К.Д.Ушинский. Собрание сочинений, М., 1974. OCR Biografia.Ru
Вопросы о народных школах
Нет сомнения, что «Положение 19-го февраля» есть только фундамент, на котором должно мало-помалу построиться здание совершенно нового быта для всего нашего сельского населения, так как подобные же «Положения» готовятся и для крестьян всех других ведомств. Нет также надобности доказывать и той истины, что в такой земледельческой стране, как Россия, сельское население является главной, существенной частью всего государства и что государственное благосостояние преимущественно покоится у нас на благосостоянии сельского класса, до которого пока еще весьма мало касалось преобразование Петра Великого, действовавшее только преимущественно в верхних слоях общества. Теперь и этот класс выступает также на путь улучшений и преобразований, и, без сомнения, только тогда, когда и сельское население наше подвинется вперед, мы будем вправе сказать, что вся Россия двинулась по пути цивилизации. Таково неизмеримо важное, государственное, общее для всей России значение «Положения 19-го февраля», которое снимает окончательно главнейшую препону, стоявшую на пути нашей цивилизации. Нетрудно видеть, что с разрушением крепостных отношений делаются возможными многие улучшения в нашей общественной жизни, которые прежде были невозможными. Но возможность не значит еще действительность в движении вперед важно не только то, что оно будет, но и то, каково оно будет.
Всякое существенное, а не только кажущееся, улучшение в быту народа, всякая существенная реформа должны основываться на внутренней, духовной реформе, на движении вперед, совершающемся в самом духе народа, потому что только из этих духовных реформ вырастают сами собой прочные внешние реформы. Для того чтобы благосостояние народа и его образованность, тесно связанные между собой, сделали действительный шаг вперед, для этого еще недостаточно устава и закона, каких бы то ни было внешних определений, но необходимо, чтобы самый дух народа, его ум и его нравственное чувство дали силу и жизнь этим уставам, законам и правам.
Духовное развитие, духовное воспитание человека в отдельности и народа вообще совершаются не одной школой, но несколькими, великими воспитателями: природой, жизнью, наукой и религией. Но нетрудно убедиться также, что уроки всех этих великих воспитателей человека производят на его душу развивающее влияние только тогда, когда душа эта хоть сколько-нибудь к тому подготовлена.
Природа, говорящая столь красноречиво образованному уму и развитому сердцу, остается немой для полудикого человека, который, как животное, подчиняется ее влиянию, не извлекая из этого влияния ни новых мыслей, ни новых чувств.
Жизнь, конечно, научает многому и самых грубых людей, но тогда как подготовленный воспитанием человек из первых же жизненных опытов извлекает плодотворную мысль и, сообразив, в чем дело, быстро овладевает своим положением,— опыты веков проходят бесплодно для грубого, неразвитого народа: дети и внуки повторяют ошибки, сделанные отцами и дедами, страдают от этих ошибок, но не замечают их, и если развитие ползет вперед и путем одного опыта, то это движение, сравнительно с движением жизни, руководимой развитым, свободным сознанием и наукой, так же быстро, как ход черепахи сравнительно с ходом паровоза, несущегося на всех парах. Для тех же, кому, быть может, при этих словах придет в голову русская пословица: «Тише едешь, дальше будешь», мы скажем, что эта пословица берет только одну сторону истины, выпуская из вида другую, и что слишком медленное кровообращение так же производит болезни, как и слишком быстрое. Движение народного развития должно быть сообразно, с одной стороны, с силами народа, а с другой — с современностью: народ несовременный, отставший от общего исторического движения, неизбежно страдает. Современное значение народа в общей исторической жизни человечества есть один из главнейших источников не только его внешнего значения, но и его внутреннего благосостояния. Дать же быстроту народному развитию может только сознательное, разумное воспитание и разумное ученье: они будят ум народа, дают свободу его сознанию и обогащают его познаниями, до которых он опытом не добрался бы и в многие сотни лет.
Многие привыкли говорить, что всякие наставления в юности и все школьное воспитание оставляют мало следа в человеке и что только уроки жизни ложатся в него прочно и неизгладимо, но это не совсем справедливо: жизнь, правда, рубит топором, но часто этот топор тупится о камень уже затвердевший; воспитание и ученье в юности проводят легкие черточки, но зато проводят их на душе еще мягкой, еще не загроможденной впечатлениями. Проведите легкую черту на коре молодого деревца, и эта черта, когда дерево вырастет, превратится в огромную трещину или безобразный нарост; маленькая птичка, посидевши на молоденькой ветке дерева, определит, может быть, будущее направление толстого и крепкого сука, которое кажется нам делом прихотливого случая.
Что наука, в тесном смысле слова, остается немой и бесполезной для людей, не приготовленных понимать ее наставлений, об этом не может быть и речи. У нас много толковали о том, чтобы посредством книг распространять в народе полезные сведения из тех или других наук. Но книга, имеющая столь важное значение для человека, сколько-нибудь тронутого развитием, так же как природа и опыты жизни, остается немой не только для того, кто не умеет читать, но и для того, кто, прочитав механически страницу, не сумеет извлечь из мертвой буквы живой мысли. Разве мы не имели возможности убедиться, что люди, лишенные всякого разумного воспитания в детстве, слушают слова образованного человека, читают им написанную книгу и — или вовсе не понимают того, что слышат и читают, или влагают в него свой собственный, часто странный, уродливый смысл и нередко почерпают подтверждения живущим в них предрассудкам, вместо того чтобы освободиться от них. Нет, книгами нельзя развить просвещения в народе, лишенном сколько-нибудь разумного первоначального воспитания.
Всего более образующей силы для простого народа имеет церковь. Она с своими внешними формами, полными глубокого смысла, так сказать, улавливает полудикого человека с внешней его стороны, с тем чтобы потом поднять его на высшую ступень самосознания. Она говорит непосредственному чувству человека и мало-помалу затрагивает его дух, но и в этом отношении только разумное первоначальное воспитание дает человеку достаточно пытливости и умственной силы для того, чтобы не остановиться на одних формах, не принять формы за сущность и не удовольствоваться скорлупой, не добравшись до зерна. Человек же, ум которого спит беспробудно, может искренно исповедывать высоконравственную религию и, не смущаясь совестью, жить как язычник. Таким образом, и по отношению к религиозному образованию народа первоначальное здравое воспитание является необходимым посредником между человеком и церковью. Вот почему первые распространители христианства во всех странах столько же заботились об учреждении церквей. Веруя сами искренно в проповедываемые ими истины, они не боялись умственного света, а, напротив, вызывали его, зная, что при свете люди увидят только истину. Уже впоследствии, когда вера в самом западном духовенстве ослабела и народная религия явилась средством различных посторонних целей, духовное сословие стало враждебно смотреть на просвещение. Чего же бояться света тому, кто знает, что он прав и чист? Для такой же религии, как христианская, нет ничего опаснее невежества, потому что оно может превратить ее в сердце человека в идолопоклонство.
Не знаем, успели ли мы доказать нашим читателям, но, по крайней мере, мы желали доказать, что в основу всяких прочных улучшений в народном быте, в основу всякого движения вперед цивилизации сельского населения должна, необходимо, неизбежно, лечь народная школа, которая бы, внося в наши села и деревни здравое первоначальное воспитание, открыла зрение и слух, душу и сердце народа урокам великих наставников человечества: природы, жизни, науки и христианской религии.
Устройство народных школ в селах и деревнях — вот, по нашему мнению, необходимейшее дополнение к «Положению 19-го февраля» и та первая ступень, возможность которой условливается этим положением и которая, в свою очередь, является необходимым условием всех действительных, внутренних, а не наружных только, улучшений в нашем сельском быту. После «Положения 19-го февраля», разрешившего самый крупный узел, задерживавший русский народ на пути развития, вопрос об учреждении народных школ в селах и деревнях является (так нам, по крайней мере, кажется) самым государственным вопросом.
Но приступая к какому бы то ни было делу, оказавшемуся почему-либо необходимым, должно прежде всего испытать, насколько оно возможно. В теории мысль человеческая от возможности переходит к необходимому; на практике — необходимость заставляет изыскивать возможность устройства народных школ в наших селах и деревнях.
Для того чтобы устраивать народные школы, необходимы два условия: во-первых, необходимо, чтобы в самом народе пробудилась потребность учиться, и, во-вторых, необходимы средства удовлетворить этой пробудившейся потребности.
Пробудилась ли в нашем народе потребность учиться? На этот вопрос отвечать а priori невозможно, но, по крайней мере, те явления, которые совершаются перед нашими глазами в городах, заставляют думать, что эта потребность, спавшая так долго, пробуждается наконец, и пробуждается с необыкновенной быстротой и силой.
Если где-нибудь учреждение всякого рода новых школ встречает препятствия, то никак уже не в том, чтобы не было желающих учиться. Стоит только где бы то ни было учредить школу и открыть ее двери, чтобы она в несколько дней наполнилась и переполнилась учениками. Если где-нибудь в глуши наших уединенных деревень и не высказалась еще эта потребность, то нет ни малейшего сомнения, что «Положение 19-го февраля» и следующие за ним положения о крестьянах других ведомств быстро и сильно разбудят везде потребность учиться и учить своих детей. Загляните в это «Положение», и если вы только умеете читать между строками, то в каждой статье прочтете, что народная школа необходима для того, чтобы оно сделалось действительным фактом и вошло в народную жизнь, чтобы права, им сообщаемые, сделались действительными правами, вполне принятыми умом и сердцем,— с уменьем и готовностью отстаивать их законным порядком, чтобы обязанности, необходимо сопровождающие права, были также приняты умом и сердцем, с уменьем и готовностью выполнять их, чтобы путь, указываемый в «Положении» улучшению сельского быта, мог быть действительно отыскан самим народом и чтобы сам народ сознательно и с охотою двинулся по этому пути. Как ни плохо развит наш крестьянин, но поверьте, что и он легко поймет, что для того, чтобы быть хорошим волостным или сельским старшиной, исправлять какую-нибудь общественную должность, чтобы быть полезным членом сельской общины, чтобы вести дело с помещиком, с казной, с администрацией, чтобы понять все те отношения, в которые вступает в настоящее время крестьянин, и суметь найтись в этих отношениях,— учение необходимо. Поверьте, что «Положение 19-го февраля» побудит и тех крестьян, которые до сих пор по невежеству (а отчасти и по справедливому опыту) отвергали пользу школы,— побудит отдавать свой последний грош для того, чтобы, по крайней мере, дети их со временем могли воспользоваться вполне выгодами нового положения.
Таким образом, пробудившуюся потребность в обучении детей в нашем сельском населении, или, по крайней мере, готовую пробудиться в самых отдаленных захолустьях, мы имеем право принять за факт, не подлежащий сомнению. Потребность же школы в народе — главное основание ее возможности. Теперь взглянем: есть ли у нас средства удовлетворить этой потребности?
Средства для учреждения народных школ — двоякого рода: одни материальные, представителем которых являются деньги; другие - духовные, представителем которых является сам человек, и в этом случае — наставник, учитель. Спрашивается: есть ли у народа деньги, чтобы иметь школы? Есть ли у нас учителя для этих школ?
Что касается до финансовой стороны школьного вопроса, то мы позволим себе повторить то, что раз уже было высказано нами в другом месте. Устройство хороших народных школ есть самая выгодная, самая прочная и основная финансовая операция, потому что хорошая народная школа открывает самые источники народного богатства, извлекая, подобно Моисееву жезлу, живую воду из бесчувственного камня. Она увеличивает умственный и нравственный капитал народа, именно тот капитал, который приносит более всего даже денежных процентов и без которого все прочие капиталы остаются мертвыми. Если наш народ гораздо беднее того, чем бы он мог быть, если небольшие излишки его употребляются часто совершенно непроизводительно, если земля наша не дает и десятой доли доходов, которые могла бы давать, то это, конечно, зависит от многих причин, но более всего и главнее всего от необразованности народа. А сколько народ переплатит ежегодно денег, заработанных тяжелым трудом, которого не облегчило просвещение, переплатит единственно за свое невежество! Да, невежество народа обходится ему так дорого, что, без сомнения, одной годовой непроизводительной платы за невежество достаточно, чтобы устроить порядочные школы по всей России и содержать их двадцать лет.
Но если хорошее первоначальное воспитание есть самым производительным образом затраченный капитал, оживляющий все прочие капиталы, то существует еще вопрос: может ли наш народ в настоящее время затратить этот капитал? Устройство первоначальных хороших школ обходится не дешево; и хотя, конечно, какие-нибудь двадцать или тридцать рублей, употребленные на первоначальное воспитание мальчика, воротятся потом сторицею в продолжение его жизни, но может ли наш крестьянин затратить эти двадцать или тридцать рублей?
Богатство наших крестьян очень разнообразно, смотря по различным местностям, и тогда как одни из этих местностей могут без всякого отягощения завести и содержать отличные школы, для других это будет затруднительно, а для третьих и совершенно невозможно. Конечно, какая-нибудь белорусская деревенька в десять или двенадцать дворов долго еще не будет в состоянии иметь порядочной школы, хотя и та несет в шинок вдвое более того, что стоит содержание школы, и платит за свое невежество всем возможным обиралам, вероятно, не менее того, что следовало бы заплатить хорошему учителю, который бы, может быть, избавил ее жителей навсегда от всяких обирал и гибельного влияния шинков. Но если такая деревенька не может содержать порядочной школы, то из этого еще не следует, чтобы такая школа не должна была существовать в каком-нибудь великорусском и малороссийском селе, в триста или в четыреста дворов, которое в один праздник или в один поход к становому и исправнику издержит больше, чем стоит годовое содержание отличнейшей школы. Оброки, которые наши бывшие крепостные крестьяне платили своим господам, так значительны, что десятой доли их достаточно для содержания прекрасных школ. Одной третьей доли того, что, не доходя до казны, попадало в карманы откупщиков и их многочисленных команд, достаточно для того, чтобы рассеять по всей России многие и многие тысячи школ. Содержание кабака и целовальника обходится гораздо дороже содержания хорошей школы и отличного учителя, а разве этими издержками только ограничиваются издержки откупного управления? Откуда же берутся все эти миллионные состояния, приобретаемые беспрерывно по откупным делам? Не падают же они с неба, в вознаграждение за полезную для человечества деятельность? Все же это идет из народа; следовательно, никак нельзя сказать, чтобы у народа, который может содержать и обогащать столько кабаков, целовальников и откупщиков, не было денег для содержания школ, учителей, университетов и профессоров. Не денег, а доброй воли и мысли не доставало у него для этого. Вообще замечают, что в настоящее время денег у народа довольно много, и новая издержка на школы, которая потом вознаградится сторицей, не разорит его.
Но если народ весьма охотно учится даром, то еще остается вопрос: захочет ли он платить за ученье? Для того чтобы оценить денежную пользу учения, нужны опыты, нужно время и достаточная степень развития. Вот почему в государствах, считающих народное образование одной из важнейших государственных потребностей, обязанность для родителей учить своих детей вошла в число принудительных законов. Вопрос о принудительном учении был на время возбужден и в нашей литературе, но потом так нерешенным и оставлен. Странно, что идея обязательного обучения возбудила такое сильное противодействие со стороны некоторых из наших прогрессивных журналов. Кажется, что им не понравилось самое слово: «обязательный и принудительный», и они не разобрали, что под этим словом скрывается одна из либеральнейших идей. Обязательное учение стесняет не дитя, которое учится, но родителей, которые в силу этой обязанности должны дать образование своим детям. Обязанность учения детей есть самое справедливое ограничение отцовского деспотизма и самое справедливое требование общества относительно отдельного лица. Кто имеет детей, тот обязан приготовить из них хороших, полезных членов обществу, среди которого он живет. Если подданные государства обязаны содержать войска, администрацию, суды, дороги и т. д., то точно так же обязаны они давать образование своим детям, потому что это, по крайней мере, такая же государственная потребность, как и все прочие. У нас нет тех причин, которые остановили Гизо ввести обязательные школы во Франции, но лучше бы было, если бы и Гизо не остановился представившимися ему затруднениями: тогда бы многие из проектированных им улучшений не остались бы только проектами. Правительства штатов Новой Англии, требующие, чтобы каждая местность, сообразно с числом своего населения, содержала школу и чтобы каждый отец семейства посылал детей в эту школу, нельзя же упрекнуть в притеснении народа. За что же, помилуйте, дети должны страдать от невежества своих родителей. Может быть, принудительность образования окажется у нас ненужной. Дай бог! Но едва ли это будет скоро, если она нужна еще и в Пруссии, где не только существует закон, принуждающий родителей отправлять детей в школу, но и очень часто прилагается к делу.
Таким образом, мы полагаем, что, во-первых, наш народ, точно так же, как народ всякого другого государства, обязан образовать детей своих столько, сколько обязан платить подати; во-вторых, что в народе нашем пробуждается сильная потребность образования детей, которая смягчит эту обязательность; в-третьих, что устройство народных школ есть одна из выгоднейших финансовых операций и, наконец, в-четвертых, что и в настоящее время у народа нашего достаточно средств, чтобы, за исключением самых малолюдных и бедных деревень, устроить и содержать школы, и что, следовательно, существуют в настоящее время все условия для устройства хороших народных школ во множестве наших сел и деревень; все — кроме одного: нет решительно учителей для народных школ.
Учитель народной школы является одним из позднейших плодов цивилизации. Не только у нас, но и везде появляются сначала профессора, ученые, наставники в высших училищах, образцовые писатели, художники и потом уже только народные учителя. Вот почему нисколько не удивительно, что у нас, при существовании стольких университетов, академий, гимназий, семинарий, уездных и приходских училищ, нет народных училищ и народных учителей. Вот почему также мы говорили о необходимости заведения народных школ, как будто бы их у нас совершенно не было, несмотря на то что школ вообще по различным ведомствам существует довольно много. Но это не народные школы, соответствующие тому понятию о народной школе, которое, вслед за Песталоцци, выработано Германией; а училища, устроенные для различных, иногда вовсе не воспитательных целей и более или менее удовлетворяющие своему назначению: это не те школы, которые бы полагали прочные начала умственному и нравственному развитию народа. Мы хотели воспитывать народ для наших собственных целей, и вот почему он с таким недоверием смотрит на учреждаемые нами школы. Но если мы станем учить народ для его собственной пользы, тогда и его взгляд на школы переменится. Не в укор кому бы то ни было говорим мы, что у нас на всем необъятном пространстве России нет еще ни одной народной школы, потому что, если идея настоящей народной школы выработалась уже у народов, далеко старейших нас в деле цивилизации, то и там она едва только начинает переходить в действительность. Мало этого, мы утверждаем, что сама идея русской народной школы едва слегка затронута нашей литературой и вовсе не выработана ею.
Нельзя сказать, чтобы вовсе не было в литературе попыток выяснить эту идею, но по важности, многосторонности и жизненности ее их очень и очень мало. Это такая идея, которая для своего уяснения требует самых разносторонних мнений, выходящих из самых разнообразных сфер общества, и, по крайней мере, не менее живого сочувствия, как и самый крестьянский вопрос. Конечно, мы не можем в такой короткой статье сделать с своей стороны попытки решить его, и мы хотели здесь только заявить, что, по нашему мнению, нет теперь вопросов современнее и важнее, как вопросы о том: чем должны быть русские народные школы? Как и где их устроить? Что и как в них преподавать? Где взять для них учителей? Каковы должны быть эти учителя? * В каком отношении должны находиться народные школы, с одной стороны, к обществу, с другой — к общей учебной администрации? и т. д.
Теоретическое решение всех этих вопросов по готовым уже, выработанным в Германии, идеям хотя и имеет свою пользу, но далеко еще недостаточно, потому что если где должна проявляться народность, то, конечно, уже в народной школе, и что применимо и полезно в других государствах, то может быть не применимо и даже вредно у нас; притом же при решении того или другого из этих вопросов должно сообразоваться с нашими современными возможностями.
(* Где взять учителей для народных школ и каковы должны быть эти учителя? Эти вопросы мы старались решить по крайнему нашему разумению в статье: «Проект учительских семинарий», помещенной в «Журнале Министерства народного просвещения» за февраль и март месяцы.)
