С горьким чувством перечитывал я страницы сборника статей, написанных
за время войны до революции. Великой России уже нет, и нет стоявших перед
ней мировых задач, которые я старался по-своему осмыслить. Война внутренно
разложилась и потеряла свой смысл. Все переходит в совершенно иное
измерение. Те оценки, которые я применял в своих опытах, я считаю внутренно
верными, но неприменимыми уже к современным событиям. Все изменилось вокруг
в мире, и нужны уже новые реакции живого духа на все совершающееся. Эти
новые реакции нужны и для духа, оставшегося верным своей вере, своей идее.
Не вера, не идея изменилась, но мир и люди изменили этой вере и этой идее. И
от этого меняются суждения о мировых соотношениях. Ни одна из задач мировой
войны не может быть положительно разрешена, и прежде всего не может быть
разрешен восточный вопрос. Выпадение России из войны - факт роковой для
судьбы войны. И роковой смысл этого выпадения я вижу даже не в том, что он
дает перевес враждебной нам стороне. Смысл этого события лежит глубже.
Русское падение и бесчестье способствовало военным успехам Германии. Но
успехи эти не слишком реальны, в них много призрачного. Германские победы не
увеличили германской опасности для мира. Я даже склонен думать, что
опасность эта уменьшается. Воинственный и внешне могущественный вид Германии
внушает почти жалость, если всмотреться глубже в выражение германского лица.
Германия есть в совершенстве организованное и дисциплинированное бессилие.
Она надорвалась, истощилась и принуждена скрывать испуг перед собственными
победами. Ее владычество над огромной таинственной хаотической стихией, в
прошлом именовавшейся Великой Россией, не может не пугать ее. Она не в силах
совладать с больным и павшим колоссом. Она должна будет отступить перед ним,
истощив свои силы. Силы германского народа истощаются все более и более, как
и силы всех народов Европы. И ныне перед европейским миром стоят более
страшные опасности, чем те, которые я видел в этой войне. Будущее всей
христианской культуры старой Европы подвергается величайшей опасности. Если
мировая война будет еще долго продолжаться, то все народы Европы со старыми
своими культурами погрузятся во тьму и мрак. С Востока, не арийского и не
христианского, идет гроза на всю Европу. Результатами войны воспользуются не
те, которые на это рассчитывают. Никто не победит. Победитель не в состоянии
уже будет пользоваться своей победой. Все одинаково будут побеждены. Скоро
наступит такое время, что все равно уже будет, кто победит. Мир вступит в
такое измерение своего исторического бытия, что эти старые категории будут
уже неприменимы. Все время войны я горячо стоял за войну до победного конца. И никакие
жертвы не пугали меня. Но ныне я не могу не желать, чтобы скорее кончилась
мировая война. Этого должно желать и с точки зрения судьбы России, и с точки
зрения судьбы всей Европы. Если война еще будет продолжаться, то Россия,
переставшая быть субъектом и превратившаяся в объект, Россия, ставшая ареной
столкновения народов, будет продолжать гнить, и гниение это слишком далеко
зайдет к дню окончания войны. Темные разрушительные силы, убивающие нашу
родину, все свои надежды основывают на том, что во всем мире произойдет
страшный катаклизм и будут разрушены основы христианской культуры. Силы эти
спекулируют на мировой войне, и не так уж ошибочны их ожидания. Всей Европе
грозит внутренний взрыв и катастрофа, подобная нашей. Жизнь народов Европы
будет отброшена к элементарному, ей грозит варваризация. И тогда кара придет
из Азии. На пепелище старой христианской Европы, истощенной, потрясенной до
самых оснований собственными варварскими хаотическими стихиями, пожелает
занять господствующее положение иная, чужая нам раса, с иной верой, с чуждой
нам цивилизацией. По сравнению с этой перспективой вся мировая война есть
лишь семейная распря. Теперь уже в результате мировой войны выиграть,
реально победить может лишь крайний Восток, Япония и Китай, раса, не
истощившая себя, да еще крайний Запад, Америка. После ослабления и
разложения Европы и России воцарится китаизм и американизм, две силы,
которые могут найти точки сближения между собой. Тогда осуществится
китайско-американское царство равенства, в котором невозможны уже будут
никакие восхождения и подъемы.
Русский народ не выдержал великого испытания войны. Он потерял свою
идею. Но испытания этого может не выдержать и вся Европа. И тогда может
наступить конец Европы не в том смысле, в каком я писал о нем в одной из
статей этой книги, а в более страшном и исключительно отрицательном смысле
слова. Я думал, что мировая война выведет европейские народы за пределы
Европы, преодолеет замкнутость европейской культуры и будет способствовать
объединению Запада и Востока. Я думал, что мир приближается путем страшных
жертв и страданий к решению всемирно-исторической проблемы Востока и Запада
и что России выпадет в этом решении центральная роль. Но я не думал, что
Азия может окончательно возобладать над Европой, что сближение Востока и
Запада будет победой крайнего Востока и что свет христианской Европы будет
угасать. А это ныне угрожает нам. Русский народ не захотел выполнить своей
миссии в мире, не нашел в себе сил для ее выполнения, совершил внутреннее
предательство. Значит ли это, что идея России и миссия России, как я ее
мыслю в этой книге, оказалась ложью? Нет, я продолжаю думать, что я верно
понимал эту миссию. Идея России остается истинной и после того, как народ
изменил своей идее, после того, как он низко пал. Россия, как Божья мысль,
осталась великой, в ней есть неистребимое онтологическое ядро, но народ
совершил предательство, соблазнился ложью. В опытах по психологии русского
народа, собранных в этой книге, можно найти многое, объясняющее происшедшую
в России катастрофу. Я чувствовал с первых дней войны, что и Россия и вся
Европа вступают в великую неизвестность, в новое историческое измерение. Но
я верил и надеялся, что в решении таинственных судеб человечества Великой
России предстоит активная и творческая роль. Я знал, что в русском народе и
в русской интеллигенции скрыты начала самоистребления. Но трудно было
допустить, что действие этих начал так далеко зайдет. Вина лежит не на одних
крайних революционно-социалистических течениях. Эти течения лишь закончили
разложение русской армии и русского государства. Но начали это разложение
более умеренные либеральные течения. Все мы к этому приложили руку. Нельзя
было расшатывать исторические основы русского государства во время страшной
мировой войны, нельзя было отравлять вооруженный народ подозрением, что
власть изменяет ему и предает его. Это было безумие, подрывавшее возможность
вести войну. Теперь уже иная задача стоит перед нами, да и перед всем миром. Русская
революция не есть феномен политический и социальный, это прежде всего
феномен духовного и религиозного порядка. И нельзя излечить и возродить
Россию одними политическими средствами. Необходимо обратиться к большей
глубине. Русскому народу предстоит духовное перерождение. Но русский народ
не должен оставаться в одиночестве, на которое обрекает его происшедшая
катастрофа. Во всем мире, во всем христианском человечестве должно начаться
объединение всех положительных духовных, христианских сил против сил
антихристианских и разрушительных. Я верю, что раньше или позже в мире
должен возникнуть "священный союз" всех творческих христианских сил, всех
верных вечным святыням. Начнется же он с покаяния и с искупления грехов, за
которые посланы нам страшные испытания. Виновны все лагери и все классы.
Исключительное погружение Европы в социальные вопросы, решаемые злобой и
ненавистью, есть падение человечества. Решение социальных вопросов,
преодолевающее социальную неправду и бедность, предполагает духовное
перерождение человечества. Целое столетие русская интеллигенция жила
отрицанием и подрывала основы существования России. Теперь должна она
обратиться к положительным началам, к абсолютным святыням, чтобы возродить
Россию. Но это предполагает перевоспитание русского характера. Мы должны
будем усвоить себе некоторые западные добродетели, оставаясь русскими. Мы
должны почувствовать и в Западной Европе ту же вселенскую святыню, которой и
мы сами были духовно живы, и искать единения с ней. Мир вступает в период
длительного неблагополучия и великих потрясений. Но великие ценности должны
быть пронесены через все испытания. Для этого дух человеческий должен
облечься в латы, должен быть рыцарски вооружен. В статьях этих я жил вместе с войной и писал в живом трепетании
события. И я сохраняю последовательность своих живых реакций. Но сейчас к
мыслям моим о судьбе России примешивается много горького пессимизма и острой
печали от разрыва с великим прошлым моей родины.