"Писатели Франции." Сост. Е.Эткинд, Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
А.Тетеревникова. АЛЬФРЕД ДЕ МЮССЕ (1810-1857)
ЕЩЕ ОДИН РОМАНТИК
В 1828 году в доме двадцатишестилетнего вождя французского романтизма Виктора Гюго среди молодых, талантливых и уже прославленных посетителей его салона появляется стройный белокурый юноша, скромный и хорошо воспитанный. Мальчик жадно прислушивается к горячим спорам сторонников новой школы, а потом и сам начинает читать стихи; они поражают всех присутствующих и вызывают бурю аплодисментов. Этот изящный юноша — семнадцатилетний Альфред де Мюссе; стихи, которые он читает — «Венеция», «Мадрид», «Баллада к луне»... В то время Мюссе только что окончил коллеж Генриха IV. Родился Мюссе в самом центре старого Парижа. Здесь прошло и его детство. Летом он уезжал с родителями в Вандомуа, в имение Конье, вотчину старого маркиза Мюссе-Пате. Средневековый замок с его башнями, комнаты-тайники, полумрак готического зала, где по вечерам собиралась семья, — все это приводило Альфреда в восторг, и он вместе с братом упивался ароматом средневековья, тем более, что оба они увлекались рыцарскими романами. В 1827 году Мюссе окончил старший, так называемый философский класс коллежа, и в семье обсуждается вопрос: поступить ли ему в Политехническую школу или стать юристом. Он склоняется к юриспруденции, но вскоре бросает ее и пытается заняться медициной. Первое же вскрытие, на котором он присутствует, производит на него такое тяжелое впечатление, что он отказывается от карьеры врача. Альфред любит музыку, пробует учиться играть, однако это трудная и вначале неблагодарная задача. Он хорошо рисует, у него есть способности к живописи, его копии с картин великих художников замечает сам Делакруа. Все это не удовлетворяет Мюссе: он родился поэтом. «Я хотел бы быть Шекспиром или Шиллером, или совсем не писать», — говорит он в письме к Полю Фуше, своему товарищу по коллежу, который ввел его в романтический «Сенакль». И в дальнейшем он пишет только тогда, когда чувствует непреодолимое желание излить душу. Его вступление в жизнь совпало с очень бурной эпохой в истории французского общества и литературы. То был конец 20-х годов, время царствования последнего Бурбона, Карла X, эпоха деятельности реакционных заговорщиков-дворян, «роялистов в еще большей степени, чем сам король», которых с такой иронией изобразил Стендаль в романе «Красное и черное». Это была вместе с тем эпоха растущего недовольства трудящихся и прогрессивной части буржуазии, время подготовки революции 1830 года, а для литературы — эпоха, когда бурно цвел самый неистовый романтизм.
Ламартин уже пропел свои меланхолические песни, которые сложил, предаваясь размышлениям на берегу живописных озер или в мирных долинах. После смерти Байрона сердца множества пылких юношей были увлечены его поэзией, силой страстей его героев, его смелостью и иронией. Виктор Гюго, круто повернув от романтических «Од», провозгласил гимн свободолюбивой Греции в своих «Ориенталиях». Мериме бросил вызов католицизму и ханжеству в кипучих пьесах «Театра Клары Гасуль». Теперь в литературную моду входят не только средневековые замки, подземелья, страшные тайны, которыми были полны вывезенные из Англии романы «кошмаров и ужасов», но и пейзажи Испании, синее небо Италии, пестрые одежды цыган.
«КАК ЖЕ ПРИНЯЛИ МОЛОДОГО ПРОКАЗНИКА? ..»
Первая книжка Мюссе — «Испанские и итальянские повести» — вышла в конце 1829 года. Этот сборник составился главным образом из стихотворений и поэм, которые Мюссе читал на собраниях «Сенакля» у Виктора Гюго, у писателя Шарля Нодье на вечерах в его гостиной при библиотеке Арсенала, у поэта Эмиля Дешана, у художника Ашиля Девериа. Поэт затрагивал в нем многие темы, пользовавшиеся популярностью в современной романтической литературе. Тут мы находим стансы, посвященные средневековым замкам и монастырям, баллады, воспевающие Венецию, стихи, обращенные к испанским красавицам, мрачные драматические поэмы, заканчивающиеся смертью влюбленных («Дон Паэз», «Порция»), и даже маленькую трагедию («Каштаны из огня»). Дон Паэз — романтический герой, страстный, неудержимый. Он любит самозабвенно и без колебаний мстит за измену. Драма эта разыгрывается в Испании, причем обстановка и сцены быстро меняются: утром дон Паэз, уходя на дежурство в казарму, прощается с Жуаной в ее замке, cразy вслед за тем, в казарме, из разговора с приятелями, узнает об ее измене, — покупает яд и во время последнего свидания с Жуаной убивает себя и свою возлюбленную. Сильные страсти, стремительно наступающая развязка, резкие контрасты, мрак, окутывающий месть дона Паэза, таинственное зелье, с помощью которого совершается убийство, — все это вполне отвечало вкусам романтиков «Сенакля» и способствовало шумному успеху произведения. Мюссе осуществил изложенный Виктором Гюго в предисловии к «Кромвелю» принцип смешения трагического с комическим — если не в «Дон Паэзе», то в других вещах сборника, например в маленькой трагедии «Каштаны из огня», сюжет которой в известной мере перекликается с сюжетом расиновской «Андромахи»: танцовщица Камарго, влюбленная в повесу Рафаэля Гаруччи и покинутая им, поручает аббату Дезидерио убить его, обещая в награду свою любовь; когда же аббат исполняет ее просьбу, эта новая Гермиона в отчаянии и гневе прогоняет не угодившего ей «Ореста». В последней реплике «под занавес» обманутый аббат Дезидерио сожалеет о том, что он напрасно убил друга и... испачкал свою сутану. К трагическому действию время от времени вводятся забавные поправки, автор как бы иронически переоценивает поступки своих персонажей, развенчивает их. Бурным страстям героев Мюссе противопоставляет иронию, религиозное чувство у них разрушается сомнением, скептицизмом. В сборнике «Испанские и итальянские повести» отразилась и та сторона жизни Мюссе, которая отличала его от посетителей «Сенакля», молодых литераторов, преданных своему искусству и отдающих ему все свое время. Увлекаясь поэзией, Мюосе не чуждался светских удовольствий и старался насладиться ими в той мере, в какой это было возможно в его положении юноши из небогатой дворянской семьи. Он чаще бывал не с поэтами из «Сенакля», а с известными всему светскому Парижу представителями золотой молодежи. Он встречался с этими щеголями в кафе, в ресторанах, в школе плавания. Он интересовался фасонами фраков и шляп, увлекался бегами, азартными играми, ухаживал за модными кокотками. Его приятели старались выполнять правила высшего дендизма: невозмутимое равнодушие, презрение ко всему «вульгарному». Но в этом отношении Мюссе нельзя поставить в один ряд с ними,— «в груди его горел огонь священный», он был поэтом. Однако в его первых поэмах отразился и этот дендизм, коснувшийся его каким-то краем: герой одной из лучших вещей его первого сборника, Мардош,— типичный парижский денди, его приключения и представляют собой сюжет поэмы.
В «Мардоше» поражает необыкновенная легкость повествования; автор как будто хочет подчеркнуть, что он и сам не принимает своего сюжета всерьез, не спешит довести его до конца и беспрестанно перебивает его нить мыслями о жизни, о женщинах, о счастье, перемежая их намеками на современность, подобно тому как это делает Байрон в своем «Дон-Жуане». Мюссе иронизирует над обычаем романтиков «Сенакля» по вечерам, во главе со своим вождем Виктором Гюго, подниматься на башни Нотр-Дам, чтобы созерцать картину заката солнца. Его герой ложится спать в тот час... ...когда, вечерней дымке рады, Коты на чердаках заводят серенады, А господин Гюго глядит, как меркнет Феб.
(Перевод В. Давиденковой) Мардош, полемизируя со своим дядей-священником, открыто высказывает атеистические взгляды, отрицает загробную жизнь, не верит в нее, как мольеровский Дон-Жуан. ...Мне наскучили все обольщенья мира. Недавно в «Гамлете» прочел я у Шекспира, Что с жизнью потому расстаться трудно нам, Что неизвестное нас ожидает «там». (Перевод В. Давиденковой)
По своей форме стихи первого сборника Мюссе вполне соответствуют новым требованиям романтической школы. Поэт смело переходит от одной строфы к другой, пользуясь небывалыми до тех пор enjam-bements; он чередует прозаизмы с самой возвышенной поэзией; рифмы его необыкновенно богаты. Продолжая бороться за освобождение французского стиха, провозглашенное Виктором Гюго, Мюссе смело ломает классические нормы стихосложения. Его двенадцатисложные стихи совсем не похожи на традиционные александрины, влачившие жалкое существование в посредственных трагедиях эпигонов классицизма. Цезура в стихах Мюссе постоянно скользит, и таким образом создаются живые, разговорные ритмы. О самом себе Мюссе говорит шутливо как о независимом эпикурейце, волоките, живущем в погоне за счастьем. Но это литературная поза. Чтобы по-настоящему узнать автора, нужно обратиться к персонажам его произведений, и тогда перед нами предстанет юноша с противоречивым характером, терзаемый сомнениями, не удовлетворенный окружающим миром, полным несправедливости и зла, поэт, охваченный неодолимым желанием любить и быть любимым, мечтающий о подлинной любви, о беззаветной и искренней верности. Таких чувств он не находит вокруг себя, вот почему радость его часто застилается облаком меланхолии. Первый сборник стихов Мюссе нашел отклик во множестве критических статей, появившихся не только во Франции, но и за границей. Пушкин в заметке 1833 года писал: «Итальянские и испанские сказки отличаются ... живостью необыкновенной. Из них «Porcia», кажется, имеет больше всего достоинства; сцена ночного свидания; картина ревнивца, поседевшего вдруг; разговор двух любовников на море — все это прелесть. Драматический очерк «Les marrons du feu» обещает Франции романтического трагика. А в повести «Mardoche» Мюссе первый из французских поэтов умел схватить тон Байрона в его шуточных произведениях, что вовсе не шутка». Пушкина в особенности радуют cмeлость и непринужденность, «озорство» первого выступления Мюссе в печати: «О нравственности он и не думает, — пишет Пушкин, — над нравоучением издевается и, к несчастью, чрезвычайно мило, с важным александрийским стихом чинится как нельзя менее, ломает его и коверкает так, что ужас и жалость». Однако Мюссе еще не смог завоевать себе прочного положения среди французских литераторов. «Сенакль» не поддержал его: слишком уж он был смел, насмешлив и даже беспощаден. Романтики стали намеренно игнорировать его последующие произведения. Мюссе остался для них надолго, а для некоторых, может быть, и навсегда игривым шутником, написавшим «Балладу к луне», и дерзким рассказчиком «Мардоша». Он еще раз подчеркнул утверждение своей независимости, опубликовав стихотворение «Тайные мысли Рафаэля». В нем он говорит о своей любви к Франции, о своем намерении следовать национальной традиции. Под Францией он понимает не средневековую Францию, которую «ворошат окровавленными кинжалами бородатые романтики», а Францию классицизма с ее гармоническим языком. Mюcce хотел создать поэзию, которая сохранила бы непринужденность и грацию поэзии XVIII века, но не была бы чуждой взволнованности и меланхолии, присущим поколению нового времени. Аристократия! Прекрасна и бледна И в царственной красе своей неповторима, Ты Францией была в былые дни любима, Ты на забвение теперь обречена. (Перевод В. Давиденковой)
«ЛИРУ БРОСЬ — И В БОЙ! ..»
Революция 1830 года не прошла для Мюссе бесследно. Правда, в отличие от многих других своих современников Мюссе не пишет восторженных стихов по поводу освобождения Франции от абсолютизма: положение вещей при Июльской монархии совсем не кажется ему совершенным. Он видит, как власть денег проникает во все сферы общественной жизни. Искусство стало предметом торговли, и Мюссе не раз с горечью упоминает об этом в своих стихах. «Художник лишь торгаш, искусство — ремесло», — говорит он в поэме «Бесплодные желания». Но он понимает, что даже искренние стихи, даже бескорыстные произведения писателей не могут изменить порядок вещей к лучшему; чтобы преобразовать мир, надо действовать, надо бороться. И Мюссе призывает поэтов в бой: Кто б ни был ты — дитя иль муж,— коль ты живой, Решайся! Лиру брось — и в бой, скорее в бой! (Перевод Вс. Рождественского) Это стремление к активному вмешательству в жизнь нашло свое отражение в публицистической деятельности Мюссе. В 1831 году он впервые выступает как журналист. Он печатает в газете «Тан» цикл статей под общим названием «Фантастическое обозрение». В них он подвергает иронической критике режим Июльской монархии, рисует нравы торжествующих буржуа и отошедших на задний план истории аристократов; он не щадит и самого короля Луи Филиппа, изображая его обжорой и пьяницей.
Наряду с этой критикой современности в «Фантастическом обозрении» Мюссе в шутливой форме затрагивает и философские вопросы, например, раздумывает о том, что такое поэтическое вдохновение и каким оно должно быть. Озорные статьи двадцатилетнего писателя содержат глубокие раздумья. Еще сильнее, чем к публицистике, Мюссе всегда тянуло к драматургии. Правда, на первых порах в театре его постигла неудача: двухактная комедия «Венецианская ночь», поставленная в декабре 1830 года в «Одеоне», провалилась. Большинство французских критиков считает, что она и не заслуживала большего. Однако пьеса интересна тем, что, пользуясь канвой модного тогда мелодраматического сюжета, Мюссе вложил в нее свое понимание жизни, более правдиво изобразил действительность, чем изображала ее романтическая драма Дюма и Гюго, как раз в то время пользовавшаяся большим успехом. Действие происходит в ирреальной фантастической Италии, куда приезжает полусказочный князь, влюбившийся в свою невесту по портрету. Эту же девушку с неистовой страстью любит бедный музыкант Разетта. Лауретта дарит ему на прощание крестик, а он передает ей записку и кинжал, чтобы побудить ее заколоть князя, ее жениха. Но князь оказывается забавным и обаятельным человеком, он обещает быть приятным, невзыскательным мужем. Более того, он играет роль какого-то волшебника или мага; рисуя перед Лауреттой сказочные картины, он как бы гипнотизирует ее. Лауретта в восторге; она быстро забывает Разетту; записка и кинжал оказываются излишними; Разетта напрасно ждет под балконом кровавой развязки, о которой Лауретта и не помышляет. Ему остается либо убить соперника, либо самому утопиться. По каналу проходит гондола, слышится музыка: Разетту зовут, над ним смеются; не долго думая, он прыгает в гондолу и присоединяется к веселящейся компании. Герои пьесы считаются с жизненными условиями, их поведение обусловлено обстановкой, характеры их более жизненны, чем, например, характеры Антони или Эрнани из одноименных пьес Дюма и Гюго. Однако такие повороты сюжета были слишком новы, чересчур отклонялись от только что установившейся, но уже усвоенной традиции, и, может быть, именно поэтому публика не поняла иронии и полемической направленности «Венецианской ночи» и не приняла пьесу. В ту же зиму Мюссе постигает большое горе: умирает его отец, унесенный холерой. На Мюссе ложатся заботы о семье, и, так как отец оставил очень скромное состояние, Альфред должен своим трудом обеспечить мать и сестру. Литература становится для него средством к существованию, и он решает серьезно взяться за работу. После провала «Венецианской ночи» он не хочет больше подвергаться оскорблениям и выслушивать свистки и насмешки враждебно настроенной публики, хотя театр и привлекает его. Но теперь он пишет не для сцены.
«МЫ ПИШЕМ НАШЕЙ СОБСТВЕННОЮ КРОВЬЮ»
Вышедший в декабре 1832 года том его новых произведений носит название «Театр у себя в кресле» и состоит из драматической поэмы «Уста и чаша», комедии «О чем мечтают девушки» и поэмы «Намуна». Друзья, которым Мюссе читал эти вещи до выхода в свет, не оценили их, публика встретила молчанием. Только проницательный критик Сент-Бёв в январе 1833 года написал: «Автора этой книги можно без колебаний поставить в один ряд с самыми сильными художниками нашего времени». Мюссе и сам хотел подчеркнуть, что этот том содержит первые его серьезные произведения. В посвящении своему другу Альфреду Татте, предпосланном «Устам и чаше», он высказывает свои мысли об искусстве вообще и о своем собственном искусстве в частности. Он, как всегда, шутит, острит, но среди этой легкой болтовни взволнованно звучат строки, раскрывающие самые сокровенные мысли поэта; он говорит о поэтическом вдохновении, о поисках сильного и верного слова, о пьянящей радости, когда это слово, наконец, найдено, о счастье творчества, об отчаянии, охватывающем поэта, когда он недоволен своим детищем: Когда работаешь, в тревожном напряженье Трепещет каждый нерв, как под рукой струна, Слова в самой душе находят отраженье. . . . . . Но думать, что сорвал плод неземного сада, И бережно морковь нести в своей руке,— Ну как, скажите, тут не застонать в тоске И не предать огню любимейшее чадо? (Перевод А. Мысовской) Мюссе с презрением отзывается о тех писателях, которые меняют свои политические убеждения с каждым новым режимом; сам он предпочитает вообще не писать о политике, — в этом сказалось его разочарование в июльской революции, неудовлетворенность монархией Луи Филиппа. Как раз в тот момент, когда Ламартин опубликовал религиозные «Гармонии», автор «Посвящения» выказывает безразличие к любой религии. Он ненавидит святош и ханжей; терпеть не может также июнь, мечтателей, плавающих в челнах, и, намекая на Ламартина, издевается над теми, кто исходит стихами и слезами в годовщину своих любовных встреч. Мюссе выступает и против технической виртуозности некоторых из своих современников-поэтов, иронизирует над тем, что они признают исключительно богатые рифмы, как будто от этого обогащается содержание их поэзии:
Прославится в веках тот новый сочинитель, Который мыслям в гроб отменный гвоздь забил, Неточность объявив для рифмы под запретом.
Провозглашая такую программу, Мюссе бросает вызов так недавно восхищавшим его романтикам «Сенакля», которых он уже успел перерасти. Какова же его положительная программа? Мюссе заявляет: поэт — это человек, он пишет для людей. Он должен будить в своем читателе глубокое человеческое волнение. Он должен слушаться только своего вдохновения, черпая его в жизни, в испытанных им чувствах и переживаниях. Мюссе хочет, чтобы поэзия выражала искреннее чувство, была глубоко человечной. Она должна передать то, что волнует поэта в момент его творчества, а не рассказывать об уже прошедших переживаниях и не представлять собой успокоенных рассуждений, наподобие ламартиновских. В драматургии Мюссе различает два вида произведений: пьесы, авторы которых стремятся изобразить жизненные драмы во всей их правдивости — Вослед за Мериме, вослед за Кальдероном Действительность залить расплавленным свинцом, Чтоб жизни наготу изобразить в нем слепо, И отпечаток снять, и бросить этот слепок Со сцены зрителям безжалостно в лицо... и другие, где действие только предлог для решения философских вопросов, поставленных жизнью, — таковы пьесы Шекспира и Расина. Сам Мюссе хотел бы принадлежать ко второй группе драматургов. В его драматической поэме «Уста и чаша» тесно переплетаются поэзия, мысли, действие. Героя ее, Франка, возмущает несовершенство мира, в котором он живет. Он осыпает проклятиями устои общества, родственные связи, семью, родной дом и отечество. Он поджигает свою хижину и уходит из родных мест. По пути Франк встречает рыцаря Страннио с его любовницей. Он не хочет уступить рыцарю дорогу, убивает его и уходит с Бельколор. Потом Франк выигрывает много денег, становится независимым и на войне завоевывает славу. Но все это не удовлетворяет его, он истерзан сомнениями. Он убеждается в непрочности славы, в непостоянстве своей любовницы. Он решает умереть, но вдруг находит у себя на груди увядший букет шиповника, подаренный ему Дейдамией, девушкой, с которой он провел детство и юность. Он спешит к ней, хочет найти покой и счастье в ее любви. Но в день свадьбы его бывшая любовница мстит ему, закалывая его невесту. Распутство Франка становится между ним и его счастьем, между чашей и устами. Под пестрым плащом приключений героя легко распознать философскую суть драмы. Франк — это образ современного человека со слишком критическим духом, который не может равнодушно смотреть на вопиющее несовершенство всего мирового уклада. И хотя слог этой поэмы несколько театрален и иногда даже напыщен, пожалуй, никто из современников Мюссе не создал такого искреннего произведения. Для того чтобы понять, какой бы он хотел видеть жизнь, очень важна маленькая комедия «О чем мечтают девушки». Действие ее протекает в неведомое время, в стране мечтаний и грез, «где хотите», как помечает в начале пьесы сам Мюссе. Главные действующие лица: добрый, остроумный и изобретательный герцог Лаэрт с дочерьми Нинеттой и Нинон и юноша Сильвио. Лаэрт хочет выдать замуж одну из своих дочерей. Он знает, что каждая молоденькая девушка мечтает о чем-то таинственном, романтическом, что ей неинтересно выйти замуж без того, чтобы этому предшествовал роман, тайные свидания, может быть, похищение... И Лаэрт мистифицирует своих дочерей: переодевается в блестящего кавалера и в черном бархатном плаще, с золотой цепью, со шпорами, приходит ночью к ним в сад, поет под окнами серенады — все для того, чтобы заинтересовать их Сильвио, тем юношей, за которого он хочет выдать замуж одну из них. Он сознательно производит им своеобразную «прививку» романтики, стараясь внести в дело сговоров и замужества блеск и обаяние поэзии, обогатить жизнь, повысить ее полноценность, обучая и наставляя в этом искусстве неопытного и наивного будущего зятя. Из шутливой иронической игры масок и театрального реквизита рождается нечто серьезное и важное, а именно страстная и живая влюбленность в жизнь, в ее поэзию и краски, высокая требовательность к чувству, гимн юношеской свежести и чистоте. В этом оптимистическом, задорном произведении поэт одновременно иронизирует над романтизмом и утверждает свой романтический гуманизм, противопоставляя его прозе, скуке и корысти, царящим в современной буржуазной действительности. В поэме «Намуна» Мюссе снова, не заботясь о развитии сюжета, легко и свободно, опять в духе Байрона, высказывает свои мысли и чувства, пересыпая рассказ дерзкими шутками. В первую очередь достается романтикам: «Каков бы ни был мой герой, — говорит Мюссе,— чахоточный, косой, горбун или паралитик», у него все-таки есть одно достоинство — он «историческим лицом не назывался». Этими словами Мюссе хочет отмежеваться от романтиков, без конца и на все лады писавших на исторические сюжеты. Он издевается над грубым «местным колоритом», обязательно присутствующим в их произведениях, если они пишут о Востоке, никогда ими не виданном: История, которую пишу, Хотя и происходит на Востоке, Но я о нем — заметить вас прошу — Не воровал из книг чужие строки, Я никогда не ездил на Восток, А между тем легко вас обморочить мог. Я мог бы, как и многие поэты, Нарисовать вам целый ряд чудес: И белые дворцы, мечети, минареты Под синим куполом тропических небес, И алый горизонт, и прочие детали; Но мне, пожалуй, скажут: «Вы соврали!» (Перевод Д. Минаева) Далее поэт пускается в философские рассуждения,— это настоящий фейерверк парадоксов, забавных сравнений, метафор. Душу и тело человека, неразрывно связанные между собой, он сравнивает с классическими стихами, рифмующимися попарно. Мюссе воссоздает образы своих любимых литературных героев, вспоминает Манон Леско: Скажите, отчего так человечна, Правдива и жива Манон Леско От самой первой сцены? ..
Он набрасывает поэтический образ Дон-Жуана, вечно и напрасно стремящегося найти идеальную возлюбленную. Он снова говорит о радости творчества, об искренности своих стихов: Узнайте вы, что каждую строку Мы пишем нашей собственною кровью, Тоскою откликаясь на тоску И на любовь — восторженной любовью. И упиваясь музыкой стихов, Мы счастливы. Вот наш удел каков.
Время от времени он вспоминает о той истории, которую хотел рассказать, и прерывает свои рассуждения каким-либо восклицанием, вроде: «Итак... на чем, бишь, я остановился?» Наконец, дойдя до третьей части, поэт извиняется перед читателем, за то, что его рассказ до сих пор не сдвинулся с места, и быстро, в нескольких строфах, заканчивает историю любви и самопожертвования Намуны. «Намуна» окончательно завершила разрыв Мюссе с романтиками «Сенакля». Сборник «Спектакль у себя в кресле» был встречен молчанием. Золя писал по этому поводу: «Никогда риторы 1830 года не могли простить возмутившемуся последователю, что он был прежде человеком, а потом уже писателем. Кроме того, он был виноват в том, что оказался непокорным учеником Гюго...» А Мюссе тем временем пишет одну пьесу за другой. Его привлекает эпоха Возрождения, тот контраст, который она представляет с мещанской современностью, с ее лицемерными нравами, с лишенной вкуса публикой, со всей обстановкой, враждебной поэзии и вообще искусству. Он пишет драму «Андреа дель Сарто» из эпохи упадка итальянского Возрождения, когда великие гении уже умерли, когда поклонение искусству стало не таким пламенным, но страсти по-прежнему бушевали в сердцах людей. Борьба роковой любви Кордиани, преданного ученика Андреа, к Лукреции дель Сарто, с его долгом по отношению к своему другу и учителю, горе Андреа, потерявшего способность творить, когда возле него нет горячо любимой жены, жажда мести, терзания по поводу растраченных денег, вверенных художнику королем Франциском I, — таков мир, созданный драматургом. П. И. Чайковский высоко оценил «Андреа дель Сарто»; в одном из писем он сравнил эту пьесу с произведениями Шекспира и противопоставил ее драмам романтиков 30-х годов, во что бы то ни стало стремившихся передать местный колорит за счет правдивости характеров. «Тщетной погони за локальной правдой у Мюссе вовсе нет, как и у Шекспира, — пишет великий композитор, — но зато у него столько же общечеловеческой, вечной и не зависящей от эпохи и местности правды, как и у Шекспира».
С ЛЮБОВЬЮ НЕ ШУТЯТ
Мюссе продолжал вести светскую жизнь, окруженный золотой молодежью. Однако эта жизнь далеко не удовлетворяла его. Торгашеский уклад монархии Луи Филиппа отнимал у современной молодежи веру в какие-либо идеалы. Лишь немногие из писателей, подобно Виктору Гюго, сумели сохранить надежду на лучшее будущее или, подобно сен-симонистам, искали путей переустройства общества. Мюссе был далек от этого движения, не понимал его и даже насмешливо отозвался о нем в одном из своих сатирических «Писем Дюпюи и Котоне». Но он страдал от отсутствия идеалов, от разочарования во всем, от того, что не видел вокруг себя ничего такого, чему стоило бы отдать свои творческие силы. Из этих настроений возникла поэма «Ролла», вышедшая в августе 1833 года. В ней Мюссе впервые отбросил свойственную ему ироническую небрежность тона. Сюжет поэмы очень прост. Юноша Ролла, ведя рассеянную жизнь, растрачивает все состояние, оставленное ему отцом, и решает покончить самоубийством. Он не верит, что в мире существует что-либо, из-за чего стоило бы жить. Но падшее создание, шестнадцатилетняя девушка, с которой он проводит последнюю ночь, оказывается, сохранила душевную чистоту и сумела пробудить настоящие чувства в сердце Ролла. Перед смертью их соединяет высокая любовь, в которую Ролла отказывался верить. В «Ролла» Мюссе выразил чувства многих представителей молодежи своего времени. Его герой не был исключением, очень многие юноши тех лет, лишенные идеалов, стремились только к наслаждению, убивая свою душу и сердце в разврате. Религия для мыслящих людей, подобно Мюосе, воспринявших наследие великих просветителей XVIII века, давно уже перестала существовать и не могла ни сдерживать, ни утешать. Только чистая любовь казалась Мюссе священной; но если человек предавался разврату, то он не может быть счастлив, даже любя, у него не хватает душевных сил на служение этой любви, и ему приходится отказаться от своего счастья в тот момент, когда он его достигает. Ролла умирает на пороге жизни, и все-таки в последнюю минуту его сердце открывается, его душа излечивается — он познает любовь.
В «Ролла» выразились сокровенные страдания Мюссе и его надежда на то, что он может быть избавлен от них, если узнает новую чистую любовь. Мюссе ждет этой любви, как спасения от гибели. Он надеется, что женщина, которую он полюбит, вырвет его из омута безверия, поможет ему найти цель в жизни, покажет ему выход из того тупика, в котором он очутился. Летом 1833 года, на ежемесячном обеде, который издатель «Ревю де дё монд», Бюлоз, устраивал для сотрудников своего журнала, Мюссе встретился с Жорж Санд. Юный поэт и романтическая писательница полюбили друг друга. Но их любовь не принесла им прочного счастья. Непостоянный и вспыльчивый поэт слишком часто огорчал свою возлюбленную, слишком мучил ее своей ревнивой подозрительностью, чтобы связь их могла быть длительной. Из поездки в Италию, совершенной в конце 1833 года, Мюссе в апреле 1834 года возвращается один. Потом их роман возобновляется, но приносит и ему и ей только тяжелые переживания. Во всяком случае, Мюссе оказался неспособным вновь обрести потерянную веру в подлинно искреннюю, преданную любовь. Надежда, выраженная в конце поэмы «Ролла», оказалась обманутой. Однако сердечные переживания пробудили в нем новые творческие силы. В июле 1834 года в «Ревю де дё монд» появляется «пословица» «С любовью не шутят», а вслед за нею ряд других произведений.
«Пословица» — драматический жанр, в котором в XVIII веке прославился Кармонтель, а в 20-х годах XIX века — Леклерк. Это одноактная салонная комедия в прозе с несложной интригой и немногочисленными действующими лицами. «Пословицы» Мюссе отходят от этой традиции: декорации у него очень часто меняются, персонажей порой бывает много, интрига иногда кончается трагической развязкой. Так и в пьесе «С любовью не шутят». Двое молодых людей любят друг друга, но из гордости, упрямства и предубеждения, внушенного Камилле воспитавшими ее монахинями, она вначале отвергает любовь Пердикана. Когда же оскорбленный юноша с досады начинает клясться в любви наивной деревенской девушке Розетте, в Камилле пробуждается ревность, и она стремится привлечь Пердикана к себе. Пердикан оставляет Розетту, и девушка гибнет, не в силах вынести такой игры со своим чувством. «Я часто страдал, я не раз был обманут, но я любил. И жил я, я, а не искусственное существо, созданное моим воображением и моею скукой». Эти слова Пердикана целиком взяты из письма Жорж Сайд к Мюссе, написанного весной 1834 года. Вся пьеса полна отголосков их бурной страсти.
«ЛОРЕНЦАЧЧО»
Меньше чем через месяц после «С любовью не шутят» Мюссе опубликовал драму «Лоренцаччо», одну из наиболее значительных пьес французской драматургии. Замысел этой пьесы принадлежит Жорж Санд, которая хотела написать ее сразу после революции 1830 года и уже сделала черновой набросок, но отдала его Мюссе летом 1833 года. Они взяли эту тетрадь с собой в Италию, возможно, собираясь вместе закончить пьесу. Но написал ее Мюссе один уже по возвращении в Париж, изучив флорентийскую хронику Варки XVI века. Лоренцо, двоюродный брат герцога Алессандро Медичи, посаженного папой Климентом VII на флорентийский престол, решает освободить свою родину, убив тирана. Чтобы войти в доверие к герцогу, он притворяется трусом и развратником, помогает герцогу во всех его любовных похождениях. Он связан с партией флорентийских республиканцев, однако последние не оказывают ему поддержки, так как они инертны и не уверены в необходимости убийства герцога. Но и сам Лоренцаччо чувствует, что разврат, отравляющий его душу, убивает в нем жизненные силы и волю исполнить свое намерение. Он все-таки убивает герцога, но никто его не поддерживает, республиканцы не поднимают восстания народа, республика не провозглашается, и на месте убитого Алессандро очень скоро появляется новый тиран, Козимэ Медичи, а Лоренцаччо гибнет от руки наемного убийцы. Чувствуется, что, создавая свою пьесу, Мюссе все время сопоставлял Францию 1830—1833 годов и Флоренцию 1537 года. Он понимал, что творческое бессилие, бесплодное красноречие буржуазных либералов, в чьи руки попало дело революции, их моральная низость и продажность послужили причиной ее неудачи и привели к царству буржуа и торговцев. Филиппе Строцци и другие республиканцы в пьесе напоминают этих деятелей, руководивших событиями 1830 года.
Однако еще важнее для Мюссе было раскрыть душевный мир своего героя. Лоренцо — живой и сложный образ, человек с противоречивой натурой, стремящийся к героическим деяниям и в то же время чувствующий, как разврат, в который он погружен, все больше омрачает и растлевает его душу. Этот индивидуалист, не верящий в способность людей к бескорыстному самопожертвованию и потому не верящий в дело республики, в конце концов совершает убийство, чтобы хоть как-то утвердить свое «я» и доказать в первую очередь самому себе, на что он способен. Но когда герцог убит, Лоренцо не становится от этого счастливее и без сожаления прощается с жизнью: бесплодный индивидуализм не может помочь даже тому, кто следует его велениям до конца. «Лоренцаччо» еще раз доказал, что Мюссе не проходил мимо социальных проблем, а глубоко задумывался над ними. Его возмущала все усиливающаяся реакционность власти во Франции, в особенности в области мысли и искусства. В сентябре 1835 года правительство подготовило проект реакционного закона о печати, запрещавшего множество газет, и в том числе все органы республиканской партии. Едва узнав об этом, поэт написал язвительные стихи, памфлет «Закон о печати», в форме послания тогдашнему премьер-министру Тьеру, который произнес в палате лицемерную речь, защищая новый закон.
СЫН СВОЕГО ВЕКА
В это время Мюссе работал над романом «Исповедь сына века». В письмах к Жорж Санд 1834 года он обещал прославить их любовь: «Но я не умру, пока не напишу книгу о нас тобой (в особенности о тебе)». Весной 1835 года, после того как они окончательно расстались, Мюссе принялся за роман. Но картина, изображенная им, оказалась гораздо шире описания его несчастной любви. Назвать роман «Исповедь» — значило поставить себя в положение человека, который признается в своих ошибках и принимает на себя ответственность за них. Но автор — сын века, и, следовательно, его испорченность, неполноценность обусловлена общими причинами. В начале книги автор объясняет их — это причины политического, социального и литературного характера. Огромное напряжение всей Франции во время наполеоновских войн при Реставрации сменилось пустотой и неуверенностью. Молодежь, подготовленная к военной карьере, не видит, к чему приложить свою энергию. Все продажно, надо всем властвуют деньги. Литература полна разочарования, отвращения к жизни. Религия мертва, и ничто не пришло ей на смену. Молодежь бессильно проклинает все или предается разврату. Едва лишь Октав, герой «Исповеди», вступает в жизнь, как его ждет разочарование: измена любимой женщины. Это поражает его в самое сердце. Он пробует отвлечься охотой, верховой ездой, научными занятиями, но только в пороке находит он забвение. Однако порок оставляет неизгладимый след в душе юноши и делает его неспособным на настоящее большое чувство. Эта тема связывает «Исповедь» с прежними произведениями Мюссе «Ролла» и «Лоренцаччо», где поэт мучительно пытается разрешить ту же проблему. Октав терзает свою возлюбленную Бригитту, изводит ее мелочной ревностью, отравляет каждую минуту их счастья. Он мучит ее главным образом потому, что не верит ей, не верит в настоящую любовь и сам на нее не способен. И все это объясняется тем, что в ранней юности он безжалостно растратил свои жизненные силы. Книга дышит искренностью, страстью, трепещет живой реальностью. Мюссе — автор «Исповеди сына века» окончательно преодолевает условности романтической школы. Глазами писателя-реалиста смотрит он на терзания и муки своего героя и изображает их с захватывающей правдивостью, с необыкновенным искусством психологического анализа. Недаром Герцен ссылается на эту книгу в доказательство своего утверждения, что в Европе 30-х годов «нет юности и нет юношей». В 1836 году Мюссе окончательно завершил свой разрыв с романтической школой, опубликовав в «Ревю де дё монд» сатирические «Письма Дюпюи и Котоне». Из них особенно интересно первое. Два провинциальных подписчика «Ревю», люди с достатком и «с хорошим положением в обществе», хотят выяснить, что означает слово «романтизм». Сначала они думали, что романтизм — это отсутствие трех единств; затем — что это смешение трагического с комическим, что это подражание немцам и англичанам и проч. и проч. Но каждый раз собственными рассуждениями они опровергают свое неполноценное определение. В провинции слово «романтизм» обычно считают синонимом нелепости, но их и это не удовлетворяет. Они хотят докопаться до истинного смысла. Одно время они полагали, что романтизм заключается в том, чтобы не бриться и носить жилеты с широкими отворотами, или в том, чтобы отказываться от несения службы в Национальной гвардии, а потом и совсем перестали думать что-либо по этому поводу. В конце концов, изучив тексты известных романтических произведений, оба они пришли к выводу, что романтизм — это злоупотребление прилагательными. К немногому же сводится «великая реформа» французской литературы!
СУДЬБА БЕЛОГО ДРОЗДА
В эти же годы, 1833—1835, Мюссе создает свои лучшие лирические произведения. Это его «Ночи» — «Майская», «Декабрьская», «Августовская» и «Октябрьская», «Письмо к Ламартину», «Воспоминание». Публика и критика видела в этих поэмах только историю несчастной любви поэта, только излияния его разочарованного сердца. Во множестве французских монографий и статей, посвященных Мюссе, неустанно обсуждается вопрос о том, кто была вдохновительница «Ночей», Жорж Санд или другая женщина, которую Мюссе любил прежде или после разыгравшейся в Венеции драмы. Но не все ли равно, кого Мюссе имеет в виду, если стихи его глубоко искренние и человечные, заставляют звучать тайные струны в сердце каждого? Отбросив всякую позу, забыв иронию, не думая о виртуозности формы, поэт говорит о своих сокровенных чувствах, изливая боль, отчаяние, надежду. Золя, в юные годы страстно увлекавшийся поэзией Мюссе, так говорит о «Ночах»: «Когда он писал «Ночи», то уже отбросил романтическое одеяние, он перестал быть представителем своей эпохи и стал поэтом всех времен. Голос его звучал, как крик любви и горя всего человечества. Тут он вне моды, вне литературных школ. Жалобы его находят отклик в сердцах всех людей. Вот как я объясняю в настоящее время то сочувствие, которое он в нас возбуждал. Мы уже не были школьниками, восхищавшимися совершенством фразы, но людьми, которые вдруг услышали отголосок своих собственных чувств. Он жил жизнью человечества, и мы вместе с ним переживали ее».
Критики и литературоведы часто обходят молчанием важную сторону содержания «Ночей». Если внимательно прочесть эти вдохновенные стихи, то станет ясно, что в них поэт говорит не только о своей любви. Его волнует, общая неустроенность мира, отсутствие подлинно человеческих отношений между людьми, он скорбит об утрате идеалов, а главное, что занимает его, — это проблема творчества. В «Майской ночи», беседуя с поэтом, муза рисует перед ним живописные картины, чтобы увлечь его творческое воображение, напоминает ему о разных поэтических жанрах, которые могли бы вдохновить его, и когда поэт отвечает ей, что не может петь, потому что сердце его измучено страданием, она утешает его, говоря, что именно сердечные муки могут породить лучшие творения: Слова отчаянья прекрасней всех других, И стих из слез живых — порой бессмертный стих. (Перевод Вс. Рождественского) Здесь возникает знаменитый образ пеликана, который кормит птенцов собственной плотью,— это поэт, отдающий людям самые свои сокровенные переживания, обнажающий перед ними раны своего сердца.
Мюссе постоянно и мучительно возвращался все к тем же вопросам: что такое искусство? Что такое поэзия? Каковы условия поэтического творчества? Какова его цель? Какие отношения должны быть между поэтом и обществом? Самая страстная его лирика всегда сопровождалась глубоким психологическим анализом, стремлением найти ответ на терзавшие его вопросы. К этим вопросам возвращался он и в критических статьях «Несколько слов о современном искусстве» и «О трагедии». Поэзия, по мнению Мюссе, должна говорить о современном человеке. Однако никто из писателей существующих школ не изображает современного человека: «Разве есть где-нибудь художник или поэт, интересующийся тем, что происходит не в Венеции, а в Париже, вокруг нас? Разве говорится что-нибудь о нас в театрах или в книгах?.. А между тем в душе современного человека есть тревоги, волнения, страсти, которые стоят того, чтобы стать сюжетом поэтического произведения. Ювенал, Шекспир, Байрон — вот это были современные для своей эпохи поэты, они изображали то, что волновало современность. И это путь, по которому должен идти настоящий художник». Мюссе равнодушен к презрению представителей отвергнутой им литературной школы. В тот момент, когда в тени торжествующего и уже пережившего себя романтизма начинают появляться поэтические группировки, откуда скоро выйдут парнасцы и первые символисты, презирающие «невежественную толпу», Мюссе требует поэзии, понятной для широкой публики: «Самая большая ошибка думать, что существует возвышенное искусство, недоступное для непосвященных... Надо стремиться привлечь к себе толпу, чтобы она понимала тебя и любила». В конце 30-х и в 40-х годах Мюссе написал ряд повестей, большей частью на темы современной жизни. Среди них — символическая «История белого дрозда». В семье обыкновенных черных дроздов родился белый птенец. Отец и мать удивлены его необыкновенным цветом, но они еще более поражаются, когда он начинает петь по-своему, не следуя никаким правилам и обычаям настоящих дроздов. Он поет тем голосом, которым одарила его природа, поет от души, когда ему весело и когда ему грустно. Дрозды не признают его своим, и он со слезами спрашивает себя: «Кто же я такой, если не дрозд?» Он покидает родное гнездо и летит куда глаза глядят. Но птицы нигде не принимают его, и он в отчаянии возвращается на родину. Случайно он узнает, что бывают и белые дрозды, но встречаются они очень редко, и он решает, что если природа создала его необыкновенным, то он и будет вести себя как существо исключительное, будет без стеснения изливать свою душу, петь о своих страданиях, о том, что его терзает и мучит. Мюссе и в самом деле был белым дроздом, редкостной птицей с чудесным голосом, и пел он только о том, о чем не мог умолчать. Его поэзия всегда ищет главного, животрепещущего, всегда питается только самыми волнующими мыслями и чувствами и поэтому всегда глубоко искренна и гуманна. В последние годы жизни Мюссе писал мало. Непреодолимые апатия и усталость охватили его, вероятно, это было связано с болезнью сердца. Он чувствовал себя одиноким и заброшенным. 2 мая 1857 года он скончался в Париже, на руках у своего брата. «Мюссе — преемник великих французских писателей. Он из семьи Рабле, Монтеня и Лафонтена. Если вначале он и драпировался в романтические лохмотья, то теперь можно подумать, что он рядился в маскарадный костюм с целью посмеяться над растрепанной литературой того времени. Французский гений, с его чувством меры, его логикой и ясностью мысли, был присущ этому поэту, начавшему столь шумно свое поприще. Впоследствии его речь отличалась несравненной чистотой и мягкостью. Он будет жить в нашей памяти вечно, потому что много любил и много страдал». Так заканчивает Золя свою прекрасную статью, написанную для «Вестника Европы» в 1877 году — по случаю двадцатилетней годовщины со дня смерти поэта. Искренность, благоуханная свежесть, обаяние молодости, бесстрашная ирония, крылатая фантазия — все это и теперь пленяет нас в творчестве Альфреда Мюссе.
