К.Д.Ушинский. Собрание сочинений, М., 1974. OCR Biografia.Ru
Педагогическая поездка по Швейцарии
Письмо четвертое Берн. Элементарные, секундарные и высшие классы Einwohner-Madchenschule
Элементарные классы школы Фрелиха помещаются в другом здании, через две улицы, что, конечно, составляет значительное неудобство. Всех элементарных классов четыре, и назначаются они для детей от шести до десяти лет включительно. Курс элементарных классов имеет много общего с курсом первоначальной школы и еще более с тем курсом, который проектирован у нас для народных училищ: вот почему я позволю себе войти в некоторые подробности. Особенное внимание обращал я на распределение курса, на методы и приемы преподавания, и надеюсь, что за это не посетуют на меня наши преподаватели: на иной прием, в сущности очень простой, нескоро набредешь собственным опытом; а между тем, применив его, можно значительно облегчить преподавание и сделать его успешнее.
Само собою разумеется, что система преподавания в элементарной школе — классная, каждый класс по всем предметам поручен одной наставнице. Всех учебных часов в неделю, в двух старших классах, тридцать два; в двух младших — двадцать девять: один час ежедневно отделяется на гимнастические упражнения. Конечно, это много для детей от 6 до 10 лет; но зато им никаких уроков или письменных упражнений на дом не дается. Позвольте остановить ваше вникание на этом последнем, очень важном, условии.
Школа Фрелиха — очень замечательная школа по трем обстоятельствам: 1) в ней не задается на дом уроков вовсе, не только в элементарных классах, но и в секундарных, назначаемых для учениц от 10 до 16 лет; даже в высших классах (свыше 16 лет) домашних уроков очень мало; 2) в школе Фрелиха нет почти вовсе учебников и 3) почти вовсе нет учебных тетрадок. Каждый из этих трех недостатков заслуживает того, чтобы сказать о нем несколько слов.
Задача уроков на дом и, вследствие того, возложение почти всего труда ученья на одних учащихся есть одно из наибольших зол, одолевающих наши русские училища. Послушайте только, как иной ученик твердит свой урок, и вы убедитесь, что из этого задавания уроков на дом не выходит ничего хорошего, а очень много, дурного: «Моисей... Моисей... Моисей... жил... жил... жил... у тестя... тестя своего Иофора»... «Иофора... Иофора... тестя своего» и т. д. или «круг есть... круг есть... круг есть кривая... кривая» и т. д. Какой же толк может выйти из такого ученья? У детей память восприимчива и усваивает быстро и прочно, но под условием сосредоточенности внимания: внимание же у детей слабо, непостоянно, и его-то именно должен воспитывать наставник. Одна из главнейших задач первоначального ученья — приучить дитя по возможности долго и сильно сосредоточивать свое внимание на изучаемом предмете; достичь же этого возможно, только заставляя дитя учиться при себе, или, лучше сказать, уча его уроку. Напечатлеть урок в душе дитяти — одна из главнейших и труднейших обязанностей здешней наставницы.
Для этой цели урок ведется беседой, а беседа ведется так, что в ней принимают самое живое участье все ученицы класса. Искусство преподавательницы состоит в том, что она рельефно выставляет главную мысль или главный факт урока, беспрестанно их повторяет и заставляет повторять детей, сначала способнейших, потом слабейших, и потом мало-помалу логически привязывает новые мысли и новые факты к основным, уже прочно укоренившимся в самых рассеянных головках. Вот почему в классах фрелиховской школы почти нет отсталых. Конечно, такое преподавание гораздо труднее для наставника, чем задать урок, даже объяснив его, а потом, на другой день, спросить; но зато посмотрите же и на разницу в результатах! Не знаю, как теперь, но еще недавно у нас едва десятый процент числа учеников, поступивших в младший класс гимназии, достигал одновременно высшего класса; из этого десятого процента едва ли третья часть, при слабых экзаменах, поступала в университет, а при строгих гораздо менее, и все же университеты жаловались на слабое приготовление молодых людей к университетскому курсу. Одной из главнейших причин такого неуспеха я считаю задавание уроков на дом и, вследствие того, неумение наших учеников учиться. Кроме того, здешняя наставница при передаче детьми урока в тот же класс беспрестанно направляет их мысль на должную дорогу и исправляет их слово, так что с каждым уроком дитя делает шаг вперед в развитии мысли и обладании словом; ничего бессознательного или ошибочного не допускается, а у нас часто приходится с усилием вырывать то, что дитя ошибочно и бессознательно зазубрило дома. Я знаю, что многие и хорошие преподаватели вооружатся у нас против предложения вовсе уничтожить домашние уроки и задачи, по крайней мере в народных училищах и младших классах средних учебных заведений, и скажут на это, может быть, что классными беседами можно, пожалуй, развить детей, но не передать им значительного числа сведений, которые должны быть усвоены памятью, и что без домашних уроков ученье может подвигаться вперед лишь очень медленно. В этом возражении будет значительная доля правды. И действительно, ежедневные уроки в школе Фрелиха очень невелики, а годовые задачи классов рассчитаны по силам самых слабых учениц; повторение идет беспрестанное; в каждый урок повторяется то, что выучено в прежний; в каждом классе снова перебирается то, что приобретено в прежних, а в результате выходит не только сильное развитие мысли и слова, но и замечательное обилие фактических сведений. Вы слышите, например, один и тот же библейский рассказ и в малолетней школе, от ребенка пяти лет, и в выпускном классе, от девицы лет 18; но какая разница в изложении, в подробностях, в глубине взгляда: там это был наивный детский рассказ, здесь — критически разобранная, глубоко прочувствованная страница Библии. Вся эта беспрестанно повторяющая метода, беспрестанно возвращающаяся к старому и прибавляющая к нему новое, основана на следующем важном психологическом факте: всякое усвоенное душой знание, возвращаясь снова к сознанию, не только само становится тверже и яснее, но приобретает способность, так сказать, притягивать к себе новые знания и сообщать им свою собственную прочность. Пять, шесть собственных имен, например, заметить в первый раз очень нелегко; но при повторении этих имен прибавьте к ним еще два, три новых, находящихся с ними в связи общего рассказа или описания, и эти новые будут усвоены уже гораздо легче прежних, быстро отыщут себе место в душе и улягутся в ней очень прочно. Таким образом, повторяя беспрестанно старое и, при каждом повторении, прибавляя немного нового, дитя прочно усваивает громадное количество фактов, которого бы ему никогда не одолеть, если б оно усвоило один факт за другим, не строя нового на прочном фундаменте старого. Тот же самый метод употребляется здесь и при усвоении идей. Главных основных идей в курсе немного (да много ли их и вообще?); к ним беспрестанно возвращаются и связываются с ними вновь усвоенные, причем дитя приучается само к плодотворному развитию главной идеи.
При таком преподавании голова учащегося не набивается, как мешок, фактами, плохо усвоенными, и идеями, плохо переваренными; но те и другие как бы вырастают органически из немногих зерен, глубоко посаженных в душу. Правда, этот органический рост души идет сначала очень медленно; но чем далее, тем быстрее, и чем прочнее заложен фундамент знаний и идей в душе ученика, тем большее и прочнейшее здание можно потом возвести на этом фундаменте. Но если такое ученье можно сравнить с ростом сильного дерева, которое, с каждым годом приобретая новые ветви, вместе с тем утолщает и укрепляет свой корень, то ученье, которое прошли мы в наших гимназиях, можно уподобить пьяному вознице с дурно увязанной кладью: он все гонит вперед да вперед, не оглядываясь назад, и привозит домой пустую телегу, хвастаясь только тем, что сделал большую дорогу.
Итак, позвольте свести в несколько положений необходимые условия хорошего преподавания: а) все ученье должно совершаться в классе не только при учителе, но вместе с учителем, без всяких домашних уроков и задач; б) беспрестанно должно повторяться старое с прибавлением нового при каждом повторении, так чтобы новое непременно строилось на старом; в) как можно меньший ежедневный урок; г) возможно меньшие годовые задачи в младших классах и постепенное увеличение их в старших; д) при каждом годовом экзамене спрашивать следует все пройденное в прежних классах.
Знаю, что такое органическое преподавание не может быть введено разом в наши училища: много препятствий встретит оно и в устройстве их и в предметной системе ученья, и в недостатке специального, педагогического подготовления в наших преподавателях; но его должно ввести, потому что оно единственное разумное, основанное на общих законах развития души человеческой, и есть необходимое условие хорошей, плодотворной школы.
Теперь следует сказать о втором недостатке школы Фрелиха - недостатке учебников, который тем замечательнее, что в других швейцарских заведениях, которые удалось мне видеть, строго держатся предписанных учебников. Признаюсь откровенно, что это отсутствие учебников мне очень понравилось; но я понимаю также, что оно возможно только в таком заведении, какова школа Фрелиха, в которой все наставницы воспитывались в том же заведении и все проникнуты идеями директора: здесь каждая наставница — живой учебник. Но у нас учебники вполне необходимы, и покуда — учебники обширные; со временем можно будет их несколько сжать, издавая в то же время особенные руководства для одних наставников; но пройдет еще много времени, пока у нас станут возможными те сжатые, полные мыслей и фактов учебники, какие издаются в настоящее время в Германии. Если такой учебник ввести теперь у нас, то он будет заучиваться наизусть и принесет более вреда, чем пользы.
Что касается до классных записок, то и о них стоит сказать несколько слов. Учебники наши плохи, а потому лучшие преподаватели или выдают свои записки, или диктуют их. И то и другое положительно вредно. Вред переписки объясняется психологически: переписывающий и пишущий под диктовку почти никогда не думает о том, что пишет; а между тем голова пишущего настолько занята, что он не может думать ни о чем другом; таким образом, ум его не только остается в бездействии, но и привыкает к нему. Вот почему люди, переписывающие отлично, по большей части бывают очень тупы. В департаментах бывают такие образцовые писари, что если подложить им их собственный смертный приговор, то они перепишут его отлично и не поморщатся. Понятно, что таким делом нельзя занимать детей, об умственном развитии которых мы хлопочем. Все, что можно допустить, и то в высших классах,— это составление конспекта уже прослушанной лекции. Но к такому составлению конспектов должно приучать детей мало-помалу, и именно запиской содержания рассказов, бывших предметом классной беседы; рассказы эти, естественно, должны быть вначале самые коротенькие. Дитя надо бы приучить открывать в рассказе логическую связь мыслей и выражать ее коротко и ясно. Это и делается в школе Фрелиха, начиная с самых младших классов: зато конспекты лекций в старших классах действительно хороши, и целый обширный курс умещается на маленькой тетрадке, превосходно напоминающей все, что было существенного в лекциях.
Но пора перейти мне к самому преподаванию и к преподавательницам. Я прослушал довольно много уроков в элементарной школе, слышал отличных преподавательниц, слышал посредственных, но плохих не слыхал. У самых слабых видна метода и специальное приготовление к преподаванию, которые делают их уроки полезнее для класса, чем урок иного нашего истинно талантливого преподавателя. Урок счисления в маленьком классе мне не совсем понравился; можно быть гораздо живее и занимательнее; урок французского языка тоже, но все же дело заметно подвигается вперед, весь класс работает, вопрос наставницы обращен к целому классу, так что все ученицы готовят ответ, и потом уже отвечает на него та, которую спросят. Польза этого простого приема очевидна; но у нас весьма немногие преподаватели его употребляют и большей частью, спрашивая одного ученика, предоставляют другим право ничего не делать; тогда как здесь вопрос, но крайней мере, слушает уже каждая ученица. Прием этот так прост, что понять его пользу ничего не стоит; но для постоянного выполнения его со стороны учителя необходима привычка. К этому приему присоединяется еще здесь поднимание рук ученицами. Всякая ученица, которая может отвечать на вопрос учителя, подымает руку. К этому тоже должно приучить детей, и эта привычка здесь так вкоренилась, что не покидается даже и в старших классах. Если хотите, это не грациозно,— иногда целый класс похож на стадо гусей, вытянувших кверху свои тоненькие шеи,— но очень полезно. По числу поднятых рук, которые подымаются и тогда, когда наставница объясняет, в знак того, что объяснение понято и может быть повторено,— она судит о том, насколько ее понял класс. Когда руки не подымаются, наставница спрашивает о причине и замечает, что сделала ошибку в преподавании.
В третьем элементарном классе я попросил наставницу, молодую девушку лет двадцати, в живописном бернском костюме, показать мне, как дети рассказывают прочитанное. Выбран был рассказ из «Книги для чтения» Чуди, которая, по словам Фрелиха, употребляется за неимением лучшей. Рассказ читают дети попеременно, по назначению наставницы. Ученица, не знающая, где остановилась ее предшественница, теряет право на чтение. Прочитали статейку два раза, и потом началась беседа о прочитанном. Вот в этих-то беседах о прочитанном и высказывается все искусство преподавания. Молодая бернуазка ведет дело уже очень недурно; видно, что со временем из нее выработается отличная преподавательница, а теперь она еще не совсем терпелива, и дети плохо ее слушаются. Однако же беседа была ведена хорошо, толково, не вдавалась в мелочи, не уходила в сторону от главной мысли рассказа и выясняла ее понемногу в целом классе. Дар слова уже замечательно развит у детей: говорят они громко, ясно, определенно.
Хорошо; но я все ждал еще чего-нибудь лучшего — и нашел его в первом, старшем элементарном классе (дети от девяти до десяти лет), в котором я был два дня сряду. Этот класс весь так и ходит по мановению длинных пальцев высокой, сухой особы пожилых лет. Это великая мастерица своего дела; она играет на своем классе своими длинными, истинно педагогическими перстами, как на послушном и хорошо настроенном инструменте. Я не знаю, любят ли или боятся ее большие дети: притопнет она ногой, и класс притихнет; но стоит только ей позабыть где-нибудь на скамье костлявую руку, как дети поймают эту руку и жмут ее крепко и долго. Величайшее достоинство этой наставницы состоит именно в том, что она позволяет своему классу свободно бурлить и волноваться; но удерживает его всякий раз именно в тех пределах, которые нужны для успеха ученья. Найти середину между распущенностью класса и его мертвой неподвижностью очень нелегко; но для того, чтобы удерживать постоянно класс в этой спасительной середине, нужен врожденный педагогический талант и много навыка.
Когда я вошел в класс, дети занимались отечествоведением: рассказывали по чертежу окрестности Берна. Ниже я буду иметь случай поговорить о самом предмете; теперь же занимает меня более самый способ преподавания. Дети занимались уже давно и при той напряженности внимания, которой требует этот предмет, видимо, устали. Заметив это, наставница предложила хоровое пение. Надобно было видеть, как оживились дети: одни предлагали одну песню, другие другую; но большинство голосов было за какую-то кукушку. Наставница, однако же, не одобрила этого выбора и предложила другие песни. Какое это могучее педагогическое средство - хоровое пение! Как оно оживляет утомленные силы детей, как оно быстро организует класс! Уже из того одного, что в наших училищах не введено хоровое пение и что даже наши поэты и наши артисты не сделали ровно ничего в этом отношении для детей, можно судить, как вообще наше общество до сих пор мало занималось воспитанием молодых поколений. Попробуйте выбрать из нашей поэзии что-нибудь годное для пения детей, и вы найдете очень немногое. Поневоле придется затянуть что-нибудь вроде:
Зубы, десны крепче три И снаружи и снутри, —
а пора бы давно разбудить и нашу школу звонкой, дружной песней. В песне, а особенно хоровой, есть вообще не только нечто оживляющее и освежающее человека, но что-то организующее труд, располагающее дружных певцов к дружному делу. Вот почему наши крестьяне поют хоровую песню при всякой работе, требующей соединения сил; вот почему и в школу следует ввести песню: она несколько отдельных чувств сливает в одно сильное чувство и несколько сердец в одно сильно чувствующее сердце; а это очень важно в школе, где общими усилиями должно побеждать трудности ученья. В песне есть, кроме того, нечто воспитывающее душу и в особенности чувство, и притом чувство чисто человеческое, — один человек только поет: даже соловей и тот не поет, а кричит.
Дети учатся петь по нотам, которые находятся в самих книжках со школьными песнями; но в этот раз они пели не по нотам, а по тем же педагогическим перстам своей наставницы: как это делалось, я уже не могу вам объяснить. Когда пропето было несколько песен, из которых иные дышали всей свежестью горной природы, наставница позволила пропеть детям и кукушку, и с каким одушевлением запели дети! В песне, как видите, смысла очень немного; но напев, и особенно припев, сильно нравятся детям, и они выкрикивали весело, точно молодые кукушечки в зеленой роще. Наставница поступила очень хорошо, позволив детям пропеть их любимую песню; но поступила также очень педагогически, заставив их прежде спеть несколько таких песен, в которых было более смысла и изящного чувства. Детским чувством, точно так же, как и детской мыслью, должно руководить, не насилуя его. Детям естественно нравятся иногда очень уродливые вещи; но одно дело забава, от которой можно требовать только, чтобы она была не вредна, а другое дело — воспитание чувства.
Освеженные пением, дети дружно и с энергией принялись снова за занятие. Из книги Чуди прочтен был рассказ «Теодотус», в котором говорится, как пришли к пустыннику трое молодых людей просить совета, как бы им отделаться от своих пороков. Пустынник просил их вырвать с корнем молодые деревца, что юноши исполнили без труда, над деревцом потолще потрудились они больше; а толстого старого дерева и совсем не одолели.
Я подумал, что напрасно наставница выбрала такой не детский рассказ. Но надо было послушать, как беседа целого класса мало-помалу спустила этот рассказ до детского понимания и как дети, приводя примеры, выразили ясно убеждение, что пороки должно искоренять в детстве. Мораль, вызванная наставницей из самих детей, была так свежа, что одна девочка громко заплакала: вероятно, это напомнило ей какой-нибудь случай из ее детской жизни. Такое нравственное применение ученья встречал я здесь повсюду и слышал, как мастерски делает это сам Фрелих в старших классах. Такая мораль имеет смысл, и такое ученье имеет жизнь.
По моей просьбе наставница показала мне, как делаются у них в классе письменные упражнения. Она прочла детям коротенький, но очень грациозный рассказ из лучшей детской книжки, какую я только когда-нибудь видел, поговорила о нем с детьми, а потом уже дети принялись писать. Упражнение было кончено очень скоро, а вследствие беседы вышло так, что каждая девочка по-своему передала один и тот же рассказ. Пересматривая тетрадки, я особенно был удивлен точностью и определенностью выражений; орфографических ошибок мало, почерк очень хорош. Вообще, в школе Фрелиха задачи не велики, но исполняются отлично, и дети привыкают все, что они делают, делать хорошо.
В элементарной школе преподаются следующие предметы: религия, отечественный язык, отечествоведение; в двух старших классах начала французского языка, счет, письмо, гимнастика, рукоделье; наглядное обучение соединено с отечествоведением. Скажу подробнее о некоторых из этих предметов.
1. Религия. Во всех четырех классах элементарной школы идут непрерывно рассказы из священной истории Ветхого и Нового завета; в каждом классе прибавляются новые рассказы и старые беспрерывно повторяются, расширяются, уясняются, связываются с новыми, если к тому представляется удобный случай; но вообще каждый рассказ передается отдельно, как картинка в своей особой рамке. Уже в секундарных классах проводится по всем этим рассказам, сильно отпечатлевшимся в душе детей, одна связывающая мысль откровенной религии. Рассказы передаются наставницей словесно, с применением к жизни и по возможности наглядно, для чего употребляются чертежи, картины и объяснение тех явлений природы, которые попадаются в библейских рассказах. Наизусть в каждом классе изучаются несколько молитв, изречений священного писания, несколько протестантских гимнов и духовных стихотворений. Все это сначала уясняется до такой степени, что самое изучение не представляет уже никакого труда. В рассказе учительница обязана придерживаться Библии, но только в самых существенных выражениях, на которых строится весь рассказ; эти выражения иногда заучиваются наизусть; в остальном же наставнице предоставлена свобода, так что она может приблизиться к детскому пониманию. Искусство рассказа детям есть совершенно особенное искусство, и к нему-то должно приучать в учительских институтах. Мастерски веденный рассказ, где главная идея выдается далеко вперед, а побочные естественно к ней привязываются, где есть моменты отдыха для ребенка,— такой рассказ врезывается легко в душу дитяти и также легко ею воспроизводится. При повторении идут уже добавления, подробности. Присутствуя при экзаменах на должности секундарных учителей в Берне, я слышал, какое сильное внимание обращают экзаменаторы на педагогическую отделку рассказов. Часто вспоминал я здесь и наших преподавателей закона божьего. Впрочем, должно заметить, что хорошие преподаватели образуются легко только из тех людей, которых учили так же хорошо в детстве; проложить же самому себе дорогу неимоверно трудно, и по большей части та школа, которую прошел сам преподаватель, сильно отзывается в его преподавании. Вот еще одна из причин необходимости учредить у нас теперь же учительские институты; впоследствии, когда улучшатся наши школы, учительские институты будут менее необходимы, чем в настоящее время: это единственное средство исправить нашу школу, а из хорошей школы уже гораздо легче выходят хорошие преподаватели.
2. Отечественный язык. Само собой разумеется, что собственно грамматики в элементарных классах нет, а есть только практические упражнения в словесном и письменном употреблении языка. Я уже выше отчасти познакомил с этими упражнениями; но вот еще одно, которое я видел: учительница пишет на доске вопросы вроде следующих: «Что такое дом? Что у него сверху, что снизу и что с боков? Что видно на крыше? Что видно в стенах? К чему служат окна, двери и печи? Кто строит дома? Для чего они служат?» Ученицы пишут ответы на эти вопросы, и из ответов возникает довольно стройное описание дома. Описание это снова пишется на доске; отдельные предложения связываются, дополняются, исправляются самими ученицами с помощью наставницы, причем объясняются и доступные для детей правила. Материал для таких упражнений берется из отечествоведения. Для приобретения навыка в хорошем чтении читают несколько раз одну и ту же статейку на том основании, что дитя, которое прочтет хорошо десять страниц, будет читать лучше того, которое прочтет дурно двести. Ничего хорошего не выходит из такого чтения, которое у нас еще нередко употребляется, когда ученики читают один за другим все далее и далее, а учитель только покрикивает: «следующий!» Что читают дети, то, конечно, прежде уяснено. Вообще отечественным языком занимаются очень много; он составляет центральный предмет во всем заведении; на него полагается двенадцать получасовых уроков в неделю, и, кроме того, каждый другой урок есть вместе с тем урок отечественного языка, потому что ни одно неточное или неправильное выражение в ответе ученицы не останется неисправленным. Здесь очень хорошо понимают, что родное слово есть основа всякого умственного развития и сокровищница всех знаний: с него начинается всякое понимание, через него проходит и к нему возвращается. Слово есть плоть духа, и пока дух не выработается в слово, не овладеет им совершенно, не проглянет сквозь него ясно для самого себя и для других, до тех пор он не может двигаться и развиваться свободно: ему трудно, как птице в клетке, как невольнику в колодках; он бьется, рвется и вянет от недостатка свободы, движения; не развивается, а вымокает, как зерно под водой, от недостатка атмосферы. Если я сравню наши классные занятия родным словом с тем, что вижу здесь, то и этого уже достаточно, чтобы показать мне всю отсталость нашего общественного образования. Новые училища паши должны бы быть проникнуты убеждением, что слово есть единственная сфера развития духа и что на обладании этой сферой должно строиться всякое учение и развитие.
3. Французский язык преподается только в двух высших классах элементарной школы, и я нашел бы это слишком ранним, если бы дети не были достаточно развиты вообще и достаточно подготовлены в отечественном языке, что редко встречается у нас в десятилетних детях, которых в прежнее время разом начинали учить по-латыни, по-французски и по-немецки, хотя они еще плохо читали и по-русски. Не значило ли это убивать развитие и охоту к ученью в самом начале? Во втором элементарном классе назначено у Фрелиха по 3 часа в неделю на французский язык; в первом (старшем) — по 4 часа; а в секундарных, во всех,— по 6. И это дельно. Если уж изучать язык, то изучать его не затем, чтобы остановиться на бесплодном знании сотни слов, склонений и спряжений. В мое гимназическое время в каждом классе назначалось по два часа на французский и по два на немецкий язык — видно, не желали обидеть ни того, ни другого; зато же и забывали мы в старшем классе, что выучивали в младшем, и выходили многие, не зная читать ни по-французски, ни по-немецки. При изучении иностранных языков следовало бы, как мне кажется, держаться следующих правил: 1) не приступать к изучению иностранного языка, прежде чем будут положены прочные основания к обладанию языком отечественным; 2) устроить дело так, чтобы грамматика родного языка всегда предшествовала грамматике чужого; 3) выбрав тот или другой язык для изучения, назначать на него возможно большее количество времени, и никак не менее шести часов в неделю, на каждый день по уроку, потому что трудности иностранного языка могут быть побеждены только беспрестанным повторением, предупреждающим забвение; 4) никогда не начинать изучение двух иностранных языков разом; 5) приступать к изучению второго иностранного языка не иначе, как дав прочное основание в первом.
В преподавании французского языка употребляется в школе Фрелиха книга Миевиля, которая сильно напомнила мне нашу книгу Марго.
4. Отечествоведение (Heimats-Kunde). Под этим названием выработан немецкими педагогами, на прочном основании, положенном Песталоцци, особенный предмет, не существующий в прежних учебных курсах и не введенный еще в наши училища. Но так как в проекте сделана попытка на введение подобного курса, то я считаю небесполезным показать подробнее, что такое это Heimats-Kunde в школах Фрелиха. Вот программа занятий по этому предмету в младшем классе элементарной школы: «Heimats-Kunde» (3 часа в неделю). Школьный дом и его окрестности. Наглядное изучение определенного числа предметов и явлений.
«Что касается до усвоения детьми пространственных отношений, то материал этого класса следующий: школьная комната и ее части, по положению, величине, материалу, цвету и проч. Предметы, находящиеся в школьной комнате, рассмотренные и распределенные в точности по их положению, назначению, свойствам и проч. План школьной комнаты со всеми ее особенностями; план этот появляется мало-помалу перед глазами детей; перерисовывается ими сначала с классной доски на грифельные, а потом чертится на память. Чтение плана (т. е. рассказ по плану), нарисованного на картоне (каждый класс имеет свой план). Сравнение классной комнаты с обыкновенной жилой комнатой. Деятельность учительницы и учениц. Школьное общество, обязанности учащихся в отношении посещения классов, школьных вещей, платья, подруг, посторонних посетителей. Семья. Жизнь в семье с родителями: отношение к братьям, прислуге, родным, знакомым и незнакомым. Изучение этажа, в котором находится школьная комната, потом прочих этажей — погреб, чердак, кровля. Постройка дома; рисовка отдельных частей дома, план целого дома и чтение этого плана. Ближайшие окрестности школы, соседние дома, площадь перед школой и фонтан на ней с относящейся к нему легендой. Хлебный магазин: его назначение; погреба (винные) под ним; вал и вид с этого вала (школа стоит невдалеке от крутого, обделанного спуска в нижнюю часть города; на этом валу садик, где играют дети между классами; вид с вала прекрасный). Описание садика в различное время дня и года; площадь в различное время. Улицы, выходящие на площадь; какой вид имела эта площадь в прежнее время. Рисовка плана окрестностей школы и чтение его. Воспитание смысла местностей и форм составляет главную задачу этого курса. Черчение детьми плана на память должно обращать на себя сильное внимание наставницы; конечно, нельзя требовать от детей совершенно точного чертежа, но форма и положение вещей должны отразиться ясно в детском созерцании, и дети должны знать, что значит каждая черта и каждая точка на плане. Это приучает детей видеть собственными глазами и верно удерживать в памяти то, что они видели. Таким образом будет положено прочное основание черчению географических карт и их чтению. Все пространственные отношения должны быть определены по странам света, начиная со стен школьной комнаты. Очень важно, чтобы каждое представление сопровождалось рассказом, объяснением и изучением стихотворения, если есть такое, которое может быть поставлено с ним в связи. Из отдельных предметов и явлений природы в младшем классе рассматриваются следующие: человек. Общее различие тела и души; главные части тела — голова, туловище, члены. Животные: мышь, кошка, коза, курица, ласточка, орел, лягушка, щука, пчела, саранча, дождевой червяк. В заключение общий сравнительный обзор изученных животных и разделение их (в каждом классе школы есть свой маленький кабинет естественных предметов, приноровленный к курсу). Растения: груша, сосна и т. д. Наблюдение над развитием растений в саду (у каждой ученицы есть в школьном саду своя грядочка), на прогулках и в цветочных горшках от прорастания семени до увядания растения. Обзор изученных растений, разделение их. Минералы: медь, кремень, мел. Вода: свойства, местонахождение, примесь посторонних веществ; перемены от тепла и холода, польза. Воздух: назначение, перемены и проч. Обращение детского внимания на обыкновенные явления природы: облака, дождь, град, роса, иней, снег, радуга, гроза. Солнце, месяц и звезды. Времена года. На все это учительница обязана обратить детское внимание и возбудить в детях охоту к вопросам». Беспрестанно повторяясь и при повторении расширяясь, уясняясь и добавляясь, курс этот через четыре года достигает в первом (высшем) элементарном классе следующего вида. Heimats-Kunde (3 часа в неделю). Изучение бернского округа до пределов бернского горизонта (горизонт Берна очень обширен: ясно видны снежные вершины верст за сорок и далее). Наглядное изучение определенного числа естественных предметов и явлений. Что касается до усвоения детьми пространственных отношений, то материал этого класса следующий. Самый город и окрестности его до горизонта (самый город, со множеством своих исторических памятников и легенд, изучен уже в прежних двух классах) и на север: Брикерельд, Энги и т. д., бумажная фабрика, мельница и т. д. (Мы избавляем читателя от перечисления незнакомых ему окрестностей Берна, представляющих богатый и разнообразный материал для изучения.) Ориентирующий обзор до горизонта. Сравнение города и деревни: здания и дороги в деревне, число и расположение домов, улицы, площади, особенности зданий, жители деревни, их занятия и т. д. Ученицы со своей наставницей должны посетить сколь возможно более из упоминаемых местностей. Что замечено дорогой, должно быть в школе начерчено; ученицы должны поставить на план все посещенные ими местности. Иногда должно начертить план прежде, чем идти на прогулку, для того чтобы дети могли удобнее ориентироваться. План и карту бернского округа должны дети читать в совершенстве.
Из отдельных предметов и явлений природы рассматриваются следующие: человек: повторение и пополняющее изложение наружных и внутренних частей тела; чувства; телесные потребности человека; о пище и питье, сон; четыре человеческие возраста, важнейшие гигиенические правила; о духе и его способностях. Животные: лошадь, собака и т. д. (одни животные повторяются с добавлениями, уже возможными в этом классе; другие проходятся вновь; то же делается с растениями и минералами, в коих общие обзоры и классификации). Страна: равнина, возвышенность, холмы, горы и их части; горный хребет; горная страна; снежные горы, лавины, глетчеры. Вода (вода, равно как и воздух, проходится во всех четырех классах): источники, минеральные и горячие ключи и т.д., кругооборот воды. Воздух и т. д. Приведенного я считаю достаточным, чтобы дать понятие о том, что такое разумеется здесь под именем Heimats-Kunde. Легко себе представить, сколько ярких, верных действительности образов, совершенно конкретных, накопится в душе детей от такого живого, наглядного, осязательного курса. Что такой курс совершенно на месте в народном училище — это неоспоримо, но, конечно, его должно применить и к горизонту каждой местности и к потребностям того класса, дети которого учатся в школе. В школе сельской главное место должны занять обработка полей, огородов, убор сена, удобрение земли и т. п., причем, конечно, должно рассчитывать и на то, что народная школа дает окончательное образование крестьянину, тогда как здесь рассчитывается на дальнейший курс. Но как светло, как сознательно и разумно может взглянуть дитя после такого курса на окружающий мир! В приготовительной школе, какова школа Фрелиха, этот курс вводит детей в науку; но не как в мертвую груду книг, а как в живое изъяснение мира, исполненного жизни. Кроме того, подобный курс дает богатейший и разнообразнейший материал при изучении родного языка. Из него черпается содержание для всех упражнений детей в выражении своих мыслей и содержание живое, изученное наглядно, осязательно, а не те тени из мира мечты, которыми занимаются иногда наши ученики. Но отдайте преподавание отечественного языка одному преподавателю, а преподавание отечествоведения другому, и выходит уже совершенно не то: слово будет без содержания, а богатый материал не оживится словом, и не будет того результата, который я нахожу здесь, в ученицах старших классов; богатство мыслей, точность и определенность языка, легкость выражений, яркая конкретность образов, верность действительности. Руководство к такому курсу для учащих можно и должно составить. Здешние преподаватели и преподавательницы пользуются при своих объяснениях превосходной книгой Гардера, с которой я хорошо познакомился еще в С.-Петербурге, и книгой Запдмейера, которой я еще не знаю.... ... Кроме того, можно много заимствовать прекрасных описаний из книги Вюлье, 1857. Но русский отдел в такой книге придется создать совершенно заново, и так как хорошие педагогические статьи нелегко составляются, то и нельзя ожидать совершенно удачного выполнения этого отдела с первого же раза. Такая книга для учащих необходима; но для учеников она невозможна. Каждая школа имеет свой особенный горизонт, и к этому горизонту должно быть приноровлено преподавание самим наставником. В Швейцарии стараются внести, сколько возможно, подобный курс в обыкновенную «книгу для классного чтения», на которой основывается все учение в народных школах, и потому почти каждый кантон (из прогрессивных) имеет свою особенную классную книгу; но, конечно, это удается только до известной степени, и все же на обязанности наставника остается применение книги, написанной для целого кантона, к горизонту школы. Полного достижения подобной цели, конечно, можно ожидать у нас только от учителей, получивших специальное подготовление к своему делу в учительских институтах; но «пока травка подрастет, воды много утечет», и следовало бы сделать что-нибудь в этом отношении и для теперешних школ. Я полагаю, что недурно бы было, если б министерство просвещения, составив подробную, точную и ясную программу такого курса и распубликовав ее, назначило премии за лучше составленные курсы с точки зрения той школы, в которой преподает излагающий. Лучшие из этих курсов можно бы было напечатать и таким образом положить начало введения отечествоведения и в наши школы. Об остальных предметах элементарной школы я говорить не буду. Замечу только мимоходом, что арифметика в школе Фрелиха преподается и расположена по классам хуже других предметов. Фрелих по натуре своей поэт и уже слишком недружелюбно смотрит на рассудочный элемент в женском воспитании. Так, в одном месте он говорит: «учености и строгой логики не только не должно требовать от женщины, но держать их от нее подальше». Учености — пожалуй; но логики почему же? Строгая, т. е. верная логика, или, другими словами, зоркий и верный рассудок необходимы как для мужчины, так и для женщины. Перейду теперь к секундарной школе. Секундарная школа разделяется на шесть годовых классов. В низших классах все предметы преподает одна наставница, в высших входит мало-помалу предметное преподавание; но тем не менее каждый класс поручен одной воспитательнице, которая вместе с тем преподает несколько главных предметов. Предметы в секундарных классах следующие: религия, отечественный язык, французский язык, отчизноведение и мироведение, счет, письмо, рисование, пение, рукоделие, гимнастика. Не обязательные предметы: английский и итальянский языки и живопись. Я обращу ваше внимание на преподавание только двух предметов, а именно: отечественного языка и так называемых предметов реальных, соединяемых в один отдел под чуждым для нас названием Vaterlands und Welt-Kunde. Отечественный язык в секундарных классах изучается грамматически, выводя, конечно, правила из примеров, но не вдаваясь в излишние тонкости. На словопроизводство и словообразование обращают большое внимание. Письменные и словесные упражнения в языке занимают первое место и расположены очень систематически, по методе Бонне, с прекрасной книгой которого я желал бы вас познакомить. В трех старших классах идет систематическое чтение немецких писателей, а потом все сведения об авторах и их произведениях, приобретаемые при чтениях, сводятся в одну общую историческую картину. Vaterlands und Welt-Kunde заменяют здесь Heimats-Kunde элементарных классов. В этом предмете соединяются география, история (всеобщая и отечественная) и естественные науки. Центральным предметом служит география: естественные науки дают ей материал, а история на ней строится. Я давно мечтал о таком предмете и потому очень обрадовался, встретив его здесь: однако же то, что я нашел, не вполне меня удовлетворило: видно хорошее начало, но до совершенства еще далеко. Много нужно педагогической работы над всеми тремя предметами, чтобы соединить их в одну науку мира. Желание такого соединения предметов основано на том психическом законе, что душа наша особенно легко, ясно и прочно усваивает то, что воспринимает через орган зрения и, вследствие того, может всегда представить себе в виде картины. Историческое происшествие, которое совершается в известной мне местности, с известной обстановкой, ход которого я могу провести по карте, врезывается в мою душу гораздо прочнее и вызывается из нее гораздо легче, чем то, которое совершается для меня на воздухе, в каких-то неопределенных пространствах. С другой стороны, живое представление страны возможно только тогда, когда я живо и верно могу себе вообразить те формы земной поверхности, те естественные явления и естественные произведения, соединение которых и составляет характер данной страны. Вот почему полезно было бы так вести курс географии, истории и естественных наук в общеобразовательном заведении, чтобы эти предметы шли рука об руку, поддерживая, пополняя и оживляя друг друга, и дружно строили в душе воспитанника прочное здание ясного, живого и верного миросозерцания. Но, повторяю еще раз, для того, чтобы выработать и ввести в школе такой предмет, много нужно еще педагогического труда. Однако же где нет начала, там не будет и конца, и я очень обрадовался, найдя в школе Фрелиха, по крайней мере, основания этого дела, опыт и педагогическая мысль довершат остальное. Я постараюсь дать вам хотя некоторое понятие, что делается в школе Фрелиха по этому предмету.
В шестом (т, е. младшем) классе проходится из географии: вид земли, доказательство ее шарообразности; общее обозрение земной поверхности, разделение воды и суши (прошу не забыть, что эти дети прослушали уже Heimats-Kunde); разделение пяти частей света; главные горы, реки и лежащие на них города. География Швейцарии — подробнее и бернский кантон еще подробнее. Из истории: общее обозрение всемирной истории на географическом основании. Древний мир: восточные народы, греки и римляне, спаситель. Новый мир: средние века, реформация, новое время. В каждом из этих отделов дается хотя по одному характеристическому образу; прочное усвоение немногих главнейших годов. История бернского кантона в подробных биографиях и картинах. Из естественной истории летом: луговая жизнь; подготовительные сведения о растении и его частях, история некоторых растений (яблонь, груш и т. д.) во все четыре времени года. Зимой: важнейшие части тела животных; представители классов подробно; сравнение животного и растения; система пройденного. Из минералов — соль, железо, кремень. В конце разделение и сравнение трех царств природы. В каждом отделе есть несколько подробных естественноисторических монографий. Таким образом, все отделы естественных наук ведутся разом, что имеет несомненное преимущество перед последовательным преподаванием этих наук — одна за другой, как везде делается у нас. В следующем, пятом классе из географии проходятся: вид земли, доказательства ее шарообразности и (добавляется вновь) знание географической сети. Повторение с добавлениями общего описания земли, важнейшие страны Европы и главные города в них. Швейцария: повторение и добавляется вновь — естественные произведения Швейцарии. Берн — повторение и избранные характеристические картины бернской природы. Из истории: пополненное обозрение всемирной истории на географическом основании; кроме того, греческие саги и отдельные черты римской доблести. Открытия и изобретения XIV и XV столетий. Из швейцарской истории — главные эпохи швейцарской истории, в связи, до реформации. Из естественной истории: жизнь в лесу, лесные растения, история леса в четыре времени года. Некоторые представители животных пород, преимущественно те, которые необходимы для полноты картины леса (многое заимствуется из превосходной, заслужившей европейскую известность, книги Чуди — Аlреn welt). Из минералов: торф, мел, шифер. Общие понятия о человеке.
В четвертом классе из географии: повторение пройденного из математической географии и вновь: движение земли и его последствия, времена дня и года и т. д. Из истории: повторение общего обозрения с добавлениями и вновь — германские саги. Главная задача — новая история Швейцарии. Из естественной истории — садовая жизнь и т. д. В третьем классе начинают уже строиться в систему сообщенные детям богатые материалы. Из географии: математическая география; Европа и ее колонии. Из истории, кроме общего обозрения, снова пополняемого, специально — древняя история и т. д. Переданного считаю достаточным, чтобы дать некоторое понятие о том, что это за курс. Знаю, что многим покажется он чем-то странным, хаотическим; но из этого хаотического преподавания возникает довольно (не вполне) стройный образ мира в головах учащихся; а из такого, где одна наука идет вслед за другой, нигде не сталкиваясь, хоть это и очень стройно в программе, выходит хаос в голове ученика, или еще хуже: то мертвое состояние идей, когда они лежат в голове, как на кладбище, не зная о существовании друг друга. Иное дело — наука в своей системе, а иное — педагогическое развитие детей и передача им необходимых и полезных для жизни сведений. При распределении предметов преподавания в общеобразовательных заведениях должно иметь в виду не науки в их отдельности, а душу учащегося в ее целости и ее органическое, постепенное и всестороннее развитие, тогда и не будет тех диких явлений, какие теперь на каждом шагу встречаете в школе: ученик, проучившись года три, четыре, рассказывает вам о Салманассаре, а не знает, кто такой был Петр Великий, да иной счастливец так и выйдет из заведения с одним Салманассаром в голове: некончивших курс у нас выходит не мало. Не науки должны схоластически укладываться в голове ученика, а знания и идеи, сообщаемые какими бы то ни было науками, должны органически строиться в светлый и по возможности обширный взгляд на мир и его жизнь. Каждый класс, начиная с самого младшего, должен иметь свое округленное миросозерцание, доступное возрасту учеников, и в центре этого мира, отразившегося в детской душе, должна блестеть, как солнце, все освещая и согревая, нравственная, гуманная христианская идея. С каждым годом это миросозерцание должно углубляться, расширяться и пополняться: тогда только дитя найдет жизнь в школе, а не непонятную букву, ведущую его к непонятной, отдаленной цели; тогда только и школа войдет в жизнь человека, а не будет неизбежной, скучной процедурой детского возраста. Я сохраняю твердое убеждение, что современная школа идет к тому положению, когда только в конце ее, а не в начале раскроется система науки; точно так же, как в истории человечества,— знания строятся в систему, а не система наполняется знаниями. Желал бы от души, чтобы в основу распределения предметов ив программу наших общеобразовательных заведений вошел психологический закон развития души человеческой, а не схоластическая система разделения знаний. Но, конечно, к этому в настоящее время можно только стремиться; хорошо уже и то, если при устройстве наших учительских институтов будут иметь в виду приготовление наставников к такому преподаванию.
Секундарными классами оканчивается общее образование девиц. Высшая школа есть заведение самостоятельное. Оно имеет две цели: 1) дать вообще высшее образование тем девицам, которые, окончив общее образование, желают поддерживать и продолжать его и имеют для этого достаточно свободного времени; 2) специально приготовлять к занятию должностей учительниц в рабочих, малолетних, первоначальных и секундарных школах и в должности домашних наставниц. Высшая школа состоит из трех классов: первые два назначаются для желающих получить патент не выше учительницы первоначальной школы, а все три, со включением высшего, для девиц, желающих получить патент учительницы секундарнои школы или домашней наставницы. Оба первые класса разделяются еще каждый на два отделения: одно назначается для тех, которые желают пройти все три класса и могут при поступлении выдержать экзамен из курса секундарнои школы; а другое для тех, которые выдержали экзамен из курса первоначальной и идут не выше второго класса. В обоих отделениях науки преподаются совместно, за исключением французского языка. Средства школы не дозволяют, кажется, разделить более эти два отделения. В программе высшей школы вы встречаете, по большей части, повторение того (с добавлением), что было пройдено в элементарных и секундарных классах; но уже в новом виде, в новой группировке, и здесь уже выступает система науки! Предметы преподавания следующие: религия, наука воспитания, учение о школе, практические упражнения в преподавании, учение о семействе, немецкая проза, немецкая поэзия и литература, всеобщая литература и история искусства (в одном высшем классе), французский язык, естественная история, всеобщая и отечественная история, география, счет, элементарная рисовка (для тех девиц, которые поступили прямо в младший класс высшей школы, не проходя секундарных классов), рисовка с натуры, живопись (для одного старшего класса), пение, рукоделье и гимнастика.
Мы остановимся на тех предметах, которые своим заглавием не вполне еще говорят, в чем дело. В науке воспитания излагаются те физиологические и психологические законы, на которых строится искусство воспитания и общие основания самого искусства. В учении о школе излагаются собственно правила о приемах школьного ученья, управления и порядка, история школ вообще и швейцарской в особенности. Практические упражнения будущих наставниц состоят в том, что они присутствуют при преподавании в классах низших и средней школ и сами преподают под руководством наставниц класса. Я был при таких практических упражнениях: очередная девица преподавала, а прочие слушали и записывали ее ошибки. В конце недели все практиканты собираются и под руководством директора разбирают свою педагогическую деятельность за неделю. В учении о семействе излагается сущность и значение семьи, ее организм, отношения женщины как супруги, матери и хозяйки, управление хозяйством и т. д. История семьи и положение женщины в различные периоды всемирной истории. В классе немецкой поэзии девицы занимаются не только чтением и разбором немецких поэтов, но и самостоятельным стихосложением, к которому девицы приучаются еще с секундарных классов, и к концу курса иные достигают в том искусстве замечательной степени совершенства. Г. Фрелих очень поощряет это занятие, полагая, что им воспитывается чувство изящного; но нельзя не видеть здесь личного пристрастия директора. Некоторые стихотворения, читанные при мне девицами, были действительно очень замечательны, если не по стиху, то по глубине мысли; весь класс, под руководством директора, критиковал. Летом читается в высшей школе общий курс литературы, а зимой даются публичные лекции. Так мало-помалу школа раскрывает свои двери и вводит своих учениц в свободное занятие литературой и искусством, а живая связь между заведением и его бывшими воспитанницами никогда не прекращается. Да и вообще между заведением и обществом нет никакой китайской стены; родители сами управляют заведением, где учатся их дети, беспрестанно сходятся с воспитателями и воспитанницами, учреждают общие гулянья, общие праздники, и школа составляет как бы общую принадлежность семейств. Теперь несколько слов о специальном приготовлении наставниц. Я уже упомянул о практических упражнениях в преподавании, они устроены разумно; но не в них главное дело, а в педагогическом повторении предметов, пройденных педагогически же. Девица, учившаяся у хорошей наставницы и по хорошей методе, сама легко и скоро делается хорошей учительницей. Она и в младших классах все, что говорила, говорила ясно, отчетливо, педагогически. В специальном классе пользуются уже той приобретенной способностью и вновь проходят педагогически те предметы, которые девица готовится преподавать, воодушевляя ее в то же время высшими курсами и приводя к сознанию те педагогические законы, по которым она привыкла уже поступать с детства. В специальном классе ученица, отвечая урок, излагает лекции, и с той точки зрения критикуют ее наставник и подруги. Вот и все немногосложное дело специального приготовления к обязанностям учительницы; но в чем же здесь вся сущность? - в хорошо устроенной первоначальной и секундарной школе. Прежде чем приготовлять учительниц в другие заведения, Фрелих позаботился о том, чтоб укрепить и улучшить свое; лучших, талантливейших девиц оставлял он учительницами в своих школах — и когда дерево само укрепилось и укоренилось, то начало приносить прекрасные и обильные плоды. Теперь в школах Фрелиха, за немногими исключениями, преподают его же лучшие воспитанницы, и все заведение приобрело то единство духа и идеи, которое действует могущественно на новых учениц и приготовляет в них легко отличных воспитательниц. Я слышал одну бернскую гражданку, которая с некоторым презрением отзывалась о школе Фрелиха, говоря, что в той школе воспитываются только будущие наставницы. Но если мужские заведения должны иметь разные назначения, то женские могут иметь только одно — готовить воспитательниц будущих поколений.
При устройстве наших учительских институтов также надобно иметь в виду, чтобы прежде дать им самим окрепнуть и потом уже требовать от них хороших и обильных плодов. К каким блестящим результатам может привести такое органическое улучшение преподавания и приготовление наставниц — я видел в школе Фрелиха. Некоторые из воспитанниц заведения преподают специально предмет в высшей школе — и преподают превосходно. Я слышал одну такую преподавательницу географии. Она излагала при мне пластический вид азиатского материка. Специалисты знают, как труден этот предмет для изложения, если в него введены риттеровские идеи; но надобно было послушать, как легко справлялась эта молодая девушка со всей этой трудной философско-географической терминологией! Прозрачность слова удивительная: идея, и идея глубокая и трудная, светится сквозь него во всех своих подробностях и с величайшей верностью. Ни разу не затруднилась преподавательница в приискании слова, ни разу не сбило ее постоянное вмешательство девиц, которых она сама же вовлекла в беседу, исправляя чрезвычайно метко каждое их неточное выражение. Другой, еще более блестящий образец преподавания видел я на уроке физики. Молодая преподавательница излагала с химическими опытами состав воздуха (я был в начале семестра), опыты производились на маленькой дощечке, поставленной на кафедру, и с аппаратами весьма плохими. Несмотря на то, опыты были произведены наставницей чрезвычайно удачно, отчетливо и быстро; но не в опытах главное дело, а в объяснениях и в том умении, с которым преподавательница заставляла весь класс участвовать в этих объяснениях. Пусть бы послушали эту наставницу те, которые не допускают, чтобы женщина могла быть хорошей преподавательницей. Я знаю одного превосходного русского преподавателя естественных наук, каких мало встречаю и здесь; по и он нашел бы, что позаимствовать из методы преподавания этого физика женского пола. Ученицы сильно привязаны к этой своей наставнице и гордятся ею. Но пора мне и расстаться с школой Фрелиха, которая сильно заинтересовала меня, но, вероятно, успела уже наскучить читателю. Однако же я не могу не сказать еще нескольких слов о лекциях самого Фрелиха, на которых я убедился, до какой степени все заведение проникнуто поэтически-педагогическим духом своего форштегера.
Первая лекция Фрелиха, которую я слышал, была педагогическая. Фрелих — первоклассный преподаватель; у него уже нет какой-нибудь особенной методы преподавания; он творит свою методу беспрестанно, смотря по ходу лекции, и каждая фраза Фрелиха врезывается в душу слушателям во всей своей полноте и отчетливости. Несмотря на одушевленный, несколько даже проповеднический топ лекции, Фрелих беспрестанно обращается к слушательницам: одну он просит развить далее высказанную им мысль, другую показать основание этой мысли в том, что уже передано было прежде, третьей поручает найти практическое применение теоретически развитой идеи. Сначала вы можете подумать, что это не новая лекция, а повторение: так сознательно и свободно принимают в ней участие ученицы. Тон с ученицами дружески наставительный: «Докажите мне это, Марта! Объясните мне это, Берта! Так ли это, Эмма Никлаус?» Невольно припомнились мне наши госпожи: «Дважды два, сколько будет, госпожа Иванова?» А эту госпожу чуть видно из-за скамейки. Тема педагогической лекции состояла в том, как из индивидуальных образов, воспринятых душой, образуются понятия и как воспитание должно заботиться о том, чтобы не отвлеченные схемы понятий, но живые образы во всей своей яркой индивидуальности ложились сначала в душу дитяти с тем, чтобы потом наставница могла возводить эти образы в понятия, а не навязывать понятий дитяти. При такой отвлеченности предмета наш преподаватель был бы доволен, если бы в ответе выразилось хоть какое-нибудь понимание дела: здесь малейшая неточность в выражении вызывает строгое замечание.
На второй лекции Фрелих излагал переход от восточной поэзии (из которой он очень хорошо познакомил девиц с Гафизом) к поэзии житейской и приступил к Гомеру. «Отличительный характер греческой поэзии,— говорил Фрелих,— состоит в торжестве здравого рассудка и ясного, чисто человеческого чувства над инстинктами, глубокими, сильными, по беспощадно властвующими над человеком на востоке». Для подтверждения этой мысли Фрелих приводил примеры из Илиады и Одиссеи, уже знакомых слушательницам еще с младших классов. Особенно врезалэсь мне в память прекрасное объяснение того места из Одиссеи, где греческий герой самым простым, детским, но могучим способом защитился от гибельного пения сирен. Сказав, что мораль этого вымысла и теперь имеет свое полное значение, педагог прочел превосходную нравственную лекцию девицам: вот это наставник и воспитатель в одно и то же время! На третьей лекции Фрелих разбирал поэтические произведения девиц. Он принес с собой кипу тетрадей и выбрал из них, что считал лучшим. Особенно были хороши два стихотворения какой-то Эммы. Одно из них было написано на заданную тему — «Спящее дитя»; а другое было совершенно свободное произведение под названием «Педанту». Первое заслужило почти безусловное одобрение, и в самом деле было замечательно и по глубине мысли и по поэтическому чувству; но, вытащив из кипы другое стихотворение, «Педанту», Фрелих сказал автору: «Это вы мне посвятили, Эмма?» Девушка сконфузилась, стала уверять, что не имела намерения задеть своего наставника, и Фрелих тотчас же прибавил, что он пошутил. Но по всему было видно, что Эмма действительно хотела отплатить этим сарказмом Фрелиху за какое-нибудь слишком строгое замечание. Тут увидал я всю силу педагогического таланта Фрелиха: с полным убеждением в правоте своего дела и с той откровенностью, которая одна только и может связывать уже взрослых молодых людей с их наставником, изложил Фрелих всю разницу между приторной французской манерностью и необходимой женственностью во всех словах и поступках женщины. Как беспощадно издевался он над теми гримасами высшего тона, изучать которые посылают иные родители своих детей во французские институты! Со школой Фрелиха простился я в саду, где старшие девицы занимались гимнастикой, а дети своими грядочками. На прощанье малолетняя школа нарвала мне огромный букет. В Берне я осмотрел еще кантональное училище и одну первоначальную школу; но скажу о них при описании тех же заведений в других кантонах; а теперь пора мне из Берна, и я завтра же отправляюсь в учительскую семинарию в Мюнхенбухзее.
