Г. Н. Поспелов. "История русской литературы ХIХ века" Издательство "Высшая школа", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
3. Гончаров в предреформенные годы
Ко времени возвращения писателя на родину минуло почти 8 лет с тех пор, как он задумал роман «Обломов». За эти годы он вынашивал свой замысел, но все же не переходил к активной творческой работе. В этой медлительности, казалось бы, проявились личные свойства писателя, прежде всего флегматичность его натуры. На самом деле основная причина творческой пассивности Гончарова заключалась в другом — в атмосфере политической реакции, господствующей в стране, в неясности перспектив русской общественной жизни. Когда в начале 1857 г. состоялось первое заседание Секретного комитета по крестьянскому делу и близость изменения старого уклада стала очевидной, замысел романа — о помещике, загубленном крепостничеством, — приобрел огромное значение, и писатель немедленно взялся за работу.
Летом того же года, уехав лечиться в Мариенбад, Гончаров в течение всего полутора месяцев закончил первую часть романа и вчерне написал остальные три его части. 20 августа, приехав в Париж, он уже читал роман Тургеневу, Фету и Боткину. В Петербурге среди служебных обязанностей целый год у него ушел на отделку написанного. В начале 1859 г. «Обломов», давно уже ожидаемый публикой, появился наконец в первых книжках «Отечественных записок» и стал одним из самых выдающихся произведений предреформенных лет. Второй роман Гончарова был как бы продолжением первого. В своей личной истории Обломов имеет много общего с Адуевыы-младшим. Он выходец из той же среды и человек того же поколения. Он также воспитывался в любящей и заботливой патриархальной семье, также учился в Московском университете и отдал дань «розовой» романтике 30-х годов. Подобно Адуеву, он в двадцатилетнем возрасте приехал служить в Петербург, стал чиновником, заводил знакомства в обществе, считался «сносным женихом». Этому мягкотелому герою в новом романе также противостоит другой главный герой, воплощающий трезвую деловитость. Идейное осуждение дворянской бездеятельности и оправдание деловитости — такова основная авторская тенденция и в «Обломове». Но проведена она в новых, более значительных масштабах и в более широкой социальной перспективе. В художественном выражении этой тенденции автор пришел к еще более глубокому и отчетливому реалистическому ее преодолению, чем это было в первом романе. В понимании характера ленивого и мечтательного помещика также гораздо сильнее проявились антикрепостнические убеждения Гончарова. Если в характере Адуева самой важной для автора стороной были надуманные романтические увлечения, то в характере Обломова для автора наиболее существенны его барская избалованность и вытекающие из него бездеятельность, бессилие ума и воли. Все это нашло в изображении Обломова под рукой уже созревшего художника законченное и по-своему заостренное раскрытие. Обломов появляется в романе человеком не первой молодости, в прошлом пытавшимся служить, но уже отошедшим от всякой деятельности и не способным к ней вернуться. К тому же он наделен вялым, флегматическим темпераментом. Обломов не желает не только заниматься чем-нибудь, но даже вставать с дивана, одеваться, выходить на прогулку, бывать в обществе. Автор видит в этой крайней степени инертности Обломова результат паразитической, патриархально-помещичьей жизни. Для раскрытия этой зависимости он и создает «предысторию» своего героя (сон Обломова). В ней он также подчеркивает крайнюю степень инертности всего хозяйственно-бытового уклада, изображает беспросветную лень, царящую в дворянской усадьбе, сонную одурь, овладевшую не только всей помещичьей семьей, но и ее дворовыми слугами. Обобщающим, почти символическим воплощением полного застоя и упадка усадебной жизни в сюжете романа являются отношения Обломова с его крепостным дядькой Захаром, как и самый характер Захара, с его страшной ленью и неопрятностью, с его озлобленностью на каждое приказание барина и с холопской преданностью ему. Вместе с тем писатель показывает, что социальная испорченность Обломова захватывает и его нравственное существо. При всей своей умственной и физической неспособности жить Обломов отличается удивительной душевной безмятежностью. Он глубоко убежден в законности и нормальности своей жизни. В его созерцательном уме сложилась своеобразная житейская «философия», согласно которой состояние «отдыха и покоя» вообще является «поэтическим идеалом жизни» и к нему надо стремиться при любых условиях. В лице Обломова Гончаров создал такое полное и законченное воплощение патриархально-крепостнической инертности жизни, какого не было в русской литературе даже у Гоголя. При такой полноте и мотивированности изображения характер говорит сам за себя — его идейное отрицание вытекает из самой его сущности. Однако характер Обломова не исчерпывается этим, понимание его писателем сложнее. Житейская «философия» Обломова заключает не только комическую апологию патриархально-крепостнического «покоя». В ней есть и попытка идеализации некоторых нравственных сторон этой жизни — ее «доброты», «радушия», «искренности». Так, рисуя Штольцу воображаемую усадебную идиллию, Обломов говорит: «В глазах собеседников увидишь симпатию, в шутке — искренность, незлобивый смех... Все по душе! Что в глазах, в словах, то и на сердце!». Доброту и искренность патриархальной жизни Обломов противопоставляет нравственной испорченности столичного чнновничье-дворянского общества. Он осуждает его за отсутствие серьезных интересов, за стремление к стяжательству и карьеризму, за взаимное недоброжелательство, прикрытое показной любезностью. В этом отношении автор стоит на стороне своего героя. Он также осуждает городскую дворянско-чиновничью жизнь за ее умственную пустоту и нравственную черствость. Изображая гостей Обломова — светского щеголя Волкова и преуспевающего чиновника Судьбинского, — он дает Обломову все основания для уничтожающей критики их суетности и карьеризма. Изображение Обломовки и «обломовцев» в предыстории главного героя также оказывается у Гончарова нравственной антитезой бездушному столичному обществу. При всей своей лени, неразвитости, боязни перемен «обломовцы» все же «добрые люди» и даже «счастливые люди». И это относится не только к помещикам и избалованным ими дворовым. Даже в избе крестьянина Суслова, висящей над обрывом, «тихо и счастливо» прожили «три-четыре поколения». Изображая Обломовку и окружающие ее деревни, автор называет их «благословенным уголком земли». И даже сам Обломов получает иногда в романе характеристики, оправдывающие его патриархальную неиспорченность. «У тебя сердце как колодезь глубокое»; «честное, верное сердце... его природное золото»; «чистое, светлое, доброе начало»,— так говорят об Обломове Штольц, Ольга и сам автор.
Таким образом, авторская оценка характера Обломова и того социально-бытового уклада, в котором сложился этот характер, оказывается внутренне противоречивой. Писатель показывает всю пустоту и инертность уже изжившей себя патриархально-помещичьей жизни и осуждает ее. Но он находит в ней и положительные нравственные свойства и стремится положить их в основу критики низменной и опустошенной жизни городского дворянско-чиновничьего общества. Однако в изображении Обломова, его жизни с Захаром на Гороховой улице, тенденция идейного отрицания явно преобладает. Гончаров очень «объективен» по приемам изображения. Он тщательно вырисовывает подробности обломовского прозябания в халате на диване и как будто не вмешивается в изображаемую жизнь. Но Гончаров очень ясно и последовательно раскрыл всю комическую противоречивость характера Обломова — его попытки считать свое ленивое и пустое существование каким-то подобием настоящей жизни, его нравственное самодовольство, поминутно переходящее в наивную растерянность и беспомощность, его снисходительные барские насмешки над Захаром при полной зависимости от него и т. п. Понимание социальной сущности этих внутренних противоречий приводит Гончарова к юмористическому отрицанию изображаемой жизни. Но признание автором нравственных качеств героя делает этот юмор очень мягким и сдержанным. У Гончарова нет сатирического пафоса отрицания, свойственного автору «Ревизора» и «Мертвых душ». Изображение домашней жизни Обломова и жизни в Обломовке гораздо ближе к картинам патриархально-помещичьей жизни в «Старосветских помещиках» Гоголя. Но для Гоголя эти картины были данью уходящей в прошлое «старине». Гончаров же пишет социально-бытовой роман, весь устремленный в будущее. Основной вопрос его романа — это дальнейшая судьба Обломова и Обломовки. И писатель обнаруживает здесь две различные и исключающие друг друга перспективы. Обломов не может постоять за себя. И в трудных условиях начавшегося буржуазного развития помещичьей России он сам и его Обломовка неизбежно должны попасть в чьи-то чужие руки. На протяжении всего романа Обломова стремятся взять под свое покровительство два других героя — культурный и честный, вполне добропорядочный предприниматель Штольц и темный, грубый, но ловкий пройдоха Тарантьев. Понимал это сам автор или нет, но Тарантьев и Штольц, действительно, воплощают у него две разные тенденции помещичье-буржуазного развития России, первый — вполне реальную, второй — в значительной мере иллюзорную.
За Штольцем никто не стоит, и в романе он выступает как одиночка. За Тарантьевьм стоят его друзья — Мухояров и Затертый. Тарантьев грубо выпрашивает у Обломова деньги по мелочам. Мухояров нагло вымогает у пего подписи под «законными» контрактами и заемными письмами, обирая его на большие суммы. Затертый выступает даже «спасителем» Обломова и деятельным управителем его усадьбы. Он «не в первый раз» запускает лапу в помещичий карман, он уже научился «высасывать» средства из барских имений. Это шайка грубых аферистов, недовольных ослаблением старого канцелярского лихоимства. Они завидуют аферистам более высокого полета — «молокососам... говорящим по-французски», но они все же уверены, что и им «можно жить», «пока не перевелись олухи на Руси». Это нарождающиеся представители пореформенного хищнического капитализма. Это — будущие «чумазые», которых в 1870-е годы будет сатирически разоблачать Щедрин. Это — те люди, в руках которых, действительно, гибли русские «обломовки» па протяжении всей второй половины XIX в. Но Гончаров, конечно, хотел бы видеть другую перспективу развития русских «обломовок». И его главным героем, наряду с Обломовым, выступает Штольц. Штольц уверен в возможности органического развития буржуазных отношений в рамках помещичьего строя, убежден, что только «честные» экономические отношения выгодны и прогрессивны. Именно Штольц призван в романе спасти Обломовку для ее законного наследника — сына Обломова, спасти не только от ее собственной инертности и лени, но прежде всего от хищнических поползновений Мухояровых и Затертых. Штольц изображен Гончаровым как своего рода «новый человек». Это не крупный чиновник, добившийся «карьеры и фортуны», каким был Петр Адуев. Это делец, чуждый и дворянской лени, и служебного карьеризма, отличающийся такой активностью и таким уровнем культуры, которые не были свойственны тогда русскому купечеству. Не зная, видимо, где найти такого человека среди русских дельцов, Гончаров сделал Штольца отпрыском полунемецкой, бюргерской семьи, получившим, однако, воспитание у своей русской матери-дворянки и в дворянском университете. Общественные идеалы Штольца прогрессивны. Это буржуазно-реформистские идеалы экономического и культурного развития помещичьей России, основанного на полном хозяйственном освобождении крестьян, на взаимной хозяйственной «выгоде» в отношениях усадьбы и деревни, на развитии прикладных знаний и грамотности в народе. По мнению Штольца, с помощью устройства «школ», «пристаней», «ярмарок», «шоссейных дорог» и т. п. старые, патриархальные «обломовки» должны превратиться в благоустроенные, культурные имения, приносящие доход. Сам Штольц так и стремится управлять имениями Обломова и Ольги. В отличие от Петра Адуева, Штольц думает не только о своих выгодах, но и о благосостоянии общества. Но у него нет стремления к защите народных интересов, нет политической критики крепостного строя и самодержавной власти. Осуществление его идеалов не связано ни с каким общественным движением и лишено гражданского пафоса. Даже обломовское осуждение консервативного столичного общества не вызывает у Штольца никакой поддержки и сочувствия. И хотя Штольц возводит «труд» в ранг идеала, утверждает, что это «образ, содержание, стихия и цель жизни», его собственная деятельность не изображена в романе. И понятно почему. Эта деятельность протекает не на общественной арене. Она сводится, видимо, к торговым сделкам и управлению имениями. Изобразить такую деятельность в реальных условиях того времени значило бы не возвышать героя в глазах читателя, а снижать его. Писатель вынужден был искать в характере своего «положительного» героя что-то более значительное, чем тот мог бы явно превосходить Обломова. И он сосредоточил все свое внимание на нравственно-философских принципах и на культурных интересах Штольца. Создавая характер своего «нового человека» в обстановке начавшегося общественного подъема, Гончаров попытался представить его убежденным философским материалистом, хотя и сделал это в завуалированной форме. У Штольца самостоятельно сложился будто бы «простой, то есть прямой, настоящий взгляд на жизнь». Подобно Петру Адуеву, Штольц — враг «всякой мечты», всего «загадочного и таинственного». Но под «мечтою» он разумеет не только розовую романтику, но и всякий идеализм — религиозный и философский. «То, что не подвергается анализу опыта, практической истины, было в глазах его оптический обман, то или иное отражение лучей и красок на сетке органа зрения, или же, наконец, факт, до которого еще не дошла очередь опыта», — так разъясняет автор убеждения Штольца. Однако человеческое сознание Штольц всецело объясняет только порождающими его физиологическими процессами, в особенности состоянием нервной системы. Так понимает он, например, романтические переживания Ольги. «Когда заиграют все силы в вашем организме,— говорит он ей, — тогда заиграет и жизнь вокруг вас... заиграет музыка нерв, услышите шум сфер, будете прислушиваться к росту травы». И такое понимание не только усваивает Ольга. Его поддерживает автор, утверждая, например, что в своих переживаниях Ольга выдерживала «борьбу неокрепших нерв с пробуждающимися силами». Таким образом, Штольц, а вместе с ним и автор не отрицают романтических переживаний, как это делал Адуев, но дают им естественнонаучное объяснение. Однако возвышенные стремления Штольца и Ольги не выходят за пределы личных интересов, им чужда общественная направленность. Вся «философия» жизни Штольца сводится к тому, чтобы «в нравственных отправлениях своей жизни» найти «равновесие практических сторон с тонкими потребностями духа».
Таков у Гончарова «новый человек», который должен «разбудить» Обломова и, спасая его от Тарантьева и Мухоярова, приобщить к жизни и деятельности. Основные события романа и заключающиеся в них конфликты показывают, насколько осуществимы эти возможности. На первый план писатель вновь выдвигает любовные интриги. Он вводит своих главных героев в любовный конфликт, чтобы самой жизнью испытать, чего стоит каждый из них. Поэтому героиня «Обломова» должна была явиться еще более незаурядной личностью, нежели Лиза Адуева в «Обыкновенной истории». Подобно Татьяне Лариной, Любоньке Круциферской, Наталье Ласунской, Ольга не идет по стезе, привычной для «воспитанных» барышень. В ней нет ни барских причуд, ни светского кокетства, ничего манерного, сделанного с умыслом для успеха в жизни. Она отличается «красотой и естественной свободой взгляда, слова, поступка». Иначе говоря, она также принадлежала к той незначительной части женщин из культурных слоев дворянства, которые были далеки от участия в передовом дворянском движении, но непроизвольно откликались на него всем складом своего характера. И вот, в любовных отношениях с такой женщиной оба главных героя Гончарова, Обломов и Штольц, каждый по-своему, терпят поражение. И это обнаруживает несостоятельность авторских иллюзий в оценке каждого из них. Когда Штольц впервые, превращая собственное имя своего друга в нарицательное, назвал его паразитическую жизнь «обломовщиной», точнее «петербургской обломовщиной», он еще не думал, что эта болезнь неизлечима, что больной безнадежен. Он полагал, что Обломов еще может выздороветь. Роман Обломова с Ольгой показывает, что это не так. По сравнению с Любонькой и Натальей Ольга взялась как будто бы за гораздо более легкую задачу — возродить опустившегося человека к содержательной и деятельной жизни. Сначала, когда Ольга увлекалась Обломовым только как порученным ее заботам «больным», основное значение для нее имела первая сторона этой задачи — содержательность его, а вместе с тем и ее собственной жизни. Тогда Обломову предъявлялись различные умственные и эстетические запросы («двойные звезды», «школа в живописи» и т. п.), и он должен был их удовлетворять, отвыкая от халата и дивана. Он кое-как справлялся с этим. Но уже тогда он видел, что «и в любви нет покоя», что и в ней «все движется куда-то вперед...». Это смущало его, и, подобно тургеневским «русским людям на rendez-- vous», он прикрывал свою слабость самоанализом, самобичеванием, восхвалением возлюбленной и т. п. Это ясно выразилось в его письме к Ольге.
Но когда Ольга полюбила Обломова и поставила его в центр своих интересов, тогда они уже вместе должны были считаться с мнением среды, понять неизбежность брака и готовиться к нему. Тогда на первый план выдвинулась вторая сторона задачи: Обломов должен был стать деятельным человеком и устраивать свои имущественные дела. Тогда и выявилось, чего стоит на самом деле его «золотое», «честное и верное сердце», которое хотел бы видеть в нем автор. Оказалось, что не только инертность Обломова сильнее его любви, но что и порядочности в нем очень мало. Он начал увиливать от встреч с Ольгой, прикрываясь соображениями их неприличия. Свое нежелание съездить в усадьбу он объясняет невозможностью разлуки. И этот человек с «глубоким, как колодезь, сердцем» позорно лукавит перед девушкой, ссылаясь на то, что он ее «предупреждал». Ольга сознает все это. Она теперь уже не надеется, что Обломов «может еще жить», она понимает, что он «уже давно умер». В сцене их разлуки сам Илья Ильич, по воле автора, подсказывает Ольге роковое слово «обломовщина». Теперь это слово уже не название недостатка, которое можно преодолеть — это имя «зла», которое «сгубило» человека. Но развязка основного конфликта романа имеет и другой, более значительный смысл. Расставшись с Ольгой, Обломов тем самым ушел из-под влияния Штольца. Он поселился в мещанском домике Пшеницыной и живет теперь под темной властью Тарантьева и Мухоярова. Здесь он не только возвращается к своим прежним привычкам — к халату, дивану и т. п. Теряя свои связи с «порядочным» обществом, он погружается в примитивный мещанский быт, становится дворянином в мещанстве. И окружающие его люди по-разному относятся к его барской природе. Для Тарантьева и Мухоярова, воплощающих хищную мещанскую изворотливость, Обломов — беспомощная жертва их грубых домогательств. Для Пшеницыной, представляющей трудовую мещанскую честность, он — предмет рабского обожания и самоотверженной заботливости. Последнее, оказывается, более опасно для Обломова. От происков Мухоярова и Затертого его легко (слишком легко, по воле автора!) спасает Штольц, обращаясь за помощью к честному «генералу» из правительственной канцелярии. Но изменить характер друга Штольц не может. И под властью любящей и трудолюбивой Пшеницыной духовное и физическое «угасание» Обломова происходит быстрее, чем под властью ленивого и раздражительного Захара. Штольц вновь появляется в романе не только для того, чтобы с грустью видеть это «угасание», а прежде всего для того, чтобы, став на место Обломова в отношениях с Ольгой, показать в противовес ему свою силу «на широкой арене всесторонней жизни, со всей ее глубиной...». Так осознает Ольга возможности Штольца, и сам автор как будто бы берется показать их осуществление. Но и у Штольца есть своя логика характера, вступающая в противоречие с тенденцией автора. Сочувственно отзываясь о жизни Штольца и Ольги в ее исключительной содержательности, автор не может показать ее в живых сценах и не находит для нее убедительных красок, которыми так богато изображение Обломова. Автор только уверяет читателей, что эта жизнь очень богата содержанием, но эти уверения ничем не подкрепляются. Так, находясь с Ольгой в Париже, Штольц постоянно ветречал с ее стороны «глубокие вопросы» или «вопросы, сомнения, требования». Ему было не легко отвечать на них, но все же «он, с огнем опыта в руках, пускался в лабиринт ее ума, характера,..» или «спешил бросать перед ней, с огнем и энергией, новый запас, новый материал!». Далее, пытаясь нарисовать содержательную жизнь счастливых супругов в их коттедже, автор не пускает туда читателя. Он и здесь довольствуется многозначительными фразами. «Жизнь, — пишет автор, — била ключом, слышался новый вопрос беспокойного ума, встревоженного сердца...». Они вместе работали «над нескончаемым, задаваемым друг другу материалом...» и т. п. Когда же автору стало явно неловко от своей уклончивости, и он поставил давно назревший вопрос: «Но что же было предметом этих жарких споров, тихих бесед, чтений?» — он ответил на него очень неопределенно и неудачно. «Да все, — пишет он. — Его, (Штольца. — Г. П.] едва-едва хватало поспевать за томительной торопливостью ее мысли и воли». Но интересоваться всем — значит ничем не интересоваться серьезно, углубленно, систематически, значит все брать только из чужих рук, узнавать с чужих слов, в порядке самообразования на домашнем досуге. Это значит лишь гоняться за всякими новинками — научными, художественными, общественными. При этом «томительная торопливость» ума очень опасна и может привести к поверхностному дилетантству. Но, однако, «томительность» ума Ольги, видимо, имела другие причины. Она скоро затосковала от этой слишком содержательной жизни и уже «боялась впасть во что-нибудь похожее на обломовскую апатию». Тогда Штольц взялся толковать ей ее состояние. Он тоже применял при этом пышные фразы о порывах «раздраженного ума ... за житейские грани», о «расплате за прометеев огонь». Но рассуждениями о том, что они с Ольгой «не Титаны», что они не пойдут «с Мапфредами и Фаустами на дерзкую борьбу с мятежными вопросами», Штольц выдал свою ограниченность и раскрыл истинную причину неудовлетворенности Ольги. Смысл признаний Штольца вполне ясен. «Титаны» — это люди, ведущие активную общественную борьбу. «Манфреды и Фаусты» — люди, берущиеся за решение важнейших идеологических вопросов. При всем своем «строгом понимании жизни» Штольц не способен ни на то, ни на другое. Его материализм лишен политической направленности. Его кругозор не выходит за пределы частных, предпринимательских и семейных интересов. Хозяйственное развитие страны его интересует как дельца, а не как общественного деятеля. «Широкая арена всесторонней жизни», которую обещает ему автор, на поверку оказывается бессистемным усвоением «верхов» различных знаний на досуге, между торговыми сделками. Повествование о жизни с Ольгой, долженствующее быть апофеозом Штольца, оказалось, вопреки воле автора, средством разоблачения этого «положительного» героя.
Но автор, видимо, не сознает этого и в конце романа делает Штольца самоуверенным резонером, разъясняющим основную критическую тенденцию романа. С помощью Штольца он придает кончине Обломова широкий, обобщающий, национально-исторический смысл. Он хоронит Обломова и в его лице Обломовку, но только «старую» Обломовку, которая «отжила свой век». Однако, по мысли автора, она может обновиться, так как на нее уже «пали лучи солнца», над ней уже занимается «заря нового счастья» — счастья грядущих реформ, которые вызовут к жизни русских Штольцев. Так понимает писатель перспективы развития русского общества. Но объективно его роман имеет другой смысл. Он показывает полное внутреннее вырождение старого русского барства и обреченность крепостнических отношений. Вместе с тем роман обнаруживает, что буржуазные деятели — и не только темные аферисты, но и вполне добропорядочные и культурные предприниматели — исторически не могут стать преемниками старого барства, так как они социально ограничены, слабы и не способны взять на себя разрешение коренных вопросов национальной жизни. С появлением «Обломова» в печати литературная критика немедленно занялась его оценкой. Критики с консервативно-реформистскими взглядами старались выдвинуть на первый план те черты характера Обломова, которые оправдывал в нем автор, и вместе с тем обойти и затушевать основную, критическую направленность романа. Так, А. Дружинин не соглашался с первой частью романа и сосредоточился на средних его частях, где Обломов выглядит, по его мнению, «добрым, милым и светлым существом». «Невозможно, — писал критик,— узнать Обломова и не полюбить его глубоко». «Строгий суд» над героем он назвал «поверхностной и быстро проходящей придирчивостью». А основную черту характера героя — его инертность — Дружинин считал свойством «целого народа, по преимуществу богатого обломовщиной» . Совершенно иначе оценил роман Гончарова и его героев Н. А. Добролюбов. Он рассмотрел его в свете основного критерия «реальной критики» — критерия верности действительности и показал, где идейная тенденция писателя вытекает из сущности изображаемых характеров и где она навязана им. В своем истолковании романа Добролюбов еще сильнее и резче раскрыл всю тлетворность влияния крепостнических отношений на характер помещика. Он разъяснил в этом влиянии такую сторону, которую автор недостаточно подчеркнул: «нравственное рабство» Обломова, его полную зависимость от воли и даже своеволия крепостного слуги Захара. Критик вполне убедительно опроверг тенденциозные попытки писателя выдать Обломова за нравственно «надежного человека» и создать апологию содержательной жизни Штольца и Ольги. Наконец, Добролюбов увидел в «типе Обломова» «знамение времени» и сделал этот тип орудием борьбы демократии против либерализма, на словах обличавшего строй русской жизни, а на деле примирявшегося с ним.
