И. Н. Головин. "Игорь Васильевич Курчатов" "Атомиздат", Москва, 1978 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
ФЛЁРОВ НЕ НАХОДИТ ПОКОЯ
В марте 1942 г. Курчатов уже работает в полную силу. Размагничивание кораблей по системе Александрова проводится на всех флотах. В Мурманске, на Белом море, на Каспии и Дальнем Востоке работают бригады, состоящие из сотрудников довоенных лабораторий Курчатова и Александрова. В Казани продолжают обучать моряков защите от мин. После смерти руководителя лаборатории танковой брони В. Л. Куприенко во главе ее становится Курчатов. Начались новые исследования по физике взрывов. К этому времени обстановка на фронтах значительно изменилась. Гитлеровские планы молниеносной войны провалились. Под Москвой немцы не только остановлены, но и отброшены назад на сотни километров. Перебазированная промышленность наращивает выпуск оружия. Теперь можно и нужно рассчитывать средства для ведения войны и разгрома врага не на месяцы, а на годы вперед. Правда, мнения расходились: одни считали, что изгнание фашистов с родной земли потребует год, другие — три. Но полгода назад об этом вообще не никто не думал. Все с тревогой смотрели на карту Родины: фронт с каждым днем продвигался в глубь страны, угрожая ее жизненно важным центрам, каждый думал лишь о том, как удержать эту страшную лавину.
В армии постепенно росло умение воевать. Горечь отступлений уже уступила место торжеству победы над гитлеровцами. Народное ополчение заменяли регулярными войсками. Те из ополченцев, которые остались в живых в кровопролитных осенних боях 1941 г., вернулись на заводы или обучались военному делу в тыловых частях и военных училищах. В июле 1941 г. Г. Н. Флёров попал в ленинградское ополчение, потом был направлен в Военно-воздушную академию в Йошкар-Олу. В конце декабря 1941 г., после успешного наступления наших войск под Москвой, он выхлопотал поездку в Казань для встречи с Курчатовым. Но Курчатов тогда еще не вернулся с юга. Г. Н. Флёров выступил с докладом перед А. Ф. Иоффе, П. Л. Капицей, В. И. Вернадским и другими физиками с обстоятельным изложением опытов, которые, по его мнению, необходимо срочно ставить в Казани: надо исследовать «динамитные» цепные ядерные реакции — реакции на быстрых нейтронах. В докладе он привел ряд аргументов в доказательство того, что для создания ядерного взрыва пригодны легкий изотоп урана и протактиний. Детально разобрал эффекты, которые могут помешать взрыву и, считая ядерные взрывы реальными, перечислил важнейшие направления исследований.
Об этом он написал Курчатову. Однако письмо попало к Игорю Васильевичу только после выздоровления. Жить в Казани тяжело, вести научную работу почти невозможно. Электроэнергия подается в жилые дома только изредка, а в учреждения — с перебоями. Ленинградское оборудование лежит в ящиках нераспакованным. Нужна огромная мобилизация сил, чтобы начать опыты, о которых пишет Г. Н. Флёров. А для этого прежде всего нужна уверенность в том, что цель будет достигнута, и достигнута в короткие сроки, решающие исход войны. Курчатов знает, что у Флёрова нет и не может быть доказательств: он только страстный экспериментатор, не отступающий от своих идей. И сам собой возник вопрос, что же сейчас важнее: совершенствовать танковую броню, которая поможет выиграть танковые бои в этом же году, или все свои силы и силы многих других людей направить на создание урановой бомбы. Кто может ответить на этот вопрос? Текущие дела отвлекают Курчатова: его вновь требуют на флот, он выезжает в Мурманск, и ответ Флёрову задерживается. «Одержимый» Флёров не отступает; уехав на фронт, он пишет Иоффе: «Нельзя оставлять надежды на успех в осуществлении уранового оружия, но для этих военных целей необходимо выделить легкий изотоп урана». Проезжая через Воронеж, Флёров имеет возможность посетить университетскую библиотеку. Просматривая американские журналы, он еще раз убеждается, что американцы не публикуют сведений по исследованию урана. Это укрепляет его решение: откладывать больше нельзя. В мае 1942 г. Флёров пишет Сталину в Государственный комитет обороны, что «надо, не теряя времени, делать урановую бомбу». Повторяет аргументы, приведенные в письме Курчатову, приводит наброски плана организации работ. Вскоре Г. Н. Флёрова отзывают из армии для встречи с С. В. Кафтановым, представлявшим в Государственном комитете обороны высшую школу и науку. В это время Советское правительство уже располагало информацией о том, что в Германии и Соединенных Штатах Америки в условиях особой секретности ведутся срочные работы по созданию нового сверхмощного оружия. В Москву вызваны академики А. Ф. Иоффе, В. И. Вернадский, В. Г. Хлопин и П. Л. Капица для обсуждения полученной информации и определения перспектив развития соответствующих работ в Советском Союзе. Кто из ученых мог бы возглавить научное руководство работами? Из всех приглашенных никто атомного ядра не исследовал, но лучшие ядерные лаборатории Советского Союза были в институте, руководимом А. Ф. Иоффе. Когда обратились за советом к Абраму Федоровичу, он без колебаний назвал Игоря Васильевича Курчатова. Курчатов был немедленно вызван Правительством в Москву. Через три дня, получив задание возглавить работы по созданию урановой бомбы, он вернулся в Казань взволнованный и молчаливый. После перенесенной болезни еще пошаливало сердце. Марина Дмитриевна с тревогой встретила его. Наступила ночь, а Игорь Васильевич все шагал и шагал по комнате. Несколько раз, просыпаясь, Марина Дмитриевна просила его прилечь, отдохнуть с дороги. — Спи, Марина, — отвечал он, — мне надо подумать, ночью мысли яснее. И не прилег в эту долгую зимнюю ночь. Так и не узнала Марина Дмитриевна, какие неотступные мысли не давали ему покоя. Курчатова волновал предстоящий гигантский труд, волновал риск громадными народными средствами, роль его самого в этом деле.
— Решать проблему, безусловно, надо, — говорил он наутро, обсуждая свое назначение с А. П. Александровым. — Но время ли сейчас, когда на фронтах так тяжело? Ведь еще не доказано, что цель будет достигнута, а опыты вызовут огромные расходы. Только для опытов придется создавать новую промышленность по производству графита, урана, тяжелой воды. Поможем ли мы этим выиграть войну? Почему, наконец, я должен быть во главе? Я считаю, что это неправильно. Такие физики, как Капица или Иоффе, имеют гораздо больший опыт, и не годится назначать меня. — Если вы это дело не возьмете на себя, то ничего не получится, — ответил ему Анатолий Петрович. — Почему?
— Потому, что Абрам Федорович хотя и замечательный физик, но не сделал ни одной практической вещи. — Это, пожалуй, правильно...
— У Капицы тоже это не выйдет. Он привык все делать своим руками. А надо организовать многих людей и так, чтобы все дружно работали, работали с увлечением, вкладывали в дело всю свою творческую силу! У вас это отлично получается. — Но я как физик слабее их обоих...
— В области ядра никак не слабее. Вы работали много лет, а они только интересовались ядром. - Я ведь малоизобретателен. Другие в Физтехе сделали больше меня. Такое дело мне не под силу. - А почему вы достигали неизменного успеха? Почему у вас всегда дело кипит и все получается? Вы Генерал и должны возглавить эти работы! Время сомнений скоро прошло. Не всем, правда, было по душе, когда Курчатов начал крепко брать дело в свои руки. Но он не знал отступлений. Летом в Казани Флёров возобновил прерванные войной опыты по исследованию размножения нейтронов. Условия для работы крайне тяжелые. Измерительную аппаратуру начали собирать в Этнографическом музее под чучелами. Пришлось съездить в Ленинград, еще блокадный, за недостающим оборудованием и ураном. Курчатов занялся получением сырья урана в большом количестве и поисками эффективного метода разделения изотопов урана. Работа разворачивалась медленно, но все же она была возобновлена.
