Г. Н. Поспелов. "История русской литературы ХIХ века" Издательство "Высшая школа", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
5. Консервативные идейные и литературные течения 1840-х годов
Художественной литературе передовых идейных течений противостояла литература и критика реакционных по своим идеалам течений общественной мысли. Представители последних проявляли значительную ограниченность творческих интересов, но зато были очень активны в области социально-политических и эстетических теорий. Именно здесь они и стремились одержать верх над литературой и критикой передового движения. Таково было прежде всего течение «официальной народности», выражавшее общественные взгляды правящих дворянско-бюрократических кругов. Лозунг «православие, самодержавие и народность» (в смысле национальность), выдвинутый еще в начале 1830-х годов царским министром просвещения С. Уваровым, приобрел теперь значение воинственной идейно-политической программы. За ее обоснование взялись известные литераторы и публицисты, профессора Московского университета М. Н. Погодин и С. П. Шевырев, окончательно перешедшие в лагерь реакции. Они стали издавать с начала 1841 г. новый журнал «Москвитянин», который сразу стал цитаделью реакционной идеологии в ее новом выражении. Смутно чувствуя, что русская общественная жизнь развивается в том же направлении, в каком уже давно шло развитие передовых западноевропейских стран, что и в России уже возникают соответствующие идейные веяния, они попытались их определить и опорочить. В этих целях они и начали впервые проводить в своих статьях мысль о социально-исторической антитезе России и Запада. Глубоко враждебные демократической России и искренне преданные России царской, помещичьей, чиновничьей, они объявили самодержавно-крепостнические устои и идеологию единственно истинными и единственно национальными, русскими. Все же новые идейные веяния в русской общественной жизни, которые были вызваны ее собственным, внутренним социальным развитием и которые имели при этом, естественно, черты сходства с передовой идеологией западноевропейских стран, они отвергали как ненациональные, нерусские, будто бы возникшие лишь в результате ложного и губительного влияния западноевропейской идеологии и культуры и глубоко чуждые русскому народу. Эта социально-историческая антитеза России и Запада стала в руках идеологов «официальной народности», как и других представителей реакционного лагеря, довольно острым оружием в борьбе с передовым литературным движением. Идейные позиции «Москвитянина» отчетливо выявились в программной статье С. П. Шевырева «Взгляд русского на образование Европы». «Драма современной истории,— с тревогой писал Шевырев, — выражается двумя именами, из которых одно звучит сладко нашему сердцу! Запад и Россия, Россия и Запад— вот результат, вытекающий из всего предыдущего; вот и последнее слово Истории; вот два данных для будущего!.. Запад и Россия стоят друг перед другом, лицом к лицу! Увлечет ли он нас в своем всемирном стремлении?.. Или устоим мы в своей самобытности? Образуем мир по началам своим, а не тем же европейским? Вынесем из Европы шестую часть мира... зерно будущего развития человечества?» (1). Здесь речь идет по существу не о столкновении России и Запада, а о том, как будет дальше развиваться сама русская общественная жизнь и каковы будут в дальнейшем ее собственные «начала»; изменятся они или останутся старыми. Идеолог «официальной народности» надеется, что покорность закабаленного народа царю и помещикам и впредь останется незыблемой основой русской жизни. Вся жизнь русского общества, по мнению Шевырева и его единомышленников, основана на приоритете нравственного чувства и непосредственного социального единения, в противоположность жизни Запада, всецело основанной будто бы на ложных началах рассудочности и индивидуализма. «Три коренные чувства», по Шевыреву, сохранили в себе русские, несмотря на тлетворное влияние Запада: чувство религиозное, чувство государственного единства, благодаря которому в России «царь и народ составляет одно неразрывное целое», и, наконец, «сознание нашей народности» (2). С таких позиций «Москвитянин» и начал активную борьбу против передовой литературы и критики и прежде всего против «Отечественных записок», возглавленных Белинским.
Идейный антагонизм в постановке вопроса о будущем России скоро сказался и в литературной полемике начала 1840-х годов. В особенности он обнаружился весной 1842 г., когда в печати появились «Мертвые души» Гоголя и вокруг них начались литературные споры. Шевырев в оценке «Мертвых душ» выявил всю реакционность своего понимания русской жизни. Он утверждал, что критическое изображение дворянско-чиновничьей жизни, данное Гоголем, односторонне и поверхностно, что оно затрагивает только «грубую, животную, материальную сторону» этой жизни, не имеющую существенного значения. Поэтому он назвал творение Гоголя «легким незначительным вихрем», поднимающим «пыль и всякую ---------------------------------------------------------------- 1. «Москвитянин», 1841, ч. 1, с. 219—220. 2. Там ж е, с. 292—295.
------------------------------------------------------------- дрянь с земли». Высшее творческое достижение писателя Шевырев видит в изображении людей из народа — слуг Чичикова. По его мнению, кучер Селифан — это «полное типическое создание, вынутое из простой русской жизни». Шевырев умиляется русскими чертами характера этого крепостного и прежде всего тем, что Селифан «с радушием и покорностью» (1) готов перенести от своего барина любое наказание. Забитость и покорность народа для идеолога «официальной народности» является драгоценной чертой национальной жизни, не заимствованной с Запада. Совершенно иначе понял и оценил новое создание Гоголя Белинский. В своих предварительных кратких отзывах, за которыми должен был последовать подробный разбор произведения, он высоко оценил «Мертвые души» именно за критическое изображение дворянско-чиновничьей России. Он подчеркивал, что это произведение, «беспощадно сдергивающее покров с действительности...», что оно основано «на пафосе действительности, как она есть» (2). По вопросу об идеалах Гоголя Белинский вступил вскоре в резкую критическую полемику с К. С. Аксаковым, представителем другого возникавшего тогда идейного течения, славянофильства, который выпустил летом 1842 г. отдельной брошюрой свою статью о «Мертвых душах» (3). Славянофилов не надо смешивать с идеологами «официальной народности». Славянофилы также провозглашали идею морального единения сословий для борьбы с передовым движением. Но в то же время они находились в робкой оппозиции к реакционному режиму Николая I. Они отражали взгляды и настроения патриархально-помещичьих кругов, встревоженных ростом новых, буржуазных отношений и разложением старого уклада, по вместе с тем недовольных той бюрократической формалистикой и казарменной муштрой, с помощью которых реакционная власть управляла страной. Все это и нашло выражение в реакционной исторической доктрине славянофилов (4), которую они развили подробнее, чем сторонники уваровских лозунгов. Отрицая передовые формы общественной жизни, славянофилы также объявляли их порождением западноевропейской истории, будто бы чуждым русскому духу. Западная цивилизация, по их мнению, исторически возникла путем завоеваний и договоров, в
----------------------------------------------------------------- 1. Шевырев С. П. Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н. В. Гоголя. — «Москвитянин», 1842, ч. 4, № 7, с. 208—228. 2. Белинский В. Г. Похождения Чичикова, или Мертвые души. — Полн. собр. соч., т. 6, с. 217. 3. Аксаков К. С. Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души». М., 1842. 4. Эта доктрина была выражена первоначально в статьях А. С. Хомякова «О старом и новом» (1839) и «О сельских условиях» (1842). Затем она развивалась в разговорах и спорах среди московской дворянской интеллигенции и, наконец, была изложена в статьях А. С. Хомякова, И. В. и П. В. Киреевских, К. С. Аксакова и Ю. Самарина, напечатанных в 1845 г. в «Москвитянине» и в 1846—1847 гг. в двух выпусках «Московского литературного и ученого сборника», изданных славянофилами вместо собственного журнала. ----------------------------------------------------------------- России же будто бы не было ни того, ни другого. Поэтому, по мысли А. С. Хомякова, главного теоретика славянофильства, жизнь Запада — это «жизнь контракта или договора, подчиненная законам логического и... вещественного расчета», а жизнь России — это «произведение органического живого развития; она не построена, а выросла» (1). В ее основе издавна лежали общинное владение землей и гражданское самоуправление (вече, мирские сходки).
Поэтому в старину русские «бояре», писал друюй теоретик славянофильства Ю. Самарин, были будто бы не обособленным сословием, а только лучшей частью общества, не оторванной от народа, но живущей с ним во «взаимном сочувствии» (2). Русские, как и славяне вообще, утверждал Хомяков, были искони связаны «узами истинного братства», жили на основе «законности духовной», а не «формальной». И поэтому «русскому духу» была издавна свойственна «покорность перед нравственными началами» (3). Этим «исконным русским началам» затем нанесли удар реформы Петра I, которые, по мнению славянофилов, были результатом губительного влияния Запада и внесли в русскую жизнь чуждые ей принципы и формы. Но деятельность Петра, как утверждал Ю. Самарин, «всколебала лишь верхние слои и оторвала их от низших». Именно «высшее сословие вызвало реформу своим постепенным удалением от народа» и «употреблением во зло народных начал» (4). С тех пор русское образованное общество живет будто бы «мнимым, привозным просвещением», в основе которого лежит «преобладание и одностороннее развитие рассудка» — «силы разлагающей, а не живительной» (5). Результатом этого рассудочного просвещения и явилось, по мнению славянофилов, «социалистическое движение» с его «гордым притязанием на логическую последовательность» и «бессмысленными спорами» об освобождении женщины (6). Образованное общество должно, по их мнению, преодолеть это национальное «раздвоение» и слиться с «русской народной стихией». Осуществляя эту идею, славянофилы стремились вернуться к допетровской старине, «не пренебрегая даже мелочами обычая». Они надевали старинного покроя одежды и шапки («мурмолки»), вызывая этим справедливые насмешки противников. Таким образом, славянофилы также резко выступали против идеалов революции и социализма, объявляя их результатом ложного рассудочного просвещения, заимствованного у Запада. Они ---------------------------------------------------------- 1. «Москвитянин», 1845, ч. 2, с. 77. 2. Самарин Ю. (подпись М. 3. К.) «Тарантас», соч. гр. В. А. Соллогуба. — «Моск. литер. и уч. сборник на 1846 год», с. 550. 3. Хомяков А. Мнение русских об иностранцах. — Там же, с. 178. 4. Самарин Ю. (подпись М. 3. К.). «Тарантас», соч. гр. В. А. Соллогуба. — Там же, с. 550—553. 5. Хомяков А. О возможности русской художественной школы. — «Моск литер. и уч. сборник на 1847 год», с. 320. 6. Хомяков А. Мнение русских об иностранцах. — «Моск. литер. и уч. сборник на 1846 год», с. 170—174. ----------------------------------------------------- противопоставляли им идеалы мирного сосуществования помещиков и крестьян под эгидой самодержавия и православной церкви, сосуществования, основанного не на разуме, а на вере.
В области литературной критики идейные враги Белинского обнаружили свою реакционность прежде всего в том, что боялись критической направленности передовой русской литературы и ее демократических тенденций. Это отражалось и на их понимании искусства.
Шевырев считал основной задачей художественного творчества «водворение гармонии в нашем духе», т. е. содействие гражданскому спокойствию, возбуждение у читателей консервативных социальных чувств и отказ от всяких сомнений, недовольства и критики существующего правопорядка. Славянофилов также пугал боевой, наступательный дух передовой критики, ее социальная злободневность, ее открытая идейная партийность. «В наше время, — писал И. Киреевский, — изящную словесность заменила словесность журнальная». «В самом деле, куда ни оглянешься, везде мысль подчинена текущим обстоятельствам, чувство приложено к интересам партии, форма приноровлена к требованиям минуты» (1). Киреевский упрекает современную ему русскую словесность в том, что она представляет собой «совокупность всех возможных влияний различных литератур европейских». Он считает, что «литературное просвещение наше истекает из чужих источников, совершенно не сходных не только с формами, но часто даже с самими началами наших убеждений». В особенности, по его мнению, грешат этим «Отечественные записки». «Они, — пишет Киреевский,— постоянно остаются верными одной заботе: выразить собою самую модную мысль, самое новое чувство из литературы Западной...». Всему этому Киреевский противопоставляет то «начало жизни, мышления и образования», которое лежит «в основании мира Православно-народного». К нему и должна вернуться русская литература, его должна принять в себя даже западная образованность. Отсюда вытекает у Киреевского и теория художественного творчества, всячески подчеркивающая в нем созерцательность и стихийность. «Поэт, — пишет Киреевский, — создается силою внутренней мысли. Из глубины души своей должен он вынести, кроме прекрасных форм, еще и самую душу прекрасного: свое живое, цельное воззрение на мир и человека. Здесь не помогут никакие искусственные устроения понятий, никакие разумные теории. Звонкая и трепещущая мысль его должна исходить из самой тайны его внутреннего, так сказать, подсознательного убеждения» (2). ---------------------------------------------------------- 1. Киреевский И. В. Обозрение современного состояния словесности. Статья первая. — «Москвитянин», 1845, ч. 1, с. 2. 2. Там же, с. 61. -------------------------------------------------------
Славянофильские взгляды на искусство были, следовательно, еще более тенденциозными, приводящими к еще большему приукрашиванию действительности, чем эстетические взгляды Шевырева. Это особенно отчетливо сказалось в том понимании «Мертвых душ» Гоголя, с которым выступил вскоре после их появления славянофил К. С. Аксаков. Аксаков стремился притупить критическую остроту «поэмы» Гоголя, лишить ее того отрицательного «пафоса субъективности», которым она в основном проникнута. Он утверждал, что это произведение — результат беспристрастного и спокойного «эпического созерцания», подобного тому, которое лежит будто бы в основе «древнего, гомеровского эпоса». Объявляя Гоголя русским Гомером своего времени, Аксаков пытался представить «Мертвые души» творческим выражением самобытного «русского духа», который превозносили славянофилы, произведением, будто бы чуждым злободневным общественным вопросам современности.
Белинский в своих статьях, направленных против Аксакова, опроверг эту попытку. Он еще раз подчеркнул, что если содержанием «поэмы» Гоголя и является «субстанция русского народа», то это «субстанция» отрицательная, проявляющаяся пока в «комическом определении общественности», что весь «пафос поэмы» состоит «в противоречии общественных форм русской жизни с ее глубоким субстанциальным началом...» (1).
Реакционность социально-политических идеалов славянофильства и официальной народности, заключающих, тенденциозную и ложную идеализацию самодержавно-крепостнических отношении, не могла не сказаться отрицательно на художественном творчестве их сторонников.
Поэты консервативно-дворянского течения, увлеченные доктриной славянофильства, вели тенденциозную полемику с представителями передового литературного движения, и тогда образность заменялась у них риторикой, а пропаганда реакционных идей переходила нередко в сведение политических счетов с противниками. Таковы, например, некоторые стихотворения Хомякова, Аксакова и в особенности Н. Языкова. Его стихотворение «К не нашим» (1844) граничило с прямым доносом на Чаадаева, Грановского, Тургенева. Недаром Герцен писал в своих дневниках этих лет, что «неблагородство славянофилов «Москвитянина» велико, что «они добровольные помощники жандармов» (2). Однако в мировоззрении славянофилов была и другая, прогрессивная, обличительная сторона, нередко вступавшая в противоречие с их идеалами. С особенной ясностью эти противоречия выступали в творчестве наиболее активного и самого смелого в своих обличениях поэта славянофильского лагеря — Ивана Сергеевича Аксакова (1823—1886). Он сознавал разложение дворянского об- --------------------------------------------------------
1. Белинский В. Г. Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя «Мертвые души». — Полн. собр. соч., т. 6, с. 430—431. 2. Герцен А. И. Собр. соч., т. 2, с. 319. --------------------------------------------------------- щества, бедственное положение крестьянства и открыто говорил об этом. Но он стремился преодолеть все это утверждением нравственной чистоты народной жизни. Так, в стихотворно-прозаических сценах «Зимняя дорога» Аксаков изобразил двух помещиков — «западника» Ящерина и славянофила Архипова, — едущих на именины и спорящих о «сокровищах души» русского парода. Первый требует для их признания разумных доводов, второй же, за неимением их, ссылается па состояние своей души. Затем друзья заходят отдохнуть в крестьянскую избу, видят там страшную бедность и слышат горький плач при вести о новом рекрутском наборе. Но в ответ на иронические замечания Ящерина Архипов продолжает настаивать на истинности своей точки зрения. По мнению самого автора, причиной всех бедствий народа является бездеятельность помещиков и дурные управляющие, в особенности немцы. Во многих лирических стихотворениях И. Аксаков резко осуждал дворянскую интеллигенцию за ее бесплодное прекраснодушие. Он писал о ее «пустых занятиях» («С преступной гордостью...»), о ее стремлениях врачевать «совести недуг» своей «дворянской ленью», о ее готовности «тосковать о бедном брате» только «на пышном обеде» или «позднем ужине» («Добро б мечты!»). Иногда он поднимался и до резкой оппозиционности правящим кругам, до признания того политического угнетения, в котором они держат всю страну. «Сплошного зла стоит твердыня, // Царит бессмысленная ложь!», — писал И. Аксаков в стихотворении «Пусть сгинет все..». В этом заключалась исторически правдивая сторона его гражданской поэзии. И правящие круги отвечали на эти обличения цензурными репрессиями. И. Аксаков печатался только в славянофильских сборниках, находящихся под подозрением правительства. Но не все писатели консервативно-дворянского литературного течения так увлекались славянофильской доктриной и ее пропагандой, как Хомяков, Языков и Аксаков. Так, Тютчев посвятил выражению своих общественных взглядов лишь несколько стихотворений. А поэты младшего поколения, только начинавшие творческое развитие, почти не откликались в своем творчестве на напряженные идейно-теоретические споры 40-х годов. Эти поэты с большой искренностью раскрывали в своем творчестве настроения идейного самоотрицания представителей дворянства или же романтические стремления к каким-то смутным и отвлеченным философско-этическим идеалам. Они стремились обосновать эти переживания на языке философии природы, вносили их в само изображение явлений природы, создавая для этого очень утонченные средства и приемы лирического стиля. Особенно значительные творческие достижения принадлежат в этом отношении Тютчеву и молодому Фету, обогатившим русскую лирику высокохудожественными рефлективно-романтическими медитациями и лирическими пейзажами. Таковы были основные течения в русской художественной литературе и критике 1840-х годов. В атмосфере их идейных столкновений и происходило формирование нового прогрессивного литературного направления — «натуральной школы».
