.

И это сильный пол? Яркие афоризмы и цитаты знаменитых людей о мужчинах


.

Вся правда о женщинах: гениальные афоризмы и цитаты мировых знаменитостей




Михаил Юрьевич Лермонтов (продолжение)


перейти в начало рассказа...

Н.С.Шер "Михаил Юрьевич Лермонтов"
Рассказы о русских писателях; Государственное Издательство Детской Литературы, Министерство Просвещения РСФСР, Москва, 1960 г.
OCR Biografia.Ru

продолжение рассказа...

Стихи Лермонтова были доставлены царю с надписью: «Воззвание к революции».
Лермонтов и Раевский были арестованы. Лермонтов, как офицер, сидел в здании главного штаба, в комнате верхнего этажа. За дверью по коридору шагал часовой; за окнами выла метель. Писать было нечем и не на чем: Лермонтову запрещено было давать карандаш и бумагу. Тогда он попросил слугу, который носил ему из дому обед, заворачивать хлеб в серую бумагу, и Лермонтов на этих клочках бумаги с помощью вина, печной сажи и спички написал несколько небольших стихотворений.
Кто б ни был ты, печальный мой сосед,
Люблю тебя, как друга юных лет,
Тебя, товарищ мой случайный.
Хотя судьбы коварною игрой
Навеки мы разлучены с тобой
Стеной теперь — а после тайной,—

- писал он, обращаясь к соседу по заточению; ему казалось, что у них одна судьба, одинаковые мысли и чувства. Кроме этого стихотворения «Сосед», Лермонтов написал здесь и стихотворение «Узник» и «Когда волнуется желтеющая нива...».
25 февраля 1837 года последовал приказ: «Лейб-гвардии гусарского полка корнета Лермонтова перевести тем же чином в Нижегородский драгунский полк», а губернского секретаря Раевского «за распространение сих стихов... отправить в Олонецкую губернию для употребления на службу по усмотрению тамошнего гражданского губернатора».
Узнав о судьбе Раевского, Лермонтов был очень расстроен. «Любезный друг Святослав! — писал он ему в ответ на письмо. — Ты не можешь вообразить, как ты меня обрадовал своим письмом. У меня было на совести твое несчастье, меня мучила мысль, что ты за меня страдаешь...»
Казалось, что приказ для Лермонтова милостив. Но Нижегородский полк стоял на Кавказе, где шла война; Лермонтова посылали под пули в надежде навсегда избавиться от беспокойного поэта. Но Лермонтов знал, что поступил так, как должен был поступить. Недаром в стихотворении «Кинжал», написанном несколько позднее, он говорил:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.

Когда после многих дней пути Лермонтов увидел снеговые горы Кавказа, когда потом бродил по аулам, сидел вечером где-нибудь у сакли или, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами, ездил верхом по горам, он чувствовал себя почти счастливым. «Хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит»,— писал он Святославу Раевскому.
Лермонтов много рисовал, писал красками, делал наброски, рисунки, изображающие Дарьяльское ущелье с замком Тамары, развалины на берегу Арагвы, окрестности Тифлиса (Тбилиси), автопортрет, на котором он изобразил себя в черкеске, с наброшенной на плечи буркой.
На Кавказе в то время жили сосланные на поселение декабристы, которым Николай I «милостиво» заменил сибирскую ссылку солдатской службой в «теплой Сибири», как декабристы называли тогда Кавказ.
«Лермонтов часто захаживал к нам, — вспоминал один из них,— и охотно и много говорил с нами о разных вопросах личного, социального и политического мировоззрения». Особенно полюбил он поэта-декабриста Александра Ивановича Одоевского, автора известного стихотворения, написанного в ответ на послание «В Сибирь» Пушкина. Одоевский двенадцать лет провел в ссылке, затем был переведен на Кавказ, где и умер.
Я знал его — мы странствовали с ним
В горах востока... и тоску изгнанья
Делили дружно...—

писал Лермонтов позднее в стихотворении «Памяти А. И. Одоевского».
Во время своих странствований Лермонтов наблюдал жизнь горцев, записывал народные песни, предания, легенды. В Тифлисе познакомился он с поэтами Грузии Николаем Бараташвили, Григорием Орбелиани, Александром Чавчавадзе, с его дочерью Ниной, женой покойного Грибоедова, с азербайджанским ученым и поэтом Мирза Натали Ахундовым. Ахундов хорошо знал русский язык. У него учился Лермонтов азербайджанскому языку. И, когда Лермонтов переводил сказку «Ашик-Кериб», Ахундов ему помогал. Лермонтов ничего не изменил в этой сказке — он только чудесно пересказал ее по-русски. Вероятно, Ахундов читал ему свою замечательную поэму, написанную тогда же на смерть Пушкина: «Разве ты, чуждый миру, не слыхал о Пушкине, о главе собора поэтов? 0 том Пушкине, которому стократно гремела хвала со всех концов света за его игриво текущие песнопения!.. Будто птица из гнезда, упорхнула душа его — и все, стар и млад, сдружились с горестью. Россия в скорби и воздыхании восклицает по нем: «Убитый злодейской рукой разбойника мира».
Разными словами, но с одинаковым чувством глубокой горести и любви говорили о Пушкине русский и азербайджанский поэты, и это особенно сблизило их. Возможно, что еще в Петербурге, до своей ссылки, Лермонтов начал писать «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». На Кавказе он продолжал работу над «Песней», окончил ее и отправил в Петербург. Печатать эту «Песню» ссыльного Лермонтова цензура сначала не разрешила. Тогда Василий Андреевич Жуковский, которому «Песня» очень нравилась, стал хлопотать о разрешении ее напечатать и получил его.
Кажется, что Лермонтов не сочинил ее, а записал старинную русскую песню со слов какого-нибудь сказочника. Герой «Песни» — Степан Калашников, человек сильный, гордый; защищая свою честь, свое человеческое достоинство, он убивает царского опричника. Царь казнит его за это. На казнь Калашников идет спокойно, как-бы бросая вызов царю: он знает, и вместе с ним знает читатель, что правда на его стороне.
Замечательно показаны в «Песне» картины Московской Руси: пир у царя Грозного, жизнь купеческой семьи того времени, кулачный бой на Москве-реке, казнь Калашникова...
И в старинных преданиях Кавказа, и в русских народных песнях, сказках, былинах Лермонтова всегда привлекали образы смелых, мужественных людей.
В январе 1838 года Лермонтов был возвращен из ссылки в Петербург и в феврале отправился в Новгород в гусарский полк, где должен был служить. По просьбе бабушки уже в апреле он был переведен на прежнюю службу в лейб-гвардии гусарский полк, который стоял в Царском Селе.
В это время в «Литературных прибавлениях» к журналу «Русский инвалид» была напечатана «Песня», но вместо имени автора под стихами стояла подпись: ... — въ.
«Не знаем имени автора этой песни... — писал Белинский, — но если это первый опыт молодого поэта, то не боимся попасть в лживые предсказатели, сказавши, что наша литература приобретает сильное и самобытное дарование».
У Лермонтова к этому времени, кроме «Песни», было уже написано несколько поэм и драм, лежал незаконченный роман «Вадим», был начат новый роман — «Герой нашего времени», в пятый и шестой раз переделывался «Демон» и было написано больше трехсот стихотворений. Но, вероятно, стихотворений было гораздо больше — одни утеряны самим Лермонтовым, другие, может быть, остались в каких-нибудь до сих пор не обнаруженных альбомах, многое, вероятно, пропало при пересылке почтой. В то время почту возили на лошадях, дороги были скверные; курьеры, которые возили почту, подвергались разным опасностям: приходилось отбиваться от нападавших иногда в пути горцев, переходить вброд реки, горные потоки. Часто, чтобы спасти себя, курьеры бросали почту. Так погибло много стихотворений, написанных на Кавказе во время первой ссылки, которые Лермонтов, исправив, переписывал в тетради и отсылал друзьям в Петербург.
Печатать свои стихи Лермонтов, как всегда, решительно отказывался, и, когда еще в 1835 году один из друзей послал в журнал его поэму «Хаджи Абрек» и ее там напечатали, Лермонтов был очень недоволен.
И все-таки «Демон» Лермонтова, его стихи «Бородино», «Смерть поэта», «Кинжал» и многие другие были известны во многих местах.. Их списывали все: гимназисты, кадеты, грамотные крепостные крестьяне, писатели, офицеры, живущие в провинции. Стихи Лермонтова переписывались наряду с запрещенными стихами Рылеева, Пушкина, с комедией Грибоедова «Горе от ума», «Путешествием из Петербурга в Москву» Радищева. То, что особенно нравилось, переписывали не только для себя, но и для родных, друзей; так, например, Алексей Васильевич Кольцов писал Белинскому, что он для него списывает «Демона».
Почти в каждом доме были рукописные тетради со стихами и прозой. Книг тогда издавалось немного, в хрестоматии и сборники помещали только дозволенные стихи, поэтому и приходилось каждому любителю литературы составлять для себя особый рукописный сборник. Иногда в таких сборниках было до тысячи страниц, потому что многие начинали составлять их с самого детства. Читая воспоминания разных людей о том далеком времени, мы узнаем, как терпеливо, любовно переписывались целые книги, которые теперь издаются миллионными тиражами.
С начала 1839 года в журнале «Отечественные записки» стали появляться одно за другим стихотворения Лермонтова: «Дума», «Поэт», «Не верь себе» и другие. В это время в Петербург переехал Белинский и стал заведовать критическим отделом этого журнала. Вокруг журнала собрались такие писатели, как Герцен, Огарев, Кольцов, Лермонтов, немного позднее — Некрасов, Тургенев. Почти в каждой новой книжке «Отечественных записок» появлялось одно или несколько стихотворений Лермонтова, отрывки из «Героя нашего времени», большая статья Белинского.
«Я помню, с какой жадностью, с какой страстью мы кидались на новую книжку журнала, когда нам ее приносили еще с мокрыми листами и подавали обыкновенно в середине дня, после нашего обеда, — вспоминает Стасов, который тогда еще учился. — Тут мы брали книжку чуть не с боя, перекупали один у другого право ее читать раньше всех; потом все первые дни у нас только и было разговоров, рассуждений, споров, толков, что о Белинском да о Лермонтове».
А для Лермонтова это были годы, в которые все резче определялось его отношение к царскому правительству, к тому правительству, где главными помощниками царя Николая I были граф Бенкендорф, всю жизнь преследовавший Пушкина, начальник штаба корпуса жандармов генерал Дубельт, министр просвещения граф Уваров, который ненавидел русскую литературу и говорил: «Хочу, наконец, чтобы русская литература прекратила свое существование, тогда я, по крайней мере, буду спать спокойно». Эти люди неустанно следили за всем и за всеми. За проявление малейшего недовольства властью сажали в тюрьмы, ссылали.
Жить в России людям честным, которые хотели работать для блага родины, становилось все труднее. Что делать? Вот вопрос, который задавали себе тысячи и тысячи молодых людей. Не находя на него ответа, многие томились в бездействии, часто теряли веру в свои юношеские мечты о свободе родины, о счастье народа, становились ненужными, «лишними» людьми.
Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща, мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно-малодушны,
И перед властию — презренные рабы,—

писал Лермонтов в стихотворении «Дума», обращаясь к своим современникам и упрекая их в бездеятельности, в позорном малодушии. Сам он не умел, не хотел стоять в стороне от жизни, он стремился к деятельности, к борьбе и, как Пушкин, остро чувствовал свою ответственность поэта перед родиной, перед народом. Он знал, что единственное его оружие в борьбе — стихи и что он не имеет права молчать.
Друзьям иногда казалось, что все дается ему легко и быстро. Они видели, как в минуты вдохновения на клочках бумаги, почти без помарок, писал он такие стихи, как «Тучи» или «Казачья колыбельная песня».
Рассказывают, как однажды на Кавказе остановился он в хате простой казачки, которая укладывала спать ребенка и пела грустную народную песню о сыне, которого ожидает в будущем жизнь, полная тревог и опасностей. Лермонтов долго слушал, а потом тут же набросал свою колыбельную песню. Говорили, что так же вдохновенно и быстро была написана поэма «Мцыри». Но созданная, казалось, одним дыханием, эта поэма, прежде чем была написана, годы жила в душе поэта. В нее вложил он самые заветные свои чувства, много раз пережитые, самые яркие свои мысли, много раз передуманные. Он рассказал в ней о мальчике-горце Мцыри, которого взяли в плен и привезли в монастырь. Выросший на воле, мальчик долго не мог привыкнуть к неволе, долго томился тоской и мечтами по родной стороне. Однажды осенней ночью он убежал из монастыря.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.

Всего несколько дней провел Мцыри на воле; он видел глубокое голубое небо, пышные поля, горные хребты Кавказа, покрытые вечным снегом. Он вспоминал отцовский дом, родной аул; он храбро бился с барсом и победил его. Раненый, он не хотел сдаваться, пока не потерял сознания. Его нашли монахи недалеко от монастыря, и вот он снова в темнице. Мцыри умирает; перед смертью он рассказывает старому монаху о себе, о своей жизни, о своих мечтах.
Я знал одной лишь думы власть—
Одну — но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла,—

говорил он.
Такая пламенная страсть к свободе, к борьбе жила в душе каждого честного, свободолюбивого человека в царской России. Мысли, настроения, мечты Мцыри — это мысли, настроения и мечты всех передовых людей того времени. Поэтому так зачитывались они этой поэмой, так волновала она их.
Много лет спустя после того, как поэма была написана, Софья Васильевна Ковалевская, знаменитый русский математик, вспоминала, что она, прочтя «Мцыри», в течение нескольких дней ходила как сумасшедшая, повторяя вполголоса строки из «Мцыри». Ей было тогда лет пятнадцать, но она уже начинала понимать глубокий смысл поэмы. Неволей для нее, для тысяч русских людей, юношей и девушек, для самого Лермонтова была жизнь в царской России с ее жандармами и тюрьмами, с предателями и трусами - с людьми, которые не знают счастья любви к родине, не дорожат ее славой.
0 таком человеке — предателе родины — написал Лермонтов в те же годы, когда писал «Мцыри», другую поэму — «Беглец». Он рассказал в ней горскую легенду о трусливом Гаруне, который бежал с поля битвы:
Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла;
Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла;
Отец и два родные брата
За честь и вольность там легли,
И под пятой у супостата
Лежат их головы в пыли.
Их кровь течет и просит мщенья,
Гарун забыл свой долг и стыд
Он растерял в пылу сраженья
Винтовку, шашку — и бежит!

Гарун вернулся домой один. По обычаю кавказских горцев, он должен был унести с поля сражения тела погибших родных, товарищей. Он не сделал этого; он совершил гнусный поступок и не имеет права ни на нежность девушки, ни на дружбу товарищей, ни на любовь матери.
— молчи, молчи, гяур лукавый,
Ты умереть не мог со славой,
Так удались, живи один.
Твоим стыдом, беглец свободы,
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус — и мне не сын!..

говорит ему мать.
Отвергнутый всеми, Гарун покончил с собой — ему нет места в родной стране.
Вот об этих больших вопросах — о свободе, о любви к родине, о мужестве, честности в отношении к себе, к людям — думал Лермонтов постоянно, и, по мере того как он становился старше, эти думы крепли, мужали вместе с ним.
Писал он много, но никогда вполне доволен собой не был. Он часто уничтожал свои стихи, не прочитав их никому, сомневался в себе, не всегда был уверен в том, годится ли стихотворение для печати. К критическим замечаниям друзей он охотно прислушивался, и у него, как говорили, не было никогда ложного авторского самолюбия.
Каждое новое стихотворение Лермонтова приводило в восторг Белинского. Как-то, прочитав стихотворение «В минуту жизни трудную...», он воскликнул: «Что за прелесть! А он — Лермонтов - еще спрашивает: годится ли?»
Известность Лермонтова росла: о нем говорили, знакомства с ним добивались. Но он хорошо знал, что среди людей высшего общества, которые улыбаются ему, у него много врагов. Ему скучно и тоскливо было в этом светском, пустом обществе, его тяготили обязанности гвардейского офицера. Все реже стал он бывать в свете, все настойчивее говорил, что хочет уйти в отставку, посвятить себя целиком литературе.
У него появились новые знакомые. Он стал бывать в доме у Екатерины Андреевны Карамзиной, вдовы писателя Карамзина; у писателя Владимира Федоровича Одоевского; у Александры Осиповны Смирновой, где встречался с Василием Андреевичем Жуковским, Петром Андреевичем Вяземским, Александром Ивановичем Тургеневым, который провожал в последний путь гроб с телом Пушкина. Все эти друзья Пушкина ценили и любили молодого поэта. Другом Лермонтов был верным, и дружба для него была священным чувством. Истинные друзья ценили его за это, верили высокой душе поэта, его любящему сердцу, хоть и досадовали иногда на него за какое-нибудь меткое прозвище, за острый язык, неугомонный характер.
Сблизился Лермонтов тогда и с кружком молодежи. В этом кружке было шестнадцать человек — они так и называли себя: «кружок шестнадцати». Обычно вечером, после бала или театра, участники кружка собирались вместе. Говорили обо всем: и о театре, и о прошлом и будущем России, и о декабристах, и о новых произведениях литературы. Говорили смело, судили обо всем решительно и резко. Слух об этом кружке скоро разнесся по городу, дошел до начальства, которое пригрозило «разорить гнездо».
Лермонтов не скрывал своего отношения к свету, к правительству; его смелые, обличительные стихи становились опасными для властей. Против Лермонтова были все те подлые и низкие люди, которые ссылали, казнили декабристов, убили Пушкина...Они снова позаботились о том, чтобы убрать подальше беспокойного поэта. Была подстроена ссора его с сыном французского посланника. Тот вызвал Лермонтова на дуэль. Враги Лермонтова надеялись, что на этой дуэли он либо будет убит, либо его можно будет судить за убийство француза. Дуэль состоялась в феврале 1840 года, и, хотя окончилась без крови, Лермонтова арестовали и посадили под арест в ордонанс-гауз — так называлась петербургская офицерская тюрьма.
Сюда пришел к нему Виссарион Григорьевич Белинский. В первый раз за всe время знакомства они говорили долго, задушевно о литературе, о Пушкине, о самом Лермонтове. Вспоминая об этой встрече, Белинский писал: «Недавно был я у него в заточенье и в первый раз поразговорился с ним от души. Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного. О, это будет русский поэт с Ивана Великого! Чудная натура!»
В апреле 1840 года Лермонтов был приговорен ко второй ссылке на Кавказ.
В последний вечер перед отъездом друзья собрались, чтобы проститься с ним. Все были взволнованы и опечалены. Лермонтов стоял у окна, смотрел на весеннее петербургское небо и прочел свое новое стихотворение «Тучи» — может быть, только что написанное.
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно — холодные, вечно — свободные,
Нет у вас родины; нет вам изгнания,—

писал он, сравнивая свою судьбу гонимого поэта с вечными странниками — тучами.
Давно, еще шестнадцатилетним мальчиком, обращаясь к Пушкину, Лермонтов написал стихотворение, в котором были такие строки:
Изгнаньем из страны родной
Хвались повсюду как свободой;
Высокой мыслью и душой
Ты равно одарен природой;
Ты видел зло и перед злом
Ты гордым не поник челом.

Порывистый, горячий, полный творческих замыслов, с душой, oткрытой для всего прекрасного, он с достоинством встречает и эту ссылку. Так же как Пушкин, он гордится своим изгнанием. «Надо было обладать беспредельной гордостью, чтоб высоко держать голову, имея цепи на руках и ногах», — говорил о нем Герцен.
В начале мая Лермонтов уже ехал на Кавказ. По дороге ненадолго остановился он в Москве и 9 мая был на именинном обеде у Николая Васильевича Гоголя. Гоголь жил на Девичьем поле у историка Погодина. В огромном саду, в широкой липовой аллее, было накрыт парадный стол. Собралось много гостей; среди гостей был актер Михаил Семенович Щепкин, поэт Евгений Абрамович Баратынский, друг Пушкина Петр Яковлевич Чаадаев и другие известные писатели, ученые. Гости уже сидели за столом, когда в конце аллеи показался Лермонтов. Он был уже в форме Тенгинского полка — в зеленом мундире с высоким красным воротником. Его весело и шумно приветствовали. А после обеда стали просить что-нибудь прочесть из своих произведений. Он прочел отрывок из новой поэмы «Мцыри», который восхитил всех. На другой день Гоголь и Лермонтов встретились снова и беседовали до двух часов ночи. Это было последнее свидание двух великих русских писателей.
В Ставрополе, куда прибыл Лермонтов, его прикомандировали к отряду, выступающему против горцев. Здесь среди офицеров были у него друзья — брат Пушкина, Лев Сергеевич, и другие. Были и неприятные ему люди: гвардейские офицеры — светские франты, которые участвовали в сражениях только ради чинов и орденов.
Все лето и осень провел Лермонтов в отряде. В кровопролитных битвах, в трудных походах удивлял он всех, даже старых джигитов, своей храбростью и удалью. Солдаты любили его — с ними он был прост, он считал, что должен делить с ними все трудности походной жизни.
Одно из самых жестоких сражений было при реке Валерик - «реке смерти» на языке горцев. О нем рассказал Лермонтов в стихотворном послании к Вареньке Лопухиной, которую все еще продолжал любить: «Я к вам пишу — случайно! право...»
Просто, правдиво и точно рассказал он в нем о подготовке к бою, о продвижении отряда вперед, о последней схватке, о самой битве:
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили...

Kончен бой; погибли в бою друзья, товарищи; все затихло.
Oкрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом-
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы — и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно н напрасно
Один враждует он — зачем?

И в этом и в других боях Лермонтов отличился и три раза был представлен к награде, но Николай I ни одного представления не утвердил.
А в то время, когда Лермонтов воевал на Кавказе, по России разошлось первое его большое прозаическое произведение «Герой нашего времени» Работать над ним Лермонтов начал в 1838 году, задумал его еще в первой ссылке, когда жил на Горячих водах, ездил по казацким станицам, был в маленьком приморском городке Тамани, где его чуть не убили контрабандисты, был в Грузии.
Отдельные части этой повести — «Бэла», «Фаталист», «Тамань» — печатались еще в 1839 году в журнале «Отечественные записки» и теперь с добавлением еще двух частей — «Княжна Мери», «Максим Максимыч» — вышли под общим заглавием: «Герой нашего времени». Кто же этот герой? Печорин — гвардейский офицер, переведенный из Петербурга в кавказский армейский полк. Умный, сильный и гордый человек, он не может найти применения своим силам в глухое время, наступившее после восстания декабристов, чувствует себя одиноким, непонятым. Он растрачивает свою жизнь на мелочи, в то время как он чувствовал, что рожден для какой-то особой, высокой цели; но этой цели он не сумел увидеть, как видели ее многие лучшие русские люди.
Рядом с главным героем, Печориным, Лермонтов показал и доброго, честного русского человека, служившего на Кавказе, — офицера Максима Максимыча, и гордую красавицу Бэлу — дочь гopского князя, и светскую барышню — княжну Мери, так беззаветно любивших Печорина. В романе мы видим и множество других людей, которых встречал во время своих странствований по Кавказу Лермонтов. Он глубоко понимал и верно оценивал всех этих людей, хорошо знал быт и нравы горцев и чудесно описывал природу Кавказа, которую так любил с самого детства.
Белинский писал о романе: «Не будем хвалить этой книжки, похвалы для нее так же бесполезны, как безопасна брань. Никто и ничто не помешает ее ходу и расходу, пока не разойдется она до последнего экземпляра... и так будет продолжаться до тех пор, пока русские будут говорить русским языком».
И мы знаем, как по всей России любили и читали этот роман Лермонтова. «Мне было шестнадцать лет, — вспоминает дочь Пушкина, — я с восторгом юности зачитывалась «Героем нашего времени» и все расспрашивала о Лермонтове, о подробностях его жизни и дуэли». Высоко ценили прозу Лермонтова Гоголь, Чехов, Толстой, Горький. «Никто еще не писал у нас такой правильной и благоуханной прозой», — говорил Гоголь. Позднее Чехов не раз повторял, что не знает «языка лучше, чем у Лермонтова». А Толстой говорил: «Какие силы были у этого человека! Что бы сделать он мог! Он начал сразу как власть имеющий!»
В 1840 году, когда Лермонтов был еще в ссылке, в Петербурге вышла книга: «Стихотворения М. Лермонтова». Подготовляя ее к печати, Лермонтов из нескольких сот стихотворений отобрал всего двадцать шесть и включил в книгу две поэмы: «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» и «Мцыри». Сборник получился маленький, но этот маленький сборник окончательно закрепил за ним славу большого поэта.
В начале 1841 года бабушка, которая была очень слаба и стара, выхлопотала внуку разрешение приехать в Петербург для свидания с ней. Лермонтов надеялся, что ему удастся остаться в Петербурге, уйти в отставку и посвятить себя литературе. Никогда еще не чувствовал он такого прилива творческих сил, как в этот приезд. Белинский, который видел его в это время, говорил о том, как много было у Лермонтова литературных замыслов, что мечтал он написать три романа из трех эпох жизни русского общества: века Екатерины II, Александра I и настоящего времени. В журнале «Отечественные записки» одно за другим появлялись стихотворения Лермонтова. В апрельском номере было напечатано стихотворение «Родина». Казалось, он вложил в него всю силу своей страстной любви к родине, к той родине, где в печальных деревнях, в избах, крытых соломой, жил и томился в неволе родной народ.
В Петербурге Лермонтов пробыл всего несколько месяцев — ему приказано было в сорок восемь часов покинуть столицу.
В лицо своим врагам, дворянской знати, бросал он, уезжая, свой «железный стих, облитый горечью и злостью»;
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, покорный им народ.
Быть может, за хребтом Кавказа
Укроюсь от твоих царей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.

Ему было тяжело, тревожно. Прощаясь с друзьями, он говорил о близкой смерти. Один из друзей, писатель Владимир Федорович Одоевский, подарил ему записную книжку в кожаном переплете и на первой странице написал: «Поэту Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга с тем, чтобы он возвратил мне ее сам, и всю исписанную».
Через несколько дней Лермонтов уехал на Кавказ. С дороги он писал своему другу С. Н. Карамзиной: «Я не знаю, будет ли это продолжаться, но во время моего путешествия мной овладел демон поэзии. Я заполнил половину книжки, которую мне подарил Одоевский, что, вероятно, принесет мне счастье».
В его записной книжке остались последние тревожные и печальные стихи: «Дубовый листок», «Утес», «Выхожу один я на дорогу...».
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Cпит земля в сиянье голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!—
Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы.
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.

Возвратить книжку Лермонтову самому не пришлось — он был, так же как Пушкин, убит на дуэли.
Лермонтова вызвал на дуэль его бывший товарищ по юнкерской школе Мартынов, человек пустой и ничтожный. Нашлись люди, которые постарались разжечь в нем злобу против Лермонтова, внушить ему, что Лермонтов издевается над ним. Эти люди знали, что смерть поэта будет угодна царскому правительству и что для них она пройдет безнаказанной.
Дуэль состоялась недалеко от Пятигорска, у подножия горы Машук. Был вечер. Черная грозовая туча поднималась над горой. Секунданты подали противникам знак сходиться. Лермонтов стоял спокойно, подняв пистолет дулом вверх — он не хотел стрелять. Мартынов быстро подошел к барьеру, прицелился, выстрелил. Лермонтов был убит.
Это было 15 июля 1841 года.