Г. Н. Поспелов. "История русской литературы ХIХ века" Издательство "Высшая школа", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
4. Гончаров в период пореформенной реакции
После опубликования «Обломова» Гончаров вновь пережил почти то же, что и после выхода «Обыкновенной истории». Успех окрылил писателя, и он обратился было к творческому воплощению нового замысла, романа «Обрыв», который он первоначально задумал еще в 1849 г. В журналах скоро стали появляться отдельные эпизоды из нового романа — «Софья Николаевна Беловодова». («Современник», 1860, II), «Бабушка», «Портрет» («Отечественные записки», 1861, I и II). Гончаров даже оставил работу цензора, чтобы всецело отдаться творчеству. Он испытывал вместе с тем подъем своих либеральных настроений, видел в крестьянской реформе начало новой эры и даже одобрял политические демонстрации студентов, происшедшие осенью 1861 г. А затем новое наступление реакции в мае — июне 1862 г. положило предел и либеральным надеждам, и творческой активности писателя. Он политически правеет и вновь теряет перспективу в оценке русской действительности. Работа над «Обрывом» становится медленной и затягивается на ряд лет. Уже в июле 1862 г. Гончаров становится редактором новой правительственной газеты «Северная почта», а через год назначается членом Совета по делам книгопечатания, призванного следить за деятельностью журналов. Теперь писатель проявляет враждебность к демократическому движению и его идеологии, в особенности к журналу «Русское слово» и взглядам Писарева. В своей служебной характеристике направления этого журнала Гончаров резко отзывается о «жалких и несостоятельных доктринах материализма, социализма и коммунизма». Он обвиняет Писарева в отрицании «святости христианской религии» (1) и т. д. В связи с этим у Гончарова изменяется и замысел нового романа. В период предреформенного общественного подъема писатель хотел изобразить в нем небольшую, захолустную дворянскую усадьбу, еще одну «обломовку» и противопоставить ее патриархальным обитателям не только молодого человека с либерально-романтическими настроениями (Райского), но и дворянскую девушку, способную решительно порвать со всем миром старых понятий и предрассудков (Веру). А возлюбленным такой девушки должен был быть политический ссыльный, образ которого, возможно, навеян писателю «делом» петрашевцев. «У меня, — писал позднее Гончаров, — первоначальная мысль была та, что Вера, увлеченная героем, следует после, на его призыв, за ним, бросив все свое гнездо, и с девушкой пробирается через всю Сибирь» (2). По своей первоначальной концепции новый роман был, следовательно, более прогрессивным произведением, нежели «Обломов», и явно не заслуживал названия «Обрыв». Новая концепция романа сложилась, видимо, к 1865 г. Но только весной 1868 г., когда в общественной жизни наметился новый подъем, к Гончарову возвратилась творческая активность. Тогда в течение летних месяцев, ободряемый М. М. Стасюлевичем и А. К. Толстым, он быстро переделал написанные ранее три первых части романа и заново создал две новые. Вслед за тем «Обрыв» был напечатан в первых пяти книжках журнала Стасюлевича «Вестник Европы» за 1869 г. Теперь это был, действительно, «Обрыв». По своей новой концепции роман оказался направленным на защиту патриархальных усадебных отношений и на ниспровержение демократического движения с его «жалкими и несостоятельными доктринами материализма, социализма..». В нем крепостническая усадьба управляется не Затертым и даже не Штольцем, а представительницей своих исконных владельцев, «столбовой дворянкой» Бережковой, управляется по-старому, без всяких новшеств, но обнаруживает не упадок, а процветание, и называется не Обломовкой, а Малиновкой. В усадьбе живет и несет в себе ростки будущего веселая и по-своему деятельная молодежь — Марфинька, Викентьев. Но рядом есть и симптомы настоящего, идейного пробуждения дворянства.
------------------------------------------------------------ 1. Евгеньев-Максимов В. Е. Гончаров и его отношение к нигилизму. — «Книга и революция», 1921, № 1, с. 20. 2. Гончаров И. А. Письмо к Е. П. Майковой, апрель 1869 г. — Собр. соч., т. 8, с. 387. --------------------------------------------------------
В лице Райского писатель хотел показать «проснувшегося Обломова», в глаза которому блеснул «сильный, новый свет» предстоящих реформ (1). Это человек либерального склада, «рыцарь свободы...». Еще дальше могла бы пойти Вера. От раннего замысла в ней остались и способность «подать руку пылкому товарищу» и даже готовность «уйти из дома». Она могла бы совсем освободиться из-под власти патриархально-домостроевских начал. Но Райский и Вера сталкиваются с таким резким отрицанием этих начал, что невольно превращаются в их защитников. Отрицание это исходит от политического ссыльного Волохова. Теперь это уже не петрашевец, но выразитель демократических идей 60-х годов, представитель молодежи, усвоивший «злокозненные» идеи «Русского слова». Он отрицает собственность, презирает дворянскую государственность, пытается поколебать святыни религии, подрывает устои нравственности, проповедует идеи материализма и свободной любви. И за ним справедливо упрочивается репутация «циника», «отверженца», «парии», человека, «объявившего войну обществу». Любовные отношения Веры и Волохова должны показать, какие страшные опасности подстерегают свободолюбивых дворянских девушек на «обрывах» идейного отрицания. Но ложная агитация Марка — нечто эфемерное и преходящее. Будущее русского дворянства и всей России — в сохранении старых нравственных и социальных устоев. Деятельную сторону этого будущего писатель видит теперь не в интеллигентной части буржуазии, а в людях, выходящих из самых недр дворянства, в помещиках-промышленниках, подобных Тушину, соединяющих патриархальную простоту и чистоту нравов с деловитостью и хозяйственной хваткой. Жизнь дворянских усадеб, простую и искреннюю, а поэтому могущую таить сильные и глубокие страсти, автор противопоставляет холодной, чинной и бесстрастной жизни светского общества — Аяновых и Беловодовых, — а с другой стороны, жизни самодуров-чиновников, с их безнравственностью и заносчивостью, жизни Тычковых. По новой концепции «Обрыв» заключал, следовательно, ложную направленность — стремление тенденциозно приукрасить жизнь консервативных слоев русского общества и отрицать передовое демократическое движение. И если бы Гончаров не преодолел в значительной мере тенденциозность своего замысла, его роман разделил бы судьбу других произведений такого рода, несмотря на талантливость художественного исполнения. Но в воспроизведении характеров главных героев романа писатель проявлял реалистический «такт действительности», и это сделало роман в основном правдивым в его идейном содержании. Так, в образе Бережковой есть глубокое противоречие между стремлением автора возвеличить нравственные начала патриар- --------------------------------------------------------- 1. См.: Гончаров И. А. Лучше поздно, чем никогда. — Собр. соч., т. 8, с. 150.
--------------------------------------------------------- хально-дворянской жизни — «любовь, снисхождение, доброту», вытекавшие из «теплого доверия к добру и людям» — и реальной слабостью и ограниченностью всего социального мирка, представленного Бережковой. К большой выгоде для своей тенденции автор поставил в центр этого мирка не молодого самоуверенного мужчину, а старуху, отживающую жизнь, не знавшую личного счастья и вносящую в заботы о внучках и родовом имении начало самоотверженности, словом — «бабушку». Это облегчило стремление автора выдать «здравый смысл» помещицы, подкрепленной «преданиями» и «пословицами» за воплощение лучших сторон национального характера, а бытовой уклад крепостнической усадьбы, где все послушны деспотической власти хозяйки, но повинуются ей не из страха, а из уважения к ее авторитету, представить проявлением житейской «мудрости» и даже «идеалом свободы». Сама бабушка с гордостью говорит Райскому, что в ее доме никто не «запуган», не «забит», что она дает внучкам свободу и только смотрит, «чтобы снаружи все шло своим порядком». И Райский с восторгом заявляет, что бабушка стоит «на вершинах развития умственного, нравственного и социального». Возвышает Бережкову и ее недовольство местной бюрократической властью, к которой она «всегда в оппозиции». Особенно ясное оппозиционное значение имеет в романе сцена «смелого» обличениями изгнания Тычкова, доносчика и охранителя. В этой сцене бабушка вырастает «в фигуру, полную величия», вызывая восхищение Райского и автора. А в конце романа бабушка, вновь изживающая свой «грех» в «грехе» Веры, превращается в сознании Райского и автора в символ всей России, которой тоже, видимо, предстоит изжить свои нравственные и умственные «падения», прежде чем оправдается ее патриархальная «мудрость». Но все это — выражение авторской тенденции. По существу же «мудрость» бабушки хороша только в пределах очень узкого семейно-бытового мирка, и в ней немало ограниченного сословного самолюбования. Бабушка полна «преданий», но у нее «не было призыва идти вникать в жизнь дальше стен, садов, огородов, имения», в крайнем случае — «города». Поэтому она и сумела воспитать только такое наивное и недалекое существо, как Марфинька, а воспитание Веры ей не совсем удалось. И «смелость» бабушки не много стоит. Прогнав Тычкова, она тотчас посылает внука объясняться по этому поводу с губернатором и вновь готова ссылаться на авторитет Нила Андреича в спорах с Райским о свободе любви. Ее «оппозиция» властям заключается только в неудовольствии, что те берут с нее подати и заставляют чинить дороги. А по существу Бережкова свято чтит авторитет самодержавно-крепостнической власти и всецело опирается на него. В доме у нее никто «не забит», но она «с испугом» слушает рассказ Тычкова о том, что «мужики о воле иногда заговаривают», что в одном из соседних имений «не спокойно». И автор, возвышая бабушку, вместе с тем с легким юмором изображает ее бытовые повадки, соединяющие самодовольство с большой ограниченностью и наивностью. Подобное же противоречие между авторской тенденциозностью и верностью передачи характера еще заметнее в образе Райского. Райский играет в романе первую роль. Его действия и впечатления создают внешнюю канву сюжета. В его восприятии показаны в основном все прочие герои и весь провинциальный "уголок". Он же и «резонер» романа. От него исходит вся либеральная фразеология произведения, поддержанная автором. Райский многозначительно рассуждает о «развитии и прогрессе», о «духе свободы», о «новых всходах жизни» и т. п. Каковы же взгляды Райского? Он сознает, что помещичий уклад не может более существовать, не делая уступок «новым» началам, не приноравливаясь к буржуазным, отношениям. Но он далек от мысли о радикальной замене старого новым. Ему кажется, что достаточно «условиться поопределительнее в общественных вопросах, в правах, в нравах, привести в порядок и общественное хозяйство...». Райский — это барин с консервативно-реформистскими настроениями и только в этом смысле «либерал». Он, действительно, «проснувшийся... Обломов», но не «сын» Ильи Ильича, как позднее утверждал Гончаров, а человек того же поколения. Отсюда весь склад поступков и мыслей Райского. Он ведет со «стариной» только домашнюю войну — ломает «старый век», сидя на диване в комнате бабушки. С губернатором он в лучших отношениях, чем сама Бережкова. И местное «общество» он презирает лишь как столичный интеллигент — ограниченных провинциалов. Интерес его к «мужикам» мимолетен. Он признает, что они много работают и плохо едят, но это его не беспокоит, в этом нет для него социальной проблемы. Для него народ — только аксессуар в картине привольного и сонного захолустья. Поэтому его идеалы «добра, правды, гуманности, свободы» — это скорее эстетические, чем политические идеалы. Райский верит лишь в «идеальный прогресс» и переживает «глубокую хандру» при мысли о его неосуществимости. Отсюда противоречия в словах и поступках Райского. Он заявляет себя «партизаном и рыцарем свободы», а когда Вера защищает свободу дружбы, он спрашивает: «Кто нажужжал тебе про эту свободу?» и с упреком называет ее «красной». Он с важностью толкует Козлову, что «жизнь для себя и про себя — не жизнь», что «нужно слово, дело, борьба». Сам же он борется, и , малоуспешно, только со своей страстью к Вере, а общественную борьбу про себя называет «дымно-горькими, удушливыми газами политических и социальных бурь». Отсюда вытекает стремление Райского к эстетике и художеству. Сторонники консервативно-реформистского «либерализма» того времени как раз и обнаруживали преимущественно эстетические интересы, из их рядов и выходили в основном теоретики
«чистого искусства». На словах и Райский «равнодушен ко всему на свете, кроме красоты». А на деле он и искусство готов считать чем-то ничтожным перед «сладкими бурями» страсти. Либерально-эстетические фразы прикрывают в Райском дряблую, барскую натуру. И, сознавая это, он сам называет себя «неудачником», человеком, ни к чему не «приготовленным» и не имеющим «арены». И автор не скрывает всего этого. Явно сочувствуя идеалам Райского, он разоблачает его, иногда мягко, с большой склонностью понять и простить ему слабости и самоуверенность, а иногда и прямо делая его смешным. В этих переходах от мягкого юмора к едкой насмешке большую роль играют Волохов и Вера. Именно в столкновении с ними, особенно под язвительными насмешками Марка, Райский теряет апломб и выглядит часто пустым болтуном.
В образе Волохова противоречие тенденциозности и реализма еще более значительно — здесь автор отчасти преодолел отрицательную ложную направленность своего замысла. Авторская характеристика Марка как «отверженца», «парии» проходит через, весь роман, поддерживается другими героями, осознающими поступки Марка на свой дворянский лад. Бабушка считает его человеком, «сбившимся с пути», а Райский разъясняет такуюточку зрения, во многом совпадая с трактовкой «нигилизма» в «охранительных» романах 1860-х годов. Там «нигилизм» обычно объяснялся тем, что молодежь была плохо воспитана, разболталась и попала под влияние вредных идей, идущих из-за границы. И Райский говорит «о дикой воле» юноши как следствии домашней избалованности, об изгнании со службы и стремлении «мстить обществу», о «невозможных идеях», павших на эту почву, о стремлении «апостольствовать в кружках слабых голов» и т. д. Первоначально сам автор так же понимал характер Волохова и создал ему соответствующую биографию (1). Но затем он изъял из романа и по сути дела опроверг ее, так же как и объяснения Райского, общей характеристикой Марка, данной в романе. Характеристика эта также отрицательна, но в ней есть признание значительности и последовательности взглядов Марка. Оказывается, Марк полностью отрицает господствующее миропонимание («небесные и земные авторитеты», всю «старую жизнь» и т. д.) и в противовес ему провозглашает естественнонаучные материалистические взгляды (видит в человеке «один животный организм», «разлагает материю на составные части» и т. д.). У него есть и какие-то большие гражданские идеалы, видимо, социалистические («образ какого-то громадного будущего», «новый порядок», «новая цивилизация», заключающая в себе «правду», «честность», «благородство»), и он считает, что возможно осуществить этот идеал тотчас вслед за уничтожением «старой жизни» («он это
-------------------------------------------------------- 1. См.: Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров. М., 1950, с. 473. ---------------------------------------------------------
будущее видел чуть не завтра, звал ее (Веру. — Г. П.] вкусить хоть часть этой жизни» и т. д.). Еще более прртиворечиво изображение поведения и облика Волохова в ходе событий. Марк во многом оправдывает свою дурную репутацию в глазах дворянского «общества». В принципе он отрицает частную собственность по «Прудону с братией», а па деле беззастенчиво присваивает чужое имущество (ворует яблоки, берет без спросу чужие вещи, не возвращает занятые деньги и даже вымогает их и т. п.). Он презирает внешнюю благопристойность дворянского «общества» из принципа, видя в ней проявление авторитарности и чинопочитания, а на деле он нарушает всякую благопристойность (пугает людей ружьем и собаками, лазает в чужие дома через окна и т. п.). В самой его наружности, даже фамилии, автор подчеркивает что-то дикое и хищное, «волчье». Однако все сцены романа, в которых Марк вступает с людьми в умственное общение, показывают, что под его внешней дерзостью и безалаберностью скрывается что-то серьезное и значительное. Райский долго догадывается, что Марк стремится создать себе ту «роль», какую ему «приписывают», что он, видимо, хочет прикрыть ею ту настоящую деятельность, которую тайно ведет в городе. Это идеологическая пропаганда среди молодежи: семинаристов, гимназистов и даже учителей. Марк раздает им запрещенные книги — от Вольтера до Прудона — и разъясняет их идеи. Себя он считает представителем «новой, грядущей силы», а семинаристов — «нашими настоящими миссионерами», которые «рвутся... из потемок к свету, к новой науке, к новой жизни». В серьезных высказываниях Волохова проявляются отчасти и его нравственные убеждения. Свое пребывание в ссылке и связанные с ним трудности он считает неизбежными. Свою будущность он называет «неопределенной, неизвестной» жизнью «без очага, без имущества», но не отказывается от нее. Его поведение по существу основано на преданности интересам «дела». Отсюда вытекают у него понятия о «честности» и «логичности» поступков. Честно и логично то, что соответствует интересам дела, хотя бы это и шло в разрез с чьим-то самолюбием и личными интересами. Поэтому Марк не только требует от Райского, чтобы тот взял на себя ответственность за раздачу запрещенных книг, но считает, что этим он оказывает ему честь. Сам он не приносит «жертв» делу, но служит ему с полной свободой и убежденностью, служит «для себя». Не заявляя об этом, он следует, видимо, принципу «разумного эгоизма». Из всего этого можно сделать вывод, что при всей тенденциозности изображения Волохова Гончаров, в общем, верно наметил в его лице социальный характер революционного демократа-просветителя, представляющего, однако, не крестьянскую демократию, но то течение революционно-демократической мысли, которое выразилось в произведениях Писарева, особенно в статьях «среднего» периода (1862—1865). Именно с этими статьями Гончаров и полемизировал как член Совета, наблюдавшего за журналами. Писатель изобразил Волохова, чтобы резко осудить его взгляды. Но тем не менее Волохов выглядит в романе человеком, лучше понимающим жизнь, более стойким и убежденным, чем представители дворянской усадьбы. Его насмешки над «либералом» Райским неотразимы. Особенно сильно такое противоречие сказывается в изображении любви Марка и Веры. По новой концепции романа дворянская девушка не увлекается идеями политического ссыльного, но, наоборот, выходит с ним на идейный поединок, чтобы помочь автору его разоблачить. Но для этого она сама должна иметь какие-то принципы мышления. Автор стремится возвысить общественные настроения Веры с помощью значительных, но неопределенных фраз (она готова была «идти на борьбу против старых врагов; стирать ложь, мести сор, освещать темные углы» и т. д.). Но по существу, в убеждениях Веры много общего с убеждениями Райского. Она также видит «в старой жизни» наряду с ее «отжившим сором» много «прочного, живого и верного». И она готова не только «бороться» с уродствами старой жизни, но и «прощать» их. Ее идеалы, как и идеалы Райского, возвышенно-отвлеченны. Это — «правда, добро, любовь, человеческое развитие». Как видно из уклончивых разъяснений автора, Вера расходилась с Марком в основных общественных и философских убеждениях. Она полагала, что христианское братство людей лучше социалистического, так как первое основано на признании «вечности» и «бессмертия» души, а второе заменяет их «смертью» и «тленом». Отсюда и религиозность Веры, ее идеал любви «до гроба». Ей хочется ввести Марка как «нового и сильного человека» в старое, дворянское «общество». И Марк прав, утверждая, что в Вере «крепки» все «старые понятия». Развязка отношений Марка и Веры вытекает из противоречия между глубокой враждебностью их взглядов и сильной увлеченностью друг другом. В их спорах автор раскрывает только слабую сторону убеждений Марка — его проповедь «свободной любви», подкрепленную естественнонаучными доводами. Но автор все сделал для того, чтобы, вопреки своему замыслу, не превратить Марка в пошлого соблазнителя. И он так изобразил сцену последнего свидания, что на Марка даже нельзя возложить ответственности за «падение» Веры. Молодые люди одинаково осознали неизбежность разлуки, но, ослепленные страстью, в решительную минуту просто не смогли понять друг друга. Признавая всю тяжесть происшедшего, Марк предлагает Вере жениться на ней.
Все это, однако, не соответствует тенденциозности замысла романа, и автор стремится нравственно покарать Марка. Он называет его состояние «пьяным самолюбием», а его проступок «смрадом и чадом». Он заставляет Веру, с помощью Тушина, «выпроваживать» Марка как «неприличного человека» и т. д. В осуждении Волохова обнаруживается полное единодушие всех обитателей дворянской усадьбы, и роман заканчивается их нравственной победой над «волком» из «обрыва». Таковы в последнем романе Гончарова противоречия между предвзятой идеей, автора и объективным смыслом изображения, вытекающим из верности воспроизведения характеров. В целом, реализм все же взял в романе верх.
При появлении «Обрыва» в печати никто из критиков не рассмотрел роман в единстве его ложной тенденции и реалистической правдивости. Реакционный «Русский вестник» сочувственно встретил патриархальных героев романа, но счел историю «греха» бабушки выдумкой автора, оскорбляющей «нравственное чувство читателя», а Веру понял как соединение «кисейной барышни» со «стриженой нигилисткой» (1). Консервативно-либеральные «С.-Петербургские ведомости» были недовольны изображением Райского, его «нравственной мелкостью и распущенностью» (2). Либерально-прогрессивный «Вестник Европы» в статье Е. Утина упрекнул автора в том, что он не понимает стремлений людей с «новыми идеями» и изобразил их в «грубой фигуре» Волохова. Демократическое «Дело» в статье Н. Шелгунова «Талантливая бесталанность» признало «Обрыв» откровенно антинигилистическим романом и назвало произведение Гончарова «вредным» и «безнравственным», изображающим не «русские типы», а «красиво размалеванных кукол». Центральной фигурой Шелгунов считал Марка, но увидел в нем «темную силу, идущую по ложному пути и губящую все, к чему она не прикоснется» (3). В революционно-демократических «Отечественных записках» появилась анонимная статья Щедрина «Уличная философия», также посвященная в основном Волохову. Критик упрекал писателя в том, что тот ограничился «сухим перечнем новых мыслей Волохова и затем вменил их ему в вину, не воплотив их в жизнь». В результате Марк оказался воплощением «бытового нигилизма», который автор выдает за основное свойство молодежи. Прочие же герои романа «ничего не видят, ничего не сознают» и «никогда не знают, куда идут», для чего то или другое делают (4). Несмотря на резкие отзывы критики, публика встретила роман с огромным интересом и читала его с жадностью. Она быстро раскупила книжки «Вестника Европы», и число подписчиков этого журнала в начале 1869 г. резко увеличилось. «Обрыв» был последним крупным произведением Гончарова. После него творческая активность писателя быстро пошла под уклон, и к большим художественным замыслам он уже не обращался. В конце 1873 г. он начал было писать очерк «Поездка по --------------------------------------------------------------- 1. «Русский вестник», 1869, № 7, с. 336—377. 2. «С.-Петербургские ведомости», 1869, № 42, с. 69. 3. Шелгунов Н. В. Соч., т. 6. Изд. 3. Спб., с. 350, 358. 4. См.: Щедрин Н. (М. Е. Салтыков). Полн. собр. соч., т. 8. М., 1937, С. 134, 146 ------------------------------------------------------------ Волге», но не закончил его. Через 15 лет Гончаров напечатал очерк «Слуги старого века», примыкающий по содержанию и форме к «Обломову». Зато много внимания Гончаров уделял литературной критике и мемуарам. В 1870-е годы он написал ряд больших критических статей. Особенно значительны статья «Мильон терзаний» (1872), представляющая собой очень яркий, подробный и в основных своих чертах верный разбор комедии Грибоедова «Горе от ума», а также статья «Лучше поздно, чем никогда», представляющая попытку писателя истолковать свои романы как трилогию, как отражение трех периодов русской общественной жизни. Другие статьи Гончарова о его художественном творчестве («Предисловие к роману «Обрыв», «Намерения, задачи и идеи романа «Обрыв») при жизни автора остались ненапечатанными. Из мемуаров писателя особенно значительны и интересны «Заметки о личности Белинского», законченные к началу 1880-х годов. Таким образом, вклад Гончарова в историю русской литературы заключается в основном в трех его романах.
