"О творчестве Горького", сборник статей под ред. И.К.Кузьмичева Горьковское книжное издательство, 1956 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
Л. М. ФАРБЕР.
ОБЩЕСТВЕННО-ЛИТЕРАТУРНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПАМФЛЕТА М. ГОРЬКОГО "О ПИСАТЕЛЕ, КОТОРЫЙ ЗАЗНАЛСЯ"
Рассказ-памфлет Горького «О писателе, который зазнался» (1900) носит ярко выраженный программный характер. Он подытоживает мысли молодого Горького о роли литературы, об отношении искусства к действительности, об отношении революционного писателя к буржуазному читателю, к социальному устройству общества в целом. Ленинская «Искра» дала высокую оценку этому рассказу, указав, что Горький в нем «...клеймил холопство, трусость, полнейшее отсутствие активности, господствующие в современном обществе» (1). Эстетические взгляды Горького в памфлете теснейшим образом связаны с общественно-политическими взглядами писателя, с его взглядами на «современное общество» в целом. В той же корреспонденции, в которой давалась оценка рассказу «О писателе, который зазнался», ленинская «Искра» приводила полный текст адреса, поднесенного Горькому революционной молодежью Нижнего Новгорода по поводу высылки писателя из города. В адресе, между прочим, указывалось: «Мы возмущены совершенным и совершаемым над Вами насилием и считаем его проявле- ---------------------------------------
1. «Искра», изд. «Прибой», т. II, Л. 1926. стр. 134. «Искра», № 15, от 15 января 1902 г., разд. «Из нашей общественной жизни», корресп. «Из Нижнего Новгорода». --------------------------------------- нием тех безобразных условий русской жизни, которые давят всякого честно мыслящего и чувствующего человека и так нуждаются в освежающей буре» (1). Именно в это время Горький переходит от революционно-романтического прославления Сокола-борца к реалистической аллегории «Буревестника». «Буря — это движение самих масс,— пишет В. И. Ленин.— Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян» (2). Величайшее историческое событие — появление революционного пролетариата, становящегося во главе народных масс,— и отразил Горький в эти годы: вспомним образы рабочих («Фома Гордеев»), Грачева («Трое»), Нила («Мещане»), Буревестника и Человека («На дне» и поэма «Человек»).
Эпоха рождения пролетарской революционности вызвала к жизни и рождение новой эстетики. Памфлет Горького, созданный в конце 1900 года,— яркая страница борьбы пролетарского писателя за новое искусство, новую эстетику, важная ступень, связанная с закономерным движением Горького к социалистическому реализму. Поводом к созданию памфлета «О писателе, который зазнался» послужил так называемый «инцидент в Московском Художественном театре». Слова Горького, сказанные в фойе Художественного театра, гневно обращенные к «почитателям», к «публике», заключали в себе страстное обличение буржуазной интеллигенции, занимающейся, по словам Горького, «пошлыми пустяками» в своем праздном любопытстве к личности писателя. В рассказе «О писателе, который зазнался» Горький, продолжая эту мысль, пишет: «...Мне кажется, будто вы меня за то любите, что я не ношу сюртука, и в своих рассказах часто употребляю неприличные слова. И порой мне думается, что, если бы я научился лирические стихи левой ногой писать, вы бы еще теплее, еще с большим вниманием отнеслись бы ко мне» (т. 5, стр. 309).
----------------------------------------- 1. «Искра», изд. «Прибой», т. II, Л. 1926, стр. 1332. В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 15. ------------------------------------------- Одно выражение в обращении Горького к «публике» в фойе Художественного театра дало возможность буржуазным газетам попытаться заглушить социальную остроту выступления писателя и переключить внимание на анекдотичность происшествия. Горький сказал: «я — не утопленник, не Венера Медицейская, не балерина». Всячески выделяя лишь эти слова, буржуазные газеты обвинили его в «избалованности критикой и читателями» («Новое время»), в «зазнайстве» («Новости»). Это и было попыткой исказить смысл инцидента, перевести все в плоскость анекдота о «зазнавшемся» писателе. Масла в огонь подлили и некоторые друзья Горького. Так, Л. Андреев в фельетоне «Русский человек и знаменитость», горячо защищая Горького от нападок прессы, сделал акцент лишь на фразе писателя о балерине, Венере и утопленнике. «Нет, господа почитатели,— писал Л. Андреев,— несите ваши восторги тенорам, борцам, призовым лошадям, балеринам, но оставьте писателей...» (1) Другой друг Горького, Н. Д. Телешов, бывший свидетелем происшествия в фойе Художественного театра, послал в редакцию газеты «Курьер» письмо («Курьер», № 319, от 17 ноября 1900 г.), которое носило адвокатский характер. Уже эта адвокатская защита ставила Горького в неловкое положение человека, которого должны оправдывать, защищать, который должен уточнять обстоятельства, чтобы все увидели, что он совсем не «зазнался», не оскорбил публику и т. д. Горький в ответ на это письмо в «Курьере» пишет самому Телешову: «Спасибо, голубчик. Чорт с ними. Пусть пишут, пусть ругаются и т. д. Я тоже буду писать и ругаться. От этого, кроме пользы для всех — ничего не воспоследует». (2) Если вдуматься в строки и тон письма и других высказываний Горького по этому поводу, то нетрудно заметить, что за словами писателя «Спасибо, голубчик» и др. кроется неудовольствие этим адвокатским письмом Телешова в «Курьере»: извиняться не надо, они — враги, отношения должны быть ясными. Сам Горький в своем письме в редакцию газ. «Северный курьер» (№ 373 от 18 ноября 1900 г.) по поводу инцидента в Художественном театре указывал: «Я сказал вот что: «Мне, господа, лестно ваше внимание, спасибо — но я не по- ---------------------------------------- 1. Л. Андреев, Собр. соч., издание Маркса, т. 6, 1910 г., стр. 233. 2. Н. Д. Телешов, «Записки писателя>, М., 1943 г., стр. 120.
--------------------------------------- нимаю его. И — не Венера Медицийская, не балерина, не утопленник; что интересного во внешности человека, который пишет рассказы... Сказав это, я извинился, хотя этого не надо было делать. Этим письмом я только протестую против искажения моих слов, но не извиняюсь...(1) Инцидент в Московском Художественном театре — это открытое, смелое, принципиальное выступление революционного писателя против буржуазных читателей-«почитателей». По свидетельству Скитальца, Горький после инцидента в Художественном театре, вернувшись в Нижний, «...не желая даже разговаривать о неприятном случае и засев на несколько дней в кабинете, чертыхаясь, написал по этому поводу великолепный памфлет «О писателе, который зазнался» (2). Форма рассказа-памфлета Горького связана с инцидентом в Художественном театре: это — разговор писателя, который «зазнался», со своими «почитателями» — врагами. Уже эта форма, избранная Горьким для своего памфлета подчеркивает то обстоятельство, что писатель видел в инциденте в Художественном театре не фактик мелкого, анекдотического значения, а факт большой общественной значимости — факт открытой борьбы революционного писателя с «почитателями»-врагами. Такую оценку инцидента в Художественном театре пора утвердить и в горьковедении.
По своей внешней форме памфлет Горького «О писателе, который зазнался» чрезвычайно похож на рассказ Вересаева «На эстраде». Можно предположить, что рассказ Вересаева, созданный в том же 1900 году и опубликованный в 1902 году, написан в связи с нашумевшим инцидентом в Художественном театре. Большое сходство композиции рассказов Горького и Вересаева может быть объяснено тем, что оба писателя отталкивались от одного жизненного факта. Сущность идеи Горького в его памфлете «О писателе, который зазнался» становится яснее, если сравнить его с рассказом Вересаева «На эстраде».
------------------------------------------ 1. "М. Горький и А. Чехов", сб. материалов, Гослитиздат, М. 1951, стр. 148—149 2. «Октябрь», № 6, 1937 г., стр. 99. -----------------------------------------
Писатель Осокин, выражающий отчасти мысли самого Вересаева, с отвращением видит в себе черты мещанина, с омерзением замечает, что между ним и буржуазно-мещанской публикой, которая ему рукоплещет, есть «какая-то крепкая, тайная связь». Осокин решается на смелое выступление против своих «почитателей». Он чувствует, что это решение есть в его жизни «минута ужасная», «болезненно-яркая». Вскочив на подоконник, «задыхаясь», Осокин начал свой страстный монолог, который и составляет основное содержание рассказа «На эстраде». Осокин обличает буржуазную «публику»: «Вы устали бороться, не боровшись, вы устали любить, не любивши». Но это «обличение» напоминает самопризнание декадентов: Мы устали преследовать цели, Для работы затрачивать силы. (Ф. Сологуб). Начав говорить под влиянием отвращения к мещанской «публике», Осокин обрушивается в своем монологе не на нее, а на себя, обличение превращается в саморазоблачение. Осокин разоблачает бескрылость, отрыв от жизни буржуазной литературы. Он говорит: «Художник замахивается на жизнь бичом, но в момент удара бич его превращается в мягкую гирлянду душистых ландышей... Подобно буферу вагона, искусство дает человеку возможность легко и приятно переживать все самые тяжелые душевные толчки... Жизнь вызывает в нас порыв броситься в битву, а мы этот порыв претворяем в красивый крик и несем его к вам... дело это все-таки остается лишь словом... Там внизу дико бурлит и грохочет громадная жизнь. Наши арфы отзываются на этот грохот слабым меланхолическим стоном и будят гармонические отклики в струнах ваших душ». Так герой Вересаева подчеркивает свою общность с «публикой»: стон его арфы повторен в струнах душ его читателей. «Мы с вами тесные союзники»,— заявляет он, и в своем обличении уже не различает себя, «творца», и свою «публику». Они — по одну сторону баррикады, они — одно целое, буржуазный писатель и буржуазный читатель. Писатель же Горького с самого начала до конца памфлета подчёркивает, что он и «публика» — непримиримые враги, они — по разным сторонам баррикады, они — представители разных миров. Выступить против «публики» Писатель Горького решил именно потому, что его ужаснуло «зловещее сомнение в принадлежности самому себе», потому, что «публика» захотела смотреть на него как на свою собственность, как на мячик, которым можно играть. Он видит в публике «благовоспитанных потомков Иуды Искариота, Игнатия Лойолы и всех других христопродавцев» (т. 5, стр. 308). Истинный друг Писателя, желаемый читатель — это не благовоспитанный потомок предателей, а тот народ, который книг не читает, а живет своим бытом и который «делает что-нибудь хорошее, и потом это хорошее называют историей» (т. 5, стр, 309). Обращаясь к «публике», Писатель восклицает: «Вы же, господа, творите не историю, а скандалы» (там же, стр. 309). Эта «публика» — или «рабы жизни», или «наглые хозяева ее», они — «мещане, временно заступающие настоящих людей» (там же, стр. 310). «Жизнь не дрогнула бы, если бы вы сразу исчезли из нее»,— заявляет Писатель (там же, стр. 311). Дети этой «публики» — лишь «свежая известь, которою замазали трещину в старом здании. Это тяжелое грязное здание все пропитано кровью людей, которых оно раздавило. Оно сотрясается от дряхлости, охвачено предчувствием быстрого разрушения и в страхе ждет толчка, чтобы с шумом развалиться. И уже зреют силы для толчка, они нарастают, они едва могут сдержать себя и то там, то тут вспыхивают пламенем нетерпения. Они придут, тогда старое здание задрожит, рухнет на головы вам и раздавит вас, хотя вы только за то достойны казни, что ничего не сделали. Но невинных нет в жизни!» (там же, стр. 312). Последнее замечание чрезвычайно значительно: ничего не делать, чтобы изменить эту жизнь, означает, по Горькому, поддерживать эту жизнь. Буржуазную «публику» не уничтожить проклятьем, ее можно уничтожить, если разрушить все здание. «И если бы я верил в силу проклятья, я проклял бы всех, но я верю в нечто другое — скоро придут иные люди, люди смелые, честные, сильные, — скоро!» — заключает Писатель. Это «скоро» из рассказа Горького перекликается со «Скоро грянет буря!» из «Песни о Буревестнике». Таким образом, у Вересаева в рассказе «На эстраде» — саморазоблачение буржуазного писателя, у Горького же — разоблачение пролетарским писателем буржуазного либерализма интеллигенции, разоблачение основ буржуазно-самодержавной России вообще. Первое публичное чтение Горьким этого произведения состоялось на прощальном банкете, перед отъездом писателя в Крым, в Нижнем Новгороде 6 ноября 1901 г. и также вызвало инцидент, имеющий большую общественную значимость. Об этом подробно сообщала ленинская «Искра» в № 15 от 15 января 1902 г.
От создания этого памфлета (октябрь—ноябрь 1900 г.) до первого публичного чтения его автором прошел год. За этот год памфлет был отпечатан в Москве литографским способом (март 1901 г.), напечатан в двух номерах рукописного подпольного журнала семинаристов в Нижнем Новгороде (1). Появилось также довольно верное изложение содержания памфлета в издававшихся под редакцией П. М. Ольхина «Литературных вечерах нового мира» (№ 4 за апрель 1901 г., стр. 253—254). Наконец, за два дня до банкета, 4 ноября 1901 г. памфлет был опубликован в г. Ташкенте в газете «Русский Туркестан», где он появился только благодаря тому, что в глубокой провинции, какую представлял собой тогда Ташкент, меньше ощущалось давление Главного Цензурного управления. Но известность рассказ-памфлет Горького приобрел не благодаря этим (и другим — гектографированным) публикациям, а благодаря публичному чтению его автором на банкете в Нижнем Новгороде, что по существу было продолжением инцидента в Художественном театре. Буржуазные интеллигенты, собравшиеся на банкете, слушали рассказ о Писателе, который бросает в лицо своим «почитателям» слова удивительной взрывчатой силы,— и в то же время чувствовали себя как бы «героями» этого рассказа — так как о них говорит Писатель Горького и писатель Горький. За несколько дней до банкета Горький писал Пятницкому: «Провожать меня хотят довольно демонстративно: устраивают обед — что не весьма мне приятно... Это хорошо, потому что оппозиционно, но это может быть и не хорошо, ибо я во время обеда могу сказать такую штуку, что мои чествователи, пожалуй, подавятся от неожиданно- ------------------------------------------- 1. См. «Сибирские огни», № 7—8, 1932 г., стр. 82. ----------------------------------------- сти»...(1). На банкете Горькому поднесли адрес от лица нижегородских «почитателей»; адрес был составлен из горьковских цитат и названий его произведений; не обошлось, конечно, без упоминания о «безумстве храбрых». А в рассказе-памфлете Горького была чрезвычайно острая пародия на подобные адреса: «Один лавочник, торговавший книгами, прислал письмо следующего содержания: «М. Г. господин писатель! Будучи заинтересован, почему это публика так здорово покупает ваши многоуважаемые книги, я оные прочел, и из меня вылились следующие стихи: Как лилии в болоте, В душе моей унылой Цвели мечты и грезы О жизни без препон. Цвели они — но — кратко Цвели и — увядали, И в тине сердца гнили, И пахли очень скверно... Но ты проник мне в сердце Своим горячим словом, Как искрами осыпал, Ты мрак моей души! И запылал я страстно, И стал безумно храбрым, И ныне гордо пахну Паленою щетиной. С истинным почтением Семен Ястребов» (т. 5, стр. 307).
Нам известны воспоминания троих участников этого банкета — Богдановича (2), Гусева (3) и Нарокова (4). Все три мемуариста подчеркивают, что памфлет Горького был со злобой воспринят присутствующими литераторами, земцами, присяжными поверенными, врачами: они узнали себя в рассказе-памфлете Горького. Зато присутствующая на банкете революционная молодежь страстно, горячо приветствовала своего писателя; от молодежи Горькому был прочитан другой адрес — его полный текст приводит ленинская «Искра» в статье о банкете. О самом банкете «Искра» писала: «7 ноября из Нижнего уехал в Крым
---------------------------------------------- 1. Сб. «Проблемы соц. реализма», М. 1948 г. Ст. Б. Бялика «Горький и соц. реализм», стр. 145. (Письмо к Пятницкому от 29 октября 1901 г.) 2. «Горький в Нижнем Новгороде», 1928 г., стр. 70—72 3. «Горький на родине», 1937 г.. стр. 278—9. 4. «Театр». 1937 г., № 3, стр. 73—4.
---------------------------------------------- М. Горький, и его отъезд взбаламутил наше мирное болотище, и, видимо, уже надолго. Местная либеральная интеллигенция, присяжные поверенные, доктора и проч., решили устроить Горькому прощальный обед и поднести ему адрес. Молодежь со своей стороны тоже решила участвовать в этом банкете и воспользоваться этим случаем, чтобы раз навсегда указать этой буржуазной интеллигенции, что между ней (буржуазной интеллигенцией) и людьми, хоть сколько-нибудь желающими активно проявить свой протест против существующего строя, нет ничего общего». Статья «Искры» заканчивалась сообщением, что «на этом же банкете молодежью было решено устроить по поводу отъезда Горького демонстрацию» (т. 5, стр. 480—481). Об этой демонстрации В. И. Ленин в статье «Начало демонстраций» писал: «В Нижнем небольшая, но удачно сошедшая демонстрация 7 ноября была вызвана проводами Максима Горького. Европейски знаменитого писателя, все оружие которого состояло — как справедливо выразился оратор нижегородской демонстрации — в свободном слове, самодержавное правительство высылает без суда и следствия из его родного города» (1). Таким образом, первое публичное чтение Горьким своего памфлета «О писателе, который зазнался» было отмечено ленинской «Искрой», как факт большого общественного значения. Чтение памфлета и последующие за этим события вызвали появление первого отзыва В. И. Ленина о Горьком, что знаменует начало идейного сближения Горького с Лениным, с партией. Название рассказа-памфлета Горького «О писателе, который зазнался» В. И. Ленин использовал в своей работе «Что делать?», которая создавалась зимой 1901-1902 г., т. е. в то время, когда о банкете и демонстрации в Нижнем писали «Искра» и сам В. И. Ленин. Это был первый горьковский образ, использованный В. И. Лениным в своей работе. Следовательно, В. И. Ленин уже тогда видел в Горьком писателя-друга, писателя-соратника. И, конечно, для понимания горьковского творчества, для изучения творческого пути писателя это — факт огромного значения.
Важно подчеркнуть, что эстетические искания молодого Горького, его мысли о роли литературы в обществе, о взаимодействии литературы и действительности, выра- ------------------------------------------ 1. В. И. Ленин, Соч., т. 5, стр. 295.
--------------------------------------------- женные в памфлете «О писателе, который зазнался», шли
по линии принятия и утверждения ленинских взглядов. Горький создал свой памфлет за несколько лет до написания Лениным статьи «Партийная организация и партийная литература», заложившей основы социалистической эстетики. Тогда еще не пришло время выдвинуть «на очередь вопрос о партийной литературе», выдвинуть принцип, по которому «литературное дело должно стать частью общепролетарского дела», «составной частью организованной, планомерной, объединенной социал-демократической партийной работы». Но весь пафос рассказа Горького проникнут желанием «в противовес буржуазным нравам» увидеть иную литературу, иное искусство, служащих «не скучающим и страдающим от ожирения верхним «десяти тысячам», а миллионам и десяткам миллионов трудящихся». Горький хочет видеть литературу нужную, действенную, полезную народу — вот эстетическое кредо писателя в тот период. Одним из значительных произведений, определяющих эстетические взгляды раннего Горького, является рассказ-памфлет «Читатель» (1895г.). Это — страстный обвинительный монолог читателя, обращенный к писателю, т. е. монолог совести писателя, олицетворенной в облике Читателя. Основной вопрос эстетики — в чем общественная роль литературы и каково отношение литературы к действительности — в этом рассказе ставится с большой страстной заинтересованностью: в ответе на этот вопрос — весь смысл деятельности писателя. Горького не удовлетворяет избитая истина, что литература должна облагораживать человека. «Принято думать (1), что в общем задача литературы — облагородить человека»,— говорит писатель, но тут же указывает, что это лишь «приблизительно так» (т. 2, стр. 196). Не случайно, конечно, Горький и через 4 года, в большом письме к И. Е. Репину, комментируя свой рассказ «Читатель», сделал упор на этой мысли. Недовольство самим собой, писателем, Горький объясняет тем, что «книги ограбили его душу», что он «оперирует фактами и мыслями, которые вчитал в себя из чужих книг». «Достойно ли человека отраженным светом ------------------------------------------ 1. Выражение «принято думать» принадлежит не М. Горькому, а Ф. Батюшкову, который редактировал рассказ при первой его публикации (М. Горький. Материалы и исследования, т, II, стр. 275). ------------------------------------------ светить?» — спрашивает Горький в этом письме, и oтвечает: «Недостойно» (т. 28, стр. 100). В рассказе «Читатель» Горький утверждает, что современного человека, раба жизни, не переделать, не улучшить современной литературой. Горький бичует и человека буржуазного мира, который «не борется больше, а только приспособляется», и бескрылую, безидейную, литературу, которая не может дать человеку идеи, ради которой «он пошел бы на подвиг» (т. 2, стр. 198). Однако сам Горький, чувствуя необходимость в таком идеале, не может еще ясно сформулировать смысл его. «Кто есть твой бог?» ...— вдруг он (читатель. — Л. Ф.) ставит роковой вопрос, на который так трудно ответить человеку нашего времени, если этот человек честно относится к себе. Кто есть мой бог? Если б я знал это!.. Чувства, объединяющего все это, стройной и ясной мысли, охватывающей все явления жизни, я не нашел в себе. В душе моей много ненависти..., но еще больше сомнений в душе моей» (там же, стр. 199). Горький уже здесь ратует за искусство, которое должно стать выше современной жизни, чтобы литература «вызвала в человеке мстительный стыд и жгучее желание создать иные формы бытия» (там же, стр. 203). Надо менять жизнь — и литература должна этому помочь — вот вывод из «Читателя»: «Смысл жизни в красоте и силе стремления к целям, и нужно, чтобы каждый момент бытия имел свою высокую цель. Это было бы возможно — но не в старых рамках жизни, в которых всем так тесно и где нет свободы духу человека» (там же, стр. 205—206). Памфлет «О писателе, который зазнался» не содержит простого повторения мыслей «Читателя» — здесь развитие этих мыслей, доведение их до итоговых положений. В памфлете «О писателе, который зазнался» уже не читатель обличает писателя, а революционный писатель обнажает буржуазную сущность читателя-почитателя и полностью отрицает его, как своего читателя. В отличие от рассказа «Читатель», в памфлете «О писателе, который зазнался» Горький утверждает, что литература не только должна способствовать революционному изменению жизни, но революционное изменение жизни должно вызвать появление новой литературы. В плане негативных эстетических положений больше того, что сказал Горький в памфлете «О писателе, который зазнался», ему сказать было нечего: дальше требовалось создание позитивной теории. Вот перед ней, перед ее необходимостью и остановился Горький в этот период, и к ней, к принятию методологических основ ее от В. И. Ленина шел художник в дальнейшем. Накануне появления у революционного пролетариата политической программы борьбы за социалистическую революцию Горький заявляет о необходимости этой программы и для художника революционного пролетариата, для его эстетических воззрений и художественной практики — в этом смысл памфлета «О писателе, который зазнался». В ряде работ о Горьком можно встретить утверждение,- что в памфлете «О писателе, который зазнался» Горький повторяет положения Пушкина («Поэт и чернь») и Некрасова («Поэт и гражданин») (1). Это утверждение требует поправки. Пушкин обличал великосветскую чернь и утверждал право поэта быть независимым от ее суда; это было частью его взглядов на роль литературы — на связь литературы с жизнью народа, на утверждение реалистической основы искусства. Некрасов, идя дальше Пушкина, говорил о неразрывной связи этики и эстетики, видя истинно прекрасное в гражданственности, в призыве к борьбе против угнетателей народа. Для Горького все эти положения не требуют специальных доказательств, для его эстетических взглядов прежде всего характерно принятие прогрессивной эстетики прошлого. Поэтому у Горького можно встретить повторение многих мыслей и Пушкина, и Некрасова. Но то, что для них было смыслом утверждения, целью, для Горького — непреложный факт, не требующий доказательств, не нуждающийся в специальной разработке. Пафос эстетических деклараций Горького в другом. Он ищет выхода для литературы не в изменении литературы, а в изменении жизни. В этом и заключается итог эстетических исканий молодого Горького, итог, нашедший яркое воплощение в памфлете «О писателе, которой зазнался». Ряд писем Горького периода создания памфлета служат хорошим реальным комментарием к основным положениям рассказа. 5 января 1900 г. Горький пишет Л. В. Средину: «Пишу я, знаете, и мысленно обращаюсь к чита- ---------------------------------------------- 1. См. Б. Бялик, «Горький и соц. реализм» (Сб. «Проблемы соц. реализма», 1948 г., стр. 145); Л. Ульрих, «Горький и Узбекистан» (ж. «Звезда Востока», 1948 г., стр. 106). ----------------------------------------------- телю: — ...Вы читаете и хвалите... весьма вам за сие благодарен. Но, государь мой, — что же дальше?.. Какие вы подвиги на пользу жизни думаете совершить и под влиянием сих моих писаний? Какая польза жизни от этой канители?.....Глупая забава вся эта «литературная деятельность» — пустое, безответное дело. И для кого, вот главное. Для кого?.. Мне страшно хотелось бы уметь обижать людей... Хорошо бы иметь читателей-врагов, как вы думаете» — кончает Горький (т. 28, стр. 110). Иметь читателей-врагов, по его мнению, это значит уже приносить «пользу жизни», т. е. помогать литературой утверждению горьковских идеалов. 26 ноября 1900 г. Горький пишет В. Брюсову о своем памфлете: «Думаю, что моя реляция о писателе, который зазнался, не понравится Вам; она плохо написана — раз, и написана на социальный мотив — два» (т. 28, стр. 141). А в письме к тому же В. Брюсову, написанном несколько позже (5 февраля 1901 г.) Горький раскрывает свою мысль, объясняя, почему декаденту Брюсову не понравится рассказ «на социальный мотив», и уточняя смысл «социального мотива» самого рассказа: «У меня кипит сердце, я был бы рад плюнуть им (буржуазным читателям.— Л. Ф.) в нахальные рожи человеконенавистников, кои будут читать ваши «Северные цветы» и их похваливать, как и меня хвалят. Это возмутительно и противно до невыразимой злобы на всё — на «цветы», «Скорпионов» и даже на Бунина, которого люблю, но не понимаю, как талант свой, красивый, как матовое серебро, он не отточит в нож и не ткнет им куда надо?» (т. 28, стр. 153). «Социальный мотив» памфлета «О писателе, который зазнался» — это и есть утверждение Горького, что литература призвана помогать изменению жизни, но «социальный мотив» не только в декларировании этой мысли, «социальный мотив» рассказа и в том, что сам памфлет есть попытка создания искусства, отточенного в нож и бьющего врага, есть попытка соединения эстетической теории с художественной практикой. В рассказе Горький ясно говорит, что революционная эпоха предъявляет литературе новые требования: литература должна стать «нужной» эпохе. «Бедна страна моя людьми смелыми, а уж вновь наступает время, когда ей нужны герои!» — утверждает Горький (т. 5, стр. 310). «Жизнь — героическая поэма о человеке, который ищет сердца ее — и не находит, хочет все знать — и не может, стремится быть могучим — и не в силах победить своей слабости. Слыхали вы что-нибудь об истине, о справедливости, о желании видеть всех людей земли гордыми, свободными, красивыми?» (там же, стр. 311); «Счастье ловят крепкими, мускулистыми руками» (там же, стр. 312); «Не требуйте от меня справедливости, — говорит Писатель в рассказе Горького,— ее нет в жизни, ее нет еще пока — как среди вас может родиться справедливость?.. Вы — общество» (там же, стр. 313). И Горький приходит к выводу, что литература должна вмешиваться в жизнь, иначе и она будет нести вину за сохранение отвратительной жизни. «Стремление быть чистеньким — недурное стремление, но честный человек не боится грязи. Будем говорить по совести — в том, что наша жизнь так скверна, мы все одинаково виноваты. На земле нет правых, нет еще!» (там же, стр. 314). Эти положения рассказа развивают мысли Горького о связи литературы с новыми требованиями революционного времени, которые он изложил в известном письме к Чехову от начала января 1900 г., т. е. почти за год до рассказа «О писателе, который зазнался»: «Ужасно хочется жить как-то иначе — ярче, скорее, — главное — скорее...— писал Горький Чехову. — Право же, настало время нужды в героическом»,— а поэтому и «теперешняя литература», откликаясь на эти требования жизни, должна «немножко» «прикрашивать жизнь», чтобы сама «жизнь прикрасилась» и люди зажили «быстрее, ярче»(1). Пафос памфлета Горького в ощущении, что наступающая эпоха бури требует появления писателя-буревестника, писателя — революционного трибуна, появления литературы, «нужной» революционному народу. Эти выводы не сделаны в рассказе достаточно выпукло и остро, эти выводы главным образом даются Горьким негативно, т. е. через критику буржуазного общества, буржуазного читателя с его мещанским восприятием литературы как средства развлечения. Но не только так Горький подводит читателя к выводам, не только по принципу «от противно- ----------------------------------------- 1. «М. Горький и А. Чехов», сб. материалов, М. 1951 г., стр, 61—62. ----------------------------------------- го»; есть в памфлете и ряд позитивных положений. Во всяком случае, в отсутствии достаточной четкости этих положений, в сочетании негативного с позитивным и в преобладании первого и сказался переходный характер памфлета, произведения, каким-то образом подытоживающего ранний и открывающего новый период творческого пути Горького. Вероятно, в связи с этой «переходностью», Горький и был не удовлетворен своим памфлетом. После чтения Горьким на банкете рассказ-памфлет «О писателе, который зазнался» был дважды напечатан за границей и больше при жизни писателя полностью не печатался. Горький хотел включить его в собрание сочинений в издательстве «Книга», начал править, но не кончил и не включил памфлет в собрание сочинений. В 1932 году в журнале «Сибирские огни» (№ 7—8) был опубликован конец рассказа с предисловием, в котором указывалось, что «рассказ забыт. Возможно даже, что самим автором он забракован» (1). Лишь после смерти Горького, в конце 1936 г. рассказ полностью напечатан С. Балухатым в «Литературном критике» (№ 12). Причины длительного «забвения» столь важного, явно программного произведения, надо искать, очевидно, в неудовлетворенности взыскательного писателя своим произведением. Отчасти эта неудовлетворенность раскрывается при сопоставлении «памфлета с так называемым «обрамляющим рассказом» цикла «Публика» (1899—1900). По замыслу Горького цикл новелл об ужасах, страшных язвах самодержавной России объединялся обрамляющим рассказом о писателе, который хочет разбудить «публику», облагородить ее, заставить понять необходимость изменения жизни. Идейный замысел и сюжет обрамляющего рассказа «Публика» тесно связан с памфлетом «О писателе, который зазнался», и неудовлетворенность Горького памфлетом «О писателе» отчасти раскрывается идеей «обрамляющего рассказа». Горький очень много работал над «обрамляющим» рассказом (в архиве писателя находятся
------------------------------------------------ 1. «Сибирские огни», № 7—8, 1932 г., стр. 82.
------------------------------------------------ девять рукописей-вариантов его (1), опубликованные два варианта — в журнале «Октябрь» (1937 г., № 6) и в собрании сочинений (в 5 томе), несмотря на сюжетные различия, свидетельствуют о стремлении Горького провести идею неудовлетворенности писателя, который не может переделать своих читателей — «публику»; ужасы рассказов его «публика» воспринимает как забаву. Неудовлетворенность Горького и памфлетом «О писателе, который зазнался», очевидно, связана с преобладанием негативного плана в этом произведении, связана с недостаточной определенностью позитивных эстетических утверждений. Горький эти позитивные утверждения получит несколько позднее в гениальных работах В. И. Ленина, в частности, в его статье «Партийная организация и партийная литература» (1905 г.). Памфлет «О писателе, который зазнался» является яркой страницей борьбы Горького за искусство боевое, революционное, действенное, народное, нужное революции; рассказ-памфлет является страницей, ясно свидетельствующей об идейной близости Горького и Ленина на заре революционно-пролетарской борьбы, страницей, убедительно говорящей о движении писателя к принятию ленинских идей партийности литературы, идей, являющихся основой социалистической эстетики. ----------------------------------------
1. См. «Описание рукописей А. М. Горького», изд. Архива Горького, 1948 г., стр. 284—288.
