"Очерки истории СССР. ХVIII век", под ред. Б. Б. Кафенгауза Москва, 1962 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
КЛАССОВАЯ БОРЬБА
Во второй четверти XVIII в. не происходило крестьянских войн и крупных восстаний народных масс, но повседневная борьба сельского и городского населения против феодально-крепостнического гнета не ослабевала. Наиболее распространенной формой своеобразного протеста крестьян было бегство. Крестьяне уходили толпами и в одиночку, деревнями и отдельными семьями. Бегство вызывалось «хлебной скудостью», «тягостью» налогового бремени, рекрутскими наборами, мобилизациями на строительные работы, произволом помещиков и духовных владык, злоупотреблениями приказчиков и воевод. Правительство издавало многочисленные указы о суровых наказаниях крестьян за бегство, о разорении их жилищ в местах новых поселений, о взыскании высоких штрафов с помещиков и их приказчиков за прием и укрывательство беглых. Пойманных беглых наказывали батогами, отправляли на каторгу, вырезали ноздри, клеймили. На оживленных путях движения беглых правительство устраивало заставы. Однако ни указы, ни жестокие репрессии не могли устранить бегства крестьян, ибо сохранились условия, вынуждавшие их покидать насиженные места. Только с 1719 по 1727 г. по далеко не полным данным в бегах числилось около 200 тыс. крестьян, а с 1727 по 1742 г. беглых считалось 327046 душ. Крестьяне укрывались в Сибири и Поволжье, находили пристанище на рыбных промыслах Нижнего Поволжья, на металлургических заводах и соляных промыслах Урала. Среди беглых преобладали выходцы из беднейшей части деревни, но среди них встречались зажиточные крестьяне, искавшие более благоприятных условий для торгово-промышленной деятельности и сельского хозяйства, не стесненных крепостническими порядками. Очень распространенной формой протеста была подача жалоб крестьян. Особенно много челобитных писали дворцовые, монастырские и государственные крестьяне. Об усилении жалоб свидетельствует такой факт: только в течение 1737 г. крестьяне дворцовой Хатунской волости, что под Москвой, подали 317 прошений. Поток жалоб был связан с наивной верой крестьян в хорошего царя и будто бы беспристрастную высшую администрацию. Бесплодность жалоб приводила к тому, что крестьяне прибегали к более активным формам борьбы, брались за оружие и чинили расправу над ненавистными помещиками и приказчиками и разоряли дворянские гнезда. Крестьяне, организованные в вооруженные отряды, держали в страхе даже дворян центральных уездов. Дворяне Тульского, Алексинскрго, Серпуховского, Тарусского, Каширского и Калужского уездов в 1732 г. в общей челобитной, поданной в Сенатскую контору в Москве, писали: «Многие помещики, оставя свои домы и деревни... живут с женами и детьми в Москве и в городах и в других уездах, а те воры и разбойники... живут в тех уездах и по лесам скрытно». Нападения крестьян сопровождались уничтожением документов, утверждавших права помещиков на землю и крестьян, а также всякого рода долговых обязательств. Так, приказчик помещика Ф. В. Кошкарева доносил в Арзамасскую воеводскую канцелярию, что осенью 1753 г. «неведомые воровские люди» наряду с деньгами и вещами изъяли из помещичьего дома «всякие вотчинные крепости, писцовые и межевые выписи», а также «записи и купчие». Нередко отряды крестьян нападали на дворы деревенских богачей. Богатый крестьянин Фирс Владимиров из деревни Свиненок Московского уезда получил письмо с требованием доставить в назначенное место «тридцать рублев денег», а также хлеб, мед, ветчину и вино. Если требование будет выполнено, «то тебя, окроме того, волосом не троним». В случае отказа отряд крестьян предупреждал Владимирова: «Ждать тебе нас к себе, добрых молодцев, на сей неделе в гости часу на час, и приготовить нам сто рублев денег, пить и есть довольное число». В этом случае, грозили крестьяне, «мы у тебя не оставим в доме ничего доброго». Отряды крестьян возглавляли выборные атаманы, есаулы и старосты. В распоряжении отрядов было не только холодное, но и огнестрельное оружие, а некоторые располагали даже пушками. Обычно они нападали ночью, после чего скрывались в лесу. Деятельность отрядов была всего сильнее в теплое время года. Правительство снаряжало против крестьянских отрядов «команды сыщиков», которые не всегда, однако, справлялись с поставленной задачей. Нередко каратели терпели поражение от хорошо вооруженных крестьянских отрядов. Так, правительственный отряд в 45 человек во главе с майором Бражниковым был в 1756 г. разбит в столкновении с крестьянами Нижегородского уезда, потеряв при этом убитыми 11 человек и ранеными 22 человека. Объясняя свое поражение, Бражников писал о крестьянском отряде: «Они-де весьма вооружены, так что, сверх находящихся при них пушек, каждый имеет на себе по одному ружью, а некоторые — по два, по паре пистолетов, да по одному тесаку и луку со стрелами, по одной рогатине, у коей сверх копья на другом конце насажен железный крюк. А кроме того, в лодке многое есть оружие, причем оные по своей наглости пальбу употребляли весьма спешно и беспрерывно». Командовал крестьянским отрядом атаман без ног, — «ходит и ползет на деревяшках, коего те разбойники, почитая, носят на руках». Не подлежит сомнению, что майор Бражников, пытаясь смягчить перед начальством свою вину за поражение военной команды, несколько усилил вооруженную силу противостоящего ему отряда крестьян. Деятельность «разбойных и воровских отрядов» не всегда следует рассматривать в качестве проявления социального протеста и борьбы против крепостников. Нередко такие отряды действительно занимались грабежом не только помещиков и богатых крестьян, но и неимущих жителей деревни, у которых забирали последнюю лошадь, корову и жалкое имущество.
Классовый антагонизм отчетливо проявлялся в открытом неповиновении помещику и его администрации, в отказе выполнять повинности. Нередко такого рода выступления перерастали в вооруженные восстания. Волнений крестьян во второй четверти XVIII в. было очень много, но эти местные, разрозненные и в большинстве своем скоротечные выступления так и не переросли в крупные восстания, однако они все же подготовили почву для крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева. Волнения крестьян в тамбовских дворцовых волостях начались в феврале 1733 г. Крестьянский мир поддержал своих челобитчиков, которых дворцовая администрация хотела привлечь к ответственности за то, что они будто бы сбирали лишние деньги и брали взятки. Когда челобитчиков вели для наказания, собравшаяся толпа крестьян, превышавшая 3000 человек, не дала их в обиду и едва не избила поручика Межаева, производившего следствие. Дальнейшее следствие было поручено подполковнику, князю Вяземскому, в распоряжение которого была передана воинская команда. Во время допросов под пытками было выяснено, что крестьяне собирались на сходы, где решили защищать своих челобитчиков. В итоге расследования было наказано «зачинщиков 50 или более человек». Крестьяне воронежских дворцовых деревень в 1739 г. отказались пахать и засевать дворцовую землю и платить недоимки. Они расправились с администрацией и поделили дворцовое имущество. Вызванная в деревни воинская команда «била мятежников нещадно», но и после этого крестьяне отказались повиноваться дворцовым властям и выполнять сельскохозяйственные работы. Только вторично прибывшая команда принудила крестьян к повиновению. Многие крестьяне дворцовых вотчин, а также духовных феодалов, зная, что государственные крестьяне испытывали менее тяжелый феодальный гнет, пытались отделиться от монастырского ведомства и объявляли себя государственными крестьянами. Так, например, поступили в 1748 г. 11,5 тыс. монастырских крестьян Вятской провинции, заявивших, что их неправильно закрепостили за монастырем. Крестьяне перестали платить поборы в пользу духовных властей, рубили монастырский лес. Следствие решило дело в пользу монастыря, и Сенат утвердил это решение. Помещичьи крестьяне, находившиеся в более тяжелом положении, чем дворцовые и монастырские, мечтали о своем переводе в подчинение дворцового ведомства. В 1729 г. крестьяне вотчины Л. Нарышкина в Шацкой провинции жаловались на значительное увеличение по сравнению с концом XVII в. барщинных и оброчных повинностей; при этом увеличение повинностей сопровождалось вымогательствами со стороны приказчиков и избиениями крестьян. Приказчики били их «смертным боем, босых зарыв в снег по колени. И брал оный Клим себе вместо оных денег наши крестьянские пожитки, лошадей и всякую скотину за полцены и меньше». Эти насилия привели к тому, что из 1644 дворов в вотчине осталось только 600. Крестьяне просили «милостивое и рассмотрительное решение учинить, чтоб нам, нижайшим, впредь дворцовыми крестьянами (не) быть и от оных, выше показанных разорителей не помереть голодной смертью». Стремление «отбыть» от помещика наиболее остро ощущалось во время купли-продажи вотчин или их конфискации. Вотчина графини А. Бестужевой в Псковском уезде была конфискована в 1743 г. и перешла в дворцовое ведомство. За вотчиной, насчитывавшей 3930 душ мужского пола, числилось 8 тыс. руб. недоимки, которую дворцовые власти принуждали тут же погасить и, кроме того, уплатить оброчные деньги и внести столовые запасы за текущий год. Крестьяне полагали, что они после конфискации имения перешли в разряд государственных и поэтому не считали себя обязанными отсылать оброчные деньги и припасы, а действия приказчиков и команды, принуждавших их это делать, оценивали как незаконные. В июне 1744 г. по указу Сената в вотчину прибыла новая команда в составе 18 человек, которую встретили 2000 вооруженных крестьян. Ретировавшуюся команду сменил более многочисленный отряд, начавший с обстрела взбунтовавшихся деревень. Было убито 55 крестьян и разорено 300 изб. Челобитчик Трофимов, действовавший от имени крестьян, поплатился ссылкой на каторгу, 112 крестьян — наказанием кнутом, а 113 — наказанием плетьми. Сохранилось много жалоб помещиков о том, что крестьяне не выходят на работу и «подушных и рекрутских денег не платят», убивают ненавистных приказчиков. Помещики обращались за помощью к правительственной администрации, чтобы «чинить наказание нещадное» всем, кто осмелился выразить протест. Борьба государственных крестьян против феодальных порядков выражалась в выступлениях против захвата соседними помещиками их земель, против увеличения размера денежных повинностей, наконец, против произвола администрации. Наиболее острой и упорной была борьба тех государственных крестьян, которых правительство приписывало к частным и казенным заводам.
На государственных крестьян по сравнению с прочими категориями сельского населения феодально-крепостнический гнет давил с меньшей силой. Государственные крестьяне пользовались относительно большими правами и свободой, они не являлись предметом купли-продажи. Главное их преимущество состояло в том, что они платили в казну денежный оброк, а барщинные повинности в виде «государевой десятины» постепенно отменялись. Они в меньшей мере подвергались опеке и регламентации, характерных для прочих разрядов крестьян. Приписка государственных крестьян к заводам резко ухудшала их положение. Вместо уплаты подушных и оброчных денег они должны были отрабатывать их на рубке Дров, жжении древесного угля, добыче руды, перевозке всего этого на завод и доставке готовой продукции на пристани. Крестьян привлекали для выполнения перечисленных работ отчасти в страдное время; экономическая мощь крестьянского хозяйства от этого ослабевала. Но крестьяне, кроме того, были недовольны уровнем оплаты их труда. Размер оплаты был установлен правительством еще в 1724 г., ставки с самого начала были ниже оплаты наемных рабочих и оставались неизменными в течение нескольких десятилетий, хотя курс рубля за это время значительно понизился, а цены на продукты повысились. Если учесть, что работоспособный крестьянин отрабатывал подушные и оброчные деньги (во второй четверти XVIII в. подушных платили 70 коп. и 40 коп. оброчных) не только за себя, но и за все ревизские души, включая престарелых и малолетних, а также беглых, то сумма отработки увеличится в три-четыре раза. Нередко приписные деревни находились за сотни верст от заводов, и крестьяне тратили на путь туда и обратно несколько недель, не получая за это никакого вознаграждения. Волнениям приписных крестьян обычно предшествовала подача челобитных с просьбой отменить их приписку. Правительственные учреждения, как правило, не обращали внимания на такого рода челобитные. Тогда крестьяне удовлетворяли свою просьбу самочинно — они не выходили на работу. В приписную деревню промышленник посылал вооруженных людей (во гла ве с приказчиком), которые силой пытались выпроводить крестьян в лес или на рудники. Столкновения команд с крестьянами обычно заканчивались в пользу последних, ибо они были сильнее приказчика с его людьми. В ход вновь пускались челобитные; крестьяне жаловались на увечья, причиненные им приказчиками, на падеж лошадей во время работы, на низкую оплату труда; в свою очередь заводовладельцы жаловались на «oгypство, леность и непослушание» крестьян и вызывали воинские команды. Карателям в лучшем случае удавалось одержать лишь кратковременную победу, ибо после отбытия команды крестьяне вновь проявляли «непослушание». Иногда волнения приписных крестьян продолжались в течение десятилетий. Открепление от заводов, по мнению крестьян, было наиболее радикальным средством улучшения их положения. «А мы, нижайшие, не на то им отданы, чтобы нас им мучительски мучить»,— писали крестьяне Ильинского острожка на Урале в челобитной о своем откреплении от Бымовского завода А. Демидова. Крестьяне этого острожка соглашались платить дополнительно сверх оброчных денег и подушной подати еще 40 коп. с мужской души, лишь бы «в его, Демидова, в тяжких работах и разорениях нам бедным, в команде ево и прикащиков ево не быть, а быть по-прежнему в дворцовом владении». Крестьяне Степановского острожка, приписанного к Юговскому заводу Г. Осокина, также просили освободить их от приписки и власти заводовладельца «за ево непорядочные разорения и поступки». Основной формой протеста крестьян, приписанных к частным заводам, был невыход на работу, а на казенных заводах, где в распоряжении администрации находились воинские команды, крестьяне часто бежали с работ. Обычно бежали в одиночку, реже — небольшими группами, а в 1727 г. — даже целыми слободами «с имеющимся у них огненным ружьем и разным оружием, оставя свой скот и хлеб». В особом положении оказывались крестьяне, купленные промышленниками к мануфактурам. В отличие от приписных крестьян, сохранявших свое хозяйство и обязанных отдавать заводским работам лишь часть года покупные крестьяне отрывались от пашни и превращались в постоянных работных людей с нищенским жалованьем. Поэтому конфликты между покупными крестьянами и промышленниками носили более резкий характер и в некоторых случаях перерастали в длительную вооруженную борьбу. Заводовладельцы братья Миляковы в 1726 г. купили к своему заводу у князя Хилкова деревню Маскину в Темниковском уезде. Уже в следующем году крестьяне не вышли на заводские работы, стали подавать жалобы на Миляковых, а часть из них бежала. Несколько лет Миляковы безуспешно пытались привести крестьян в повиновение и в 1730 г. добились, наконец, прибытия вооруженной команды. Крестьяне встретили команду огнестрельным оружием, саблями, дубинами. Их удалось усмирить в 1731 г. только после вмешательства Сената, пославшего против волновавшейся деревни значительный отряд регулярных войск. Упорным и кровопролитным было восстание крестьян Ромодановской волости Калужской провинции, купленных Демидовым к металлургическим заводам. Крестьяне в 1741 г., «собрався многолюдством», избили приказчиков и обезоружили солдат немногочисленной команды, присланной в волость. Волнение было подавлено после того, как против крестьян был прислан батальон солдат, вооруженный пушками. С новой силой восстание крестьян Ромодановской волости вспыхнуло 10 лет спустя. Восстание началось в апреле 1752 г. в связи с прекращением заводских работ. Четыре роты солдат, прибывшие на подавление восстания, были разгромлены крестьянами. По распоряжению Сената против восставших было направлено 6 полков регулярной армии. Несмотря на это, крестьяне некоторое время успешно отражали попытки солдат переправиться через реку Оку. К восстанию демидовских крестьян присоединились крестьяне мануфактуриста А. Гончарова. Восставших поддерживали посадские люди Калуги, представители низшего духовенства. Восстание было подавлено, его руководители подверглись жестоким наказаниям. В рассматриваемое время происходили выступления также и работных людей, занятых на мануфактурах, причем их борьба имела свои особенности. Рабочие суконного двора в Москве, волновавшиеся еще в 20-х годах XVIII в., вновь возобновили в 1737 г. борьбу против штрафов, незаконных вычетов, за повышение оплаты труда. Настойчивость, с которой действовали рабочие в течение многих лет, привела к успеху: в 1742 г. правительство вынуждено было признать требования рабочих справедливыми. К отказу от работы, как средству борьбы за удовлетворение своих требований, рабочие суконной мануфактуры обратились и в 1749 г. Столь же упорным было движение казанских суконщиков, начавшееся в 1737 г. и направленное против попытки владельца мануфактуры снизить расценки. Рабочие посылали ходоков с жалобами на мануфактуриста, а также устраивали стачки и частично добились удовлетворения некоторых требований. Дальнейшая борьба привела к арестам и массовым наказаниям рабочих. Итак, феодально-крепостнический строй во второй четверти XVIII в., как и в предшествующее время, порождал острые социальные конфликты. Разрозненные выступления крестьян и работных людей готовили почву для мощной крестьянской войны, вспыхнувшей четверть века спустя.
