"Писатели Франции." Сост. Е.Эткинд, Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
А.Чичерин. ОНОРЕ БАЛЬЗАК (1799-1850)
ИСТОРИК СОВРЕМЕННОСТИ
В жарких спорах последних лет о реализме, о романе, о неромане, неоромане, абстракционизме и проч. и проч., в этих спорах имя Бальзака вспыхивает постоянно. Ведь он не только занимает весьма почетное место в ряду создателей реалистического романа, он довел этот жанр до его логической крайности. Этот жанр, всецело направленный на понимание общества и человека, именно в его творении, в «Человеческой комедии», получил свою завершенность,— стал историей французского общества начала XIX века, поэтическим постижением всего многообразия существующих человеческих типов. Воинственным был подход Бальзака к действительности, к познанию человеческого сердца, к утверждению реализма. С юных лет, бродя по Парижу, он ловит отрывки уличного говора, вглядывается в одежду, обувь, морщины на старческих лицах и в сияние молодых глаз. Это — путь, ведущий его к познанию человечества. Не Адольф, не Октав (1), не отголоски собственных переживаний и мыслей его привлекают. Ему одинаково интересны старый скряга и юная девушка, светская дама и сельский врач, многоопытный каторжник и наивный студент. Сущность его работы писателя в том, чтобы совершенствовать глаз, умение проникать в чужую и даже чуждую ему душу, все увидеть и все понять. У него двойное понимание человека: во-первых, с точки зрения самого этого человека и, во-вторых, с точки зрения общества, взятого в его истории, в движении.
Поэтому Бальзаку несвойственны сатирические образы. И светскую даму, и ростовщика, и банкира, и карьериста, и бандита изображает он изнутри, с некоторым сочувствием к их ------------------------------ 1. Герои романтических романов Б. Констана и Альфреда де Мюссе. -------------------------------- сокровенной жизни, их образу мысли. Эти персонажи показаны в развитии, в становлении, это частицы в истории общества. И все же нравственный приговор человеку, его поступкам, его намерениям и мыслям в «Человеческой комедии» в высшей степени определенен и строг. Именно нравственная проблема долга, совести, чести постоянно в центре внимания Бальзака. Автор «Человеческой комедии» — историк, в его романах замечательно то, что характеризует экономическое, политическое развитие Франции со времени первой буржуазной революции и до 40-х годов XIX столетия. Все же как романист он историк нравов, человеческой жизни во всех ее проявлениях, историк, проникающий в тайны человеческого сердца. Этот автор противоположен авторам романтических романов. Его произведение не исповедь, не излияние одинокой души, в стиле его творений нет ничего личного. Автор сказывается
иначе — в умении проникать во всё, всё захватывать, по-своему мыслить обо всем. В эпоху Реставрации в творчестве Бальзака со всей силой сказывается критика феодализма и всех его пережитков. В эпоху буржуазной монархии — еще более суровая критика капиталистического общества. Как бы ни были осложнены, а порой и запутаны политические идеи Бальзака, интересы народа, тружеников, бедняков, занимали его всегда.
«ЕЕ ЗОВУТ СЛАВА»
Оноре Бальзак родился в Туре 20 мая 1799 года. Его отец Франсуа Бернар Бальзак был ко времени революции 1789 года судейским чиновником. С 1798 года он в Туре стоял во главе городской богадельни. Известно, что свою фамилию Франсуа Бернар сам «отредактировал», так как его отца, неграмотного пахаря, звали Вальса. Оноре Бальзак впоследствии добавил аристократическую частицу де. Он назвал себя — Оноре де Бальзак. В возрасте восьми лет и пяти месяцев Оноре поступил в Вандомский коллеж, сохранявший облик и порядки почти монастырские и помещавшийся в угрюмом замке, который был окружен рвом. Учеников выпускали за стены коллежа только после окончания курса обучения. За те шесть лет, которые Бальзак там провел, он ни разу не был в своей семье.
В этом неуклюжем мальчике сказывалось отвращение к тому обучению, которое предписывали ему здесь. Не раз его запирали в карцер на целую неделю. Не раз его били. «Самое острое страдание, которое мы испытывали,— вспоминает впоследствии Бальзак в романе «Луи Ламбер»,— нам доставалось от кожаного ремешка толщиной в два пальца, который хлестал нас по слабым нашим рукам со всею силой и яростью нашего учителя» (1). Одинокий, во власти грубых наставников и бездушной системы, он все же был счастлив порой: первые дружеские привязанности, захватывающие игры волновали его; все больше и больше радости доставляло ему чтение. Библиотека была достаточно обширной. Чтение стало его страстью. Двенадцати, тринадцати лет он сам уже сочинял, и его парта постоянно была завалена бумагами. Среди товарищей пользовался он репутацией писателя. На него посматривали с любопытством, над ним насмехались. Школьники повторяли стихи из создаваемой им трагедии: «О Инка, о король злополучный, несчастный!» Он казался смешным, этот мальчуган, краснощекий и толстый. Все же режима Вандомского коллежа он не выдержал, заболел, и родители взяли его оттуда. Он закончил свое образование в Париже, куда в это время переехала вся семья. Сестра Лора становится его другом, единственным его другом. Ей сообщает юный Бальзак, что чувствует в себе большие силы, во всем мире еще прозвучит его имя. Он изучает право, но без особенного энтузиазма и, немного потолкавшись в судейских конторах, почерпнув нужные ему наблюдения, отказывается решительно от карьеры адвоката или нотариуса. Нет, он будет писателем. Он покорит мир силой своего пера. Рассерженный отец, считающий все эти мечты пустой блажью, наконец соглашается поддерживать его в течение двух лет. За два года Оноре должен либо обнаружить талант, либо расстаться с литературными планами. Семья вновь покидает столицу, все уезжают в Вильпаризи, и в 1819 году Бальзак остается в Париже один. Он погружен в свои труды, роется в библиотеках, жизнь большого города открывается перед ним. Он посылает сестре забавные письма: «Я нанял слугу.— Слугу? Что с вами, братец! — Да, слугу. У него такое же смешное имя, как у лакея доктора Наккара: того зовут Спокойный, моего же зовут Я-сам... Я-сам ленив, непредусмотрителен и неуклюж. Его хозяин терпит голод и жажду, а слуге нечего подать, ни хлеба, ни воды — нет. Даже от ветра он не может своего хозяина уберечь...— Я-сам! — Что вам угодно? — Обратите же, наконец, внимание на паутину, как несносно жужжит в ней огромная муха! Что это за бараны прогуливаются под постелью? Меня положительно ослепляет пыль, засевшая на окне.— Но, сударь, я ничего этого не замечаю.—-А, лучше помолчите, болтун!— И он замолкает. Он выбивает пыль из моей одежды, подметает, напевая, поет, подметая, смеется, разговаривая, разговаривает, смеясь. В сущности, это — добрый малый». К сожалению, произведение искусства, которое в то же время создавал юный Оноре, было написано совсем «в другом роде. Беда заключалась в том, что он вообразил себя влюбленным и с ума сходил от любви. Пленила его всесильная обольстительница. Бальзак нередко упоминает ее в своих письмах: «Ее зовут — слава». Конечно, только ради нее, чтобы ее добыть, написал он свою историческую трагедию «Кромвель». Трудился он несколько месяцев, почти не выходя из комнаты, питаясь одним хлебом: «Непременно нужно или начать шедевром, или свернуть себе шею». ------------------------------ 1. Все бальзаковские тексты — в переводе автора очерка. ----------------------------- Весной 1821 года Бальзак приезжает в Вильпаризи, собирает всю семью и всех близких, чтобы прочитать этот свой новорожденный шедевр. Все единодушно объявляют ему, что трагедия никуда ие годится. «Кромвеля» читает старый друг семьи, преподаватель лицея: «Единственное, что я могу вам посоветовать, мой юный друг, навсегда оставьте мысль о литературе». Этот печальный итог удовлетворяет отца. Значит, он был совершенно прав! На все эти глупости он не даст больше ни одного су. Воображаемая трагедия стала трагедией совершенно реальной. Чтобы существовать, Бальзак сочиняет авантюрный роман «Наследница Бирага», а потом и другие романы в таком же роде. Их печатают. За них что-то платят. Эти романтические произведения, полные таинственных интриг, похищений, доблестных и злобных героев, все же заключали и зародыши позднейшего реалистического метода и те антифеодальные и антибуржуазные мотивы, которые впоследствии зазвучат во весь голос. Бальзак подписывал эти романы разными экзотическими псевдонимами и считал впоследствии, что они в состав его творчества не входят. Чтобы добыть больше денег и развязать руки для серьезной работы, Бальзак бросается в деловую жизнь. У него превосходная идея выпустить однотомники избранных произведений Мольера, Лафонтена... Мысль тогда новая, а расчет, казалось бы, верный. Опять неудача. Он не мог разориться, так как ничего не имел. Но теперь он раздавлен долгами.
Трудной была молодость Бальзака. Все же он остается несокрушимым, твердо идет к своей цели, и в 1828 году пишет первый настоящий роман — «Шуаны». Накануне революции 1830 года Бальзак входит в литературу. Чтобы создавать свои произведения, он должен был все знать и быть всюду. И он проникал в жилища и бедняков и богачей. Но в обществе финансовых тузов, а особенно в аристократическом салоне он всегда казался человеком не comme il faut. Светских людей поражало, что одежда его была в полном раздоре с тем, что считалось тогда элегантным. На колоссальной его фигуре — обуженный костюм, неряшливого вида жилет, синие чулки, башмаки, могущие продырявить ковер. Говорили, что у него внешность школьника, так выросшего за время каникул, что костюм на нем, того и гляди, может лопнуть. Когда он входил в гостиную очаровательной мадам де Жирарден, где постоянно блистали Виктор Гюго, Теофиль Готье, Эжен Сю, Жюль Жанен, Альфред де Мюссе, его фигура вызывала смятение. Его находили смешным, и в то же время многих поражал удивительный огонь, сверкавший в его глазах. Люди мелкие издевались над ним, ему завидовали; необыкновенной силы его невозможно было не заметить. Видно было, что это человек, поглощенный огромным трудом. Решительно и твердо шел он к своему открытию.
ВСЕОБЪЕМЛЮЩИЙ ЗАМЫСЕЛ
«Поздравьте меня! Ведь я только что вдруг оказался гением». Об этом восклицании рассказывает Лора Сюрвиль, сестра Бальзака, она говорит о жгучей радости писателя, которого поразила новая для него мысль — объединить уже написанные им романы, создать один общий план, посвятить всю жизнь написанию одного грандиозного произведения. «Он развертывает перед нами,— рассказывает Лора,— весь этот план, который его самого немного пугал... — Что это будет, если дело пойдет на лад! — повторял он... Он не мог оставаться на одном месте, радость его переполняла». Когда это произошло? Сестра Бальзака относит это событие к 1833 году. Но более правдоподобна дата, установленная Б. А. Грифцовым — 1834 год, время, когда «Отец Горио» был уже закончен. В этом же году Бальзак писал госпоже Карран: «Мое произведение должно вобрать в себя все типы людей, все общественные положения, оно должно воплотить все социальные сдвиги так, чтобы ни одна жизненная ситуация, ни одно лицо, ни один характер, мужской или женский, ни один образ жизни, ни одна профессия, ни чьи-либо взгляды, ни одна французская провинция, ни что бы то ни было из детства, старости, зрелого возраста, из политики, права или военных дел не оказалось забытым». Какая пропасть отделяет этот замысел Бальзака от романтических произведений Шатобриана, Сенанкура, Констана, Нодье или Мюссе, с их единственным, одиноким и тоскующим героем. Какая разница в подходе к человеку, обществу, к миру! Ставится совсем новая задача, тревога и радость молодого писателя вполне понятны. Не только полнота в охвате всех явлений жизни увлекала Бальзака. Главное в его задаче заключалось в том, чтобы все испытать, все понять: сердца людей самых скромных, идеи возвышенные и благородные, пороки, самые низменные и подлые, самые ужасные человеческие страдания.
Чем объяснить новаторство Бальзака? Что особенно отличало его от Шатобриана и Мюссе? Его новаторство было проявлением воинствующего реализма этих лет. А французский реализм не был изобретением Бальзака или Стендаля. Победы буржуазных революций во Франции привели к огромным сдвигам во всем жизненном укладе. Быстро развивались промышленность и торговля. Деньги становились все более порабощающей силой. Тысячи людей начинали понимать действительность по-новому. Привычка рассчитывать и пересчитывать и гроши и луидоры меняла свойства человеческого рассудка. Возрастала и сила народных масс. Все острее становилась демократическая критика на улице, на рынке, дома, в газете. Борьба с пережитками феодализма заключала в себе зерна, опасные и для капиталистических порядков. Даже буржуазная печать была насыщена мыслями, подрывающими устои самой буржуазии. Начинали интересоваться тем, чего прежде и не замечали: история обогащения одного класса и оскудения другого, контраст в образе жизни буржуа и аристократа. Мелочи, подробности привлекали теперь небывалое внимание. Повседневная жизнь в эпоху Реставрации и Июльской монархии насыщена противоречиями, готовыми породить новые революции. В результате всего этого «люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои взаимные отношения» (1). Это массовое явление и порождает в литературе творческий метод критического реализма с его стремлением понять и материальную, и духовную, и общественную, и частную жизнь того времени совершенно трезво и заглядывая во все тайники. Для творческого развития Бальзака крайне важной была его работа сатирика в 20-х годах в журналах «Силуэт» и «Мода», в особенности — его деятельное участие в течение двух лет после июльской революции в демократическом и сатирическом журнале «Карикатюр». Уже в 20-х годах он приходит к мысли, что воры не те, кого вынуждает воровать голод, а те «честные люди», которые ловко скрывают свои преступления видимостью законности. Выступления Бальзака в «Карикатюр» постоянно обнаруживают его симпатии к республиканцам, его сочувственный интерес к жизни народных масс. Очерки «Две судьбы, или Новый способ выдвинуться» и «Тайное собрание карлистов» содержат непримиримо враждебное отношение к сторонникам Бурбонов. Особенно определенно сказались симпатии Бальзака в том, что во время преследования «Карикатюр» и ее редактора Филипона, посаженного в тюрьму, Бальзак решительно и безоговорочно защищал идейные позиции этого задорного журнала.
Участие в «Карикатюр» вводило писателя в русло политической жизни Франции и вооружало его не только реалистическим, но и последовательно критическим отношением к буржуазному обществу. И в республиканских его симпатиях, и в его тяготении к королевской власти, и в сознании полного упадка дворянства, и в некоторой его идеализации, во всем и постоянно сказывается непримиримое отношение Бальзака к банкиру, торгашу, фабриканту, спекулянту, ростовщику, к настоящему хозяину тогдашней Франции — денежному человеку-дельцу. На этом основана политическая тенденция грандиозного плана задуманного им творения. В него с самого начала входят «Сцены част- --------------------------- 1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Манифест Коммунистической партии, Госполитиздат, 1949, стр. 36. ------------------------------ ной жизни», «Сцены провинциальной жизни», «Сцены парижской жизни», «Сцены политической жизни», «Сцены военной жизни», «Сцены деревенской жизни»... Порой романы и повести переходят из одного цикла в другой. Дело ведь не в том или ином распределении, дело только в том, чтобы захватить все. К концу 1839 года найдено название, которое бы объединило все эти циклы. Бальзака поражает название, данное мало удачной поэме Леона де Шансель. Для Шанселя это название — что-то случайное. А для Бальзака — большая находка. Это — обновленная редакция того, как читатели назвали великое творение Данте. Это новое название — «Человеческая комедия». Комедия — оба прежние значения сохраняют свою силу. Да, социальная жизнь — это комедия, в которой постоянно обнаруживается что-то глупое и трагически-смешное. И, в значении Данте, нечто великое и прекрасное, целеустремленный порыв, который возносит к подлинно человеческому и светлому. «Человеческая»... автор во введении 1842 года так разъяснял значение этого слова: «Верно схватывая смысл этого произведения, нельзя не увидеть, что я уделяю столько же внимания повседневным, обыденным, тайным и явным происшествиям, фактам личной жизни, их источникам и характеру, сколько до сих пор историки придавали значения событиям историческим в жизни народов». Человеческая жизнь его времени и его народа, взятая как можно шире, захваченная как можно глубже, полная противоречий и внутреннего движения составляет основу и цель его творения.
ДВИЖЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ЖИЗНИ
Что же объединяет «Человеческую комедию»? Каким образом 97 романов и новелл может связать одна идея? И как нужно читать это необъятное творение? Нельзя не согласиться с одним из наиболее тонких исследователей творчества Бальзака, польским ученым Тадеушем Бой-Желенским, когда он говорит, что «Человеческая комедия» не возникла вся целиком из ясного и подробно разработанного плана. Романы и новеллы нагромождались друг на друга, движимые порывами беспокойной мысли и напором самой жизни. Нет определенного, установленного автором центра, неизвестна и последовательность чтения (как это будет в позднейших циклах романов — в «Ругон-Маккарах» Эмиля Золя, еще более в «Современной истории» Франса, в форсайтовском цикле Голсуорси и пр.). Все же нужно избрать условный, организующий читателя центр — такой роман, который бы сам по себе был наиболее объемлющим, заключающим особенно живые связи с другими романами. В этом смысле вполне естественно выбрать одно из лучших и наиболее читаемых произведений — «Отца Горио».
Этот роман конца 1834 года — в центре созвездия произведений, написанных раньше или же позднее. Это — «Гобсек» (январь 1830), «Красная гостиница» (август 1831), «Шагреневая кожа» (1831), «Полковник Шабер» (март, 1832) «Покинутая женщина» (сентябрь 1832), «Обедня безбожника» (январь 1836), «Банкирский дом Нюсингена» (ноябрь 1837), «Утраченные иллюзии» (1835—1843), драма «Вотрен» (1840), «Силуэт женщины» и «Другой силуэт женщины» (1842), «Блеск и нищета куртизанок» (1847).
Переиздавая «Гобсека» или «Полковника Шабера», Бальзак добавлял детали, которые устанавливали связи с «Отцом Горио». Создавая последующие произведения, Бальзак вводил в них героев этого романа, порой переключая их во второй, в третий план. Читатель узнает о их дальнейшей судьбе. В этом взаимодействии разных частей «Человеческой комедии», в постоянном возобновлении образов — основной композиционный принцип Бальзака. И в этом же авторское сознание бескрайности в движении и развитии жизни. В композиции каждого произведения тоже характерные и существенные особенности. Мопассан был прав, когда заметил, что у Бальзака тяжелая поступь колосса. Громоздко начало его повествований. Он не может обойтись без крайне подробных описаний. Так, новелла, поставленная в самом начале «Человеческой комедии»,— «Дом кошки, играющей в мяч» — открывается обширной картиной в духе Тербоха или Остаде. Описание старой лавки, где торгуют сукнами. «Сквозь тяжелую железную решетку... едва приметны были тюки, запакованные в бурый холст и столь же многочисленные, как сельди, пересекающие океан...» Груды грузных товаров подавляют человека, уничтожают в нем все нежное и все живое. Юная Августина, воспламененная великой любовью, спасается из этого дома, где вещи порабощают человека, она выходит замуж за художника, аристократа. Но вдруг оказывается, что в утонченной сфере, куда она попадает, та же грубая власть вещей. В салоне своей соперницы Августина в чувственном облике мебели, занавесей, ковров, в непринужденности, в изысканности беспорядка ощутила хотя и иную, но столь же злую силу вещей. Бальзаковская философия жизни сказывается в описаниях города, улицы, двора, стены, дома, мебели... Прежде чем говорить о людях, автор дает нам увидеть и осязать следы человеческой жизни. И следы эти уже обозначают характеры. В самом начале «Отца Горио» автор обращается с вопросом, который может показаться странным: «Будет ли понятна эта история за пределами Парижа?» Действительно, в дальнейшем все дышит Парижем. «Улица Сен-Женевьев — как бронзовая рама, единственная могущая подойти к этому повествованию, к восприятию которого подготовляют читателя смутные тона и значительные мысли». Описание улицы — это поэтическое обрамление романа, колорит и идеи переплетаются, дотошный наблюдатель в то же время художник. Вот чего долгое время не замечали многие французские критики. От описания улицы к описанию дома — пансиона мадам Воке «размалеванного тою желтой краской, которая придает такой подлый облик почти всем зданиям Парижа». В этом изображении цвет приобретает определенный эстетический смысл. Вы входите в пансион Воке. Каждая подробность обнаруживает перед вами «мелочные ужасы» обыденной жизни. Вы не только видите, вы обоняете «запах пансиона», это запах «закупоренного, прогорклого, плесени, гнили». Не подробности сами по себе занимают Бальзака, а то, что они выражают, их смысл. Как в голландском натюрморте, у вещей свое дыхание, свои взаимоотношения, своя тихая жизнь. В обозначении этого смысла — необычайная точность бальзаковского языка: шерстяная юбка мадам Воке «подводит итог гостиной, столовой, палисаднику, возвещает о кухне, дает возможность предчувствовать пансионеров». Замечательно это сочетание слов — «юбка... подводит итог» (le jupon... resume), понимание смысла материальной, обыденной вещи. О самой мадам Воке сказано: «все ее существо объясняет пансион в той же степени, в какой сам пансион определяет ее существо» (toute sa personne explique la pension, comme la pension implique sa personne). Впрочем, в этой личности нет ничего действительно личного, у нее нет своей улыбки, хотя она почти постоянно улыбается. Это профессиональная улыбка, предписанная балеринам и счетоводам.
Многие жители пансиона — постоянные персонажи «Человеческой комедии». Викторина Тайфер, дочь Тайфера, о преступлении и обогащении которого было рассказано в «Красной гостинице». Развязный субъект в черном парике и с крашеными бакенбардами, Вотрен, появится еще в романах «Утраченные иллюзии», «Блеск и нищета куртизанок», в драме, названной его именем.
Эжен Растиньяк уже мелькнул в «Шагреневой коже» и еще появится в двадцати романах и новеллах. Но теперь, в 1819 году, речь идет о его первых удачах и неудачах в Париже. Он недавно приехал из Ангулема, он изучает право, он из дворянской семьи, он беден, его тревожат тщеславные мечты. У него добрый друг — студент-медик Бьяншон и лукавый собеседник Вотрен, взор которого «казалось, проникал в любые проблемы, в любой образ мыслей, в любые чувства». Циник, убежденный в том, что только преступление открывает путь к счастью, Вотрен в то же время верно оценивает характер буржуазного общества. Растиньяк его слушает жадно. Беседы с иим расширяют кругозор наивного провинциала, но и подрывают его не очень-то устойчивые моральные основы. Вотрен испытывает чувство, подобное чувству рыбака, когда рыбка уже клюет. Ведь страстное желание успеха, успеха любой ценой, гложет сердце юного Растиньяка. На замаскированное убийство он не может решиться, но впоследствии он охотно совершит более мелкое злодеяние. В духе вотреновского цинизма живут Анастази и Дельфина, его цинизм сквозит в речах мадам де Босеан, он составляет основу аристократического говора, замешанного на говоре развязной мещанки. О красавице уже не говорят «небесный ангел», не употребляют мифологических сравнений, теперь выражаются совсем иначе: «породистая женщина, чистокровная кобыла», выражению «влюбиться» придается ироническая социальная конкретность:«s'etre enfarine de mademoiselle Anastasie»,— «замучниться мадемуазель Анастази», сделать любовь орудием обогащения, слова «любить» и «раскошеливаться» ставятся рядом. Сколько раз французские критики, в том числе Эмиль Фаге, упрекали Бальзака за то hein, которое произносит мадам де Босеан. Разве виконтесса может произнести такое вульгарное словечко? В одном этом видели свидетельство того, что автор «Человеческой комедии» совершенно не знал нравов высшего общества. Но речь бальзаковских героинь совсем не та, которой обучали своих воспитанниц гувернантки. Это — реальный говор салона времен Реставрации, когда показная чопорность смешивается с неизбежным вторжением буржуазной фразеологии. Крушение аристократического строя речи и показывает Бальзак. В невольном hein виконтессы сказывается скрываемое ею смятение внезапно брошенной женщины, аристократическая надменность, обычно подавляемая, сознание той грубой корысти, которая властвует во всем. Это вульгарное словечко и выразительно и уместно. Стиль писателя, которого так часто объявляли примитивным и лишенным истинного вкуса, в высшей степени тонок, полон живых и трепетных нюансов, выразителен и оригинален. Чтобы в этом убедиться, достаточно рассмотреть подробности одной сцены романа.
КАК ОБЪЕДИНИЛИСЬ ШЕКСПИР И МОЛЬЕР
Это было испытание для Растиньяка. Приглашенный Анастази, впрочем довольно рассеянно и небрежно, плененный не столько ее красотой, сколько аристократическим блеском, Эжен был занят одной заботой — о своем собственном успехе. «С холодной яростью человека, уверенного в том, что рано или поздно он еще себя покажет, встретил Растиньяк презрительный взгляд лакеев, которые видели его, пешком идущего по двору...» Здесь одна непереводимая, но существенная деталь: «взгляд» — по-французски le coup d'oeil, recut le coup d'oeil — получил удар глаза. В идиомах такого рода у Бальзака не затушеван их буквальный, корневой смысл. Именно удар презрительного взгляда. Растиньяк, болезненно самолюбивый де Растиньяк принимает этот удар, хотя лакеи и ведут себя безупречно, как положено воплощенным лакеям. И дальше — впечатления одной секунды, мимолетные взгляды, оттенки в интонации человеческого голоса, еле приметные жесты, детали состояния обуви и одежды,— все это переплетается одно с другим и придает реализму Бальзака предельную поэтическую конкретность. Он пришел пешком. Целая трагедия в одном слове! И эта трагедия еще усилена тем, что, пробираясь через двор, он увидел блистательный кабриолет, великолепного коня, все то, что заявляет о расточительном, о роскошном образе жизни. Эжен в это время не мог и подозревать, что обладатель экипажа и лошади гораздо беднее его: у Растиньяка ничего не было, у Максима де Трайя были сотни тысяч долга. Фальшиво заискивающий тон лакеев, «чудовищная власть этих людей». Бальзак нередко употребляет сильные слова: epouvantable, terrible, sublime (чудовищный, ужасный, чудесный), но для его стиля характерно сочетание этих слов с резко снижающими их словами, как в данном случае, когда речь идет о чудовищной власти лакеев. Всего лишь одно мгновение, бросившись в первую попавшуюся дверь, чтобы показать (лакеям!), что он знает все входы и выходы, оказавшись в каком-то чулане, Растиньяк увидел в конце коридора, что очаровательная Анастази провожает самого жалкого обитателя пансиона Воке и целует его на прощанье. Через одну минуту он видит в окно, что это действительно папаша Горио. И тут же во двор въезжает элегантный экипаж. Горио едва не был раздавлен. Автором разъяснен мимолетный взгляд и поклон владельца экипажа, «поклон, выражающий вынужденное уважение, так обращаются к ростовщикам, без которых не обойдешься...» Взаимоотношения людей в одном поклоне обнаружены очень полно. Все, что произносит Анастази, двойственно: слова сами по себе изысканно вежливы, ее голос выражает совсем иное. Максим посматривает на нее так выразительно, словно говорит ей: «— Да ну же, дорогая моя, надеюсь, ты вышвырнешь его за дверь».
Романы эпохи, которая предшествовала Бальзаку, полны были дуэлями. В «Человеческой комедии» рассказы о дуэлях сравнительно редки. Дуэль приобрела новый облик. И в этом виде она появляется постоянно. Дуэль в новом духе — первая встреча Растиньяка с Максимом де Трайем. Это поединок не на пистолетах, не на шпагах. Изысканно небрежная прическа Максима позволяет Эжену понять, в каком ужасном состоянии его собственные волосы. Так же и блистающие ботинки... сюртук, элегантно охватывающий талию... А Растиньяк? В два часа дня в аристократический салон он пришел в черном костюме. Одно это обрекало его на поражение. Мелочные неудачи озлобляют его. И судьба папаши Горио окончательно раскрывает ему глаза. Почему этот роман назван не по имени главного действующего героя? В романтическом романе все было бы сосредоточено вокруг него, его исканий, его сомнений. Но в бальзаковском романе главное не в наблюдающем общество субъекте, а в самом обществе, в объекте наблюдений. Таким все резюмирующим, объектом и является бедняга Горио. Горио — один из того типа людей, который наиболее характерен для романов Бальзака. Как папаша Гранде с его страшным обоготворением золота, как Бальтасар Клаес, одержимый до безумия идеей научных открытий, поглощенный погоней все за тем же сверкающим металлом («Поиски абсолюта»), как Гобсек, как Юло («Кузина Бетта»), так и Горио — человек одной страсти, маниак одной неотвязной идеи. Отцовское чувство поглощает его всецело и приобретает у него неистовый характер. По мнению Стендаля, страсть — творческая, целеустремленная сила в душе человека: все истинно ценное создается в глубоком и мощном порыве страсти. Бальзак, наоборот, видит, что в буржуазном обществе страсти всегда разрушительны, вносят в жизнь общества смятение и зло. Его маниаки — носители разрушительных сил современного ему мира. Эта группа персонажей в некоторой степени сближает Бальзака и Мольера. Достаточно вспомнить Гарпагона, Журдена, Дон-Жуана, Тартюфа. Та же концентрация характеров, доминирующее свойство оказывается всепоглощающим. Однако человеческий характер у бальзаковских персонажей несравненно сложнее. Горио — мягкий, благодушный, страдающий за дочерей и за себя, из-за их нравственной гибели, из-за своей заброшенности. Еще яснее это на примере Гобсека..
Связь между собой разных произведений, входящих в «Человеческую комедию», особенно явственна и существенна во взаимоотношении романа «Отец Горио» и повести «Гобсек». В повести — завершение сюжетной линии, связанной с семьею Ресто. Трагедия, намеченная в романе, здесь доходит до катастрофы. В повести — решение многих проблем, которые возникли в романе, но не были решены. В повести и новые персонажи, входящие в жизнь прежних персонажей романа. Очень искусно построена эта повесть. При бое часов, в час ночи, зимой с 1829 на 1830 год, молодой Эрнест де Ресто покидает гостиную виконтессы де Гранлье. Это — старший сын графа и графини де Ресто. Прошло десять лет со времени событий, описанных в романе, но смерть убитого горем отца, позорное поведение матери, жестокая драка за наследство, а главное, материальное оскудение аристократической семьи — все это становится преградой для молодого Эрнеста. Превосходная, истинно бальзаковская сцена, когда с улицы слышится стук отъезжающего экипажа; Камилла, делая вид, что всматривается в литографию, висящую у окна, на самом деле с душевным трепетом слушает этот стук; обеспокоенная мать спешит к дочери: нужно остудить юные ее порывы; а Дервиль, адвокат и доверенный человек в этом доме, поскорее заканчивает игру, чтобы прийти огорченной девушке на помощь.
При таких обстоятельствах в устах Дервиля рождается рассказ об истинном (не столь уже плачевном) положении молодого Ресто, о пережитой трагедии и о Гобсеке, образ которого оказывается в центре этого рассказа. Кто такой Дервиль? Он избрал ту самую профессию, от которой Вотрен предостерегал Растиньяка, уверяя, что это дело мелочное и жалкое, обрекающее на нищету. Дервиль — ходатай по делам, и его труд ведет его в гущу человеческой жизни, обогащает множеством наблюдений, к нему относятся с уважением, ему многим обязаны в таком доме, как дом мадам де Гранлье, он увлечен своим делом, деятелен и отзывчив. По природе своей он наблюдателен. Проникать всюду, видеть то, что притаилось в глубинах жизни... Бальзаку был нужен Дервиль, как Пушкину Иван Петрович Белкин, как Лермонтову Максим Максимыч. Нужен воображаемый посредник, человек простой и ясной души, в котором бы отражались и прояснялись другие люди. Лучше всего в нем проясняются типы людей, совершенно ему противоположных. Его озадачил Гобсек. А потом он понял его, подойдя к нему не по-мольеровски, с одной стороны, а по-шекспировски — со всех сторон, выслушав его, увидев его в разных обстоятельствах жизни. Так в работе Бальзака не противостоят, а объединяются Шекспир и Мольер. Гобсек — человек холодный и жестокий, воспламеняющийся только при виде золота и драгоценностей, веселящийся, как малое дитя, при одной мысли, что ему удастся загрести кучу денег. Но он умен, он даже по-своему благороден. Это не только тип ростовщика, это — своего рода философ. Грубый и нелепый в своей неистовой жадности, он в то же время весьма остроумен, наблюдателен, предмет его размышлений — не только отдельные явления, но и современное ему французское общество в целом. Как он презирает светскую красавицу, окруженную роскошью, которой нечем погасить свои долги, которая запуталась не только в этих долгах, но и во лжи. Как он презирает ее любовника — Максима де Трайя, пронизывая этого ничтожного человека своим проницательным взглядом. Гобсек с отвращением относится к этому миру, хотя сам он не более как одно из его отрицательных воплощений. Собственники презирают друг друга и в глубине души каждый сам себя презирает. Владимир Гриб когда-то превосходно показал крайнюю проницательность Бальзака. Не просто положение французского капитализма в 20-х и 30-х годах XIX века разжигало любознательность писателя, нет, его занимал общий характер капитализма, который тогда уже совершенно отчетливо определился. Он видел не только настоящее, но и будущее, дальнейшее развитие отношений буржуазного общества. Поэтому в его романах проявляется проницательная критика того, что есть, что будет, и в значительной мере предвидение неизбежной катастрофы, подстерегающей общество, столпы которого — Нюсинген, Гобсек, Вотрен и де Трай...
УРОКИ ВОТРЕНА
Прямая и остро отточенная стрелка ведет от романа «Отец Горио» к новелле «Банкирский дом Нюсингена». Это — новелла, полная финансовых комбинаций, денежных расчетов и делового жаргона («vingt-cinq actions de mille francs chacune», «I'encouragement donne aux caisses d'epargne...» и проч. и проч.). Мысль, что «умные люди имеют священное право присваивать деньги дураков», пронизывает оживленный деловой говор, которым это произведение насыщено. Автор не зря вспоминает «Племянника Рамо». В «Банкирском доме...» такое же саморазоблачение людей, совершенно откровенных в их беззастенчивом цинизме. В 1836 году в трактире в отдельном кабинете собралось четверо из числа постоянных персонажей «Человеческой комедии». Выскочка Фино, льстивый с теми, от кого он зависит, грубый в отношении тех, кто от него зависит. Талантливый литератор Блонде, впрочем человек неустойчивый и ленивый. Мелкий спекулянт Кутюр. Биксиу — то всеобщий забавник, то мизантроп. Кто-то пятый через тонкую стену слушает разговор. О чем же в этой компании болтают? О Растиньяке. Как это могло случиться, что человек, о котором все знали, что у него ни гроша, теперь франт и богач? Биксиу — один из тех людей, которые знают все и на любой вопрос могут ответить. И вот мы узнаем историю превращения одного из обитателей убогого пансиона в завсегдатая самых блистательных гостиных Сен-Жерменского предместья.
Уроки Вотрена, оказывается, не пропали даром, молодой дворянин поддался мысли, что существует только видимость порядочности и чести. Поэтому он так легко попал под влияние ловкого парижского банкира. Для Нюсингена любовник его жены оказался полезным человеком. Пока Растиньяк забавлял Дельфину, устраивая торжественные совещания, посвященные прическам и туалетам, которые ей наиболее шли, великий финансист мог всецело погружаться в разработку и осуществление своих планов. Делец сумел и еще иначе воспользоваться любовником своей жены, вмешивая его в свои жульнические проделки. Так ничего и не поняв в хитрых комбинациях своего покровителя, Растиньяк за один раз обобрал попавшихся на удочку парижан, присвоив четыреста тысяч франков. В 1819 году Эжен отказался участвовать в преступлении, а в 1827 году он участвовал в двойной подлости, пользуясь услугами мужа своей любовницы для бесчестного дела. Таковы источники обогащения в буржуазном обществе. Деньги — постоянный и зловещий герой «Человеческой комедии». Они заражают нравственную атмосферу того времени. Недаром французская пословица говорит: кто ложится спать вместе с собаками, тот просыпается полон блох. В «Этюде о женщине», в «Другом этюде о женщине», в «Деле об опеке», в «Утраченных иллюзиях» вы еще встретите Растииьяка. Теперь он совершенно свой человек в компании таких светских щеголей, как де Марсе или де Трай.
ДОКТОР СОЦИАЛЬНЫХ НАУК
«Отец Горио» посвящен: Великому и знаменитому Жоффруа де Сент-Илеру в знак восхищения его работами, его гением.
Это — отнюдь не банальная любезность во вкусе XVIII века. Этьен Жоффруа Сент-Илер (1772—1844), бывший с 1793 года профессором зоологии, первый во Франции читал по этой специальности целый курс лекций. В составе ученой комиссии он сопровождал Наполеона Бонапарта в Египет. Он открыл единство всего органического мира. Вероятно, в трудах его Бальзака особенно пленило то, что в уродах он обнаруживал задатки, свойственные всякому нормальному организму. Имя Сент-Илера названо на первой же странице предисловия :к «Человеческой комедии», и там оно поставлено рядом с именем .Кювье. В их споре Бальзак поддерживает первого, отстаивая мысль о постоянном развитии и многообразии видов. «Проникнутый идеями этой системы,— говорит в предисловии Бальзак,— ...я увидел, что в этом отношении Общество походило на природу. Не выкраивает ли Общество из человека, в зависимости от среды, где он действует, столько разного рода людей, сколько существует зоологических видов? Разница между солдатом, рабочим, администратором, адвокатом, бездельником, ученым, священником, хотя ее и труднее установить, все же так же значительна, как и то, что отличает волка, льва, осла, ворона, акулу, тюленя, овцу и пр.». Это сочетание естествознания и литературы предвосхищает мысль Золя, и все же это нечто совсем другое. Естественные науки для Бальзака только образчик системы, тогда как для Золя они должны стать основой его «экспериментального романа». Бальзак хочет стать доктором социальных наук, объект его изучения — общество. И эта задача особенно полно сказывается в романе столь же центростремительном и центробежном, то есть притягивающем к себе и выталкивающем из себя другие романы, как и «Отец Горио»,— в «Утраченных иллюзиях». Это произведение в жизни его автора заняло особенное место. Начатая в 1835 году, первая часть была закончена в феврале 1837-го. В июне 1839-го он снова занят этим романом. Потом происходит перерыв в работе, которая возобновляется только в июне 1843 года. В 1844 году роман был закончен. Стало быть, составные части «Человеческой комедии» переплетаются между собой не только в сфере образов и сюжетов, но и в самом труде автора, во времени. Период, когда обдумывались и создавались «Утраченные иллюзии», пересекает великое множество других трудов: «История тринадцати», «Серафита»,«Обедня безбожника», «Величие и падение Цезаря Бирото», «Банкирский дом Нюсингена», «Темное дело», «Баламутка», «Урсула Мируэ», «Начало жизни» и около шестидесяти повестей и очерков менее известных. В это же время уже начаты и постепенно создаются «Лилия в долине», «Музей древностей», «Сельский священник», «Крестьяне».
Самое удивительное, что продолжение «Утраченных иллюзий» — «Блеск и нищета куртизанок» уже начато в октябре 1838 года. Ко времени окончания первого из этих романов второй был уже наполовину написан. Что побуждало Бальзака так работать? Две совершенно разнородные причины оказывали свое действие: его ум и сердце были постоянно переполнены образами, событиями, сюжетами, которые настойчиво рвались наружу. Видимо, он вынужден был прерывать одну работу, чтобы не упустить то новое, что возникало в его творческом воображении. Он вынужден был прерывать свой труд и в тех случаях, когда для продолжения ему чего-то недоставало. Ведь каждая новая страница требовала своего опыта, взятого из жизни, многое нужно было проверить, посмотреть или передумать не за одну, не за две ночи, а в течение месяцев и лет. Этот роман откладывался, за другой он брался, одно находило на другое. Вторая причина - более внешняя: Бальзака постоянно терзали издатели, журналы, кредиторы, нужда в деньгах, долги. «Я заканчиваю «Альбера Саварюса», а с меня с неистовым криком требуют «Крестьян», «Ла Пресс» ждет окончания «Двух братьев», начало которых появилось два года тому назад. Есть от чего сойти с ума...» — пишет он 14 мая 1842 года. Письма его полны мучительных мыслей. Труд, который он так горячо любит, становится к сороковым годам бременем почти невыносимым. Порой он запутывается в лабиринте планол, проектов, незавершенных сочинений, черновиков, корректур. Многое так и осталось неоконченным. К сожалению, и в том, что закончено, порой проглядывает торопливость. Все же очень большое количество произведений совершенно замечательных было завершено. Все, что переиздавалось при жизни автора, он заново правил. Стремление к художественному совершенству не давало ему покоя. В чем видел он сущность истинного искусства? Прежде всего в силе воздействия на читателя. Подобно тому как Бальзак среди созданных им персонажей любил тех, кто был наделен большой внутренней силой, кто умел действовать на других, так и писатель, в его глазах, был прежде всего могущественным властелином в сфере идей. Сочетая образ и мысль, лирическое волнение и смелое действие, он ставил перед собой непременную цель глубоко влиять на умы и на сердца. В «Утраченных иллюзиях» это сказывается с особенной силой.
Как странно начат этот роман! Вообразите, пожалуйста, даму того времени (или любого времени), обожающую романы, в которых действие всегда происходит в изящных гостиных, в старых замках или хотя бы на фоне живописного пейзажа. Она открывает первую страницу нового романа и вдруг: «К тому времени, когда начинаются события этого повествования, печатный станок Станхофа и валики для распределения чернил...» И дальше — целая страница сплошной техники, терминологии печатного дела.
Читая письма Бальзака, можно подумать, что к дамским мнениям он прислушивался весьма настороженно. Это верно, что он стремился к повсеместному успеху. Да и мечта купаться в золоте, к сожалению, кружила ему голову. И все-таки шел он твердо своим путем. Бальзак ничего не предпринимает для того, чтобы позабавить вас с первой строки. Он уверен в том, что покорит своего читателя мало-помалу, истинностью, характерностью, внутренней силой повествования. В первых абзацах «Утраченных иллюзий» сказывается автор с его интересом к технике книгопечатания, к издательскому делу, к журналистике, к жизни человеческой мысли во всех ее проявлениях. Все эти «вальки для распределения чернил» действительно живо его занимают, и провинциал, талантливый изобретатель Давид Сешар — самый близкий автору человек. Изобретатель — это настоящий поэт, в своем роде конечно. Его друг тоже поэт. На этот раз — без метафор. Люсьен Шардон в самом деле сочиняет стихи. Имена всегда выразительны у Бальзака. Люсьен — звучит нежно, а Шардон — грубо. И означает это слово сорную траву — чертополох. Мечтательного поэта удручает это плебейское имя, унаследованное от уже умершего отца, обыкновенного аптекаря. Зато мать поэта — аристократка, де Рюбампре. Как-нибудь избавиться от отцовского и присвоить материнское имя! Эта мысль не менее поэзии Мюссе волнует Люсьена. Но мать его — сиделка, а сестра — прачка. Давид — поэт. У него есть главные свойства поэта: вдохновение, нравственная стойкость, упорство. А Люсьен, который сочиняет такие изящные стихи, что сам Бальзак за него их не мог сочинить и обращался за помощью к Теофилю Готье? Едва Люсьен появился в старом «увядающем» салоне мадам де Баржетон, едва он услышал, что эта дама сравнивает его с гениями, предсказывает ему блистательную будущность, как мгновенно рассеиваются кое-какие демократические идейки, которые блуждали в его голове, он прельщается и роскошью и мечтой о славе. Жадно и восторженно он слушал рассуждения знатной дамы о величии эгоизма, о том, что это долг гения — пожертвовать и матерью, и сестрою, и другом ради возвышения собственной своей личности. Хотя он и прекрасен, и нежен, и обожает стихи, хотя он и сам их сочиняет, все же он не выдерживает сравнения с Давидом, и у него нет права именоваться поэтом. Ни могучего человеческого характера, ни благородной идеи у него нет, зовите его, как вам будет угодно, только не поэтом. Такое требование к поэту предъявляет Бальзак, и такова философская завязка «Утраченных иллюзий».
РАЗВЕНЧАНИЕ ИЛЛЮЗИЙ
Фридрих Энгельс очень точно определил основной смысл бальзаковского критического реализма. Полнота захвата действительности в нем такая, что для понимания жизни общества можно найти в его романах больше, чем в трудах статистиков, историков, экономистов. Правда, у Бальзака сказываются симпатии к легитимизму и к французскому дворянству. Но ведь его сатира была особенно острой, его ирония — особенно горькой как раз тогда, когда он изображал аристократов. И наоборот, он говорил с восхищением о республиканцах, о героях восстания на улице возле монастыря Сен-Мери. А ведь они-то и были в 30-х годах истинными выразителями воли французского народа. В этом и видел Энгельс великую победу реализма, который вынуждал Бальзака действовать вопреки его симпатиям и классовым предрассудкам. Бальзак видел неизбежность крушения аристократии. Он показывал, что она и не заслуживает лучшей участи. Он понимал, где можно обнаружить истинный героизм. Все, что говорил Энгельс о Бальзаке, особенно сильно сказывается в «Утраченных иллюзиях». Провинциальное дворянство, которое собирается в салоне Луизы де Баржетон, изображено весьма едко. Ученым мужем здесь почитают де Сенто, «более невежественного, чем карп». Де Барта — претенциозный и дурашливый меломан. Провинциальные дамы нам живо напоминают гоголевских дам, нравы были, видимо, весьма сходные. В этой толпе, мелочной, завистливой и пустой, с бедного Люсьена «содрали его лучи» (Le poete avait ete depouille de tous ses rayons). «— Ну, как вы находите нашего поэта и его стихи? — Для провинциальных стихов они не так уж плохи». Как тонок психологический анализ при дальнейшем развенчании не только романтических, но и классовых, дворянских иллюзий. С первого дня в Париже, Люсьен не узнает своей Луизы в холодной комнате с потертыми занавесками. Вдруг оказалось — есть люди, которые утрачивают всю свою ценность, свой облик, когда они оторваны от прежней бытовой и социальной рамы. Великолепен и портрет Люсьена в театре в новеньком костюме, стоившем ему так дорого и придавшем ему совершенно фальшивый и глупый вид. Обстановка и костюм обнаруживают в героине для героя и в герое для героики нечто противоположное тому, что они знали прежде. Смена обстановки и смена костюма, парижское окружение смывают романтические иллюзии и выводят наружу более неприглядное и более верное. Впрочем, автор не исчерпывает характер своего героя этим внезапным ракурсом. Все глубже и глубже идет исследование его личности. Особенно на этом примере становится ясно, что многообъемлющий роман не менее, а более способен исследовать отдельную человеческую личность, чем роман, целиком сосредоточенный на изучении одного героя. В связях, взаимоотношениях, сближениях и противодействиях со многими разного рода людьми достигается полнота понимания индивидуального облика и внутреннего многообразия отдельного человека.
Вот и Растиньяк на новом этапе своего жизненного пути. Он теперь признанный забавник, он пускает в ход игривую парижскую насмешку, он издевается над провинциалом Люсьеном, как над ним самим издевался когда-то де Трай. Все меняется, и все здесь вертится по-прежнему, меняются люди, а взаимоотношения те же. Мадам де Баржетон, так носившаяся в Ангулеме со своим почти придворным поэтом, готова теперь вышвырнуть вон этого жалкого Шардона. В ее суетливой душе чувства сменяются легко: вместо великой дружбы — мелкая ненависть. Своим нелепым костюмом, двойным именем, неумением себя вести он положил тень на ее репутацию светской дамы. А этого не прощают никому, никогда. Как и Гюго, Бальзак любит антитезы. Но его антитезы, внешне совсем не эффектные, весьма жизненны и правдивы. Так и в этом случае — эфемерной дружбе Луизы противопоставлена истинная дружба д'Артеза и дружба, объединяющая кружок, который собирается на улице Четырех ветров. Сколько раз французские критики повторяли, будто Бальзак не умел изображать людей мыслящих и наделенных глубокими чувствами. Но это неверно. Портрет Даниэля д'Артеза — пример интеллектуального портрета. Все детали внешнего облика и костюма ведут к тому, чтобы читатель увидел человека, который «во всем проявлял такое чувство достоинства, которое могло быть только следствием сознательной и постоянной поглощенности чем-то значительным и великим». В небольшой научной библиотеке «он работал с такой устойчивой сосредоточенностью, которую ничто не рассеивает и по которой можно распознать настоящего труженика литературы». В содружестве молодых людей, куда Даниэль доверчиво вводит Люсьена, и наш давний знакомый Орас Бьяншон, в былые времена — товарищ Растиньяка, а теперь — врач, преданный своему делу, тоже прежде всего труженик, как и Даниэль, и тоже человек одаренный. Упорно работает в своей сфере молодой философ Жирар. В том же кружке человек с задатками крупного государственного деятеля, плебей по происхождению и по натуре, «республиканец самого высокого полета» — Мишель Кретьен. Заглядывая в его будущее, автор говорит о том, что Мишель сыграет значительную роль в движении сен-симонистов и в качестве рядового солдата революции погибнет во время восстания в июне 1832 года возле монастыря Сен-Мери. Стало быть, это Мишеля Кретьена имел в виду Фридрих Энгельс, когда говорил, что Бальзак умеет находить истинно положительных героев.
Кружок состоял из людей разных политических, философских и религиозных убеждений. Но всех объединяли одинаковая честность, трудолюбие, жадное искание правды. В романе ставится своего рода психологический эксперимент. Доброжелательно принятый в кружке, пользующийся его деятельной поддержкой, захочет ли Люсьен жить трудовой и материально скудной жизнью своих новых друзей? Затронут ли его душу революционные идеи Мишеля или научные труды Бьяншона, неустанная литературная деятельность д'Артеза? Все это требовало самоотверженности и терпения. Не на это рассчитывал молодой поэт, не ради этого променял он Ангулем на Париж. «Угнетаемый нищетою и подстрекаемый тщеславием», несмотря на неистовые укоры совести, Люсьен предпочел легкое общение с Лусто взыскательной дружбе д'Артеза. Он бросился в болото буржуазной журналистики. Он продал свое право думать и писать по-своему и свободно. «Любая газета — это лавочка, в которой продаются фразы той окраски, на которую есть спрос». Поразительна по своему цинизму фразеология Лусто: «он стряпает фельетоны», «ты будешь либералом, это сейчас популярно», мы «подогреем успех». Лусто употребляет также слово, которого ни во французском, ни в русском языках нет: «это статьист» (c'est un articlier). Мелкий парижский макиавеллизм совершенно закрутил в своих мутных водах Люсьена. Он не только продает себя, но и перепродает, перебегая ради корысти и самого пустого тщеславия из буржуазной газеты в монархическую. Испытывая страшное отвращение к самому себе, он издевается в печати над романом своего недавнего друга д'Артеза, в то же время про себя считая, что этот роман великолепен. С волками жить, по-волчьи выть! В это время он встречает на улице Мишеля Кретьена. «— Это вы — господин Шардон? — обратился к нему Мишель таким голосом, что в Люсьене все затрепетало.— Разве вы меня не узнаете? — ответил он, бледнея. Мишель плюнул ему в лицо». Дуэль. Ранение. Медленное выздоровление. Смерть его любовницы Корали. Бедствия душевные и материальные. Люсьен губит и Давида Сешара. В романе не только нравственные проблемы чрезвычайной остроты, но и решение этих проблем. Очень точное решение. Не то чтобы порок был наказан откуда-то извне, в силу неожиданного поворота событий, - нет, логика социальной действительности и логика человеческой личности, обнаженные в их реальнейшей сущности, ведут Люсьена к неизбежной катастрофе. Он выкарабкивается и снова падает. Вотрен поддержит его, но нельзя спасти человека от самого себя. Сознавая, что его трусость и подлость превосходят всякую меру, красавец, поэт, обаятельный человек, Люсьен Шардон, присвоивший имя де Рюбампре, повесится в тюремной камере за несколько часов до того, как его готовы будут выпустить на свободу («Блеск и нищета куртизанок»).
ДВА ВРАЖДЕБНЫХ МИРА
Великий реалист, одинаково точный в описании потрескавшейся калитки, поношенной одежды, образа мысли, в создании человеческого типа, Бальзак нередко выходит за пределы реализма для выражения идей, в сущности весьма жизненных и реальных. В таких замечательных произведениях, как «Шагреневая кожа» (1830—1831), «Эликсир долголетия» (1831), «Неведомый шедевр» (1832), «Луи Ламбер» (1832), «Поиски абсолюта» (1834), «Прощенный Мельмот» (1835), «Серафита» (1835), в некоторых других романах и новеллах всегда проявляется сильнейшее стремление к ясному пониманию мира. В этих произведениях решались проблемы жизни и проблемы искусства. В духе Гофмана, которым увлекался Бальзак, в духе гоголевского «Портрета», связанного с той же традицией Гофмана, создаются причудливые образы, фантастические сюжеты, которые, однако, ведут к мыслям тонким и точным. Какое умение различить подлинного художника от художника, запутавшегося в своих теориях, в себе самом, оторвавшегося от природы и от человечества в «Неведомом шедевре». Как глубоко ставится нравственная проблема в «Шагреневой коже», в «Прощенном Мельмоте», как в новелле «Иисус Христос во Фландрии» спесивые богачи отчетливо противопоставлены труженикам-беднякам. «Я постоянно живу в атмосфере мыслей, идей, планов, трудов, концепций, которые пересекаются, бушуют, искрятся...» Такова была жизнь, таким был труд Оноре Бальзака. На протяжении последних лет все возрастает в его творчестве интерес к трудовому народу. Уже в «Деревенском враче» (1833), в «Сельском священнике» (1839) крестьянская жизнь занимает немало места, и природа выглядит по-новому, не в лирическом свете Камилла Коро, а в духе Жана Милле: земля, на которой трудится человек и которая его кормит. Последний роман Бальзака прямо называется «Крестьяне». Классовая борьба, которая постоянно чувствуется в «Человеческой комедии», в этом романе всецело определяет и сюжет, и построение, и стиль. Два непримиримо враждебных мира противопоставлены друг другу. Замок генерала Монкорне великолепен и окружен величественным парком. В крестьянских хижинах, напротив, грубость и нищета. При этом социальный конфликт оказывается гораздо сложнее, чем думали социалисты-утописты. На селе свои противоречия между богачами и бедняками. Ростовщики, трактирщики, спекулянты — это собственники еще более жадные, чем владельцы поместий. Те и другие — враги обнищавшего пахаря. Народ вынужден бороться против новой аристократии, землевладельцев и против деревенской буржуазии, которая становится все могущественнее, все богаче. Деревенские дельцы не маниаки вроде Гобсека, Гранде или Клаеса,, которые способны были на любые лишения ради своей цели. Это, скорее, расточители, накопляющие деньги ради удовлетворения своих прихотей. Это уже не прежние бальзаковские «философы», напротив, ростовщик Ригу — человек хитрый и глупый, глубоко развращенный, у него нет других интересов, кроме его страстей и наживы. Роман «Крестьяне» полон размышлений исторических и социальных. В замке генерала слышатся такие речи: «То, что происходит в этой долине, происходит повсюду во Франции и связано с надеждами, которые движение 1789 года заронило в среду крестьян... Исторически крестьяне все еще в том состоянии, в каком они были после Жакерии, своего поражения они не могут забыть». «Крестьяне» — один из наиболее драматических романов, так как тема жестокой борьбы создает его особенную, судорожную напряженность. Папаша Фуршон, простоватый и хитрый, ободранный и жалкий,— воплощение деревенской бедноты. Он сильно поражает генерала прямым выражением своих мыслей: «Мы пашем землю, мы роемся в ней, мы унаваживаем ее, мы работаем для вас, для богачей, мы — бедняки...» В «Крестьянах» — свой Мишель Кретьен. Это старый республиканец, бывший в годы Великой революции председателем Якобинского клуба. Жан Франсуа Низерон — это человек «свободный и достойный того, чтобы быть свободным». «Он верил в республику в духе Жана Жака Руссо и во всеобщее братство...» Все же этот старик более представлен как моралист, он не участвует в жестокой схватке, которая разыгрывается в Эгг. Мироеды Ригу, Гамбертен, Тонсар завладеют землями генерала Монкорне, чтобы сдавать их беднякам в аренду, чтобы в свою пользу выжимать соки из тех, кто сейчас их поддерживает и кто будет обманут. В годы Первой империи Монкорне не раз бывал победителем на поле боя. И сначала ему кажется смешным, чтобы генерал императорской гвардии мог бы уступить и покориться... кому? Но почти неприметный бой становится все злее. Вот задушили собаку в парке рядом с генеральшей. Это намек на то, что могли бы придушить и ее. Вот убит Мишо, единственный преданный генералу слуга. А вот и сам генерал оказывается мишенью. Он побежден, он вынужден продать по дешевке свое поэтическое поместье Эгг.
ГЕРОИ БАЛЬЗАКА
Не только все творчество Бальзака, но и одна лишь «Человеческая комедия» как объект изучения — безграничны. В последнее время советскими учеными многое было сделано для рассмотрения очерков и статей Бальзака. Интересны статьи Р. А. Резник, посвященные «Философским этюдам», одному из особенно значительных разделов «Человеческой комедии». В книге Б. Г. Реизова «Бальзак» — свежая и ценная документация, которая характеризует творческий метод писателя и его отношение к конкретной действительности его времени. В книге Д. Д. Обломиевского «Бальзак» — чрезвычайно полное раскрытие его общественно-политических и эстетических позиций, взятых в историческом аспекте. Нельзя не напомнить, что советскому литературоведению в прошлом, особенно в трудах Б. А. Грифцова, принадлежит честь обоснования мысли о Бальзаке — великом художнике, создателе своеобразного стиля. А теперь и во Франции историки литературы занимают в этом отношении совсем иную позицию, чем когда-то занимали Фаге, Лансон, даже Ле Бретон.
Очень характерно, например, что Ле Бретон выражал только чувство досады, что такие новеллы, как «Эликсир долголетия», «Мельмот» и «Неведомый шедевр», вошли в «Человеческую комедию», а теперь, наоборот, есть особое увлечение этой группой произведений Бальзака. Историки живописи вспоминают о том, что Поль Сезанн был потрясен чтением «Неведомого шедевра» и какое предостережение прозвучало для него со страниц этой новеллы: не обособляться в искусстве, не отрываться от природы и общества, не слишком теоретизировать в работе над картиной — вот что, вероятно, думал Сезанн, пораженный трагедией Френхофера. В сборнике «Бальзаковедческие этюды» говорится о такой тонкости, проявленной автором этой новеллы в понимании работы художника, что трудно поверить, чтобы Бальзак в этом случае не пользовался советами выдающегося мастера живописи, например Делакруа. Обширные исследования посвящаются во Франции бальзаковской философии искусства, систематически появляются сборники специальных исследований о Бальзаке. Есть и такие мысли в современном французском бальзаковедении, которые вызывают решительные возражения. Известный исследователь творчества Бальзака М. Бардеш говорит: «Бальзак в течение всей своей жизни будет утверждать, подобно Руссо, что цивилизация развращает, ведет к вырождению и смерти; «Человеческая комедия» вся целиком — подтверждение этой мысли». Верно ли это? Нет, конечно, неверно. Во всем, что было высказано Бальзаком, огромная любовь к человеческому разуму, к силам духа, созидающего настоящую культуру. Его любимые герои: д'Артез, Бьяншон, Кретьен, Попино («Дело об опеке»), Никола Пуссен, Франсуа Порбус («Неведомый шедевр») — люди высокой интеллектуальности, большой культуры, творцы нового в сфере искусства, политики и науки. Характерная трагедия персонажей его романов в том, что они вступают на кривые пути, которые отводят их в сторону от подлинной культуры, от настоящего творчества. Если бы Растиньяк последовал примеру Бьяншона, если бы Люсьен жил и работал, как д'Артез, если бы Френхофер не запутался в дебрях эстетического индивидуализма, а Клаес не извратил бы своих ученых исканий, они не стали бы людьми опустошенными и жалкими. Любовь к настоящей культуре порождает вполне естественную ненависть к ее фальсификации.
Бальзаку ненавистна фальшивая буржуазная «культура» всякого рода Лусто. Автор «Человеческой комедии» — последовательный враг буржуазного общества. Он враждебен и «культуре», фабрикуемой любителями успеха и наживы или покалеченной болезненным индивидуализмом. Но он истинный друг людей искренних и деятельных, особенно талантливых и свободных, способных работать так, как он сам работал, ищущих для всего человечества выхода на безграничный простор.
