Г. Н. Поспелов. "История русской литературы ХIХ века" Издательство "Высшая школа", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
VI. Творчество И. А. Гончарова
Выдающимся русским писателем-романистом середины XIX в. был наряду с Тургеневым Иван Александрович Гончаров (1812— 1892). Он также начал литературную деятельность во второй половине 1830-х годов, идейно и творчески развивался в период становления «натуральной школы» под влиянием эстетических взглядов Белинского и уже своим первым романом «Обыкновенная история» внес значительный вклад в литературу передового общественного движения того времени. Немало общего с Тургеневым было у Гончарова и в проблематике творчества. В романах Гончарова преобладал интерес писателя к социальным судьбам русского дворянства и к вопросу о том, какие общественные слои идут ему на смену. Но, в отличие от Тургенева, Гончаров был далек от того, чтобы признать ведущее общественное значение разночинной русской демократии. С большой долей тенденциозности писатель пытался сделать своими положительными героями людей деловых, предпринимателей. Однако в процессе художественного осмысления их характеров он преодолевал свою тенденциозность, и объективно его произведения идейно вооружали передовое демократическое движение. Поэтому демократическая критика 1840—1850 гг. давала романам Гончарова высокую оценку.
Художественный стиль романов Гончарова был своеобразным выражением общих творческих принципов «натуральной школы». В отличие от тургеневских, романы Гончарова не заключают романтической настроенности и почти лишены «психологизма». Им свойственна исключительная объективность и пластичность изображения характеров, «уменье охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его...» (1). Благодаря своеобразию содержания и формы романы Гончарова заняли особое место в истории русского критического реализма.
1. Гончаров и «натуральная школа»
Творчество Гончарова порождено теми происходившими в русском обществе сдвигами, которые привели к возникновению новой ----------------------------------------------------- 1. Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч., т. 2, с. 7.
------------------------------------------------------ литературной «школы», демократической по ведущей идейно-эстетической тенденции. В лице Гончарова в русскую классическую литературу впервые вошел разночинец — выходец из буржуазных слоев. Характерной чертой русского национального развития являлось то, что даже в середине XIX в. разночинцы, выходившие из буржуазных слоев, были очень малочисленны и в обстановке второго периода освободительного движения оставались малоактивными в своих политичееких стремлениях. Они не шли дальше умеренно либеральных взглядов и обнаруживали склонность к идейным компромиссам с правящими кругами. Даже в области литературы и критики представители буржуазной интеллигенции не могли создать собственного движения и примыкали к передовым дворянским кругам.
Все это сказалось и в идейно-художественном развитии Гончарова. Он был сыном богатого симбирского купца, но воспитанником образованного дворянина Н. Трегубова. Начал он свое образование в Московском коммерческом училище, но завершил его на «словесном» факультете Московского университета (1831 — 1834). Он учился там одновременно с Герценом и Огаревым, слушал лекции по истории литературы и «теории изящных искусств» вместе с Н. Станкевичем и К. Аксаковым. Переехав затем в Петербург, Гончаров долго служил переводчиком в департаменте внешней торговли, присматриваясь к деятельности русских и иностранных дельцов. Вскоре Гончаров стал активным участником литературно-эстетического кружка, собиравшегося в дворянском салоне художника Н. Майкова, отца Аполлона и Валериана Майковых, и отдал дань господствовавшим там романтическим настроениям. Через участников этого кружка Гончаров в 1846 г. познакомился с Белинским и отчасти сблизился со всем кругом редакции «Современника». Идейная атмосфера этого круга, в которой проявлялось тогда относительное единство разночинцев-демократов и дворянских либералов в их совместной борьбе с реакцией и с идеологией славянофильства, оказала большое влияние на Гончарова. Подобно Тургеневу, он в течение всей жизни считал сороковые годы особенной и прекрасной порой, началом новой эры в развитии русского общества. «Белинскому, Грановскому и прочим вокруг них, — писал впоследствии Гончаров, — приходилось рассеивать мрак не одного эстетического неведения, а бороться еще с непробудной помещичьей, общественной, народной тьмой, будить умы от непробудного сна». «Крепостное право, телесное наказание, гнет начальства, ложь предрассудков общественной и семейной жизни...— вот что стояло на очереди в борьбе и на что были устремлены главные силы русской интеллигенции тридцатых и сороковых годов. Нужно было... взывать к первым, вопиющим
принципам человечности, напоминать о правах личности, собственности и т. п.» (1). О себе Гончаров вспоминал: «Я разделял во многом образ мыслей относительно, например, свободы крестьян, лучших мер к просвещению общества и народа, о вреде всякого рода стеснений и ограничений для развития и т. д. Но никогда не увлекался юношескими утопиями в социальном духе идеального равенства, братства и т. д., чем волновались молодые умы» (2). Переписка Гончарова, относящаяся к 1840-м годам, показывает, что в этих более поздних высказываниях он в основном верно определял свои идейные позиции того времени. Так, в одном из писем 1847 г. на вопрос, что делается в литературном мире, он отвечал: «Все то же: капля меду и бочка дегтя. Мы ожидаем теперь много хорошего от Белинского: он воротился здоровее и бодрее...». В другом письме он выражал Тургеневу свое восхищение его резко антикрепостническим рассказом «Ермолай и мельничиха»: «Ваша последняя статья, Иван Сергеевич, произвела благородный furore, только не между читающею чернью, а между порядочными людьми: что за прелесть!». В конце 1849 г. Гончаров сделал в одном из писем резкий выпад против Булгарина, заклятого врага Белинского и «натуральной школы», и назвал его газету «Северная пчела» «подлым болотом» (3). В начале литературной деятельности Гончаров, действительно, был очень близок по убеждениям к кругам передовой дворянской интеллигенции. Но его общественные взгляды существенно отличались от взглядов лучших представителей дворянского либерализма, в особенности от взглядов Тургенева с их просветительским пафосом. Гончаров был искренним и убежденным противником крепостнического и чиновничьего гнета. Он стремился к прогрессивным идеалам гражданской свободы, всеобщих прав собственности и предпринимательства, просвещения общества и народных масс, равноправия женщин, гуманности семейных отношений. Но его не привлекали и не вдохновляли характерные для просветительства иллюзии «общего благосостояния» всех социальных слоев, освобожденных от крепостничества и его пережитков. Поэтому его искреннее сочувствие освобождению крестьянства от помещичьего гнета не перерастало в отстаивание интересов народных масс, придававшее просветительским взглядам пафос гражданственности. А его отношение к консервативным слоям общества и представителям власти не отличалось той глубокой враждебностью, которая была характерна для его либеральных современников с просветительским складом мысли. -------------------------------------------------------------------- 1. Гончаров И. А. Предисловие к роману «Обрыв» (1869). — Собр. соч., т. 8. М., 1952, с. 107. 2. Гончаров И. А. Необыкновенная история. - Собр. соч., т. 8, с. 200. 3. Гончаров И. А. Письма. — Там же, с. 268, 267, 277 ---------------------------------------------------------------- Поэтому Гончаров не изображал в своих произведениях ни жизни крестьянства, томящегося код властью помещиков, ни жизни городской страдающей бедноты. Зато писателя очень интересовало идейное развитие образованных кругов русского общества. При этом писатель считал особо важным преодолеть отвлеченные романтические настроения, процветающие в дворянско-разночинских кружках 30-х годов, и усвоить более положительные и трезвые взгляды. Этот вопрос ставился тогда самим развитием русского общества, вытекал из происходивших в нем глубоких перемен. В передовых кругах многие тогда сознавали, что Россия уже начала приобщаться к общеевропейским формам социальной жизни, что ее собственное национальное развитие уже требует практической активности и деловитости мысли. Так, Герцен в «Записках одного молодого человека» противопоставил романтике рассказчика трезвый скептицизм Трензинского, а в «Кто виноват?» привел Бельтова от юношеской романтики к материализму и изучению политической экономии. Огарев отразил такой же переход в своих «Монологах», Тургенев оправдал простоту и трезвость мысли разночинца Колосова («Андрей Колосов»), а в «Гамлете Щигровского уезда» противопоставил философско-романтнческой абстракции запросы реальной русской жизни. В. Майков отрицал романтизм, называя его одним из «умственных и нравственных чудовищ» и противопоставляя ему «жизненность».
«Но теперь все заговорили о действительности, — писал Белинский в начале 1846 г. — У всех на языке одна и та же фраза: «Надо делать!» И между тем все-таки никто ничего не делает». И критик резко высмеивал «романтиков жизни», «врагов всего практического», людей, которые не живут, а только мечтают, которые не понимают, что «всякий великий деятель есть человек практический» (1). Когда Белинский писал эти строки, он еще не знал Гончарова и его «Обыкновенной истории». А Гончаров уже написал к тому времени почти весь свой роман, основанный на антитезе дворянина-романтика и чиновника-дельца. Антитеза мечты и действительности была тогда новой, животрепещущей проблемой.
Но Гончаров не сразу пришел к замыслу своего первого романа, с которого и началась его литературная известность. Его творческие интересы складывались задолго до того в романтической атмосфере кружка Майкова. В рукописном альманахе «Подснежник», который выпускал кружок, еще в 1835 г. появились четыре стихотворения начинающего автора, а через три года его повесть «Лихая болесть». Вслед за тем в другом альманахе ----------------------------------------------------------------- 1. Белинский В. Г. Русская литература в 1845 году,—Полн. собр. соч., т. 9, с. 381.
-------------------------------------------------------------- кружка «Лунные ночи» он помещает повесть «Счастливая ошибка». Все эти произведения не отличались глубиной и значительностью содержания. В ранних стихотворениях Гончаров перепевал общие места романтической поэзии 30-х годов, прежде всего поэзии Бенедиктова. Но в первой своей повести он уже высмеивал сентиментально-романтическое увлечение красотой природы, еще бытующее в консервативных дворянских кругах со времени «Бедной Лизы», а по контрасту с ним также и дворянскую обывательскую лень и чревоугодие. В «Счастливой ошибке» Гончаров обращается к изображению светской среды. Он показывает любовную размолвку презирающего «свет» помещика Егора Адуева с его возлюбленной из-за ее светского кокетства, сопровождая повествование комическими отступлениями, напоминающими Гоголя. В характере Адуева, мечтающего о счастливой семейной жизни в усадьбе, он раскрывает черты крепостнического самодурства и грубого обращения со слугами. К началу 1840-х годов в творческих интересах писателя наметились некоторые перемены. В главном герое своей новой повести «Иван Саввич Поджабрин» (1842) он попытался по-своему изобразить характер, воплощенный Гоголем в Хлестакове,— характер молодого легкомысленного чиновника, получающего деньги от родных, пренебрегающего службой и всецело отдающегося любовному волокитству — «жуированию жизнью». При этом писатель воспроизводил такие обстоятельства столичной жизни, которые вскоре стали одной из ведущих тем «петербургских физиологии»,— быт большого квартирного дома, с дворником, случайными жильцами, соседскими сплетнями, пирушками, ссорами и т. п. Но в самом стиле повести писатель отказался теперь от комическо-сказовой манеры повествования и перешел к более «объективным» и детализированным приемам изображения, в частности к разработке приемов характерного бытового диалога. Не считая и эту повесть настолько значительной, чтобы ее печатать (1), Гончаров принялся было за роман «Старики», предполагая, видимо, изобразить в нем патриархальную поместную старину — «обломовку». Но вскоре он приостановил работу над этой темой и пришел, наконец, к замыслу «Обыкновенной истории», более острому и современному. В своем первом романе Гончаров осознал антитезу романтической мечтательности и трезвой деловитости своеобразно. Он, видимо, и сам не испытал, и в других не разглядел романтики глубоких идейных исканий — ни романтики политического протеста, которая была характерна для Лермонтова и раннего Герцена, ни романтики философско-идсалистических концепций, --------------------------------------------------------- 1. Повесть «Иван Саввич Поджабрин» была напечатана в "Современнике" только в 1848 г. ------------------------------------------------------------ которой еще недавно увлекались Белинский и Тургенев. Романтика, которая интересовала Гончарова и выразителем которой он сделал главного героя своего романа Александра Адуева, не представляла собой ничего значительного. Она являлась только смутным психологическим откликом на некоторые проблемы объективного идеализма — на стремление понять жизнь природы и духовную жизнь человека как «моменты» развития «божественного духа». Такого рода романтика еще со времен Карамзина и раннего Жуковского, процветавшая в бытовом сознании образованной части консервативных слоев русского дворянства, а отчасти и разночинства, не шла дальше выспренной идеализации сердечной любви, чувствительной дружбы, красоты искусства и природы. Пушкин воспроизвел разновидности такой романтики в характере Ленского и Владимира («Метель»), Гоголь — Пискарева, Герцен — Круциферского... Романтик Гончарова — это молодой дворянин, побывавший в университетских аудиториях 1830-х годов и приобщившийся к атмосфере философско-эстетического идеализма. Его барское прекраснодушие, зародившись в патриархальной усадьбе, питалось далее лекциями по эстетике, повестями Марлинского, стихотворениями Бенедиктова. Все это нисколько не колебало его житейской наивности, но усиливало его самомнение. В таком состоянии автор и привез его в трезвый и расчетливый Петербург с тем, чтобы сама жизнь разбудила его, сняла с его глаз романтическую пелену. Процесс перерождения «розового» романтика в практического человека автор делает основной сюжетной линией своего романа. В осознании обстоятельств и результатов такого процесса он проявляет в основном верный «такт действительности», но вместе с тем отчасти и изменяет ему. В самом деле, романтические настроения Александра Адуева не заключали в себе никаких возможностей для его перехода к более серьезным идейным исканиям. И Белинский был не прав, считая, что Гончаров будто бы мог сделать своего героя «фанатиком, сектантом», в частности «славянофилом». Не прав был критик и в том, что Адуев будто бы не мог добиться успеха в служебной деятельности. Белинский, однако, правильно видел основную тенденцию развития характера Адуева в возможности «заглохнуть в деревенской дичи в апатии и лени» (1). Но другим «уделом» Адуева, при его самолюбии и уже полученном им опыте, все же могла быть и карьера чиновника. Молодые дворяне, вздыхавшие об идеальной любви и дружбе и пописывавшие стишки, сплошь и рядом становились тогда чиновниками, подчиняясь убеждению своей консервативной среды, что государственная служба — это поприще, наиболее достойное и вы- ------------------------------------------------------------------ 1. Белинский В. Г. Взгляд на русскую литературу 1847 года. — Полн. собр. соч., т. 10, с. 342—343. ------------------------------------------------------------------ годное для дворянина. И, конечно, канцелярская обстановка да и другие обстоятельства жизни постепенно вытравляли в их душе романтическое прекраснодушие. С годами они становились солиднее и трезвее. Именно так и складывается в сюжете романа судьба Адуева. Ведь уже через два года по приезде в Петербург он имел и «порядочное место», и влияние в журнале, и писал даже теоретические статьи по сельскому хозяйству. Однако в эпилоге романа успехи Адуева, действительно, оказываются чрезмерными и неправдоподобными. Он показан там не только с «выпуклым брюшком», но и с «орденом на шее». Он будто бы уже вполне убежден, что даже гораздо лучше, когда любовь и женитьба «не сходятся», и поэтому женится по расчету на богатом приданом. Во всем этом, несомненно, нашла выражение авторская тенденциозность. Автор не только изображает процесс разочарования героя-романтика. Он при этом делает его романтические переживания предметом непримиримого осуждения и язвительных насмешек, идущих от последовательного и трезвого практицизма. И он хотел бы обеспечить последнему полную победу. Врагом романтики и «положительным» человеком выступает у Гончарова не помещик, разочарованный в социалистических утопиях, вроде Трензинского, и не студент-разночинец, умеющий жить трезво и просто, вроде Колосова, а настоящий делец, крупный чиновник, соединяющий служебную карьеру с акционерной деятельностью. В таком выборе героя проявились и сильная и слабая стороны общественных взглядов писателя. Сильная их сторона заключалась в сознании «необходимости труда... не рутинного, а живого дела, в борьбе с всероссийским застоем» (1), — как писал потом сам Гончаров, иначе говоря, в призыве к развитию в России передовых форм общественной жизни и культуры не на словах, а на деле. Слабая же сторона взглядов писателя проявилась в том, что он понимал «труд» и «живое дело» только как частную деятельность, осуществляемую ради личных интересов и лишенную поэтому идейного пафоса, а не как деятельность общественную, связанную так или иначе с осуществлением гражданских идеалов и обладающую поэтому пафосом идейности. В этом же заключались сильная и слабая стороны позиции героя романа Петра Адуева. Когда он высмеивает идеализм Александра, его романтическую восторженность и пышные фразы, когда он советует ему «делать дело», поступать разумно, владеть своими страстями и быть полезным обществу, когда он ссылается при этом на свое трудолюбие, любознательность, целеустремленность, то всем этим он гораздо выше Александра, и правда на его стороне. ------------------------------------------------------------- 1. Гончаров И, А. Лучше поздно, чем никогда.
Собр. соч., т. 8, с. 142. --------------------------------------------------------------- Но когда Петр Иванович проявляет душевную холодность и черствость, когда он называет неразвитых людей дураками, бедность считает «мерзостью», во влюбленности видит «дурь», любовь сводит к «привычке», когда он интересуется «делом» ради денег, а деньгами — ради комфорта, когда он видит смысл жизни в личной «карьере и фортуне», то всем этим он обнаруживает свою ограниченность и не вызывает сочувствия не только у племянника, но даже и у самого автора. И Гончаров иногда с ощутимой иронией рисует эти черты характера своего героя, замечая, например, что Адуев не говорил о своих летах «вследствие какого-то обдуманного расчета, как будто он намеревался застраховать свою жизнь подороже» и т. п. Однако обе стороны характера Петра Адуева так тесно связаны, что Гончаров, видимо, не смог их ясно различить и не дал «положительному» человеку достаточно отчетливой идейной оценки. Это и отразилось на всем развитии действия романа. Гончаров испытывает характеры своих героев в их любовных отношениях с женщинами. Но любовные похождения романтика автор выдвинул в сюжете на первый план и разработал их с чрезмерной полнотой. Сначала он нанес удар мечтательности Александра ветренностью Наденьки, потом он заставил его разочароваться в идеальной любви с помощью экзальтированности Юлии, а когда Александр впал вследствие этого в скептическую прострацию, он чуть не сделал его совратителем невинной Лизы и тем совсем, было, добил его. Наоборот, развитие семейных отношений «положительного» героя автор спрятал за кулисы повествования. По первоначальному замыслу автора отношения Петра Адуева с женой, видимо, не имели значения самостоятельного конфликта. Такая неравномерность в сюжетном развитии характеров главных героев возникла потому, что Гончаров первоначально стремился сделать самоуверенного и трезвого дельца воспитателем и судьей заблуждающегося и слабого романтика и колебался в оценке характера дядюшки. На протяжении почти всего романа Петр Иванович не только неизменно берет верх в спорах с Александром, но даже подавляет его своим авторитетом. Он всегда оказывается правым, он во многом направляет, а иногда даже предсказывает дальнейшее поведение племянника. А тот внутренне признает его правоту и в борьбе с самим собой всегда ссылается на мнение дядюшки. И сам автор при этом как будто всецело на стороне деловитости и трезвости, он также выявляет себя врагом розовой романтики и иронизирует над Александром с той же точки зрения. При этом Гончаров, несомненно, исходит из сильной стороны идейной позиции Петра Адуева. Но, увлекаясь антитезой своих героев, он в какой-то мере утверждает и слабую сторону характера дядюшки. Перед лицом неуверенного и терпящего поражение племянника дядюшка выглядит победителем даже в своей буржуазной, деляческой ограниченности и в своих филистерских замашках. Но все это до тех пор, пока не сломлены убеждения романтика. Когда же Александр стал жертвой и собственной экзальтированности, и дядюшкиной критики и, переживая нравственный кризис, дошел до отчаяния и мыслей о самоубийстве, доводы Петра Ивановича постепенно обращаются против него самого. Автор сознает это и в конце романа, особенно в эпилоге, приходит к разоблачению рассудочности, черствости и эгоизма «положительного» человека. До тех пор только из горьких размышлений и робких признаний Елизаветы Адуевой читатель мог догадаться о скрытой драме ее семейной жизни. Но сам Адуев считал эту жизнь вполне нормальной и даже гордился успехом своей супружеской «методы». И автор, создавая ему ореол победителя в спорах с романтиком, не наметил для читателя верной перспективы в оценке его характера. Только в эпилоге, несколько неожиданно для читателя, становится ясным, насколько печальны результаты той «школы», в которой «положительный» человек воспитывал свою жену. Он учил племянника «никогда не посягать на личность женщины», он окружил жену постоянным вниманием и уважением. Но он пренебрег запросами ее сердца, он сделал ее приятной принадлежностью домашнего обихода, драгоценной вещью буржуазного комфорта. Высокие нравственные качества Лизы позволили автору довести конфликт до семейной катастрофы. В эпилоге романа «положительный» человек, столь самоуверенный до тех пор, сам полон смятения и тревоги. На словах он даже готов пожертвовать «карьерой» и «фортуной». В разгар семейной драмы на сцену снова выступает бывший романтик. Он сам, неожиданно для читателя, добился завидных успехов и стал «положительным» деятелем. Но его деятельность всецело основывается не на сильных, а на слабых сторонах идеала буржуазной трезвости и деловитости. И автор иронизирует над «орденом» и «брюшком» Александра, заканчивая роман сценой кажущегося торжества деловых людей, которых Адуева упрекает в том, что они стыдятся «первой нежной любви». Такое осуждение является, конечно, недостаточным, но для самой героини оно естественно. Тирания мужа нравственно сломила ее. И судя по ее высокой оценке письма племянника, присланного из деревни, ее идеалом является теперь только стоическое примирение с жизнью. А очень важная мысль, промелькнувшая в ее первом размышлении о своей судьбе, — мысль о том, что ее муж мог бы трудиться «для общей человеческой цели», а не «для мелочных причин» служебного и денежного успеха, не получила в ее сознании дальнейшего развития. Между тем эта мысль заключала возможность настоящего осуждения и розовой романтики, и трезвого делячества, одинаково страдающих отсутствием «общей человеческой цели». Таким образом, Гончаров субъективно не поднялся на ту высоту, с которой можно было бы исторически правдиво разрешить конфликт романтики и деловитости. Он сознавал, что есть доля истины во взглядах Петра Адуева, но не знал твердо, где эта истина переходит в ложь. Тем не менее он в основном верно воспроизвел характеры своих героев. Объективный смысл его романа заключался в отрицании и, отвлеченной романтики, той самой романтики «в духе средних веков», против которой выступал Белинский, и трезвой, но социально ограниченной, буржуазной деловитости как новой характерной черты русской жизни того времени. Та и другая были лишены пафоса общенационально-прогрессивных идеалов. А лишь такой пафос мог бы стать крепкой основой и для истинной любви, и для истинной дружбы — для той «новой» романтики, за которую ратовал Белинский. Однако критик в своем отзыве о романе Гончарова лишь слегка намекнул на это, заметив, что «человеку нужно и еще чего-нибудь немножко, кроме здравого смысла!». Продвигая свой первый роман в печать, публикуя его в «Современнике» за 1847 г., Гончаров сблизился с Белинским, Тургеневым, Некрасовым и другими представителями «натуральной школы». По особенностям своих взглядов и своей натуры (недоверчивой и флегматичной) он нe сделался активным деятелем литературного движения 1840-х годов, но стал одним из выдающихся его участников, сосредоточившись на разработке жанра социально-бытового романа.
