.

И это сильный пол? Яркие афоризмы и цитаты знаменитых людей о мужчинах


.

Вся правда о женщинах: гениальные афоризмы и цитаты мировых знаменитостей




Cant против Канта...


вернуться в оглавление раздела...

Плеханов Г.В. Избранные произведения и извлечения из трудов. Изд."Мысль", Москва,1977г. OCR Biografia.Ru

Cant против Канта...

...Обрадованная отступничеством г. Бернштейна буржуазия так носится теперь с этим «критиком»; она так громко трубит об его «критических» подвигах, что внимательный разбор его аргументации может дать много интереснейших психологических «документов» для характеристики нашей эпохи. А кроме того, отречение г. Бернштейна от материализма и его стремление «вернуться к Канту» * являются вовсе не простыми ошибками философского ума (если только можно говорить о философском уме г. Бернштейна) ; нет, они явились естественным, неизбежным и ярким выражением его нынешних социально-политических тенденций. Тенденции эти могут быть выражены в словах: сближение с передовыми слоями буржуазии. «То, что называют буржуазией,— говорит он,— есть сложный класс, состоящий из разных слоев с очень различными интересами. Эти слои держатся вместе, до тех пор, пока они одинаково притеснены или пока им одинаково угрожают. В данном случае речь может идти, конечно, только о последнем, т. е. о том, что буржуазия образует однородную реакционную массу потому, что всем ее элементам одинаково угрожает социал-демократия — одним их материальным, другим их идеологическим интересам: их религии, патриотизму, их желанию уберечь страну от ужасов насильственной революции» (стр. 248—249). Эта небольшая выписка дает ключ к пониманию психологии предпринятого г. Бернштейном «пересмотра» марксизма. Чтобы не «угрожать»

* В своей книге он говорит, впрочем, что выражение «вернемся к Канту» он заменил теперь выражением «вернемся к Ланге». Но это не меняет дела.

идеологическимческим интересам буржуазии,— и прежде всего ее религии,— г. Бернштейн «вернулся» на точку зрения «критической» философии, которая отлично уживается с религией, между тем как материализм решительно и непримиримо враждебен ей *. Чтобы не «угрожать» буржуазному «патриотизму», он стал опровергать то положение Маркса, что пролетариат не имеет отечества, и рассуждать об иностранной политике Германии тоном настоящего «государственного мужа» из школы «реальных политиков»; наконец, чтобы не «угрожать» буржуазии «ужасами насильственной революции», он ополчился против «Zusammenbruchstheorie» ** (которую, кстати сказать, он сам же и смастерил из некоторых, частью плохо им понятых, частью искаженных, слов Маркса и Энгельса) и пустился доказывать, что «классовая диктатура есть признак более низкой культуры... является шагом назад, политическим атавизмом». Кто хочет понять г. Бернштейна, тому надо выяснить себе не столько его теоретические доводы, в которых нет ничего, кроме невежества и путаницы понятий, сколько его гфатстическТТё ' стремления, которыми объясняются все его теоретические злоключения и грехопадения. Каков человек, такова и его философия, справедливо говорит Фихте.
(«Религия есть опиум народа,— писал Маркс в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher»,— уничтожение религии, как призрачного счастья, означает требование его действительного счастья... Критика религии является поэтому критикой нашей юдоли плача» ***. Такой язык, разумеется, не мог нравиться не только тем буржуазным филистерам, которые нуждаются в религиозном «опиуме» для того, чтобы обеспечить самим себе немножко призрачного счастья, но также и тем, гораздо более даровитым и смелым идеологам буржуазии, которые, освободив самих себя от религиозных предрас-

*Еще древние понимали, что в этом заключается одна из великих культурных заслуг материализма. Лукреций красноречиво выразил это сознание в своей похвале Эпикуру: «Когда на земле человеческая жизнь была презрительно подавлена под тяжестью религии, которая с неба показывала свою главу и страшным видом грозила смертным,— тогда впервые греческий муж, смертный, осмелился направить туда свой взгляд и противостать; он, которого не укротили и храмы богов, ни молнии, ни угрожающий треск неба», и т. д.
** «теория катастроф».
*** См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 465. — Ред.

судков, угощают, однако, призрачным счастьем народную массу единственно для того, чтобы обеспечить от ее посягательств действительное счастье имущих классов, Само собою понятно, что именно эти господа особенно резко восстают против материализма и особенно громко осуждают «догматизм» тех революционеров, которые разоблачают истинный характер их антиматериалистической пропаганды...)
В интересной брошюре «Reform oder Revolution» * К. фон-Массов, Geheimer Regierungsrath, Mitglied der internationalen Kommission fur Schutzpflege u. s. w. **, словом, человек вполне «почтенный», высказывает свое твердое убеждение в том, что «если наше развитие пойдет так же, как оно шло до сих пор, то в будущем нашему отечеству угрожает социальная революция» («Vorwort», S. 1) ***. Для избежания этой революции необходима, по его мнению, всесторонняя реформа (eine Ge-sammtreform auf staatlichem und sozialem Gebiet)****, требованию которой и посвящена его книга. Но всесторонняя социальная реформа не исключает в его программе и борьбы против «революционных сил» (die Machte des Umsturzes). Пока еще не произошло революционного взрыва, надо бороться с ними духовным оружием (mit geistigen Waffen), а в этой борьбе необходимо направить свои силы прежде всего против материализма. Но г. фон-Массов думает, что удачнее других будут бороться с материализмом те противники «революционных сил», которые сами очистят себя от материалистической скверны. «Враг, с которым мы должны вступить в борьбу прежде всего, есть материализм в нашей собственной среде,— проповедует он. — Социал-демократия совершенно материалистична, она отрицает бога и вечность (sic). Но от кого заимствовано это учение? Не спустилось ли оно сверху вниз? Огромнейшее большинство образованных людей нашего времени отвернулось от веры своих отцов...» «Часть образованного мира совершенно атеистична» *****. А социальные последствия

* «Реформа или революция».
** тайный советник, член международной комиссии по опеке и т.д.
*** «Предисловие», стр. 1.
***** всесторонняя реформа в государственной и социальной области.
***** Op. cit., S. 222. (Цит. соч., стр. 222.)

атеизма ужасны. «Если нет ни бога, ни загробной жизни, ни вечности; если со смертью прекращается также и существование души, то в двести, в триста раз более несправедливым становится всякое бедствие, всякая нищета одной части человечества, страдающей в то время, когда другая его часть наслаждается избытком. На каком основании девять десятых народа должны нести на себе тяжелое бремя жизни, между тем как меньшинство остается свободным от всякой тяжести?» *
На этот вопрос атеист не может ответить сколько-нибудь удовлетворительно. Но именно здесь-то и лежит социальная опасность атеизма: он воспитывает и возбуждает революционные чувства в рабочей массе. И именно потому наш тайный советник правления и проч., и проч., и проч. проповедует образованной буржуазии покаяние и борьбу с материализмом. Г. фон-Массов толковый человек. Он гораздо толковее всех тех «марксистов», которые, искренно сочувствуя рабочему классу, в то же время не менее искренно увлекаются «критической» философией. Эти люди придерживаются материалистического понимания истории. Но они приходят в большое удивление, когда им указывают на социальные, т. е., в последнем счете, на экономические, причины того отрицательного отношения к материализму и того распространения неокантианства, которые замечаются в среде образованной буржуазии нашей эпохи.
Но вернемся к г. Бернштейну. Заключительная глава его книги украшена эпиграфом: Kant wider Cant **. Разъясняя смысл этого эпиграфа, г. Бернштейн говорит, что дух кенигсбергского философа призывается им для борьбы с условностью устарелых взглядов, стремящихся утвердиться в социал-демократии и составляющих для нее большую опасность. «Припадки бешенства,— замечает он,—которые я вызвал этим у г-на П. (Плеханова), укрепили меня в убеждении, что социал-демократии нужен новый Кант, который направил бы оружие своей критики, который доказал бы, в чем кажущийся материализм есть величайшая и потому наиболее

* Op. cit., S. 222—223.
** Кант против Cant'a.

легко сбивающаяся с пути идеология,— доказал бы, что презрение к идеалу, признание материальных факторов всемогущими силами развития есть самообман, всегда на деле признававшийся и признаваемый таковым теми, кто его проповедует» (стр. 330). Читатель недоумевает, причем же здесь кажущийся материализм, причем же здесь самообман, да еще самообман «на деле» совершенно сознательный? Дело объясняется очень просто: по мнению г. Бернштейна, самообман неизбежен там, где люди, признающие экономические факторы «всемогущими», в то же время «на деле» не чужды идеалов. Уже из одного этого видно, как близок теперь г. Берн-штейн к г. Карееву и как далек он, стало быть, от серьезной критики марксизма. Чтобы окончательно убедиться в этом, надо прочитать страницы, посвященные г. Бернштейном оценке исторических взглядов Маркса и Энгельса. При чтении этих страниц поистине волосы становятся дыбом. Но по недостатку места мы не будем разбирать их здесь, отсылая любопытного читателя к тому, что сказано о них К. Каутским в его книге «Bernstein und das sozial-demokratische Programm»* и нами в предисловии к новому изданию «Манифеста Коммунистической партии»**. Здесь мы отметим только следующий курьез, относящийся, впрочем, не к фило-софско-исторической, а к философской «критике» марксизма. Г. Бернштейп говорит: «В выражении «материалистическое понимание истории» заранее заключены все недоразумения, которые вообще связаны с понятием материализма. Философский или естественноисториче-

* «Бернштейн и социал-демократическая программа».
** Одно мимоходное замечание. Г. Бернштейн не одобряет нашего выражения: монистическое объяснение истории. У него слово monistisch оказывается равносильно с siinplistisch (упрощенное). Чтобы не входить в длинные объяснения насчет того, почему нужно именно «монистическое» объяснение истории, мы скажем словами Ньютона: «Causas rerum naturalinm noa plures admitti debere, quam guae et verae sint et earum Phenomenis explicandis suificiant». («He следует допускать больше причин природных явлений, чем те, которые и достоверны, и достаточны для их объяснения».) Г. Бернштейн не понимает, что, если развитие общественных — и в последнем счете экономических — отношений не представляет собою коренной причины развития так называемого духовного фактора, то этот последний развивается сам из себя, а это саморазвитие духовного фактора есть не более, как одна из разновидностей того «саморазвития понятий», против которого наш «критик» предупреждает своих читателей, как против одной из опасных приманок гегельянской диалектики.

ский материализм вполне детерминистичен, чего нельзя сказать о марксистском понимании истории, оно не признает за экономическим основанием жизни народов никакого безусловно определяющего влияния на ее формы» (стр. 23—24). Выходит, что детерминист — только тот, кто признает за экономическим -основанием жизни безусловно определяющее влияние на формы жизни (?!).
Это Геркулесовы столбы невежества и непонимания.
Но это не все. Впоследствии, когда Каутский заметил в «Neue Zeit», что без детерминизма пет научного объяснения явлений, наш «критик» поспешил заявить, что восстает собственно только против материалистического детерминизма, который состоит в объяснении психологических явлений действием материи, между тем как он, г. Бернштейн, признает также действие другого начала. Таким образом г. Бернштейн благополучно пришел в ту мирную гавань дуализма, вход в которую украшен надписью: «Человек состоит из души и тела». Это —опять хорошо знакомая русскому читателю кареевщина2. Но эта кареевщина плохо вяжется даже с тем кантианством, к которому хочет «вернуться» г. Бернштейн. Кант категорически утверждает, что alle Handlungen der vernunftigen Wesen, sofern sie Erscheinungen sind, in irgend einer Erfahrung angetroffen werden, stehen uner der Naturnotwendigkeit (все действия разумных существ, поскольку они представляют собою явления и так или иначе встречаются нам в опыте, подчинены естественной необходимости) («Prolegomena», параграф 53). Что же это значит, что явления подчинены естественной необходимости? Это значит именно то, что они объясняются материалистически (ср. «Kritik der Urtheilskraft» *, параграф 78). Оказывается, стало быть, что г. Бернштейн восстает не только против материалистов, но также и против Канта. И все это затем, чтобы не угрожать идеологическим интересам буржуазна, т. е. чтобы не идти против буржуазного Cant'a. Cant wider Kant** — вот какой девиз следовало бы избрать г. Бернштейну. Если г. Бернштейн отказался от материализма для того, чтобы не «угрожать» одному из «идеологических интересов» буржуазии, который называется религией,

*«Критика разума».
** Cant против Канта.

то его отказ от диалектики вызван был его нежеланием пугать ту же буржуазию «ужасами насильственной революции». Выше мы сказали, что он, наверное, и сам не прочь осудить «отвлеченное или — или», не считающееся с условиями места и времени, и что поэтому он сам бессознательно пользуется диалектическим методом. Это вполне верно, но теперь надо прибавить, что он бессознательно становится на конкретную почву диалектики только в тех случаях и только в такой мере, в какой диалектика представляет собой удобное оружие в борьбе с мнимым радикализмом «революционеров», мыслящих по формуле: «да — да и нет — нет». Это именно те случаи, когда всякий филистер делается диалектиком. Но тот же самый г. Бернштейн,— вместе со всеми филистерами всего земного шара,— готов городить против диалектики всякий вздор и взводить на нее самые нелепые обвинения всякий раз, когда ему кажется, что она может содействовать укреплению и развитию революционных стремлений в социалистической области. Маркс говорит, что немецкие филистеры увлекались диалектикой в то доброе старое время, когда они знали ее лишь в ее мистифицированном виде и воображали, что она может служить для оправдания их консервативных стремлений, но тотчас же и решительно отвернулись от нее, когда узнали ее настоящий характер и поняли, что она рассматривает все существующее с его преходящей стороны, что она ни перед чем не останавливается и ничего не боится, словом, что она революционна по самому своему существу. Это же самое отношение к диалектике видим мы и у г. Бернштейна, который во всей своей психологии является родным детищем немецкого филистерства. Оттого-то немецкие филистеры и приветствовали его «критику» громкими и продолжительными воплями радости, оттого-то они и произвели его в великие люди. Рыбак рыбака видит издалека.