Г. Н. Поспелов. "История русской литературы ХIХ века" Издательство "Высшая школа", Москва, 1972 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
VII. Драматургия А. Н. Островского
Большинство выдающихся русских писателей, которые впервые выступили в литературе в 1840-е годы, обращались преимущественно к эпосу или лирике. Некоторые из них иногда пробовали силы также и в драматургии. Единственным писателем среди них, который посвятил себя драматическому творчеству, был Александр Николаевич Островский (1823—1886). За сорок лет деятельности в области драматургического искусства он написал около 50 пьес разных жанров и стал создателем большого и высокохудожественного репертуара русского национального театра. За исключением нескольких исторических пьес, написанных драматургом в 1860-е годы, все это были социально-бытовые пьесы, преимущественно комедии из купеческой, а также дворянской и чиновничьей жизни. Островский не был непосредственным деятелем петербургской «натуральной школы» 1840-х годов, возглавляемой Белинским. Он не печатался ни в программных сборниках «школы», ни в «Современнике». Его первая большая комедия «Свои люди — сочтемся» была напечатана почти через два года после смерти Белинского. И тем не менее уже в первых произведениях драматург по-своему откликался на программные требования передового литературного движения того времени. Если новым творческим словом писателей, выступавших под знаменем Гоголя, был жанр «физиологического очерка», то об Островском можно сказать, что он явился создателем новой русской комедии — «очерковой» по композиции и «физиологической» по стилю. Он выступил прежде всего с драматургической «физиологией» купеческой Москвы. При этом он явился писателем с уже сложившейся системой приемов комедийного изображения жизни, вполне соответствующей его содержанию. И далее Островский развивал эту систему.
1. Идейно-художественное развитие Островского в 1840-е годы и его первая комедия
Выходец из зажиточной семьи разночинца, «ходатая по делам», молодой Островский на протяжении 1840-х годов идейно и творчески развивался довольно медленно. От первой его повестушки «Как квартальный надзиратель пускался в пляс» (1843) до первых набросков «Банкрота» («Свои люди — сочтемся») прошло три года,
а до первых публичных чтений этой большой комедии в начале 1849 г. — целых шесть лет. Но в 1847 г. Островский напечатал без подписи небольшую комедию «Картина семейного счастья» и небольшую повесть «Записки замоскворецкого жителя», и это можно считать началом его творческого пути. В предреформенные десятилетия Москва, где жил Островский, отличалась от официального и делового Петербурга патриархальностью дворянской и купеческой жизни. По роду службы отца, а затем и своей собственной службы в канцелярии «совестного», позднее «коммерческого» суда (свыше семи лет, до 1851г.) начинающий комедиограф мог хорошо разглядеть, что скрывалось под бытовой патриархальностью купцов, мещан, чиновников. Перед ним обнаруживались «тайны» их семейной и имущественной жизни, обычно скрытые от постороннего взгляда,— обманы, спекуляции, хищения в торговле, вымогательства и взятки в канцеляриях, жестокость и деспотизм в домашнем быту и т. д. Но для того чтобы все это как-то понять и оценить, нужны были определенные взгляды на общественную жизнь. В 1840-е годы в Москве оформлялась доктрина славянофильства, в «Москвитянине» печатались статьи Хомякова и Киреевских, К. Аксакова и Самарина, происходили их идейные столкновения с представителями передового движения, возглавленного Герценом и Грановским.
Все это могло оказать большое влияние и на молодого Островского. Но он не обнаружил тогда склонности к отвлеченным идеологическим проблемам. Закончив в 1840 г. гимназию, он два года состоял студентом юридического факультета Московского университета, слушал лекции Крюкова, Редкина, Грановского. И все же в те годы, когда Островский складывался как художник, у него не было сколько-нибудь серьезных интересов к идеям боровшихся тогда течений. Такие увлечения возникали у него позднее, но никогда не были устойчивыми. Недаром именно по отношению к Островскому Добролюбов указал на различие «миросозерцания» писателя и его «теоретических соображений». Для выяснения идейных взглядов Островского в этот период большое значение имеет дневник, отражавший его путевые впечатления во время семейного переезда в приобретенное отцом имение Щелыково весной 1848 г. В этом дневнике нашел ясное выражение незрелый, стихийный демократизм (1) писателя, проявлявшийся в восприятии природы родной страны, труда, быта и искусства ее народа. А вместе с тем в нем сказалось и сочувствие Островского всему национально-самобытному, патриархальному ----------------------------------------------------------------
1. Под «стихийным демократизмом» разумеется мировоззрение, основанное на глубоком сочувствии к угнетенным слоям общества и на враждебности к слоям привилегированным, но не отличающееся принципиальностью в осмыслении сущности социальных антагонизмов и перспектив развития общества. Писатели, не обладающие такой принципиальностью, обнаруживали обычно неустойчивость в своих политических позициях. --------------------------------------------------------------- нравственно-бытовому складу русской жизни. Красота природы средней полосы России и северного Поволжья, лучшие черты национального характера ямщиков, хозяев постоялых дворов, бурлаков с их песнями, их физическое здоровье и красота, душевная простота и неиспорченность, расторопность и сметка — все это восхищает Островского, вызывает у него национально-романтические переживания. «Хозяин с хозяйкой, — записывает он в Переяславле, — типы русской красоты, солидной, которая меряется саженью и особенным каким-то широким вкусом; дочери красавицы в русском тоже вкусе... учтивость русская, обворожительная, с улыбкой; без заграничного лоску, а так в душу лезет, да и на поди». «Хозяин молодец. Да и нельзя иначе, — пишет он в Дертниках. — С Переяславля начинается Меря — земля, обильная горами и водами, и народ и рослый, и красивый, и умный, и откровенный, и обязательный, и вольный ум, и душа нараспашку. Это земляки мои возлюбленные, с которыми я, кажется, сойдусь хорошо. Здесь уже не увидишь маленького согнутого мужика или бабу в костюме совы, которая поминутно кланяется и приговаривает: «а батюшка, а батюшка»... Что ни мужчина, особенно из содержателей постоялых дворов, то «Галиап»...», «Вид из этой беседки вниз и вверх по Волге такой, какого мы еще не видали до сих пор, — пишет Островский о Костроме.— Мимо нас бурлаки тянули барку и пели такую восхитительную песню, такую оригинальную, что я не слыхивал ничего подобного из русских песен». Наконец, уже в Щелыкове он пишет: «Каждый пригорочек, каждая сосна, каждый изгиб речки — очаровательны, каждая мужицкая физиономия значительна (я пошлых не видал еще), и все это ждет кисти, ждет жизни от творческого духа. Здесь все вопиет о воспроизведении...» (1). Нельзя предположить, что такое осознание жизни возникло у начинающего писателя только во время поездки, что оно не было подготовлено предшествующими идейными интересами. Несомненно, что и до весны 1848 г. Островский с подобной же точки зрения отрицательно относился к жизни городских слоев русского общества, с которой он сталкивался в быту, которую наблюдал на службе. Об этом говорят и ранние его произведения. В комедиях и повестях 1840-х годов Островский не затронул жизнь дворянской и разночинной интеллигенции с ее идейными интересами и исканиями. Писателя интересовала тогда по преимуществу жизнь купечества и мелкого чиновничества. Но изображение мелких чиновников было у раннего Островского в значительной мере подражательным. Свою первую повесть о «квартальном» он написал тотчас вслед за выходом собрания сочинений Гоголя. А его «Записки замоскворецкого жителя» представляют собой непосредственный отклик на гоголевскую ----------------------------------------------------------- 1. Островский А. Н. Дневники. — Полн. собр. соч. т, 13. М, 1949—1953, с. 179, 180, 183, 187. ---------------------------------------------------------- «Шинель». Подобно Башмачкину, герой этой повести, чиновник Иван Ерофеич, ходит в «странной шинели» и так же унижен до потери человеческого достоинства. Автор, подобно Гоголю, защищает своего «горького», «несчастного», смешного героя. Но Островский проявляет при этом и черты оригинальности. Иван Ерофеич не жалкий переписчик, а столоначальник и угнетен он не начальством, а любовницей, мещанской вдовой и «бедовой бабой» Маврой Гурьевной Козырной, от которой хочет скрыться, но которая все же берет верх над ним. А главное, в характере героя автора интересует не его робкий протест, а то, что при всей его забитости в нем таится «сердце доброе, душа теплая» и что, подобно будущему Любиму Торцову, он сам сознает все свое «безобразие».
Свою повесть Островский рассматривал как начало целого цикла очерков и рассказов из жизни Замоскворечья. Островский хотел создать «физиологию» этой «неизвестной страны», где он родился и вырос. Но замысел этот не осуществился. Стремление показать на сцене купеческий быт оказалось сильнее, и Островский увлекся комедиями. В изображении купечества драматург был совершенно оригинален. В характерах купцов он также стремился разглядеть патриархальную «доброту сердца» и «теплоту души». Эти черты были связаны, по его мнению, со всем старорусским укладом купеческой жизни, с его национальной самобытностью. Они проявлялись в семейных нравах и обычаях купечества, в его эстетических вкусах и склонностях, в своеобразии его просторечия. Но при этом Островский прекрасно видел, что в купеческой жизни эти черты еще в большей мере, чем у чиновничества, искажаются и затемняются всяческими «безобразиями» — проявлениями семейного чванства и самодурства, торгашеской нечестности, нравственной невоспитанности. И Островский осуждал все это, исходя из идеала русской патриархальности и будто бы вытекающей из нее нравственной неиспорченности. Идеал этот хотя и заключал в себе утверждение определенного социального уклада, но субъективно был лишен политической заостренности. В нем на первое место выдвигались требования моральные и правовые. Весной 1850 г., отвечая генералу Назимову на его «внушение» об обязанностях драматического писателя, Островский ясно высказал такое понимание основных задач своего творчества. Он указывал на то, что его комедия «Свои люди — сочтемся» («Банкрот») произвела «самые отрадные впечатления во всех слоях московского общества, более же всего между купечеством», что «благодаря русской правдолюбивой натуре, они (купцы, — Г. П.) не только не оскорблялись этим произведением, но... изъявляли» ему «свою признательность за верное воспроизведение современных недостатков и пороков их сословия...». И Островский заявлял далее, что считает «комедию лучшею формою достижения нравственных целей», что его главной задачей было «добросовестное обличение порока, лежащее долгом на всяком члене благоустроенного христианского общества», что его «основною мыслью было желание, чтоб порок был смешон и гадок и чтоб торжествовали: добро, правда и закон» (1). Идейная направленность первых комедий Островского показывает, что он был искренен в этом письме и не скрывал своих взглядов от недовольного начальства. Он, действительно, не имел в виду отрицать устои современного ему русского общества. Субъективно Островский, действительно, осуждал растущие «пороки и недостатки» мещанско-купеческих и чиновничьих слоев ради «торжества добра, правды, закона». Из всего этого и вытекали особенности критической направленности первых комедий Островского, отличавшие их от сатирических произведений Гоголя, от его комедии «Ревизор». Островский начал с разоблачения «пороков и недостатков» тех слоев общества, чьи национально-самобытные формы жизни он хотел бы высоко ценить. Поэтому он не обладал тем пафосом гражданского обличения, какой был характерен для Гоголя. Он тоже смеялся над своими героями. Он хорошо умел разглядеть и показать комическую сторону изображаемой жизни. Но комизм в его пьесах не углубляется до сатиры — до негодующего, язвительного отрицания социально-политической стороны изображаемых характеров. Его комизм углублялся до юмора — до такого смеха, который, заключая силу и принципиальность идейного отрицания, исходил, однако, из осознания отрицательных нравственных свойств изображаемой жизни и соединялся поэтому не с негодованием, а с сожалением о человеческом достоинстве. Осуждая своих героев и увлекаясь вместе с тем самобытным складом их характеров и их быта, Островский стремился художественно воспроизвести и запечатлеть подробности их семейно-бытовой жизни. При этом он не подчинял эти подробности разоблачающей идейной направленности своих образов в такой мере, в какой это делал Гоголь, и поэтому не нарушал внешнего правдоподобия изображаемой жизни. В гораздо большей степени, нежели Гоголь, Островский сразу выступил комедиографом-бытописателем, великим мастером бытового комизма. С молодых лет, вместе с широкими кругами московской дворянской и разночинной интеллигенции, Островский был захвачен живым интересом к театру, к игре актеров. Большими событиями в эстетической жизни этих кругов были исполнения на сцене Малого театра комедий Гоголя. Щепкин, Шуйский и другие актеры этого театра достигали тогда высокохудожественного истолкования гоголевского комедиографического искусства. Молодой Островский увлекался их игрой и был постоянным посетителем театра.
------------------------------------------------------------------- 1. Островский А. Н. Письмо к В. И. Назимову. — Полн. собр. соч., т. 14, с. 15—17.
------------------------------------------------------------------- В этой атмосфере складывались и его собственные эстетические запросы. Чем более вызревали его идейные убеждения, тем яснее он сознавал, что русские характеры, выхваченные из современного мещанско-купеческого быта, лучше раскроют свою самобытность и свой комизм не в эпическом повествовании, а в сценическом воплощении — в живом пантомимически-портретном воспроизведении, в непосредственно звучащем актерском слове. Островский чувствовал в себе талант драматурга. Произведением, принесшим ему раннюю славу и определившим его дальнейший творческий путь, и была его первая большая комедия «Свои люди — сочтемся», законченная в течение 1848 г., прочтенная в доме Погодина в присутствии Гоголя 3 декабря 1849 г. и напечатанная в журнале «Москвитянин» в марте 1850 г.
Уже в этой комедии Островский уловил в жизни купечества такие тенденции, которые были очень характерны для 1840-х годов, когда в буржуазных слоях общества стало расшатываться былое «равновесие» денежно-имущественных отношений, начался ажиотаж собственно капиталистического «первонакопительства» и резко усилились и обнаружились хищнические приемы стяжательства, в частности ложного банкротства и обмана кредиторов. Главным героем комедии драматург и избрал злостного, умышленного банкрота. Но драматурга интересует не экономическая подоплека преступления и даже не его юридическая сторона. Поэтому на сцене нет ни обманутых кредиторов, ни судей, ни полицейских. Островский хочет показать нравственную сторону банкротства Большова в отношениях с представителями молодого поколения его «дома» — с дочерью и главным приказчиком. Поэтому на сцене изображена лишь семейная жизнь Большовых в те недолгие дни, когда банкротство задумывается и осуществляется. Но и в этих пределах писатель мог бы показать, как торжествует «добро, правда, закон» над «смешным и гадким» пороком. Он написал бы тогда тенденциозную, дидактическую комедию. Однако интерес к самобытной характерности жизни взял у него верх над моралистической тенденцией. И концепция комедии вполне художественна. По верному замечанию Добролюбова, в ней «нет ни злодеев, ни извергов, а все люди очень обыкновенные» и «их преступления» — «просто неизбежные результаты тех обстоятельств, посреди которых начинается и протекает их жизнь» (1). И дело даже не в самом преступлении, а в том, что, обманывая чужих людей, купец был вынужден для этого довериться самым близким людям, им же воспитанным, и горько обманулся в них, а тем самым и в самом себе.
В лице Большова драматург создал тип, очень характерный для истории русской буржуазии XIX в. Большов вышел из низов — в молодости он «голицами торговал на Балчуге; добрые люди --------------------------------------------------------------------- 1. Добролюбов Н. А. Темное царство.
Полн. собр. соч., т. 2, с. 78. ---------------------------------------------------------------- Самсошкою звали, подзатыльниками кормили». Но он выбился в люди — к богатству и почету в своей среде. Однако выбился не в процессе постепенного, органического развития своего торгового «дела», определяющего его собственный деятельный внутренний рост, формирование его характера и умственное развитие. Большов — один из тех, кто был вынесен из низов стихийной силой денежных торговых оборотов, основанных на рвачестве и плутовстве, кто сумел хорошо усвоить только одно правило жизни: «вышла линия, ну и не плошай...». Поэтому его духовное развитие однобоко и уродливо. В нем он намного отстал от уровня своего материального преуспевания, определяющего как отношение к нему со стороны всех окружающих, так и его самооценку. Внешне он давно стал одним из «столпов» в местной торговой среде и соответственно себя ведет, не отставая от других. Внутренне — это дикарь, имеющий самые извращенные понятия, чувства и стремления. Это и создает комизм его поступков, его речи, всей его фигуры. Вынесенный из низов силой чистогана, Большое всю власть своего богатства приписывает лично себе и поэтому любое свое желание считает законом для всех зависимых от него людей, прежде всего для членов своей семьи, «Захотел выдать дочь за приказчика, и поставлю на своем, и разговаривать не смей, я и знать никого не хочу»,— кричит он жене. У него нет любви к родной дочери, и он с легкостью готов принести ее судьбу в жертву корыстным расчетам. Выросший среди унижений и попреков, он искренне наслаждается тем, что может безнаказанно унижать и попрекать других, и делает это со всей грубостью выскочки. «А тебе больно знать нужно! — ворчит он на своего стряпчего, от которого, по своей неграмотности, всецело зависит. — То-то вот вы подлый народ такой, кровопийцы какие-то...». Достигнув богатства с помощью обмана и затевая еще больший обман, он глубоко негодует, если еще кто-то обманывает других. Бессовестный, он ждет от людей «стыда» и «совести». Отсутствие в деятельности Большова какой-либо творческой жилки сказывается в том, что, достигнув богатства, он потерял всякий интерес к своему растущему «делу», давно свалил все заботы на главного приказчика, а сам думает только о накоплении. И решение пойти на ложное банкротство порождено в нем не задорной предприимчивостью, но его неуверенностью в себе. Он идет на это потому, что «времена подошли тесные», нет прежних рваческих прибылей, и прежде всего из страха, что в надвигающейся волне ложных банкротств должники обманут его, «обанкротившись» раньше, а главное — из желания урвать сразу крупный куш и совсем отойти от дела. «На кого бы только эту обузу свалить?»— говорит он стряпчему. «Да и самому-то, братец ты мой, отдохнуть пора: прохлаждались бы мы, лежа на боку, и торговлю всю эту к черту». Паразитическая подоплека буржуазного хищничества проявляется здесь очень ясно. По умственному убожеству Большов считает это решающее мошенничество чем-то роковым, видит в нем «один конец» и даже «волю божью». Желая опереться при этом на близкого человека, он требует от него любви и сам уверяет, что любит его. «Скажи, Лазарь, по совести, любишь ты меня?» — спрашивает он. «Кабы я тебя не любил, нешто бы я так с тобой разговаривал?». И Лазарь, конечно, оказывается на высоте положения: «Я теперича готов всю душу отдать за вас...» — говорит он хозяину. Оба готовят грубое надувательство и оба прикрывают его словами о любви. В этом много лицемерия и еще больше наивности. Для Большова злостное банкротство — завершение его купеческой карьеры, для Подхалюзина и Липочки — только начало. В характере Липочки также комически соединяются самодовольство и духовная отсталость. Она считает себя барышней, получившей «воспитание», но с холодным, грубым пренебрежением относится к прислуге, приказчикам и даже к матери. Особенно смешно ее мещанское восхищение «благородством» дворянства и блеском офицерства. Чтобы приобщиться к ним, она даже готова порвать со своей средой. Но тем не менее в ее тяге к чужой культурности, хотя бы и показной, кроется внутренний рост ее собственной среды. В этом отношении союз с Подхалюзиным, конечно, лучший для нее выход.
Воспитанный в «деле» Большова, Подхалюзин такой же наглый плут, каким был его хозяин в расцвете своих сил. Он так же старается вылезти из мещанских низов и так же совершенно неотесан, но у него уже есть свой «капиталец», наворованный при попустительстве хозяина. Подхалюзин ловко пользуется слабостью Большова и смело надувает сваху и стряпчего. Однако в дальнейшем он не повторит своей жизнью жизнь Большова, потому что опирается на нее в экономическом, а отчасти и в культурном отношении. В этом и заключается смысл его увлечения Липочкой. Она, видящая в эполетах и шпорах с колокольчиками высшее проявление благообразия и утонченности, сама является для Подхалюзина очаровательным воплощением красоты и благообразия, к которому он и тянется в своей неотесанности. Он чувствует в Липочке человека, с которым может подняться на более высокую ступень в жизни своей среды. А Липочка только потому и откликнулась так быстро на сватовство Лазаря, что сама внезапно почувствовала в нем такую же возможность. И он ее не обманул. Он не пожалел денег на новый дом с богатой мебелью, на роскошный выезд, на богатые платья и на модный сюртук. Все это для Лазаря не просто мотовство в угоду жене. Его не удовлетворяет не только старый большовский быт, но и «лавки» тестя, он «заводится» собственной торговлей и открывает «магазинчик». Там также будут, конечно, обманывать покупателей, но, видимо, этот обман не будет таким грубым и наглым, каким он был в лавках Большова. И в семейной жизни Лазарь, конечно, не будет таким диким самодуром, каким был его тесть; он уже не будет «мять чепчики». Женившись на Липочке, он ухаживает за ней. Последний акт комедии прекрасно раскрывает как это новое соотношение сил в купеческой семье, так и суть нравственного поражения Большова. Кажется, Большов понял теперь всю мерзость своей жизни. Потерпевший крах в своем обмане, он взывает к человечности зятя и дочери и приходит к моральному осуждению всякого обмана. «Знаешь, Лазарь, — говорит он, — Иуда — ведь он тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем... А что ему за это было?». Все это может показаться речью резонера, выражающей морализирующую тенденцию комедии. На самом деле, в сознании Большова все это преломляется совершенно иначе. Как только он потерял власть, т. е. власть своих денег, его безудержное и наивное самодовольство быстро сменилось столь же безудержным и наивным отчаянием. Но он говорит теперь о совести только для того, чтобы подействовать на других, сам же страдает не от нравственных угрызений, а от того «страма», которому теперь подвергается, оттого, что ему «сорок лет все в пояс кланялись, а теперь мальчишки пальцами показывают». И он сравнивает с «мытарством» грешников не свое душевное раскаяние, а свое путешествие по городу под конвоем. Он понимает теперь, что человек не должен «гнаться за большим», но только потому, что иначе у него «последнее отнимут, оберут... дочиста». «Сама себя раба бьет, коли не чисто жнет» — вот настоящая «мораль» плута, на старости лет попавшего впросак и напоминающего в этом отношении городничего в последнем акте «Ревизора» .
На такой же точке зрения стоят и Подхалюзины. Лазарю даже жалко тестя, он готов сам уламывать кредиторов и согласен набавить им несколько копеек. Но на большее он никак-не согласится. Интересы его нового, собственного «дела», размах которого воплощен для него и в мантилье Липочки, и в ее французских фразах, он ставит выше всего. И на него не могут подействовать намеки на страшную судьбу Иуды-предателя. Еще меньше затрагивают его угрозы рассерженной свахи или жалобы бедняка Рисположенского. С наглым самодовольством опровергает он их перед публикой в последней сцене комедии и с наглым торжеством зазывает всех в свой новый «магазинчик». Таковы характеры главных героев и раскрывающее их происшествие в семье Большовых. Все это, действительно, является «результатом тех обстоятельств», в которых эти характеры сложились. И идея нравственного банкротства, действительно, не навязана этим характерам со стороны автора, но вытекает из их объективных особенностей. В этом смысле первая комедия Островского является приведением не только правдивым по своей идее разоблачения буржуазного хищничества, но и реалистическим по принципу отражения жизни.
