"Очерки истории СССР. ХVIII век", под ред. Б. Б. Кафенгауза Москва, 1962 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
КУЛЬТУРА И БЫТ
Первая четверть XVIII в. отличается подъемом русской культуры, науки, литературы и создания целой системы образовательных и научных учреждений. Новые политические и хозяйственные задачи, стоявшие перед Русским государством, требовали знающих, подготовленных людей. Для обучения специалистов создавались школы, и многие дворяне, а в отдельных случаях купцы и мастера направлялись за границу для получения образования. В XVII в. в России существовали две духовные академии — в Москве и Киеве, но с конца XVII в. расширилась потребность в светском образовании. В 1701 г. в Москве была открыта школа «математических н навигационных наук». В ней преподавал один из образованнейших людей того времени — математик, автор учебников Леонтий Магницкий и англичанин профессор Фарварсон. В «навигационную» школу принимали детей дворян и чиновников в возрасте от 12 до 17 лет и старше. Многие поступали неграмотными, и поэтому школа делилась на три отделения: 1) элементарная школа, 2) цифирная школа и 3) навигацкая, или морская, школа. В навигацкую школу поступали дети дворян; лица из других сословий, «разночинцы», проходили лишь первые два отделения. В этой школе изучали арифметику, геометрию, тригонометрию, навигацию, геодезию и астрономию. Определенного срока обучения не было, учились по два с половиной года и более. Кроме того, для дворян были устроены инженерная и артиллерийская школы. Старшие классы навигацкой школы были переведены в 1715 г. в Петербург, где была учреждена Морская академия. Иван Неплюев рассказывает в своих записках, что он учился сперва в цифирной школе в Новгороде и в Нарве, затем поступил в Морскую академию, где вместе с ним было 300 человек; после этого он был отправлен за границу.
В Москве был устроен госпиталь и при нем хирургическая школа, во главе которой стоял голландский врач, крупный ученый Николай Бидлоо. В 1718 г. Бидлоо сообщал, что в госпитале при школе лечится 142 больных, а хирургическая школа насчитывала 33 учащихся. В школе учились анатомии, хирургии и «искусству трав», т. е. фармакологии. Слушатели «навигацкой школы» иногда использовались в качестве учителей. Их посылали в другие города, где были устроены школы, получившие название "цифирных". Без свидетельства об окончании школы священники не могли венчать дворян. Учеба была обязательной для дворян и рассматривалась как особый вид службы или повинности. В 20-х годах XVII в. цифирные школы уже существовали в 42 городах с общим числом учащихся 2000 человек. Около половины учащихся были дети духовенства, затем шли дети приказных и солдат, дворян и горожан. Особые школы были устроены в 46 городах для подготовки духовенства. Обучение в них стало обязательным для детей духовенства. Таким образом, почти в каждом крупном городе имелось по две школы — цифирная и духовная. Ученики получали казенное содержание. Для обслуживания армии и промышленности в Москве была основана инженерная школа, выпускавшая техников и артиллеристов. На уральских заводах в Екатеринбурге (нынешнем Свердловске) были устроены школы — словесная и арифметическая, в каждой из них училось по 50 человек. В этих школах, подготовлявших мастеров для заводов и канцелярских служащих, учили грамоте, арифметике, геометрии, тригонометрии, черчению и рисованию. Сделана была попытка основать школу с более широкой общеобразовательной программой. Такая школа, или гимназия, была устроена в Москве, и во главе ее был поставлен пленный пастор Глюк. Он объявил, что в школе будут преподавать географию, философию, древние и новые языки, а также искусство танцев и верховую езду.
Впоследствии, после смерти Глюка, программа школы была упрощена, она приблизилась к курсам иностранных языков; в ней подготавливался персонал для новых государственных учреждений. В 1711 г. в этой школе было 7 учителей и 77 учеников, из нее было выпущено до 1715 г. около 250 человек, знающих французский, немецкий, шведский или латинский языки. Сохранилось расписание занятий в гимназии. Ученики вставали в 6 часов утра и начинали день молитвой и чтением церковных книг. С 9 до 11 часов шли занятия латинским языком и грамматикой, с 11 до 12 часов изучали французский или немецкий языки, в 12—13 часов был завтрак. Затем занятия языками продолжались до 17 часов, а с 17 до 18 часов проходили историю или готовили уроки. После 18 часов часть учеников распускали по домам, а другая продолжала заниматься арифметикой и другими предметами или приготовляла уроки. В 19 часов ученики обедали, в 20 часов могли писать письма и т. п. Учебные занятия продолжались с утра до вечера. Среди учащихся гимназии было немало сыновей придворных — князья Голицын, Прозоровский, Оболенский, а также Бутурлин, Головин, Бестужев-Рюмин, Зотов и др. Рядом с ними сидели дети чиновников, кое-кто был из крупнейшего купечества.
Другим средством подготовки специалистов признавались командировки за границу с образовательной целью. Когда начато было строительство флота для плавания на Азовском и Черном морях, Петр послал знатных дворян за границу учиться кораблестроению и управлению судами. Первая партия была отправлена в 1697 г. в составе 61 человека в Голландию, Англию и Италию. В том же году царь также уехал за границу с «великим посольством» и вместе с другими волонтерами учился кораблестроению на голландских верфях. Среди первой группы, отправленной для учения за границу, были члены наиболее видных семей из придворного круга, 23 человека имели княжеский титул; здесь были князья Куракин, Голицыны и др. Желательно было, чтобы они прошли и боевую практику на корабле. Солдат, которые сопровождали дворян, также надо было выучить морскому делу. Один из участников этой заграничной командировки, Петр Толстой (предок великого писателя Льва Толстого), оставил интересное описание своего путешествия. Почти месяц в Москве он собирался в дорогу, так как отправлялся за границу на собственных лошадях, с большим числом слуг. Только через два месяца после выезда из Москвы он прибыл в Вену и затем поехал в Италию, в город Венецию. Здесь он учился математике и морскому делу и совершил для практики несколько путешествий по Адриатическому морю, объехал и осмотрел большую часть Италии. Толстой прожил за границей около полутора лет. Толстой оказался внимательным путешественником. Он записывает в своем дневнике, что в Венеции улицы и переулки замощены кирпичом, что на площади сидят «астрологи» с длинными трубами, через которые они что-то шепчут тем, кто дает им за это деньги. Толстой любовался великолепными зданиями и памятниками, он пришел в восторг от итальянского театра, от «предивных опер и комедий». «В бытность мою в Венеции, — рассказывает Толстой, — были оперы в пяти местах. Те палаты, в которых оперы бывают, великие, округлые и называют их итальяне театрум». Толстого интересовала также частная и общественная жизнь Италии. Он рассказывает: «Венециане люди умные, политичные, и ученых людей много и народ самый трезвый». Толстой вернулся плохим моряком, но стал убежденным сторонником науки и просвещения, одним из ближайших сотрудников Петра. Дворяне дома не привыкли учиться, и многим из них учение за границей было горько и тяжело. Один из таких родовитых лентяев, князь Михаил Голицын, в письме из Голландии жаловался родным на свою жизнь: «О житии моем возвещаю, что житие пришло мне самое бедственное и трудное. Наука определена самая премудрая: хотя мне все дни живота своего на той науке трудить, а не принять будет, для того незнамо учиться языка, незнамо — науке. А про меня вы сами можете знать, что кроме природного языка, никакого не могу знать, да и лета мои ушли от науки». Голицын просил родных хлопотать у приближенных царя об избавлении его от морской науки: «Упроси, — писал он, — чтобы меня отставить от той науки и взять бы к Москве и быть хотя бы последним рядовым солдатом, а ежели сего невозможно, и хотя бы в тех же европских краях быть, да обучаться бы какой-нибудь науке сухопутной, только чтобы не мореходству». Из другой партии посланных за границу бежал князь Михаил Прозоровский, который, вместо того чтобы учиться, постригся в монахи в монастырь на Афоне. Двое русских дворян из той же партии, Арбузов и Квашнин-Самарин, зашли однажды в итальянскую таверну и после игры в карты поссорились, схватились за шпаги, и Арбузов заколол своего товарища. На следующий день он был арестован итальянскими властями и закован в кандалы. Однако далеко не все были лентяями, дуэлянтами и любителями монашества; многие ездили за границу охотно, учились прилежно и успешно. Примером может служить Иван Неплюев, из записок которого взяты приведенные нами сведения. Неплюев был небогатым новгородским дворянином, далеким от придворной знати; ему было уже 24 года, и он был женат, когда его послали за границу. Он побывал в Голландии, Италии, где усердно овладевал знаниями. Получив назначение в итальянский флот, Неплюев участвовал даже в морской битве с турками. Одну зиму он провел в испанской академии гардемаринов в Кадиксе, где русские учились военному делу, математике, а также фехтованию на шпагах и танцам. Здесь, в Кадиксе, застал Неплюева и его товарищей приказ о возвращении на родину. По приезде в Петербург им велено было явиться на экзамен в Адмиралтейство. «Я всю ночь не спал, готовился как на страшный суд»,— вспоминает Неплюев. Экзамен происходил в присутствии Петра I. Он остался доволен его ответами, и Неплюев тут же был назначен поручиком во флот. Впоследствии он занимал ответственный пост русского посла в Константинополе. Для школ нужны были учебники, и в это время издаются частью составленные русскими авторами, частью переводные иностранные руководства по грамматике, арифметике, математике, географии, выпускаются словари, книги по истории, механике, вемлемерию, впервые печатаются географические карты. Однако язык атих книг был еще тяжел, пестрил иностранными словами, и учащимся было трудно понимать их и заучивать. С этого времени в русский язык вошли голландские слова — гавань, рейд, шкипер, руль, каюта, рея, или английские — мичман, бот, бриг и т. п. Русский алфавит также подвергся изменению. Прежде в России печатали книги витиеватым, трудноразбираемым церковнославянским шрифтом. Теперь буквы упростили, новый шрифт стали называть в отличие от прежнего гражданским. Этим гражданским шрифтом печатали книги начиная с 1708 г., и с небольшими изменениями он сохранился до наших дней. Вместо обозначения цифр буквами церковнославянского алфавита были введены арабские цифры, которые употребляются и в настоящее время. В 1703 г. была издана «Арифметика», составленная русским ученым Леонтием Магницким. Вслед зa тем вышли таблицы логарифмов, изданные также при участии Магницкого, учебник тригонометрии, выпущенный шотландцем Форварсоном, приглашенным на русскую службу. Затем были изданы руководство по землемерию и «Наука статическая или механики», составленная Скорняковым-Писаревым, ряд книг по военному делу. Переиздана была грамматика Смотрицкого, вышедшая еще в середине XVII столетия, был издан словарь иностранных языков («Лексикон») на трех языках — греческом, латинском, славянском, составленный Поликарповым, а также отдельно латинский словарь. Тем же Поликарповым было переведено на русский язык руководство по географин. Эти работы связаны с подъемом русской науки. В это время было положено основание центру русской науки — Академии наук. В записной книжке Петра в январе 1724 г. сделана им заметка для памяти: «О Академии, в которой бы языкам учились, также прочим наукам и знатным художествам и переводили книги, назначить место для сего и доход». 22 января в Сенате обсуждался проект учреждения Академии наук, после чего он был утвержден царем. Академия должна была явиться высшим научным учреждением. Академики должны были изучать науки математические, естественные, как физика, химия и ботаника, и гуманитарные («гуманиора»). Они должны были собираться еженедельно, выступать с докладами и обмениваться мнениями. Кроме того, намечалось учредить при Академии гимназию и университет, где академики читали бы лекции. Академия начала свою научную деятельность в августе 1725 г., уже после смерти Петра. Из научных работ, выполненных при Петре, особенно крупное значение имели географические экспедиции: были обследованы берега Каспийского моря и впервые составлена карта Каспия. Французская академия высоко оценила эту карту; была снаряжена экспедиция Беринга для решения вопроса, соединяется ли Северо-Восточная Азия с Америкой, или они разделены проливами. Две камчатские экспедиции Беринга, осуществленные уже после смерти Петра, привели к крупным географическим открытиям, имевшим мировое значение: был открыт пролив, получивший название Берингова. (Этот пролив бал открыт еще в середине XVII в. казаком Семеном Дежневым, но дальнейшие исследования в этом направлении не были продолжены). В этот период обследовались: Камчатка, Курильские острова, берега и острова Северного Ледовитого океана. Большое значение имели геологические работы. Были разведаны железные руды на Урале для устройства заводов и открыты залежи каменного угля близ Бахмута и на Донце, а также в Подмосковном районе; в Сибири под Нерчинском найдены серебро-свинцовые руды. В Поволжье и на севере, на Ухте, была открыта нефть. Следует также отметить интерес к астрономии и устройству обсерватории в Москве при Навигацкой школе. Астрономические наблюдения вели Я. Брюс и Фарварсон. Выше было отмечено первое русское руководство по механике, составленное Г. Скорняковым-Писаревым. В практической механике большое значение имели работы по проведению Вышневолоцкого канала и подготовка проектов ряда других каналов. В связи с развитием крупной промышленности выделились выдающиеся русские изобретатели. Солдат Я. Батищев изобрел машину для обработки ружейных стволов, которая впятеро сократила труд рабочих на этой операции. Самым выдающимся изобретателем был А. К. Нартов, который изобрел и сделал токарно-копировальные и винторезные и другие станки, улучшил монетное дело, изобрел самоходный супорт. Нартов был за границей, в Англии и Франции, и показывал там чертежи своих станков, которые явились новостью и для иностранцев. В XVII в. в России была лишь рукописная газета «Куранты», составлявшаяся в Посольском приказе в одном экземпляре; она предназначалась для царя и приближенных бояр. В начале XVIII столетия стала выходить печатная газета «Ведомости». Первый номер «Ведомостей» вышел 2 января 1703 г.; всего за этот год было издано 39 номеров. «Ведомости» заполнялись сообщениями о политических событиях, сражениях, приездах послов и т. п., здесь же помещались извещения, или «реляции», о русских победах над шведами. Меньше места занимали другие известия внутреннего порядка, но и они представляют большой интерес. Так, в первом номере «Ведомостей» сообщалось об открытии медной руды н нефти, об отливке в Москве 400 пушек; было помещено известие о московских школах и о присылке слона от «индийского царя» в подарок царю. Газета была средством политической агитации, она должна была способствовать правильному пониманию преобразований и русской внешней политики.
Такие же просветительные цели имелись в виду при основании театра. В Москве в XVII столетии существовал придворный театр для царской семьи и приближенных. Но с начала XVIII в. делается попытка создать народный театр. В 1702 г. в Москве на Красной площади было выстроено здание театра, называвшееся «комедиальной деревянной хороминой». Из Данцига была приглашена театральная группа Ягана Куншта; ему было поручено вести обучение театральному искусству. В качестве учеников были набраны молодые подъячие из московских канцелярий и посадские юноши. Публика была простонародная, места в первых рядах стоили гривенник, следующие — по шесть, пять и три копейки. Актерская игра того времени была лишена простоты и жизненной правды; зрителя старались оглушить громовыми речами или рассмешить грубой шуткой. Пьесы были переводными, далекими по содержанию от русской жизни; к тому же они были написаны трудным, малопонятным языком. Но шутки и сценки (интермедии), разыгрываемые в антрактах между действиями, носили современный характер, в них осмеивались противники реформ.
Театр на Красной площади вначале посещался очень хорошо, но затем число зрителей стало резко падать. Через несколько лет он был закрыт, однако театральные зрелища с тех пор уже не прекращались. Пьесы разыгрывались также студентами московской хирургической школы и духовной академии. Сестра Петра царевна Наталья Алексеевна устраивала спектакли во дворце в селе Преображенском под Москвой, а затем перенесла их в Петербург. Театр в то время должен был служить защите и пропаганде реформ и внешней политики. В пьесах делались намеки на политические события, например на стрельцов и измену Мазепы. В небольших сценках в антрактах осмеивались враги преобразований. Один из иностранных послов рассказывает в своих записках о спектакле, виденном им в театре царевны Натальи: «Арлекин из обер-офицеров вмешивался туда и сюда со своими шутками, и, наконец, вышел оратор, объяснивший историю представленного действия и обрисовавший в заключение гнусность возмущений и бедственный всегда исход оных. Как уверяли меня, во всем этом драматическом представлении под скрытыми именами представляют одно из последних возмущений в России». В «Действии о князе Петре Золотые ключи» было представлено, как родители в дворянской семье не отпускают сына учиться за границу. Сын грозит убежать от них и произносит речь в стихах о пользе учения, о том, что по возвращении домой он прославит себя и будет полезен родине: И себе многу славу могу заслужити Так что все царство будет меня чтити, Значительно изменился быт господствующего класса. По возвращении из первого заграничного путешествия в августе 1698 г. на первом же пиру Петр обрезал ножницами длинные бороды нескольким поздравлявшим его боярам. Духовенство считало брадобритие смертельным грехом, указывая, что на иконах святые пишутся с бородой и только иностранцы, которых считали еретиками, бреют бороду. Несмотря на это, было приказано бриться. Русские люди должны были преобразовать свою внешность. Позднее разрешалось взамен бритья платить высокий налог. Богатейшие купцы должны были платить по 100 руб. в год, если желали сохранить бороду, дворяне — по 60 руб., горожане — по 30 руб. Особый «бородовый знак» выдавался тем, кто уплатил этот налог. Крестьянам разрешалось носить бороду, но при въезде в город и выезде из него у заставы взималось по I коп. с бороды. Только духовенство сохранило бороду и не должно было платить за нее.
Полтора года спустя было приказано сменить длинную и неудобную старинную одежду на короткие костюмы. Бояре, дворяне и торговые люди должны были носить западноевропейский костюм. Жены и дочери их также должны были вместо русских сарафанов и телогреек носить юбки и платье по иноземным модам. Проведена была реформа календаря, счет годам должны были вести от «рождества Христова», вместо применявшегося тогда России счета от так называемого «сотворения мира». Новый год велено было начинать с 1 января, тогда как до того праздновали его 1 сентября. Новый календарь введен был с 1700 г., и Новый год праздновали 1 января этого года. В указе об этом говорилось, что «не только во многих европейских христианских странах, но и в народах славянских, которые с восточною православною нашей церковью во всем согласны, как волохи, молдавы, сербы, далматы, болгары и самые его, великого государя, поданные черкасы, и все греки, от которых вера наша православная принята, все те народы согласно лета свои считают от рождества Христова осмь дней спустя, то есть, генваря с 1 числа, а не от сотворения мира». В день Нового года предписывалось украшать дома снаружи ветвями, сосновыми, еловыми и можжевеловыми, «в знак веселия», поздравлять друг друга с Новым годом и началом нового века (XVIII столетия). На Красной площади были пущены фейерверки, или «огненная потеха», и производилась стрельба из пушек. Москва была иллюминирована, и на боярских и купеческих дворах также производилась стрельба из маленьких пушек или из ружей. В прежнее время женщины в боярских семьях жили замкнуто, проводя время в тереме. Петр приказал ввести балы и собрания, называвшиеся «ассамблеями», которые устраивались попеременно в домах вельмож; женщины обязаны были в них участвовать. Ассамблеи начинались около 5 часов вечера и продолжались до 10 вечера. В зале для танцев ставились также стол с трубками и табаком и несколько столов для игры в шахматы и шашки: стоял дым и стук, но игра в карты не допускалась. Из описания современника можно судить, что русское общество не всегда чувствовало себя легко и привычно на ассамблеях. По его словам, «дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними не только нельзя разговаривать, но не удается почти сказать и слова: когда не танцуют — все сидят, как немые, и только смотрят друг на друга». Другие описания, однако, свидетельствуют, что на ассамблеях было оживленно. Вот как один из участников описывает ассамблею у подканцлера Шафирова: «Когда мы приехали к последнему, там уже танцевали... Число гостей все увеличивалось, отчего комната сделалась так тесна, что в ней едва можно было поворотиться. Поэтому госпожа Шафирова решилась, наконец, перевести нас в свою прекрасную большую залу, на что долго не соглашалась из боязни, что там будет слишком холодно для дам. Так как зала эта очень велика и в ней могут танцевать более 12 пар англез и польской, то мы тотчас весело принялись за дело. Генерал Ягужинский, так сказать, царь всех балов, был необыкновенно весел и одушевлял все общество». Другой раз на балу у барона Строганова, где все отличалось исключительной роскошью, гостей было мало и явились только шесть дам. Рассерженный Ягужинский, которому царь поручил наблюдение за ассамблеями, потребовал, чтобы Строганов доставил ему на другой день список всех, кто у него был и кто из приглашенных отсутствовал. реформы в области культуры имели передовой характер, были направлены на преодоление отсталости страны. В это время были заложены основы русской светской школы и науки, основана Академия наук, издано множество учебников и руководств, впервые стала выходить газета, возник общедоступный театр. Новая светская культура, однако, охватила только верхи общества, правящий класс, а народные массы оставались почти не затронутыми культурными новшествами. Отрицательным явлением было чрезмерное увлечение части русской знати западноевропейским бытом. Пушкин в повести «Арап Петра Великого» осмеял щеголя Корсакова, вывезшего из-за границы лишь парижские моды и пристрастие к французским словам, которые он постоянно вставлял в русскую речь. Этим грешили даже выдающиеся люди; крупнейший дипломат князь Б. И. Куракин, занимавший самые ответственные посты,— посла в Голландии и Англии, так пристрастился к итальянскому языку, что свои интересные воспоминания написал на какой-то смеси русского языка с итальянским. Он рассказывает, например, что за границей увлекся красавицей-итальянкой; по его словам, он был «сильно инаморат в славную хорошеством некую читадину», вследствие чего у него едва не случилась «дуелио» с одним «жентильомом».
Своеобразная личность самого Петра I привлекала внимание современников и отразилась в многочисленных воспоминаниях того времени.
В последние годы жизни Петра его постоянно видел в Петербурге голштинский дипломат Берхгольц, дневник которого помогает представить Петра в его обыденной жизни. При своем большом росте Петр ходил так быстро, что его приближенные должны были бежать за ним. По словам этого иностранца, Петр на пиру, «вставши один из-за стола, пробежал через комнату — иначе нельзя назвать его походки, потому что сопровождавшие его постоянно должны следовать за ним бегом». При своей деятельной, подвижной натуре Петр не мог долго оставаться праздным, даже на пирах и торжествах. На свадьбе графа Головкина он взял на себя обязанности маршала свадьбы. Согласно обычаю, Петр отвез жениха в церковь, затем отправился за невестой верхом на превосходном гнедом коне с большим маршальским жезлом в руке. На этом свадебном пиру Петр всем распоряжался. В качестве маршала он сам подавал стаканы с вином. Когда же начались танцы, Петр нашел, что в зале жарко, и захотел открыть окно. «Но это оказалось невозможным, потому что все окна были заколочены снаружи гвоздями. Тогда он поставил свой маршальский жезл, велел подать себе большой топор и работал сам до тех пор, пока, наконец, при помощи двух маленьких своих денщиков, добился, что мог вынуть раму. Однакож, так как окно было очень крепко заделано, то все это продолжалось более получаса. Его величество выходил даже на двор, чтобы снаружи тщательно рассмотреть, как и чем оно заколочено, и потом действовать сообразно этому. Он сильно вспотел от этой работы, но все-таки остался немало доволен, что справился с нею». Тот же иностранец наблюдал его в Летнем саду в день именин Петра в 1723 г.; «В саду я с удивлением смотрел на иностранных корабельщиков (которые могут свободно являться на все празднества, назначаемые в саду, где имеют свой особый стол); они сидели с императором, который поместился вместе с ними, в своих шапках и шляпах на головах, и толковали с ним без всяких церемоний, потому что его величество с такими людьми обходился очень милостиво и с большим удовольствием пускается с ними в разговоры о мореплавании и торговле». Допущение их ко двору вызвано было большим значением строительства флота и стремлением удержать искусных корабельных мастеров. Датский посол Юст Юль присутствовал при спуске корабля на адмиралтейской верфи в Петербурге. Он рассказывает, что в качестве корабельного мастера Петр подчинялся всем установленным порядкам.
Петр не пропускал случая принять участие в спуске нового корабля. На одном из таких торжеств в Адмиралтействе участвовал герцог голштинский со своей свитой, и Берхгольц описал это событие в своем дневнике: «Царь был уже там (т. е. в Адмиралтействе. Авт.) и прилежно трудился над приготовлением к спуску. Он всегда сам смотрит за всем, даже сам строит корабли, потому что, как говорят, знает это дело едва ли не лучше всех русских». Не всегда его страсть к мастерству была безопасна для окружающих. Петр считал себя отличным хирургом и в особенности любил рвать зубы, иногда в качестве наказания даже вырывал здоровый зуб. В основанной им Кунсткамере (музее) долго хранился, как говорит его токарь Нартов, целый мешок вырванных им зубов. Пушкин метко указал в его характере и поступках отдельные черты «нетерпеливого, самовластного помещика», представителя господствующего класса. В гневе Петр был страшен. По возвращении из первого заграничного путешествия он, раздраженный стрелецким бунтом, на пиру у Лефорта, в присутствии 500 гостей, поспорил с боярином Шеиным. При этом Петр выхватил шпагу, ударил ею по столу, крича Шеину; что за его злоупотребления он сдерет с него кожу до ушей. Двое приближенных пытались заступиться за Шеина, но Петр в ярости нанес одному из них удар по голове, а другому порезал пальцы. Он замахнулся уже на Шеина, но Лефорт успел отвести его руку. Только Меншиков смог успокоить расходившегося царя. «Все были в великом страхе, — говорит один из послов, — и каждый из русских старался не попадаться на глаза его царскому величеству, считая это наиболее безопасным». Нередко веселые выдумки и забавы Петра были тяжелы окружающим. По случаю спуска корабля «Пантелеймон» в июле 1721 г. был пир. Заметив на этом пиру, что за одним столом пьют, по его мнению, недостаточно, Петр рассердился и приказал каждому выпить по огромному стакану венгерского, к которому подливали водку. Петр скоро ушел на верхнюю каюту к царице, но поставил часовых, чтобы никто не мог уехать с корабля. «Между тем внизу веселились на славу, — рассказывает современник,— почти все были пьяны, но все еще продолжали пить до последней возможности. Великий адмирал до того напился, что плакал, как ребенок, что обыкновенно с ним бывает в подобных случаях. Князь Меншиков так опьянел, что упал замертво, и его люди вынуждены были послать за княгиней и ее сестрой, которые с помощью разных спиртов привели его немного в чувство и испросили у царя позволения ехать с ним домой». При дворе была создана особая шутовская организация — «сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор» во главе с князем-папою. Собор являлся остроумной и злой насмешкой над церковной службой. Бывший учитель царя Никита Зотов в качестве князя-папы одевал патриаршее облачение, другие носили архиерейские одежды. Инструкция, составленная Петром для избрания шутовского папы, пародировала выборы кардиналами папы. По-видимому, Петр вкладывал во всешутейший собор политический смысл, подвергая осмеянию церковников и «бородачей» — приверженцев старинных обычаев, которые являлись противниками преобразований и светского просвещения. Дарования Петра ярко проявились в руководстве военными действиями и внешней политикой. Неудачи не приводили его в уныние. Первый Азовский поход не принес успеха, но это лишь разбудило энергию Петра. Во втором походе, который привел к взятию Азова, ему принадлежала руководящая роль. Во время Северной войны первое поражение под Нарвой также не сломило его воли. В военных действиях Петра надо отметить сочетание противоположных, но одинаково необходимых для командующего качеств — решимости и осторожности. Он выискивал наименее защищенные пункты противника, добиваясь превосходства своих сил над шведами. В военных действиях под Гродно в 1706 г., вопреки мнению главнокомандующего, Петр потребовал отступления и тем спас русскую армию от расставленной противником ловушки и опасности окружения. Накануне Полтавской битвы была блестяще проведена подготовка поля сражения, рядом мер военного и дипломатического порядка была достигнута изоляция шведов на Украине. Предусмотрительность Петра проявилась в том, что при численном превосходстве русских он приказал построить на будущем поле сражения замечательные земляные укрепления — редуты. Военное искусство соединилось здесь с точным расчетом. Этим были созданы условия, при которых командование уже могло бросить все силы против врага, можно было решиться на генеральное сражение, завершившееся полной победой. В самый опасный момент Петр во главе войск бросился в бой. В качестве дипломата Петр принимал деятельное и руководящее участие во всех переговорах по наиболее крупным договорам с иностранными государствами. Он руководил дипломатическими переговорами, приведшими к союзу с Польшей и Данией. Мысль о союзе была высказана во время заграничного путешествия, в особенности при свидании с польским королем Августом II. Эти переговоры, продолжавшиеся в Москве, проводились в полнейшей тайне, так что шведский посол в Москве не имел никакого понятия о готовящейся против Швеции войне. Петр участвовал и в дальнейших переговорах, например во время второго заграничного путешествия и пребывания в Париже в 1717 г. Перед Ништадтским конгрессом в качестве посредника между шведами и русскими в Петербург приехал французский дипломат Кампредон. В беседах с ним проявилось большое искусство русских дипломатов и самого Петра. Кампредон старался смягчить условия будущего мира в пользу Швеции и русские дипломаты в переговорах с ним показали много искусства и настойчивости. В первой аудиенции в ответ на приветственную речь Кампредона Петр говорил весьма сдержанно, выжидая предложений с его стороны. В последующих беседах с русскими министрами Кампредон не мог добиться никаких уступок. Зато русские дипломаты выведали, что шведский король всего более опасается возможности влияния России на внутреннее положение Швеции, где имелись сторонники возведения на королевский престол голштинского герцога, находившегося в этот момент в Петербурге и сватавшегося к старшей дочери Петра царевне Анне. Не добившись ничего от министров, Кампредон выхлопотал снова аудиенцию у царя. В приемной комнате петербургского дворца его встретили дипломаты Головкин, Толстой и Шафиров. На этот раз Петр был откровеннее, но отказался что-либо уступить из завоеванных русским оружием земель, за исключением Финляндии, которую с самого начала переговоров русское правительство соглашалось возвратить Швеции. Перед отъездтом из России французский дипломат получил прощальную аудиенцию, во время которой сделал последнюю попытку добиться изменения русских условий мира. Однако он встретил твердый отпор. На прощание царь сказал Кампредону, что «он не связан еще никакими обязательствами с герцогом голштинским и никогда ничего подобного не сделает, если мир состоится скоро, только не надо терять времени». Настойчивость русских министров в отстаивании интересов родины привела к тому, что Кампредон должен был донести шведскому королю о необходимости заключить мир на предложенных русскими условиях. Русские знакомились в Западной Европе с передовой техникой и наукой, но были далеки от того, чтобы считать себя только учениками, и отлично сознавали значение достигнутых Россией успехов. Празднуя спуск военного корабля в 1714 г., Петр обратился к присутствующим с речью, которую передает (вероятно, не вполне точно) иностранный посол Вебер: «Кому из вас, братцы мои, хоть во сне снилось лет 30 назад, что мы с вами здесь, у Остзейского моря, будем плотничать и в одежде немцев, в завоеванной у них же нашими трудами стране построим город, в котором вы живете, что мы доживем до того, что увидим таких храбрых и победоносных солдат и матросов русской крови, таких сынов, побывавших в чужих странах и возвратившихся домой столь смышлеными, что увидим у себя такое множество иноземных художников и ремесленников, доживем до того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государи?» Преобразования встречали наряду с враждой со стороны отдельных группировок также и широкую поддержку. Среди сотрудников Петра выделялся Александр Данилович Меншиков — «счастья баловень безродный, полудержавный властелин», как назвал его Пушкин. Он был сыном придворного конюха; говорили, что в юности Меншиков торговал пирогами на московских улицах. Даровитый и храбрый в бою, он особенно отличился в Полтавской битве, где командовал конницей, натиск которой в последний момент боя привел к полному разгрому и бегству шведов. Энергично преследуя затем бежавших шведов, Меншиков заставил их сдаться у Днепра. Ему же принадлежит руководство военными действиями под Гродно, когда русская армия была выведена из опасности окружения. Петр не раз бивал Меншикова дубинкой за жадность к деньгам и хищения и в конце царствования лишил его должности президента Военной коллегии, но ценил за ум и энергию. Одним из крупнейших полководцев этого времени был фельдмаршал Б. П. Шереметев. Память о нем отразилась в народных песнях о победах над шведским генералом Шлиппенбахом. Выдающимися дипломатами были Б. И. Куракин, посол в Англии и Голландии, П. Шафиров, переводчик Посольского приказа, назначенный подканцлером и сенатором, его ум и дипломатическое искусство отмечали иностранные послы в своих донесениях; он участвовал в подготовке и заключении крупнейших договоров России с иностранными государствами. В. Н. Татищев, прославившийся в качестве первого русского историка, начал свою деятельность службой в войсках и участвовал в Полтавской битве. Он был послан на Урал для управления железными заводами и затем отправлен в Швецию для приглашения мастеров на русские заводы. Он сумел вместе с тем приобрести обширные знания по истории, географии и другим наукам и приступил к собиранию русских летописей и судебников. Впоследствии Татищев представил в Академию наук свой труд «Историю Российскую». Татищев часто с благодарностью вспоминал о времени Петра: "Если бы он в чужие края меня не посылал, к делам знатным не употреблял, а милостью не ободрял, то бы я не мог ничего того получить".
Яков Брюс, генерал и выдающийся дипломат, был одним из образованнейших людей, занимался географией, был представителем России в мирных переговорах со шведами, возглавлял Берг- и Мануфактур-коллегии, руководил строительством заводов. Многочисленные добровольные сотрудники подавали правительству проекты реформ и докладные записки. Один из них, Федор Салтыков, был послан в Англию закупать корабли для русского флота, оттуда он прислал Петру две обширные записки с изложением плана различных реформ. Салтыков предлагал учредить академии, библиотеки и школы, заводить мануфактуры, расширить торговлю и т. п. Наиболее даровитым публицистом был Иван Посошков, за год до смерти Петра написавший сочинение «Книга о скудости и богатстве». Посошков предлагал меры для расширения русской промышленности и торговли, особенно настойчиво защищая интересы торгово-промышленного класса, литературным представителем которого он являлся. Замечателен его проект крестьянской реформы. Посошков предлагал определить законом размер крестьянских повинностей, барщины и оброка, установить размер крестьянской пашни и усадьбы, снизить налоги. Это должно было ограничить помещичий произвол. Посошков настойчиво советовал учить крестьян грамоте. Он развивал также план созыва депутатов (в том числе представителей крестьян) для составления нового свода законов. Посошков происходил из семьи подмосковского крестьянина-ремесленника, был денежным и водочным мастером, вел торговые операции и к концу жизни составил себе некоторое состояние. Осенью 1724 г. Петр осматривал работы по строительству Ладожского канала, был на Олонецких железных заводах и посетил соляные промыслы в Старой Руссе. В ноябре он хотел осмотреть орудийные и железные заводы в Сестрорецке. В пути он заметил бот, чрезмерно нагруженный солдатами и матросами, плывший из Кронштадта. Бот сел на мель. Петр выслал лодку с людьми, но, сколько ни старались они, сдвинуть судно с места не могли. Тогда Петр сам отправился к боту. Но так как шлюпка не могла подъехать к судну из-за отмели, то он по пояс в воде пошел к боту, помогал стаскивать судно и затем приказал спасенных солдат разместить по ближайшим крестьянским избам. Петр переоделся в сухое платье и хотел продолжать путь, но на следующий день, совсем больной, должен был возвратиться в Петербург. Затем он несколько поправился, но болезнь возобновилась в январе 1725 г. Он не оставлял дел и еще успел составить инструкцию для экспедиции на Камчатку, сказав при этом: «Худое здоровье заставило меня сидеть дома; я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали». Экспедиция должна была выяснить, соединяется ли Северная Азия с Америкой. Болезнь Петра в конце января снова усилилась. Между тем не имелось распоряжения, кто должен быть его преемником. Он потребовал бумагу, но смог написать только несколько неразборчивых строк, из которых удалось прочесть лишь два слова: «Отдайте все...» Он позвал дочь Анну, чтобы диктовать ей, но, когда она подошла, царь не мог уже ничего сказать. В шестом часу утра 28 января 1725 г. Петр I скончался.
