связанное с ней распространение идей релятивизма. Коренные изменения в физической теории были прежде всего связаны с развитием двух ее ветвей: теории электромагнитных процессов и атомистики. До конца XIX в. физики были убеждены в универсальной значимости законов классической механики Галилея — Ньютона. Ее считали долгое время полностью приложимой не только к обычным телам, но также к электричеству и гипотетическому эфиру — невесомой и непрерывной среде, передающей электрическое и магнитное взаимодействие тел. Физика XIX в. верила в то, что все процессы в природе рано или поздно можно будет свести к механическому взаимодействию мельчайших частиц, как-то: атомов, частиц эфира и т. д.
К концу XIX в. гипотезу механического эфира пришлось отбросить, ее место заняло представление об электромагнитном поле, колебаниями которого оказались столь различные на первый взгляд явления, как видимый свет, радиоволны и открытые на пороге нового века лучи Рентгена. Были открыты неожиданные свойства этого поля. В опытах Лебедева было подтверждено предсказание теории о давлении света; этим было доказано, что электромагнитное поле имеет массу. Разрушено было также одностороннее представление о непрерывности поля: в 1900 г. Планк для объяснения процесса излучения ввел представление о распространении света определенными порциями, квантами, т. е. о прерывности поля наряду с его непрерывностью. Неприменимость к полю представлений классической механики ярче всего проявилась в очень точных опытах Майкельсона, обнаружившего еще в 1881 г., что обычное правило сложения скоростей для света нарушается. Над объяснением этого «диковинного» факта физики бились около четверти века; только в 1905 г. Эйнштейн в частной теории относительности разрешил этот вопрос, пересмотрев самые основы классической механики — ее представления о пространстве и времени. Время и пространство считались в ньютоновской механике абсолютными, не зависящими от движения тела и не связанными друг с другом. Теория относительности при объяснении процессов электромагнетизма пришла к другому выводу, выходящему по своему значению далеко за пределы электродинамики, а именно что- время и пространство взаимосвязаны и что они относительны — в том смысле, что зависят от взаимного движения тел (но не в смысле зависимости от сознания человека).
Таким образом, развитие теории электромагнетизма и теории относительности привело к крушению представлений об универсальности законов механики, к краху механической картины мира.
С другой стороны, не успела еще заглохнуть оппозиция консерваторов от науки, отрицавших реальность атомов, как открытие радиоактивности (1896) и электрона (1897) поставило в порядок дня науки вопрос о внутреннем строении атома. Радиоактивное излучение свидетельствовало о наличии внутри атома колоссальных, пока еще не изученных источников энергии и о превращаемости химических элементов, например радия в гелий и свинец. При исследовании электронных пучков было найдено, что масса электрона изменяется при изменении скорости его движения. Появились первые теории атома, предполагавшие, что атом, будучи в целом электрически нейтральным, состоит из отрицательных и положительных электронов. Вскоре после выхода в свет книги Ленина Резерфорд доказал, что носитель положительного заряда в атоме не положительный электрон, а атомное ядро. Все эти открытия вошли в противоречие с устоявшимися механистическими представлениями о неизменности атома и постоянстве массы.
Замечательной попыткой соединения электродинамики и атомистики явилась электронная теория Лоренца. Эта теория исходила из того, что атом состоит из отрицательно и положительно заряженных электронов, а поскольку все тела состоят из атомов, то предполагала, что все явления мира сводятся к электричеству. В этом плане электронная теория попыталась дать
ответ и на вопрос о природе массы, утверждая, что масса электрона (а значит, и. масса вообще) имеет целиком электромагнитный характер, т. е. определяется взаимодействием между электронами, носителями электрического заряда, и электромагнитным полем, которое создается их движением. Иначе говоря, электронная теория дала новую, электромагнитную картину мира вместо механической картины, господствовавшей в XIX в.
Электромагнитная картина мира в последующем не удержалась, поскольку свести все качественно различные физические явления к электромагнитному полю не удалось, но эта теория сыграла огромную роль в крушении старого, механистического воззрения на природу.
Таким образом, за короткий срок, особенно за последнее десятилетие перед выходом в свет «Материализма и эмпириокритицизма», в физике произошла подлинная революция. В период ломки старых представлений, когда конечный результат этой ломки предугадать было нельзя, ясное представление о масштабах революции в науке составить было трудно. В такие периоды легко сбиться на релятивизм, т. е. на одностороннее отрицание всех старых принципов, на точку зрения полного «краха» старых принципов, от которых остаются будто бы одни «руины».
При незнании диалектики релятивизм может вести и к идеализму, и именно таков был путь к нему большинства «физических» идеалистов начала XX в. Ленин писал о выдающемся французском ученом А. Пуанкаре: «Ломка самых основных принципов доказывает (таков ход мысли Пуанкаре), что эти принципы не какие-нибудь копии, снимки с природы, не изображения чего-то внешнего по отношению к сознанию человека, а продукты этого сознания».
Таковы две основные причины «физического идеализма», коренящиеся в развитии самой физической науки. При других социальных условиях эти причины могли бы вызвать отдельные ошибки у отдельных ученых, но не привести к появлению школы «физического идеализма», к кризису в физике.
Когда физика добралась до глубин материи, где диалектический характер процессов природы уже нельзя было игнорировать, старый, механистический и метафизический материализм как философская основа ее развития вошел в противоречие с новыми фактами и представлениями. Это противоречие может быть разрешено только переходом физиков на позиции материализма диалектического, который к рассматриваемому времени существовал уже более полувека. Диалектический материализм давал выход из затруднений, в которые попала физика начала XX в., не оставляя места для идеалистического толкования философских проблем физики. Но марксистская диалектика была для физиков того времени, воспитанных в духе буржуазного мировоззрения, «книгой за семью печатями». Подавляющая масса физиков в начале XX в. (так же как и в XIX в.) продолжала придерживаться материалистических взглядов на природу. Такие выдающиеся ученые, как Больцман, Планк, Ланжевен, Томсон, Умов, Лебедев, и многие другие вели активную борьбу с «физическим идеализмом», отстаивая материалистическое понимание природы и самой физики как отображающей существующий мир науки, теории которой имеют значение объективных истин. Однако материализм ученых-физиков того времени был материализмом метафизическим, а у большинства ученых, поскольку они не связывали его сознательно с материализмом как философским направлением, к тому же материализмом стихийным. Немалая часть ученых — физиков, биологов и т. д., будучи на деле материалистами, «стыдливо» умалчивали об этом, называя себя «агностиками», «позитивистами» и т. д. Анализируя взгляды английского физика Риккера, боровшегося против «физических идеалистов», но допускавшего при этом неточности, Ленин пришел к выводу, что недостает этому физику только знания диалектического материализма.
Возможность впасть в идеализм в период математизации физики и крутой ломки ее теорий безусловно существовала. Она превратилась в действительность для группы физиков, о которой идет речь, вследствие незнания ими диалектического материализма. Но это незнание в свою очередь целиком определялось социальными условиями. «...Вся обстановка, в которой живут эти люди, — писал Ленин о физиках в буржуазных странах,— отталкивает их от Маркса и Энгельса, бросает в объятия пошлой казенной философии».
Ленин высказал твердую уверенность, что кризис современной физики — явление временное, как всякая болезнь, что «материалистический основной дух физики, как и всего современного естествознания, победит все и всяческие кризисы, но только с непременной заменой материализма метафизического материализмом диалектическим».
Ленин не только провозгласил необходимость перехода ученых-естествоиспытателей на позиции диалектического материализма, но и тщательно рассмотрел те гносеологические вопросы, которые причиняли наибольшие трудности физикам. Ленин прежде всего разобрал заявления ученых об «исчезновении» материи, заявления, которые подхватывались «физическим» и всяким прочим идеализмом для очередных «ниспровержений» материализма.
Попытки объявить материю «исчезнувшей» в конце XIX — начале XX в. шли по двум основным линиям. Во-первых, этот нелепый вывод некоторые неискушенные в философии естествоиспытатели делали из электронной теории. В XIX в. физики обычно говорили о трех видах реальных тел: «весомой материи», электричестве и эфире. Электронная теория свела «весомую материю» к электричеству. «Новая система просто ставит электричество на место материи», — писал, к примеру, итальянский физик А. Риги.
Ленин разоблачает попытки махистов «играть» на подобных заявлениях физиков: «Когда физики говорят: «материя исчезает», они хотят этим сказать, что до сих пор естествознание приводило все свои исследования физического мира к трем последним понятиям — материя, электричество, эфир; теперь же остаются только два последние, ибо материю удается свести к электричеству...». Когда же эфир стали понимать как электромагнитное поле, все три традиционных вида реальных тел при создании «электромагнитной картины мира» были сведены к одному виду, который нередко продолжали называть электричеством. Но материя в философском смысле и материя как обозначение «весомых тел», т. е. одного из видов физической реальности, — совершенно различные понятия. Термин «материя» употреблялся Риги и другими физиками именно для обозначения определенного вида материи.
Ленин выясняет действительный смысл нелепых фраз об «исчезновении материи». Он пишет, что «выражение: «материя исчезает», «материя сводится к электричеству» и т. п., есть лишь гносеологически-беспомощное выражение той истины, что удается открыть новые формы материи, новые формы материального движения, свести старые формы к этим новым и т. д.».
Таким образом, неправильное употребление понятия «материя» приводило некоторых физиков начала нашего века к тому, что относящийся к физике вопрос о видах материи и ее строении оказался спутанным с философским вопросом об отношении сознания к материи. Распутав этот «узел», В. И. Ленин подчеркнул, что «единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания».
Второе направление атак на понятие материи и на материализм было связано с таким течением внутри «физического идеализма», как «энергетизм». Создатель «энергетизма» немецкий ученый Оствальд предлагал «устранить противоположность» материи и духа сведением их к третьему началу, а именно к энергии. Оствальд вполне определенно высказывался о цели такой операции: «Построить миросозерцание исключительно из энергетического материала, совершенно не пользуясь понятием материи» К Тем са*мым Оствальд проповедовал движение без его материального носителя, без материи, и не удивительно, что он (как и Мах) оказался в числе тех обскурантов от науки, которые в конце XIX в. выступали против атомно-молекулярной теории, признавая атомы и молекулы всего лишь «удобными гипотезами».
Большинство физиков и химиков не поддержали претензий «энергетизма», справедливо усмотрев в них покушение на материалистические основы естествознания. Активно боролись против идеалистических концепций Оствальда и Маха физики, сознательно стоявшие на позициях материализма, — Л. Больцман в Австрии, Д. Фицджеральд в Англии, А. Г. Столетов в России и многие другие. Столетов, например, отмечал, что Оствальд безосновательно приписывает энергии свойство вещества, т. е. материи, что понятие энергии употребляется им в отрыве «от возрастившей его механической (т. е. материалистической. — Авт.) почвы».
Ленин критикует «энергетизм» в специальном параграфе своей книги, озаглавленном «Мыслимо ли движение без материи?». Отрыв движения от материи — вот что приводит сторонников «энергетизма» к отрыву мышления от объективной реальности. Действительно, энергия есть определенная мера движения. Если подвести понятия материи и духа, как это делает Оствальд, под понятие энергии, или (что то же самое) движения, то мы получаем тезис: «Мир есть движение». Но что же в таком случае движется, спрашивает сторонников «энергетизма» Ленин. Если материя исчезает, растворившись в энергии, то движется, видимо, мысль? «Если нет, если с исчезновением материи исчезла и мысль, с исчезновением мозга и нервной системы исчезли и представления и ощущения, — тогда, значит, все исчезло, исчезло и ваше рассуждение, как один из образчиков какой ни на есть «мысли» (или недомыслия)! Если же — да, если при исчезновении материи предполагается не исчезнувшей мысль (представление, ощущение и т. д.), то вы, значит, тайком перешли на точку зрения философского идеализма».
Ленин подвергает критическому разбору попытки «физического идеализма» использовать новейшие данные физики для протаскивания идеалистических воззрений на причинность и закономерность, на пространство и время. Идеалисты и агностики всех мастей выступали против материализма по этим проблемам на редкость единодушно, так как если по вопросу о существовании вещей вне сознания между кантовской и юмовской разновидностями агностицизма имеется существенное различие, то они вполне согласны в том, что пространство, время, причинность «вносятся» в мир человеческим сознанием.
Глава «физического идеализма» того времени Э. Мах объявил причинность «устаревшим», «метафизическим» понятием на том основании, что в физику проникло математическое представление о функциональной зависимости. Действительно, механистическое представление о причинности все более уступало в физике место более полному, диалектическому пониманию причинности как такой связи, где причина и следствие взаимодействуют и где, следовательно, математическое понятие функции позволяет более точно отобразить реальное взаимодействие тел.
Но для Маха критика механистического, упрощенного понимания причинности была лишь поводом для того, чтобы отвергнуть объективный характер причинности и протащить мысль о том, что причинность вносится в мир явлений разумом человека. Аналогичным образом Пуанкаре называл законы науки «символами», «условностями», которые человек создает для «удобства», для «гармонизации» своего опыта, т. е. ощущений.
Критикуя Маха, Пуанкаре и поверивших им на слово русских махистов, Ленин выступает против подмены философского вопроса о признании или непризнании причинности вопросом о той или иной формулировке причинных связей. Наука, проникая все глубже в сущность явлений, будет открывать нам в реальном мире все новые, более сложные формы причинной связи явлений. Относительность наших представлений о причинности показывает, что причинность, необходимость, закономерность существуют в природе независимо от нашего сознания и находят в законах науки свое все более точное отображение.
Махисты проповедовали субъективизм и в понимании пространства и времени. Критикуя устаревшее ньютоновское представление об абсолютном пространстве, и абсолютном времени, Мах приходил к отрицанию объективного времени и пространства, к выводу о том, что не человек с его сознанием находится в пространстве и во времени, а, наоборот, пространство и время существуют лишь в голове человека. Физик Мах под влиянием Маха-философа доходил до такой бессмыслицы, что в 1872 г. предлагал искать атомы химических элементов, а в 1906 г. — электроны вне реального пространства с его тремя измерениями. «Рассуждение Маха, — писал Ленин, — есть переход из лагеря естествознания в лагерь фидеизма. Естествознание и в 1872 и в 1906 г. искало, ищет и находит — по крайней мере, нащупывает — атом электричества, электрон, в пространстве с тремя измерениями. Естествознание не задумывается над тем, что вещество, которое им исследуется, существует не иначе, как в пространстве с 3-мя измерениями, а следовательно, и частицы этого вещества, хотя бы они были так мелки, что видеть мы их не можем, «обязательно» существуют в том же пространстве с 3-мя измерениями».
Ленин отмечает, что в решении философской стороны проблемы пространства и времени релятивисты применяют такой прием: изменчивость, относительность научных представлений и ошибку метафизического материализма, утверждавшего, что наши знания носят абсолютный характер, они используют для атак на материализм вообще. Представления о пространстве и времени как раз в этот период, когда создавалась и входила в сознание ученых теория относительности, испытывали коренную ломку, и это облегчало релятивистам их задачу.
Ленин показывает беспочвенность подобного рода попыток: «Изменчивость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную реальность того и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира».
Замечательным примером философского обобщения достижении естествознания является ленинская идея о неисчерпаемости незадолго перед тем открытого электрона.
Открытие электрона разрушило метафизическое представление об атомах как «последних», неделимых частицах. Но многие склонные к метафизическому мышлению ученые пытались объявить теперь уже не атом, а электрон искомой и наконец найденной «последней» частицей. В противовес этим тенденциям Ленин формулирует мысль о бесконечности материи вглубь: «...природа бесконечна, как бесконечна и мельчайшая частица ее (и электрон в том числе)», «электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна...».
Последующее развитие науки полностью подтвердило эту идею Ленина. Мы не знаем и сегодня с достоверностью, состоят ли электрон и другие микрочастицы из более мелких составных частей, хотя гипотеза «кварков» дает известные основания для положительного ответа на данный вопрос. Но независимо от этого открытие десятков «элементарных» частиц, их многочисленных свойств, их превращений друг в друга прямо подтверждает ленинскую мысль о неисчерпаемости материи вглубь.
Таким образом, в книге «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин дал ответ на важнейшие философские вопросы, поставленные развитием физики начала XX в., и тем самым доказал полную возможность с позиций диалектического материализма преодолеть философские трудности, возникающие в ходе развития современного естествознания.
