Г. Н. Поспелов. "История русской литературы ХIХ века" Издательство "Высшая школа", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
4. Новая «творческая манера»
В произведениях 1850-х годов, отличающихся своеобразной романтической направленностью, — в «Фаусте», «Асе», «Дворянском гнезде» — окончательно сложилась и нашла свое законченное выражение «новая» творческая «манера» Тургенева, те особенности его литературного стиля, которые отчасти проявлялись и в более ранних произведениях — в «Рудине», «Затишье», «Переписке» — даже в первой его повести «Андрей Колосов», и поэме «Андрей». После событий 1848 г. у Тургенева вновь резко усилился интерес к идейным исканиям передовой дворянской и разночинной интеллигенции, к вопросам их нравственного самосознания. И он в связи с этим почти оставляет жанр очерка и обращается преимущественно к жанру романа и близкой по складу своей проблематики романической повести, отличающейся у него меньшей четкостью поставленных вопросов и меньшей развитостью сюжета. В своих романах и повестях Тургенев продолжал традицию тех русских романов предшествовавших десятилетий, в которых косвенно отражался основной идейно-политический конфликт периода дворянской революционности. Но он продолжает эту традицию в другой период и с других идейных позиций. Он уже не может подняться до той принципиальности и последовательности осознания антагонизмов внутри дворянства, которая проявилась в романах Пушкина, Лермонтова, Герцена. Там идейно-политический антагонизм главных героев с реакционным «обществом» имел основное, ведущее значение, а их собственные разногласия и личные конфликты вытекали из него и в какой-то мере служили средством его разрешения. В романах и повестях 1850-х годов Тургенев изображает своих главных героев, не затрагивая вопроса об их идейных столкновениях с силами реакции. Он строит свои романы и повести на противопоставлении различных идейных позиций в среде самой дворянской и разночинной интеллигенции и на вытекающих из этих различий конфликтах в их личной жизни. В романах Пушкина, Лермонтова, Герцена главные герои были окружены реакционным дворянским «обществом» и идейно-политическое столкновение с ним определяло их собственные позиции, а через это и особенности их характеров. В романах Тургенева главные герои окружены не «обществом», а только бытовой, семейной средой, более или менее консервативной. Эта среда противостоит им своими взглядами, интересами, привычками, но не определяет их идейные позиции, не влияет на развитие их характеров.
Поэтому Тургенев не уделяет большого места изображению социальной среды, усадебного или городского дворянского быта. Его второстепенные персонажи в основном призваны лишь оттенять своей ограниченностью и пошлостью значительность внутреннего мира главных героев. Но все же писатель подчеркивает консервативность этой среды, относясь к ней с более или менее язвительной иронией. Ирония его бывает тем сильнее, чем больше тот или иной второстепенный герой тянется в своем образе жизни к реакционным аристократическим кругам. Однако поскольку такие лица и вся среда не представляют собой само реакционное «общество», ирония автора не углубляется до сатиры. Субъективно она часто бывает довольно острой, но не всегда оправданной объективными противоречиями изображаемых характеров. Такова, например, ирония автора по отношению к Ласунской и Пандалевскому или Калитиной и Гедеоновскому. Выражая ее, автор слишком прямолинейно использует мотивы личной жизни этих персонажей. Пафос романов Тургенева создает изображение главных героев в их сложной и тонкой душевной и умственной жизни. Они встречаются по различным, иногда случайным поводам, между ними нередко начинается живой обмен мнений, иногда он переходит в споры и выявляет различия их идейных позиций. Но все же не в интеллектуальных столкновениях раскрываются в ранних романах и повестях Тургенева характеры его главных героев. Они выявляются в основном в неторопливых раздумьях героев о жизни, об их новых впечатлениях — в их эмоциональной рефлексии по поводу окружающей их природы или встреч с той или иной необыкновенной девушкой. Этим лирическим раздумьям писатель уделяет обычно очень большое место. Таковы, например, впечатления и размышления героя «Фауста» в его письмах, героя «Аси» при переправе через Рейн или Лаврецкого по дороге домой и по приезде в усадьбу. Раскрыв идейные позиции главных героев и значительность их переживаний, писатель вводит их в любовный конфликт. Основное значение любовных конфликтов в романах и повестях Тургенева заключается в испытании героя — проверке его характера, его идейных позиций и добрых намерений деятельностью, в оправдании слова «делом». Таким «делом» у Тургенева всегда является не столкновение героя с реакционным «обществом», а его любовь к женщине, связанной семейными узами с консервативной средой. Но для глубокого, нравственного испытания героя в любви необходим и соответствующий предмет его любви. Поэтому в сюжетах повестей и романов Тургенева всегда выступают исключительные по своим нравственным достоинствам женские персонажи. В их характерах писатель особенно выделяет черты искренности и серьезности мысли» глубины и силы чувства, а главное — романтической устремленности сознания. Высокие стремления и запросы героинь Тургенева противостоят мелким и суетным интересам их среды. В стремлениях тургеневских героинь всегда таятся какие-то большие, многозначительные возможности развития. Но такие возможности не могут еще осуществиться силами самой женщины. Они требуют помощи мужчины — его направляющей мысли и убежденности, его силы и нравственной поддержки. Главный герой романа или повести должен найти в себе такую силу и убежденность или же обнаружить слабость и нестойкость, сомнения и колебания, приведя тем самым любовный конфликт к развязке. У Тургенева такой развязкой почти всегда являются решающие любовные свидания, отдаленные небольшим сроком от первой встречи героев. Тем самым время действия в романах и повестях Тургенева сравнительно очень коротко, а место действия ограничено. Это обычно один-два месяца пребывания героев в дворянской усадьбе, или в городском доме, или на курорте за границей. И это всегда летние месяцы. Цветущая летняя природа дает писателю добавочные краски, очень утонченные и значительные для изображения переживаний героев, их любовных встреч и разлук.
Пафос повестей и романов Тургенева, написанных за десятилетие после 1848 г., заключается не в осознании социальных и идейно-политических антагонизмов того времени и не в сатирическом разоблачении реакционного «общества». Это — пафос идейных исканий передовой дворянской интеллигенции, осознанных преимущественно нравственно-психологически с точки зрения той романтики и скептицизма, которые в них соединяются. Все это проявляется и в построении сюжета, и в композиции образов произведений. В композиции образов у Тургенева характерен ярко выраженный «психологизм», т. е. преобладающий интерес к непосредственному изображению внутреннего мира действующих лиц. Но в отличие от Чернышевского и Л. Толстого, которые в своих романах обращали основное внимание на само содержание этических или философских размышлений главных героев, в отличие от Лермонтова, для которого особенно важны были соображения и намерения его главных героев, непосредственно переходящие в действие, Тургенева интересует по преимуществу самый поток эмоциональных переживаний героев — медлительное и созерцательное течение и смена их настроений, впечатлений, ассоциаций. При этом и автор, и его герои, особенно те, от лица которых ведется повествование, обнаруживают большую склонность к рефлексии, к самоанализу. Но это не умственная или моралистическая рефлексия, состоящая в попытках анализировать, расчленять и морально взвешивать то, что происходит в человеческой душе, как это часто происходит в романах Чернышевского, Л. Толстого, Достоевского. Такой, рефлексии Тургенев также отчасти отдал дань в «Гамлете Щигровского уезда» и «Дневнике лишнего человека». Теперь это созерцательно-эмоциональная рефлексия, усиливающая возвышенность переживаний героев и выражающая романтическую направленность произведения. Тургенев достиг в этом отношении большого совершенства. Он показал, что эмоциональная, романтическая рефлексия таит большие познавательно-эстетические возможности, что с ее помощью можно глубже осознать внутренние, нравственнные достоинства человеческой жизни и постигнуть прекрасное в природе. В свете эмоционально-романтической рефлексии Тургенев изображает прежде всего характеры исключительных, возвышенно чувствующих девушек из дворянской среды, которые играют такую своеобразную и значительную роль в любовных конфликтах его романов и повестей. В образах девушек не только раскрываются их нравственные достоинства, но и выражается возвышенная эмоциональная оценка их автором и его главными героями. Таковы портреты героинь Тургенева, всегда сотканные из тонких и эмоционально-впечатляющих деталей. Таково также выражение переживаний девушек через их слова и действия, переживаний, всегда отличающихся искренностью, простотой и значительностью,— особенно в сценах любовных свиданий. Именно поэтому Добролюбов и назвал Тургенева «певцом чистой, идеальной женской любви», «глубоко заглянувшим в юную, девственную душу», писателем, повести которого «постоянно производили своим общим строем такое чистое впечатление...» (1). Другим предметом романтической рефлексии Тургенева и его героев служат явления природы. И в их изображении можно найти ту же закономерность. С одной стороны, романтические переживания главных героев обычно пронизаны впечатлениями красоты окружающей природы. Они как бы ищут в этих эстетических впечатлениях подкрепления своей собственной внутренней значительности и без них не могут существовать. А с другой стороны, в процессе романтического созерцания природы писатель как бы эмоционально «вчувствывается» в нее и эстетически осознает в ней такие свойства, краски, оттенки, которые ускользают при обычном восприятии. В своих повестях и романах Тургенев выступил не просто мастером литературного пейзажа. Он сделал в этом отношении новый значительный шаг вперед, внес большой вклад в развитие национальной, эстетической культуры. Таким образом, романтический «психологизм» является преобладающей чертой в композиции образов повестей и романов Тургенева. Эта преобладающая черта отражается, далее, и во всех других сторонах композиции образов, в портрете и диалоге, в пейзаже и развитии действия. Все это в значительной мере определяет и особенности построения сюжета повестей и романов Тургенева. Основные эпизоды сюжета, посвященные изображению душевных переживаний главных героев, их любовным сближениям и встречам, не могут быть ни особенно многочисленны, ни велики по объему вследствие сосредоточенной и созерцательной эмоциональности содержания и лирического тона повествования. Эпизоды же второстепенные, содержащие бытовые характеристики среды и мотивирующие основной ход событий, не занимают у Тургенева, как уже отмечалось, значительного места и не получают развития. Поэтому при всей своей содержательности романы и повести Тургенева сравнительно невелики по объему. К тому же они просты и сдержанны по композиционным принципам повествования. Писатель никогда не прибегает к внешней затрудненности и запутанности фабулы, не усложняет своего рас-
---------------------------------------------------------------- 1. Добролюбов Н. А. Когда же придет настоящий день? — Полн. собр. соч., т. 2, с. 222.
---------------------------------------------------------------- сказа никакими перестановками эпизодов, нарочитыми умолчаниями о происшедшем и неожиданным его обнаружением. Утверждая в самой изображаемой жизни значение искренности, простоты и тщету всяких умствований, он и повествование ведет сосредоточенно, сдержанно и просто. Чтобы мотивировать «психологизм» изображения, Тургенев нередко прибегает к повествованию от лица главного героя и использует форму переписки, воспоминания или дневника. Из всего этого вытекают в повестях и романах Тургенева и особенности поэтической речи. В изображении бытовой среды и ее представителей, часто ироническом, Тургенев не проявил себя большим мастером. Здесь он, подобно Герцену, нередко больше претендовал на остроумие, нежели на характерность изображения (например: «Дарья Михайловна жила открыто, то есть принимала мужчин, особенно холостых»; или: «Паншин... ходит несколько согнувшись; должно быть, Владимирский крест, пожалованный ему на шею, оттягивает его вперед» и т. п.). Но для романтического «психологизма», раскрывающего основную направленность его повестей и романов 1850-х годов, Тургенев создал очень значительные и утонченные принципы речевой изобразительности и выразительности. Изображая внутренний мир своих главных героев, их впечатления от окружающей жизни, в особенности природы, писатель обычно не говорит об их умственных соображениях или практических намерениях. Он говорит об их «душе» и «сердце», употребляя последнее слово как синоним первого. Например: «чудное умиление наполнило его душу»; «он стал думать о ней, и сердце в нем утихло» («Дворянское гнездо»); «я вдруг почувствовал тайное беспокойство на сердце» («Ася»); «и тайный холод охватит сердце человека, когда это с ним случается в первый раз» («Переписка») и т. п. Словесные приемы изображения подчеркивают эмоциональную непроизвольность душевных переживаний героев, почти лишенных воздействия ума и воли. Герои Тургенева не владеют своими переживаниями, но отдаются и даже подчиняются им, и писатель применяет для их изображения очень простые, но по-своему утонченные глагольные метафоры. Например; «Лаврецкий отдавался весь увлекавшей его волне и радовался»; «какая-то холодная, важная восторженность нашла на нее»; «скорбь о прошедшем таяла в его душе» («Дворянское гнездо»); «воспоминания детства сперва нахлынули на меня» («Фауст»); «нетерпеливо сменяясь, протекала они (впечатления. — Г. П.) по душе» («Ася») и т. п. У Лаврецкого даже «мысли» «медленно бродили» («Дворянское гнездо»).
Самодовлеющая эмоциональность таких переживаний приводит к тому, что герои и сам автор умеют оценить их в основном с той точки зрения, насколько они приятны или, наоборот, тягостны для души человека. И, изображая их, писатель подчеркивает этот радостный или печальный характер чувств и настроений героев. Например: «ему было хорошо»; «печально становится на душе»; «грустно стало ему на сердце»; «Лаврецкий наслаждался и радовался своему наслаждению» («Дворянское гнездо»); «я... пришел... весь разнеженный сладостным томлением...» («Ася»}; «чувство блаженства по временам волной пробегало по сердцу» («Фауст»); «тоска неопределенных предчувствий начала томить Рудина» («Рудин») и т. п. Но ясно различить в таких текучих и изменчивых эмоциях радость и страдание очень трудно. Автор иногда даже подчеркивает их сложность и пользуется сочетанием эпитетов, противоречащих друг другу по значению, так называемым «оксюмороном». Например: «вся эта... русская картина навевала на его душу сладкие и в то же время почти скорбные чувства...» («Дворянское гнездо»); «сквозь безумную радость, наполнявшую все мое существо, прокрадывалось тоскливое чувство...» («Фауст») и т. п. Вместе с тем повышенная и бесконтрольная эмоциональность переживаний делает их в какой-то мере неотчетливыми и неопределенными. Писатель подчеркивает это соответствующими эпитетами и вводными словами, которые придают изображаемому своеобразную эмоциональную значительность. Например: «Лаврецкий... погрузился в какое-то мирное оцепенение»; «какой-то тайный голос говорил ему»; «в них, казалось, говорило и пело все его счастье»; «и странное дело — никогда не было в нем так глубоко и сильно чувство родины» («Дворянское гнездо»); «Я начал ощущать какую-то тайную, грызущую тоску, какое-то глубокое, внутреннее беспокойство» («Фауст»); «Я шел домой... со странной тяжестью на сердце» («Ася»); «отовсюду, казалось, веяло огнистым и свежим дыханием молодости» («Переписка») и т. п. В тесной связи с романтическими переживаниями главных героев изображает Тургенев природу, которая является не только фоном их действий, но и предметом их эмоционального созерцания, прочувствованного и углубленного. Писатель создает при этом своеобразный «психологический параллелизм» между тем, что совершается в природе, и тем, что происходит в душе героев, стремясь усилить романтическую значительность их переживаний. Поэтому в изображении явлений природы он подчеркивает и их медлительную текучесть, и ту полноту или ущербность их жизни, которая так легко ассоциируется с радостью или печалью в переживаниях героев, и, наконец, смутность, неопределенность их свойств и оттенков. Например: «Мысли его медленно бродили; очертания их были также неясны и смутны, как очертания тех высоких, тоже как будто бы бродивших тучек»; «ласточки несутся без крика одна за другой по земле, и печально становится на душе от их безмолвного полета» («Дворянское гнездо»); «я вдруг по-чувствовал тайное беспокойство на сердце... поднял голову к небу — но и в небе не было покоя» («Ася»); «заря пылала; подобно ей тихо и страстно пылали восторженные наши сердца» («Переписка»); «Тайное недоумение тяготило мою душу... Звезды, мне казалось, серьезно глядели на нас» («Фауст») и т. п.
Романтический психологизм в изображении жизни главных героев Тургенева выражается не только подбором эмоционально насыщенных слов, но и интонационно-синтаксическими приемами, призванными раскрыть и усилить их эмоциональную значимость. Одним из них, часто встречающимся в повестях и романах Тургенева, является повторение эмоционально значимых слов в фразе — «словесный повтор». Например: «Ночь, безмолвная, ласковая ночь лежала на холмах и на долинах»; «Эти звуки так и впивались в его душу, только что потрясенную счастьем любви; они сами пылали любовью»; «красноватый камыш тихо шелестел вокруг них, впереди тихо сияла неподвижная вода, и разговор у них был тихий» («Дворянское гнездо»); «тихо, томительно тихо прошел этот день»; «Я слушал, слушал весь этот мягкий, слитный гул» («Фауст») и т. п.
Иногда Тургенев пользуется также приемом словесной градации, близким к словесному повтору. Это соединение слов, хотя и различных по значению, но создающих вместе нагнетание эмоционального смысла в пределах одного образа. Например: «Эта свежая, степная, тучная голь и глушь... навевала на его душу сладкие чувства»; «Марфа Тимофеевна не могла нацеловаться этих бедных, бледных, бессильных рук...»; «она (мелодия. — Г. П.) вся сияла, вся томилась вдохновением, счастьем, красотою» («Дворянское гнездо»); «это была прямо русская душа, правдивая, честная, простая...» («Фауст»); «испещренное звездами, оно (небо.— Г. П.) все шевелилось, двигалось, содрогалось...» («Ася») и т. п.
Другим способом интонационного выделения в фразе эмоционально значимых слов, который часто применяет Тургенев, являются различные виды инверсий. Например: «Горько ей стало на душе, не заслужила она такого унижения»; «странными глазами посмотрели они друг на друга»; «певучим, сильным потоком струились они (звуки — Г. П.), — и в них, казалось, говорило и пело его счастье» («Дворянское гнездо»); «страшно сказались эти силы Ельцовой»; «и только осталось у меня в груди какое-то дремотное бремя» («Фауст») и т. д. Эмоциональная значительность интонаций, создаваемая семантической значимостью слов, часто возникает у Тургенева в самых простых по строению фразах, лишенных тех или иных синтаксических «фигур». Писатель стремится выразить ее с помощью своеобразной пунктуации. Так, он часто применяет знак многоточия не для выражения недоговоренности фразы, но для выражения особенностей ее интонации — эмоционально приподнятой и замедленной, как бы лишенной заключающего понижения речевой мелодии. Например: «Лаврецкому захотелось взять ее обе руки и крепко стиснуть их...» («Дворянское гнездо»); «что-то рвануло по его (сердца, — Г. П.) струнам, и закипели желания.,.»; «мне вдруг опять почудилось, что кто-то зовет меня умоляющим голосом...» («Фауст»); «Сердце во мне растаяло...» («Ася»); «Я встал в лодке и с немою тоской желанья простер мои объятия над морем...» («Переписка») и т. п. Другим приемом обозначения эмоциональной значительности интонации, иногда встречающимся у Тургенева, является постановка знаков подчинительной связи предложений — запятой с тире или двоеточия — между сочиненными предложениями. Например: «но любовь на всякий возраст имеет свои страданья,— и он испытал их вполне»; «квас неси», — повторяет тот же бабий голос,— и вдруг находит тишина мертвая» («Дворянское гнездо»); «тревожное оживление мне чудилось повсюду, — и тревога росла во мне самом» («Ася»); «и он снова принимается прислушиваться к тишине, ничего не ожидая, и в то же время как будто беспрестанно ожидая чего-то: тишина обнимает его со всех сторон»; «Он даже не вспоминал прошедшего времени; он просто глядел в свою жизнь: сердце его билось тяжело и ровно» («Дворянское гнездо») и т. п. Таковы основные особенности той «новой манеры», того литературного стиля Тургенева, который постепенно развивался в его повестях и романах 1850-х годов и достиг своего полного развития в произведениях, отличавшихся романтической направленностью.
Но произведения эти во главе с «Дворянским гнездом» были в то же время реалистическими по своему творческому методу. С одной стороны, Тургенев с большим художественным совершенством сумел выразить всю значительность романтической рефлексии своих главных героев, искренность и чистоту их переживаний. С другой стороны, он очень правдиво раскрыл глубокую индивидуалистичность и пассивность внутреннего мира этих героев, лишенных и целеустремленности мысли, и активности воли. Он показал их людьми, не имеющими в жизни большого и серьезного дела, не привыкшими к общественной и личной ответственности. В самих особенностях своего стиля писатель выявил слабые стороны характеров, которые он стремился романтически утверждать. Все это дало основание революционно-демократической критике — Чернышевскому и Добролюбову — подчеркивать реалистическую сторону романов и повестей Тургенева и разоблачать их главных героев как представителей движения, напрасно претендующего на ведущее значение в русском обществе предреформенного периода.
