"Очерки истории СССР. ХVIII век", под ред. Б. Б. Кафенгауза Москва, 1962 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
БОРЬБА С ПРОТИВНИКАМИ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
Среди родовитой знати и духовенства было немало недовольных новшествами. Тяжелая и непривычная для дворян непрерывная служба в регулярной армии и во флоте начиная с низших чинов, возвышение отдельных лиц незнатного происхождения, нарушение царем древних придворных обычаев, лишение церкви значительной части ее огромных доходов возбуждали недовольство в реакционных кругах.
Перед отъездом за границу «великого посольства» с участием Петра в 1697 г. был раскрыт боярский заговор, в который входили полковник стрелецкого полка Цыклер, бояре Соковнин, Пушкин и др. Они стояли против отправки дворянской молодежи для учения за границу, считали себя обойденными по службе, возлагали надежды на стрельцов, даже строили планы убийства Петра и обсуждали кандидатуру нового царя. Заговорщики были приговорены к смертной казни. Несколько раньше игумен подмосковного Андреевского монастыря Авраамий представил Петру I составленные им обличительные «тетради», в которых он пытался отклонить царя от новшеств. В монастырской келье Авраамия собирались для обсуждения этих вопросов его друзья из мелких чиновников, подьячие московских приказов и др, Авраамий и его собеседники были арестованы, наказаны кнутом и отправлены в ссылку. Вскоре после этого вспыхнул новый стрелецкий мятеж. По окончании Азовских походов большая часть стрельцов осталась в Азове, другие стрелецкие полки были передвинуты на южную и западную границы. Правительство не доверяло стрельцам и держало их в отдалении от центра. В Москве, в стрелецких слободах, оставались лишь семьи стрельцов, их жены и дети. Стрельцы в пограничных городах жили в тяжелых условиях, были в долгой разлуке с семьями, терпели недостаток в продовольствии. Они винили во всем правительство. В марте 1698 г., когда Петр вместе с «великим посольством» был еще за границей, из стрелецких полков, расположенных близ польской границы, прибыли в Москву 175 человек с жалобами на притеснения. На требование властей возвратиться в полк они отвечали отказом. Тогда было приказано солдатам Семеновского полка выбивать стрельцов из их домов. Несколько стрельцов были сосланы в Сибирь. Стрельцы в Москве успели завязать сношения с царевной Софьей, жившей в Новодевичьем монастыре. Через своих сестер-царевен Софья передала воззвание к стрелецким полкам, стоявшим у польской границы, В этом воззвании говорилось: «Вам бы быть в Москве всем четырем полкам, и стать под Девичьим монастырем табором и бить челом мне, идти к Москве против прежнего на державство... А кто бы не стал пускать с людьми своими или с солдаты, и вам бы чинить с ними бой». Чтобы подстрекнуть стрельцов, через приближенных царевен распространялись слухи о том, что Петра уже нет в живых. С воззванием Софьи стрельцы возвратились в свои полки. Вслед за ними пришел правительственный приказ сослать на вечное поселение стрельцов, незаконно приходивших в Москву. В ответ стрельцы взялись за оружие. Один из них влез на пушку и прочитал письмо царевны Софьи. Четыре взбунтовавшихся стрелецких полка двинулись к Москве. Они хотели перебить бояр и провозгласить правительницей царевну Софью. Навстречу стрельцам выступили из Москвы войска под начальством боярина Шеина и генерала Гордона. Они встретили стрельцов, когда те подходили к Воскресенскому монастырю (или Новому Иерусалиму, на берегу реки Истры, у нынешнего города Истры близ Москвы). Бой произошел 1-8 июня 1698 г. Гордон пытался уговорить стрельцов возвратиться на старые места и выдать главарей. Стрельцы отказались. Тогда по ним был дан залп из 25 орудий, но ядра пролетели над головами стрельцов. Это ободрило их, и они открыли стрельбу из пушек и ружей. Правительственные войска дали второй и третий залпы, и ядра попали в гущу восставших. Стрельцы бросились было в атаку, но раздался четвертый залп, они дрогнули и побежали. После подавления стрелецкого мятежа начался «розыск», т, е. следствие, сопровождавшееся пытками схваченных стрельцов. Никто из них не проговорился о письме Софьи, о сношениях с ней и истинных замыслах стрелецких главарей. Кое-кто показал, что решено было стать под Москвой у Новодевичьего монастыря, но боярин Шеин не обратил на это никакого внимания. После розыска 130 стрельцов были повешены, остальные посажены в тюрьмы по разным городам и монастырям. Следствие велось поспешно, и многие обстоятельства оказались не выяснены. Один из стрельцов, намекая на то, что не все корни бунта были выяснены и вырваны, говорил: «Щуку съели, а зубы остались». В августе Петр возвратился из-за границы в Москву. Он был недоволен произведенным розыском по стрелецкому бунту и подозревал Софью в причастности к мятежу. По приказанию царя в Москву снова были свезены все стрельцы, разосланные по тюрьмам в разные города. В селе Преображенском были устроены 14 пыточных застенков, где в продолжение месяца ежедневно вновь допрашивали и пытали стрельцов. В течение нового розыска стрельцы повинились, что имели в виду вручить власть царевне Софье, а Петра не пустить в Москву из-за границы и даже намеревались убить его и выбрать нового царя. За розыском последовали казни. В первый же день были казнены в разных местах Москвы 201 человек. Троим из стрельцов, повешенным на стенах Новодевичьего монастыря подле окон Софьи, была вложена в руки бумага в виде челобитной. Трупы не убирались в течение пяти месяцев; всего казнено было 799 стрельцов. Царевна Софья была пострижена в монахини. Стрелецкий мятеж был направлен против начинавшихся реформ и носил реакционный характер. Позднее недовольные реакционные круги возложили свои надежды на сына Петра I — царевича Алексея. Петр рано женился по приказанию матери на Евдокии Лопухиной, но не чувствовал к ней привязанности. Петр был в частых отлучках, а возвращаясь, предпочитал общество бойкой иноземки Анны Монс. Покинутая Евдокия писала мужу письма, полные жалоб; «Как ты, свет мой, изволил пойтить, и ко мне не пожаловал, не отписал о здоровье ни единой строчки. Только я, бедная, на свете несчастная, что не пожалуешь, не пишешь о здоровье своем».
Во время первого заграничного путешествия Петр поручил патриарху и боярам уговорить Евдокию согласиться на развод и пойти в монастырь. Но царица отказывалась, и по возвращении из-за границы Петр приказал насильно увезти ее в город Суздаль, где она была пострижена в монахини в Покровском девичьем монастыре. Алексей Петрович родился в 1690 г. Он находился на попечении матери — царицы Евдокии, бабушки и приставленных к нему женщин. Его собирались послать для воспитания за границу, однако этому помешало начало Северной войны. Воспитателем к Алексею был назначен иноземец Нейгебауер, который затем был заменен бароном Гюйсеном. Гюйсен предполагал начать обучение царевича с французского языка, а затем преподавать географию, историю, арифметику, геометрию, черчение, юридические и политические науки, наряду с этим намечалось обучение царевича военным приемам, танцам и верховой езде. Общий надзор за воспитанием царевича был поручен Меншикову. Но Гюйсен вскоре уехал с дипломатическими поручениями, и образование царевича было прервано в самом начале. Петр завел новую семью, женившись вторично на пленной иноземке Марте Скавронской, получившей имя Екатерины Алексеевны. Занятый тяжелой войной, он редко видел сына. Меншиков также находился или в армии, или в Петербурге в качестве губернатора. Не приученный к делу, удаленный от отца, Алексей был окружен монахами и людьми, враждебно относившимися к преобразованиям. Он сам впоследствии признавался, что учиться ему «было зело противно и чинил то с великой ленью». «С младенчества моего несколько жил с мамою и девками, где ничему иному не обучался, кроме избных забав, а больше научился ханжить, к чему я и от натуры склонен»,— говорил Алексей.
Алексей тайно виделся в 1707 г. с матерью, чем навлек на себя гнев отца. Вызвав его к себе в армию, Петр поручил ему собирать рекрутов и продовольствие в Смоленске, а затем назначил его руководить работами по укреплению московского Кремля. Среди окружавших Алексея лиц сильное влияние на него имел духовник Яков Игнатьев, враждебно относившийся к Петру. Учебные занятия возобновились, когда Алексею минуло 18 лет; он учился в это время арифметике, немецкому и французскому языкам, а также фортификации, т. е. строительству укреплений, у иноземного инженера. Осенью 1709 г. отец прислал Алексею наспех написанное строгое предписание ехать за ницу для продолжения образования. Сам испытав неудачную семейную жизнь с нелюбимой первой женой, Петр, однако, мало считался со склонностями сына. Ему сосватали вольфенбюттельскую принцессу Шарлотту, на сестре которой был женат австрийский наследник, будущий император Карл VI. Этот брак должен был сблизить Россию с Австрией. Свадьба состоялась за границей в 1711 г. После свадьбы Алексею была поручена организация продовольственного дела в русской армии, находившейся за границей, затем он участвовал в финляндском походе. Наконец, после трехлетнего отсутствия царевич вернулся в Петербург и поселился вместе с женой во дворце на берегу Невы. Здесь произошел случай, показательный для слабохарактерного Алексея. Петр спросил сына, не забыл ли он, чему учился за границей, и приказал показать свои чертежи. Алексей боялся, что его заставят чертить, он выстрелил из пистолета себе в правую ладонь, рассчитывая этим избавиться от страшившего его экзамена. Пуля не попала в руку, но ее сильно опалило порохом. Отец спросил о причине болезни, но Алексей скрыл правду. Своему духовнику на исповеди Алексей признавался, что желает смерти отца. В кругу лиц, близких к царевичу, бродила мысль о его побеге. Один из друзей Алексея — Александр Кикин — советовал ему отпроситься в Голландию и продлить свое пребывание за границей на 2—3 года. В письме к царевичу Кикин намекал также на возможность «отъехать» во Францию. У царевича и Шарлотты было двое детей, Наталья и Петр. Но вскоре после рождения сына, в 1715 г. принцесса Шарлотта умерла. В день ее похорон царь вручил сыну письмо, в котором было сказано: «Горесть меня снедает, видя тебя, наследника, весьма на правление дел государственных непотребного... К тому же, не имея охоты ни в чем обучаться, и так не знаешь дел воинских... Еще же и о сем воспомяну, какого злого нраву и упрямого ты исполнен! Ибо сколь много за сие тебя бранивал и не точию бранивал, но и бивал, к тому же столько лет, почитай, не говорю с тобой; но все даром, все на сторону и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться».
Отец предупреждал Алексея, что если он не исправится, то будет лишен прав наследника царской власти: «То я весьма тебя наследства лишу... и не мни себе, что я сие только в устрастку пишу: воистину исполняю, ибо я за мое отечество и люди живота своего не жалею, то како могу тебя, непотребного, пожалеть? Лучше будь чужой добрый, нежели свой непотребный». В то время у Петра и Екатерины родился сын Петр Петрович, и поэтому Алексей перестал быть единственным возможным преемником отца. Прежде чем ответить на письмо отца, Алексей совещался с друзьями — Кикиным, Вяземским, Долгоруким. Те советовали письменно отказаться от наследования престола, даже вели разговоры о желательности пострижения его в монахи. Они надеялись, что удаление Алексея от власти не будет долгим. «Ведь клобук не прибит к голове гвоздем, можно его и снять», — говорил Кикин. Алексей ответил отцу письмом, в котором отказывался от наследования царской власти, считая себя неспособным к управлению. Петр ничего на это не ответил. Через месяц он серьезно заболел, а выздоровев, в январе 1716 г. написал сыну «последнее напоминание», где говорил: «Так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом — невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах. А буде того не учинишь, то я с тобой как с злодеем поступлю», — грозил Петр.
На другой день, по совету друзей, Алексей ответил отцу: «Желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения».
Отправляясь в длительное заграничное путешествие, связанное с дипломатическими переговорами в Германии, Голландии и Франции, царь перед отъездом говорил с сыном, требуя от него подумать еще раз и прислать ему окончательное решение о своем будущем. «Одумайся, не спеши», — говорил Петр. Вскоре за границу отправился Кикин; перед отъездом он сказал царевичу: «Я тебе место какое-нибудь сыщу».
В августе 1716 г. Алексей получил письмо от отца, в котором Петр снова требовал от него решительного ответа. Письмо заставило Алексея действовать. Он приехал со своей мызы в Петербург и заявил Меншикову, что намерен ехать к отцу за границу и для этого потребовал денег на дорогу. Распорядившись готовиться к путешествию, царевич, однако, признался своему камердинеру: «Я не к батюшке поеду; поеду я к цесарю или в Рим». Царевич выехал из Петербугра 26 сентября 1716 г. С ним ехали четверо слуг и в том числе Афросинья, крепостная Вяземского.
В Либаве Алексей встретился с Кикиным. На вопрос царевича, нашел ли он ему какое-нибудь место, Кикин ответил: «Нашел, поезжай в Вену к цесарю, там не выдадут». При этом Кикин добавил: «Я дивлюсь, что давно тебя не взяли. И ныне тебя зовут для того, и тебе, кроме побегу, спастись ничем иным нельзя». Царевич доехал до Данцига и там скрылся. Петр около двух месяцев напрасно ждал его. Не дождавшись, он распорядился начать поиски Алексея. В ноябре 1716 г. в столице Австрии Вене поздним вечером, когда австрийский вице-канцлер граф Шенборн уже ложился спать, ему доложили, что неизвестный человек настойчиво требует, чтобы его допустили к нему. Это был один из приближенных Алексея, он сообщил графу, что накануне прибыл в Вену русский царевич и желает его видеть. Изумленный неожиданным известием, вице-канцлер хотел немедленно идти к царевичу, но посланный сказал, что царевич находится здесь же у подъезда дома. Граф Шенборн, еще более удивленный, послал офицера, чтобы тот пригласил царевича к нему. Алексей выразил желание говорить с графом наедине. С ужасом озираясь по сторонам и бегая с места на место, царевич говорил: «Я прихожу сюда просить императора, моего шурина, о покровительстве и о спасении жизни моей. Меня хотят погубить; меня и моих бедных детей хотят лишить престола.,. Меня хотят постричь и запрятать в монастырь, чтобы лишить покровительства и даже жизни. Я не хочу в монастырь. Император должен спасти мне жизнь».
Вне себя от волнения, царевич бросился в кресло и воскликнул: «Ведите меня к императору!» Австрийское правительство после совещания решило оказать покровительство Алексею и в строгой тайне укрыло его в Тироле, в горной крепости Эренберг. Здесь только комендант знал его имя. Среди слуг Алексея находилась и Афросинья, переодетая в мужское платье. На все запросы русского правительства австрийские министры уверяли, что Алексея нет в пределах империи. Тогда в Вену был послан Александр Румянцев, которому, наконец, удалось выследить царевича в Тироле. От цесаря потребовали выдачи бежавшего царевича, и австрийское правительство решило запросить Алексея, желает ли он вернуться на родину. Но Алексей умолял, чтобы император не выдавал его, и легко согласился уехать из Тироля куда-нибудь подальше. На другой день вместе с Афросиньей он был отправлен в Италию, занятую тогда австрийцами, в город Неаполь. Но Румянцев тайком следовал за царевичем до самого Неаполя и тотчас же сообщил Петру о новом местопребывании Алексея. Царевич был помещен в крепости Сент-Эльмо, стоявшей на высокой горе над Неаполем. Он прожил здесь более пяти месяцев. Отсюда Алексей пытался отослать письмо в Россию к Сенату и архиереям с извещением, что он жив и надеется в будущем возвратиться в отечество. Письмо было задержано австрийским правительством и осталось в его архивах. Летом 1717 г. в Вену приехал тот же Румянцев вместе с ловким и опытным дипломатом Петром Толстым. К изумлению австрийских министров, не ожидавших, что новое местопребывание Алексея будет так скоро открыто, Толстой предъявил письмо Петра с указанием, что царевич находится в Неаполе, и с новым требованием выдать его. Толстой и Румянцев получили от австрийцев разрешение поехать в Неаполь для переговоров с царевичем. При свидании в сентябре 1717 г. они передали Алексею письмо Петра, требовавшего выполнения того, что будут они требовать. Им удалось добиться от Алексея согласия ехать в Россию, с условием, чтобы ему было позволено по возвращении жениться на Афросинье и жить в деревне. 14 октября он выехал из Неаполя и три с половиной месяца спустя, 31 января 1718 г., прибыл в Москву, где в то время находился двор. В Кремлевском дворце 3 февраля собрались сенаторы, духовенство и другие высшие лица. Царь приказал привести царевича, упавшего перед ним на колени, Петр обещал ему милость, если он откажется от наследства и назовет всех лиц, помогавших ему в побеге. Алексей назвал своих сообщников и торжественно отрекся от своих прав наследника престола. В тот же день был объявлен манифест с изложением вины Алексея, вместо него наследником провозглашен другой сын Петра, маленький еще Петр Петрович (вскоре, однако, умерший). На другой день Алексей получил требование дать письменное показание о побеге с напоминанием, что ему было обещано прощение лишь при условии откровенных показаний о всех своих сообщниках. «А ежели что утаено будет, — писал царь, — то лишен будешь живота» (т. е. жизни). Царевич назвал ряд лиц, знавших о его замыслах или помогавших ему, — Кикина, Вяземского, тетку Марию Алексеевну, князя Долгорукова и др. Одновременно обнаружились тайные сношения Алексея с бывшей царицей Евдокией; ей сочувствовал ростовский митрополит Досифей, приезжавший к Евдокии в монастырь; он уверял ее, что она скоро будет вновь царицей. Большинство привлеченных к делу были казнены. Бывшая царица была отправлена в Ладогу в монастырь. «Розыск» велся не только в Москве, но был перенесен затем в Петербург. Была допрошена Афросинья, сообщившая, что Алексей всегда стремился к власти и надеялся ее получить даже при помощи бунта или посредством иноземной военной помощи и рассчитывал на поддержку со стороны ряда сенаторов. «Да он же, царевич, говаривал,— рассказывала Афросинья,— когда будет государем и тогда будет жить в Москве, а Петербурх — простой город оставит; также и корабли оставит и держать их не будет, а войска станет держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хотел, а хотел довольствоваться старым владением и намерен был жить зиму в Москве, а лето в Ярославле». Это была реакционная программа, включавшая уничтожение того, что было достигнуто тяжелой и продолжительной войной со Швецией. В дополнительных показаниях царевич признался, что писал письмо в Сенат и архиереям, надеялся на бунт в войсках и на поддержку виднейших генералов. Решение участи Алексея было передано на суд высшего духовенства, Сената и высших гражданских и воинских чинов. Верховный суд из 127 человек приговорил 24 июня 1718 г. царевича Алексея к смертной казни. Прощение, обещанное ему Петром, было объявлено недействительным ввиду того, что Алексей многое утаил в своих первоначальных показаниях. Два дня спустя, утром 26 июня, в Петропавловской крепости у Алексея был Петр, Меншиков и другие вельможи, а к вечеру царевич скончался. Ходили разноречивые слухи об обстоятельствах этой смерти; некоторые говорили, что царевич был отравлен, ряд историков считает, что он умер, обессиленный от пыток. Смерть его подробно описана в письме Александра Румянцева, который рассказывает, что после приговора он был умерщвлен в крепости. Однако и это письмо не является вполне достоверным свидетельством. Царевич Алексей был знаменем реакционных кругов, к нему тянулась часть знати и духовенства, недовольные преобразованиями. Переход власти к Алексею и его сторонникам грозил ликвидацией всего того, что было уже достигнуто тяжелыми трудами, войной и кровью.
