И. Н. Головин. "Игорь Васильевич Курчатов" "Атомиздат", Москва, 1978 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
У НЕЙТРОНА ВЕЛИКОЕ БУДУЩЕЕ
Почти десять лет прошло с той поры, когда юный Курчатов перестудил порог Физико-технического института. Он сильно изменился за эти годы. Из худого юноши превратился в статного мужчину с могучей фигурой, широкими плечами, всегда ярким румянцем на щеках. После излечения начавшегося было несколько лет назад туберкулеза в правом легком он заметно пополнел. Но черные глаза его все также вспыхивают при разговоре, улыбка все также часто освещает его лицо. Его голос постоянно разносится по коридорам института. За то, что в любом увлекшем его деле Курчатов захватывает инициативу и командует, его прозвали Генералом. Порученное или чаще им самим намеченное дело он обязательно доведет до конца, и нет пощады тому, кто попытается уйти с полпути или затянуть работу. Взявшись за дело, Курчатов загорается сам, зажигает окружающих и никому не дает покоя, пока исследование не доведено до полнейшей ясности. Но сердиться на Курчатова невозможно. Сам он работает больше всех. Он никогда не стремится навести лоск в работе. Как только решено главное, он переходит к новой теме, мало интересуясь доводкой второстепенных деталей. Также, обеспечивая безукоризненное выполнение главного, он ведет другие дела, будь то организация научной конференции или проведение общественных мероприятий в институте. Он часто громко и беспощадно спорит, может обругать, и очень выразительно, но никогда никого не оскорбляет. Никогда не зазнается, не кичится своими успехами. Он ведет исследования с упоением, его мысль увлекательна и работать с ним удивительно интересно. Он знает, что природа дала ему больше сил, чем другим. Поэтому работает он много и в своей лаборатории, и в лаборатории, которую организовал в Педагогическом институте, где по-прежнему читает лекции. А «отдыхать» едет в Харьков к таким же неугомонным К. Д. Синельникову и А. К. Вальтеру. Там не без его участия построен ускоритель протонов, там они расщепляют ядра лития и, исследуя устойчивость легкого изотопа гелия, ищут излучение позитронов. Игорь Васильевич многого достиг за эти годы. Юношеские увлечения уступили место зрелости в научном исследовании. Но мысли о величии русской науки все также беспокоят его. Ему минуло тридцать лет. Уже конец 1934 г. Он познал свои силы, познал радость творчества. Нет, он не ошибся в выборе пути. Физика — его стихия. Он уже ясно представлял себе, как дорого даются открытия, да не только открытия, а любой небольшой шаг вперед в познании природы. Физика необъятна, а если работать в таком же темпе, то сил хватит еще на пятнадцать — двадцать лет. Может быть, пора успокоиться? Ведь недавно ему присвоили ученую степень доктора наук. Теперь он профессор, руководит лабораторией, можно было бы жить спокойно, писать по одной-две статьи в год и беречь здоровье. Но такие настроения чужды Физико-техническому институту, а тем более Курчатову. Последнее время в институте идут бурные споры о перспективах работы. Курчатов с жаром участвует в них. Он отвергает скепсис брата, после двухлетних поисков разуверившегося в возможности найти новые сегнетоэлектрики. — Это чепуха! Сегнетоэлектриков должно быть много, — заявил как-то Игорь Васильевич. Но он уже оставил их, хотя и написал монографию. Сегодня Курчатов остался один в своей лаборатории. Весь день бурно спорили. Разошлись взволнованные, неудовлетворенные. П. П. Кобеко и А. П. Александров с жаром доказывали, что важнейшей и увлекательнейшей областью исследований является физика полимеров. Ближайшие сотрудники Абрама Федоровича рисовали заманчивые перспективы полупроводников. Брат Борис по-прежнему верен диэлектрикам. Каждый уверял, что избранная им область наилучшая. И кое-кто намекал Курчатову, что институт получает ассигнования из народного бюджета как физико-технический, а исследования атомного ядра, все более привлекавшие его в последние два года, едва ли будут иметь практическое значение. Курчатов внимательно слушал спорящих, решительно отстаивая свои позиция. — Вы что, не помните, — говорил он собравшимся,— как после письма Фредерика Жолио Абраму Федоровичу о загадочных результатах опытов с бериллиевым излучением и сообщения Чедвика об открытии нейтрона мы с жаром взялись за атомное ядро? Мы что, для забавы учились? Для образованности ставили опыты? Ускорительную трубку на полмиллиона вольт для протонов зря делали? Мы что же — интеллигенты-фантазеры, не знаем, что нам в жизни делать? — все более горячась, продолжал он. — А монографию по сегнетоэлектрикам я написал, чтобы подвести итог, — ответил он тогда же на реплику в споре, — чтобы мне самому ясно стало, каково настоящее и будущее этой области физики. Ее роль в жизни человечества невелика. Таких любопытных и не только любопытных, но и полезных для практики областей в науке множество. — Да, — рассуждает теперь Курчатов, оставшись один, — возврата к диэлектрикам не будет...
— Супруги Кюри стоят у «врат царства». Познать атомное ядро — основу вещества — вот великая проблема! С какой пользой обсуждали мы с Фредериком Жолио его замечательные опыты и наши первые шаги (1). Париж и Кембридж, лаборатории Жолио-Кюри и Резерфорда ведут сейчас человечество к познанию атомного ядра. Недавно Ферми вдруг бросил теорию, в которой он уже сделал так много, и неожиданно взялся за эксперимент! Никому не известная группа, наверное молодежь, работает там поразительно быстро.
-------------------------------------------------------
1. Эта встреча произошла на Первой Всесоюзной конференции по физике атомного ядра, состоявшейся в сентябре 1933 г. в Ленинграде.
-------------------------------------------------------
Нейтрон делает чудеса! Нейтрон проникает в любые сколь угодно тяжелые атомные ядра. Сколько новых искусственных радиоактивных ядер они уже получили! А уран особенно загадочен. Облучение нейтронами рождает в нем радиоактивность сразу нескольких периодов полураспада. Что это? Изотопы урана или, может быть, девяносто третий элемент?.. Курчатов задумывается, сидя в старом мягком кресле, каким-то чудом попавшем в лабораторию из аристократических особняков прошлого века. — Об атомном ядре физики ничего не знают. Да по сути дела только два года назад началось изучение атомного ядра. Все гениальные работы Резерфорда — это предыстория. Ведь 1932 год — это год чудес: Жолио и Чедвик открыли нейтрон, Андерсон обнаружил позитрон, Кокрофт и Уолтон расщепили ядра лития! Но и наши ребятки не промах! Синельников с Вальтером тоже расщепили литий. Расщепили... Повторили... Первые все же Кембридж, Париж, Рим! А почему не Харьков? Почему не Ленинград? Что, наши головы хуже? Руки слабее? Отсталось российская? Нет, к черту! Это прошло! Это, если и было, то до революции. Теперь мы не одиночки-ученые. Как строили полуторамегавольтный генератор Синельников и Вальтер в Харькове? Вдвоем строили? Нет! Весь город строил! Все считали это дело своим. И в Харькове, где три года назад никакой физики не было, — сегодня прекрасный институт. На его установках через два месяца повторили то, что сделано в Кембридже, а лаборатория Резерфорда работает уже больше двадцати лет. Повторили... А кое-что уже и своим умом постигли! Кто показал, что алюминий, облученный нейтронами, распадается двумя путями, превращаясь в магний и водород или в натрий и гелий? Итальянцы? Англичане? Нет! Русские братья Курчатовы с Щепкиным и Вибе!.. Это только начало. Все можем! Курчатов взволнованно вскакивает, откидывает полы пиджака и, заложив по привычке руки за спину под ремень, быстро шагает из угла в угол. Успокоившись, начинает насвистывать... В окнах темно, лаборатории опустели. — Сегодня и Абрам Федорович куда-то пропал, не зашел, хотя уже за полночь. И хорошо. Сегодня мне пусть не мешают. Но к диэлектрикам возврата больше нет, в молекулярную физику я не пойду. Анатолий Александров с этим смирился. Кобеко тоже. А ведь как ругали! Разбрасываешься! Легкомысленный! Мы хорошо поработали эти годы. Жаль, но с ними мне больше не по пути. Пусть развивают полимеры. Сейчас тоже не сразу поймешь, что ведет в глубь атомного ядра, а что не ведет! Послушаешь Скобельцына, так космические лучи тоже атомное ядро. Это самое теоретическое нейтрино — тоже атомное ядро? Алиханов и Саша Лейпунский, вишь, как крепко за него ухватились! А Арцимович, пожалуй, и тормозное излучение быстрых электронов к физике ядра относит. Вот и в одном атомном ядре легко разбросаться и ничего толком не сделать, если не найдешь основного. Да! Надо браться за те исследования, которые помогут полнее познать строение ядра. Пора браться за самое главное в жизни, за самое главное, что в моих силах сделать в науке... Если все ядра состоят из протонов и нейтронов, надо изучить протоны и нейтроны. Но не выдумывать теорий, когда о ядре мы почти ничего не знаем, а бомбить его протонами и нейтронами и изучать взаимодействие ядер с ними. Ускорительные трубки мы уже кое-какие построили. Синельникову удалось сделать лучшие. Будем работать с ним. Но заряженными частицами можно проникнуть только в легкие ядра, а нейтрону доступны любые ядра. Надо научиться получать как можно больше нейтронов. В этом нам поможет Мысовский. Радиевый институт готовит нейтронные источники не хуже, чем у Ферми или Жолко. Все, что надо, у нас есть. Нет только научных традиций. Ничего! Мы учиться привыкли! Вот и коллектив небольшой уже есть, и молодежь — Щепкин, Гуревич, Латышев, Миша Еремеев, и постарше — Арцимович и Алиханов, а с ними и поспорить можно. С ними свои традиции создадим. Не наше дело абстрактные теории проверять. Мы будем на опытах изучать ядро, его особенности. Если и обнаружим что-то непонятное, попросим теоретиков — Френкеля, Тамма, Ландау — призадуматься и создать общую стройную картину явлений. Ведь нейтрон еще совсем не изучен. А если он в любое ядро проникает, то у него великое будущее... Никому не известно, какие чудеса может сделать нейтрон с таблицей Менделеева. Решительно и бесповоротно взяв курс на нейтронную физику, Игорь Васильевич никогда не сожалел об этом.
