А.А.Волков. "Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период." Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
А. С. СЕРАФИМОВИЧ (1863-1949)
Творчество Серафимовича уходит глубокими корнями в народную жизнь. Борьба народа за свое освобождение питала его творчество, сам народ — рабочие, крестьяне, солдаты — был активнейшим действующим лицом в его произведениях.
Александр Серафимович Серафимович (Попов) родился 19 января 1863 года в станице Нижне-Курмоярской (бывшая Область Войска Донского) в казачьей семье. С пятого класса гимназии одаренный юноша с жадностью принимается за чтение серьезных книг. Он читает Л. Толстого, Тургенева, Чернышевского, Добролюбова, Писарева. В гимназии возникает литературный кружок, в котором ведутся беседы о справедливости, о религии, о правах человека, о равенстве, свободе. Мнения и взгляды в кружке рождаются и углубляются не только в результате чтения. Все чаще в кружок проникают веяния извне; вести о политических событиях в стране приносят студенты, проводившие каникулы в родных станицах. Нелегальная литература, распространяемая ими, попадала и в кружок, организованный молодым Серафимовичем. Идейные позиции писателя в основном определяются к началу 80-х годов. Разделяя на первых порах народнические убеждения, Серафимович постепенно находит пути к преодолению свойственных этим убеждениям иллюзий. В 1883 году Серафимович поступает на физико-математический факультет Петербургского университета. Здесь он сближается с передовой, демократически настроенной частью студенчества; настойчиво, строчка за строчкой, «овладевает» «Капиталом» Маркса. «Зацепили зубья невидимой и неведомой дотоль машины и стали обрабатывать неграмотного, интеллектуально-неповоротливого сына степных захолустий,— писал позже Серафимович.— Университетские и внеуниверситетские лекции, кружки, совместные чтения, жаркие молодые споры, тысячи подвернувшихся вопросов, требовавших ответа, особенно общественные вопросы, жгуче стояли, не давая ни на секунду покоя». Для Попова «отворились широкие ворота» в жизнь. «Капитал» показал ему в строгой логике научных выводов невозможность компромисса между эксплуататорами и эксплуатируемыми, между капиталистами и рабочими. В студенческих кружках Серафимович сблизился с Александром Ульяновым (братом Владимира Ильича Ленина). Порывистая, страстная натура, глубокий ум Александра Ильича произвели на юношу неизгладимое впечатление. Казнь Александра Ульянова за участие в подготовке покушения на Александра III потрясла Серафимовича. Он пишет взволнованное воззвание, где призывает к активной революционной борьбе с полицейским режимом, летом 1887 года его арестовывают и высылают в город Мезень Архангельской губернии. Ссылка стала большой школой политического воспитания для будущего писателя. Здесь, на суровом Севере, он сближается с группой политических ссыльных, среди которых оказался организатор знаменитой Морозовской стачки рабочий П. А. Моисеенко. Впервые Серафимович сдружился с передовым рабочим, имевшим опыт революционной борьбы. «Он оказал огромное влияние на лас на всех и особенно на меня. Мое теоретическое осознание классовой борьбы он углубил и превратил не только в сознание, но и в чувство»,— говорил позднее Серафимович о своем рабочем друге. В общении с Моисеенко, ссыльными и поморами укреплялись мысли и чувства, которые должны были определить основную тему творчества писателя, его эстетические воззрения. Он теперь и разумом и сердцем стремился внести свою долю участия в освободительное движение. Моисеенко находит возможность вести революционную пропаганду. Он создает столярную мастерскую, которая становится связующим звеном между ссыльными и поморами. Замордованные каторжным трудом, нищие и неграмотные поморы находились вдобавок во власти религиозных предрассудков. Ссыльным пришлось вести борьбу с невежеством и косностью. Местный поп предал «политиков» анафеме с амвона, обвинив их в безбожии. С трудом, шаг за шагом, завоевывали высланные доверие населения. Общение с местными жителями приносило огромное удовлетворение Александру Попову. Слова социальной правды с трудом доходили до сознания поморов, но, проникнув, западали глубоко, неизгладимо. Да и сам Попов, беседуя с ними, стал непосредственнее и лучше понимать, сколь глубок антагонизм между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Попов жадно слушал поморов, живших рыбной ловлей и охотой на морских зверей. Он узнал, как тяжел и опасен был этот промысел; узнал, что бедняки зачастую возвращались с пустыми руками, что они нередко погибали в море. Когда же охота и ловля бывали удачными, то львиную долю добычи приходилось отдавать кулакам, снабжавшим поморов снастями. В ссылке Серафимович провел три года. Наблюдая своеобразный быт и природу Севера, Серафимович решил описать их. В одном из набросков автобиографии Серафимовича мы читаем: «Поразила природа, железный человеческий труд». В своем первом рассказе «На льдине» (1889) Серафимович не случайно сопоставляет человеческий труд и природу. Так же как и родная южная природа, северные пейзажи впоследствии заняли обширное место в творчестве Серафимовича, тесно вплетаясь в повествование, органически сливаясь с ним. Эту особенность мы обнаруживаем и в рассказе «На льдине».
Картины суровой природы, нарисованные в этом рассказе, подчеркивают те невыносимо тяжелые условия, в которых жили труженики-поморы. «Побелело море, зашумело непогодой. Тяжко встают свинцовые воды и, клубясь клокочущей пеной, с глухим рокотом катятся в мглистую даль. Ветер злобно роется по их косматой поверхности, далеко разнося соленые брызги. А вдоль излучистого берега колоссальным хребтом массивно поднимаются белые зубчатые груды нагроможденного на отмелях льда».
Эти строки из вступления к рассказу «На льдине» помогают читателю глубже и ярче ощутить напряжение и ритм той неравной борьбы, которая должна разыграться на ледяных просторах. Бедняк помор Сорока идет «а промысел в открытое море. Он плохо вооружен для тяжелой борьбы с природой, и писатель показывает, что беззащитность человека в борьбе со стихией — это результат жестокой эксплуатации поморской бедноты кулаками: «Глянул Сорока по берегу, смотрит — за соседним обломком льда Ворона стоит с багром, туда же глядит. Посмотрел на него Сорока, и темно стало у него на душе. Здоровый мужик Ворона, совик на нем олений добрый, бафилы новые: стоит себе, на багор слегка оперся, глядит на море, видно не тужит: попадет промысел — Ворона новую шхуну пустит, еще пуще торговать начнет; не попадет — горевать не будет. Да и сам Ворона надрывать себя на промыслах очень не станет: для него набьют зверя покрутчики. И Сорока пошел от него покрутчиком, и за то, что Ворона снабдил его теплой одежей, должен отдать ему половину добычи». Сорока одним из первых спускается на лед. Он весь во власти неотступной мысли — найти тюленей, ибо он должен накормить голодную семью, отдать долю Вороне. Сорока возвращается с богатой добычей, но он слишком долго задерживается на льду, и отлив уносит его в море. Бросив добычу, Сорока мог бы еще спастись, однако при одной мысли, что он вернется с пустыми руками, его охватывает ужас. Тяжело нагруженный шкурами и салом убитых им животных, пытаясь добраться до берега, помор гибнет. Непосредственная причина гибели Сороки — стихийные силы природы, но в действительности он — жертва социального неравенства, жестокой эксплуатации кулаками поморской бедноты.
Произведение по существу своему становилось обвинительным актом против тех социальных сил, которые привели героя к трагической гибели. По идее и по своему художественному строю к рассказу «На льдине» примыкает другой рассказ северного цикла «На плотах». Здесь человек тоже вступает в единоборство с природой из-за куска хлеба. Но если в рассказе «На льдине» это единоборство завершается несколько прямолинейным противопоставлением бедняка Сороки кулаку Вороне, то в рассказе «На плотах» мысль о социальной драме трудящегося, о противоположности его интересов интересам буржуазного общества выражена более сложно. Плотовщик Кузьма, как и помор Сорока, тоже в одиночку добывает хлеб насущный. Это одиночество, труд в тяжелых условиях, в единоборстве с суровой природой является в северных рассказах Серафимовича исходным пунктом для идейных обобщений и использования определенных художественных средств. Писатель показывает, что в обществе, где царят волчьи законы присвоения чужого труда, социальная разобщенность трудящихся губительна, борьба за кусок хлеба в одиночку бесплодна. Гибнет помор Сорока, близок к гибели и плотовщик Кузьма. Более того, мотив социального разобщения трудящихся значительно усилен в рассказе «На плотах». Вдали от людей, в дремучем лесу у Белого моря, Кузьма валит деревья; его придавливает срубленное дерево. Он кричит, зовет на помощь, хотя это бесполезно. Нечеловеческими усилиями он освобождается, а затем целую неделю отлеживается, как одинокий раненый зверь. Труд в одиночку усугубляет разобщенность трудящихся, мешает осознать общность их интересов, опутывает их сетями мелкого собственничества, сталкивает их между собой. В идейном отношении рассказ «На плотах» углубляет мысли и настроения, положенные в основу первого рассказа писателя; художественно же он знаменует углубление реализма, который станет основным методом в творчестве Серафимовича. «На льдине» и «На плотах» начинают серию рассказов Серафимовича, все более насыщаемых мотивами социального протеста против неравенства, угнетения и эксплуатации. В иной манере написан рассказ «Снежная пустыня» (1). По своей структуре он близок к последующим очеркам Серафимовича и является, пожалуй, промежуточным звеном между рассказом и очерком. Повествование ведется в нем от первого лица. Сначала возникает впечатление, что писатель рассказывает о себе, о поездке в тундру, цель которой еще неясна читателю. Рассказчик говорит о чувствах, мыслях, переживаниях, которые были так свойственны самому Серафимовичу в годы ссылки. "Я весь отдавался движению, отдавался пространству, которое, чудилось, поглощало меня, расступаясь в то же время зияющей далью. Молодость, жажда жизни, жажда счастья, накипавшие силы и какие-то смутные желания приливали в виде этого бесконечного простора, в виду синеющей дали, манившей к себе ----------------------
1. Первоначальное название рассказа — «В тундре». ---------------------- смутной надеждой, радостными порывами к учащенно бившемуся сердцу". Лирические излияния, обширные описания северных ландшафтов, впечатления от похоронной процессии самоедов — все это традиционные элементы путевого очерка. Почти весь рассказ построен на динамике событий. Этот прием, нередко привлекаемый Серафимовичем и в дальнейшем, явится композиционным стержнем «Железного потока».
Отбыв срок ссылки, Серафимович в 1890 году поселился, под гласный надзор полиции, в станице Усть-Медведицкой. Здесь он принимает участие в организации литературного (по характеру деятельности — революционного) кружка, где обсуждались острые политические вопросы (о судебных политических процессах, о студенческой демонстрации на могиле Добролюбова, о якутском бунте и т. д.). Серафимович устанавливает связь с деятелями социал-демократических кружков Ростова-на-Дону Алабышевым и Мошицким. Весьма важным для Серафимовича обстоятельством было то, что Алабышев сумел установить связь с группой «Освобождение труда», откуда поступала нелегальная марксистская литература и указания о практической работе. Таким образом Серафимович сближается с наиболее передовыми людьми и начинает вести пропаганду марксизма. Вскоре близ Усть-Медведицкой поселяются революционеры, супруги Знаменские, арендуя мельницу для революционных целей; мельница превратилась в место собраний передовой молодежи станицы. В эти годы широко развертывается литературная деятельность Серафимовича. Он пишет о жизни трудящихся родного края, о рыбаках Приазовья, о донецких шахтерах, о рабочих юзовского завода, сотрудничает в местных газетах «Донская речь» и «Приазовский край». Уже в первое десятилетие своей творческой работы Серафимович вырастает в самостоятельного художника с очень своеобразным видением жизни, со своей большой темой и оригинальным художественным выражением ее, становясь летописцем рабочего класса, вдумчивым исследователем его быта и труда. При рассмотрении общей направленности литературной работы Серафимовича становится ясным, что в его раннем творчестве наиболее значительными в идейном отношении являются рассказы, отражающие растущий антагонизм между трудом и капиталом; они-то и открывают магистральную тему всего творчества писателя. В рассказах и очерках «Стрелочник», «Под землей», «Маленький шахтер», «Семишкура», «Инвалид», «Машинист», «На заводе» и других ясно выражена мысль о противоположности интересов трудящихся и буржуазии, мысль, подсказывающая вывод о неизбежности грядущих классовых боев. Внимание Серафимовича привлек не только рабочий, уже втянутый в определенные производственные отношения; он берет трудящегося, еще не свободного от власти земли, от пут мелкого собственничества; он прослеживает путь крестьянина от клочка земли к заводскому производству и далее — к революции. В ранних произведениях Серафимовича рабочие показаны как жертвы эксплуатации. Таков, например, Иван в рассказе «Стрелочник» (1891). Двадцать два года проработал Иван на станции и все эти годы испытывал лишь страх, возникавший в его душе по самым неожиданным поводам. «Не сделал ли он чего-либо не так, не сделал ли он упущения, не вышло бы чего-нибудь скверного?» — вот какие думы неотступно одолевали его. Вдруг ему показалось, что он забыл после прохода товарного поезда перекинуть рычаг стрелки на главный путь, по которому теперь несется почтовый. Иван в отчаянии кидается на соседний путь и попадает под маневрирующий паровоз. Сам факт гибели стрелочника, тупое равнодушие, проявленное железнодорожным начальством к его осиротевшей семье, прозвучали в этом рассказе как суровое обвинение порядкам, господствовавшим в дореволюционной России. В ином аспекте написан рассказ Серафимовича «Сцепщик». Так же как на стрелочника Ивана, на сцепщика Макара «все шишки валятся». В течение своего 24-часового дежурства Макар работает с таким напряжением, что в нем становится трудно «признать человека: колеблющаяся, неверная походка, мутные глаза и бессмысленное лицо идиота — без мысли, без выражения». Так же как стрелочник Иван, он изнемогает под бременем изнуряющей его работы; он — черная кость, и начальство издевается над ним. Но в рассказе «Сцепщик», написанном восемь лет спустя, уже утверждаются мотивы активного протеста. Избитый за чужую вину, Макар жалуется: «Да што ж ты думаешь, он имеет полное право бить, значит, по морде? Кто такие права ему давал? Таких прав нет! А ежели я да не стерплю? А? Нет, ты скажи, ежели не стерплю я? А?» Макар, действительно, добивается составления протокола, но за это начальник станции выгоняет его с работы. Детей Макара, как и детей Ивана, ожидает голодная смерть. Орошая пьяными слезами лица ребятишек, Макар говорит: «Соколятки мои, поросяточки! Нн... ничего, привыкайте, набалованы, кажный день ели... теперя привыкайте, штоб, значит, с передышкой, потому кажный день нам есть никак нельзя, не полагается, не туда рылом вышли...» В 1901 году выходит первый сборник рассказов Серафимовича («На плотах», «В тундре», «Стрелочник», «Месть», «Поход», «Прогулка», «Под землей»). Очерком «Под землей» (1895), о котором В. Короленко писал, что это «очень хорошее описание тяжелой работы рудокопов во тьме подземелий», Серафимович начинает серию произведений о шахтерах. И, как всегда, в центре внимания писателя — человек, жертва каторжного труда, забитый эксплуататорами. «Вязкий, глухой удар раздался возле меня, и в то же мгновение черная туча осколков угля обдала мне лицо, больно просекая кожу. Я отшатнулся в сторону. Шагах в трех от меня рабочий врубался в каменноугольную массу, отделяя ее от пола. Он лежал на левом боку и частью на спине и, держась обеими руками за длинную рукоять особенно удлиненного топора, с усилием взмахивал им над самым полом, болезненно содрогаясь всем телом от крайне неловкого положения и усилий попадать в одно и то же место; голова тянулась за ударами, и ноги судорожно подергивались, шурша по мокрому полу мелким углем». Нечеловеческий труд, оплачиваемый жалкими грошами, приводит к тому, что шахтер теряет человеческий облик. «Тягальщик, надев лямку, поправил ее на груди, потом стал на четвереньки и, подогнув голову, изо всех сил натянул веревку... На него тяжело было смотреть,— это была агония труда. Он бился, скользил и падал, как привязанный на цепи». С его лица исчезло человеческое выражение. «Что-то звериное, животное сквозило в этих искаженных чертах, по которым ходила судорога нечеловеческого напряжения». Так с беспощадной суровостью рисует Серафимович картины невыносимых страданий, которые выпадают на долю людей подневольного труда, ждущих и жаждущих своего освобождения от гнета капитала.
Писатель показывает не только иссушающие душу будни каторжной работы шахтера, но и тоскливые часы его досуга. Поднявшись на-гора, шахтер находит забвение в вине. Жизнь его беспросветна. Впереди его ждет гибель, увечье, голод. Когда же силы его покинут, он будет выброшен на улицу. Описанию этой мрачной жизни Серафимович посвятил также и два других рассказа: «Маленький шахтер» и «Семишкура». Оба эти рассказа тематически примыкают к таким произведениям Серафимовича, как «В пути», «Никита», «Лихорадка», «Заяц». В этих произведениях писатель показывает, как крестьянин в поисках спасения от безземелья и голода уходит из деревни в город, а предприниматель, высосав из него все силы, выбрасывает его вон, как ненужную ветошь. Писатель ярко характеризует своеобразную психологию ушедшего из деревни крестьянина, тщетно мечущегося между городом и деревней, крестьянина, который, став рабочим, еще и не помышляет о сопротивлении, а только горестно жалуется на свою жизнь: «Эх, братцы, каторжная наша жисть. В каждом часе своем не волен, штольни-то костями нашими заделаны. Рази можно от ней, от могилки своей, уходить?.. А я, пес старый, в деревню... А в деревне, братцы, мать-сыра земля... геенна огненна...» О том, как мало ценится жизнь трудящегося в капиталистическом обществе, Серафимович писал также в одном из своих публицистических очерков: «Рабочий для этих людей — хам, вьючное животное, которое не должно выходить из-под кнута. Вышибить зуб, своротить скулу, раскровянить лицо чабану — то же, что выкурить папиросу. Это делают даже не в сердцах, не в раздражении, а так — мимоходом, потому что рука «чешется». И все же в этих рассказах, написанных в ранний период творчества, автор как бы останавливается на полдороге, не раскрывает до конца идею, к восприятию которой сам подвел читателя. Рисуя в своих первых произведениях картины гнетущих условий жизни и труда рабочих при капитализме, писатель в то же время еще не показывает роста революционного сознания рабочих, не изображает передового борющегося рабочего той памятной эпохи, когда в России нарастало и ширилось освободительное движение, когда на фабриках и заводах пробуждалось и формировалось классовое сознание пролетариата. Серафимович как художник не имел достаточного материала для воссоздания образов передовых рабочих — революционных борцов. Это не значит, что в рассказах, предшествующих первой русской революции, у писателя не было революционной устремленности, она сказывалась в самом изображении бесправного положения рабочих при капитализме. Но особенно отчетливо эта устремленность выразилась в аллегорическом рассказе «Капля», опубликованном в 1898 году. В этом рассказе звучала вера в неизбежное крушение старого, эксплуататорского строя и в революционное обновление жизни. Серафимович стремился вложить в свою аллегорию широкое социальное содержание. Он хотел показать, что освободительное движение последовательно и неуклонно расшатывает основу режима и неизбежно завершится социальной революцией. «Надо было разъяснить,— писал позднее Серафимович,— что непрерывно идущая десятилетиями подпольная революционная работа подтачивает, как подпочвенная вода, стекающая каплями, устои самодержавия» (1). Но помимо общего широкого замысла, сообщавшего «Капле» романтическую эпичность, аллегория говорила о вере писателя в то, что только упорная работа, борьба помогают разрушению старого и созданию нового. И в своих реалистических рассказах о пролетариях Серафимович был писателем-революционером, но «Капля» — первое его произведение, проникнутое революционной романтикой и вместе с тем призывом к упорной, повседневной, целенаправленной борьбе с самодержавием. ---------------------
1. А С. Серафимович, Собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, 1947, стр. 372. ----------------------
В рассказе «Капля» Серафимович обращается к любимой им природе, которую он умеет так объемно и красочно изображать. Символика рассказа проста. Огромная гора и серые гранитные скалы олицетворяют собой, казалось бы, непоколебимую твердыню самодержавия. Эти скалы загораживают путь воде к долинам, где люди страдают от жажды и засухи. Но вот начинается тяжелая и долгая работа. Первая капля падает на гранитную скалу и, растекаясь, высыхает. Солнце пригревает, снега на скале тают, и капля за каплей падает на скалу, падает и «умирает». Но, погибая, капли производят свою разрушительную работу. Они проточили в скале тонкую, почти невидимую трещину. Рассказ «Капля» делится на три части. Первые две как бы подытоживают революционную работу прошлого. Революционеры-одиночки гибли, но подвиги их не пропали даром. Они несли людям надежду, расшатывали твердыню крепостничества, расчищали путь к победе народа. Третья часть устремлена в будущее. В ней пророчески предсказывается гибель самодержавия и весенний расцвет жизни, когда широко звучит пробивший себе дорогу поток, олицетворяющий в рассказе свободу. «Накренились снега, не выдержали и рухнули, увлекая за собой обломки скал, гранитные глыбы... Колоссальной грудой прошел обвал... Затаилась пробиравшаяся вода, просочилась сквозь обвал и шумным и веселым ручьем побежала вниз... Все покрылось зеленью. Везде проснулась жизнь. Но капельки, те первые капельки, которые упали на бесплодный камень, не видели и не слышали этой пробудившейся жизни, и самые имена их безвестно затерялись».
«Капля» написана в форме эпического сказа о величии природы, насыщенного героической революционной мыслью о преображении жизни. В 1902 году Серафимович переезжает в Москву. К этому времени заканчивается ранний период его творческой деятельности. В Москве Серафимович попадает в литературное объединение передовых, демократически настроенных писателей «Среда», где встречается с Горьким, Буниным, Куприным, Андреевым. Это обстоятельство в значительной мере способствует усилению влияния Горького на творчество Серафимовича. Идейная и творческая близость Горького и Серафимовича выявилась в этот период с особенной полнотой. При всем различии в масштабах охвата жизненных явлений Горьким, с одной стороны, и Серафимовичем — с другой, обоих писателей роднит между собой общность конечных целей, органическое единство их общественных идеалов. Уже в ранних произведениях и Горького и Серафимовича заложено то общее, что должно было способствовать сближению их творческой мысли. Это — неиссякаемая любовь к человеку, незыблемая вера в его высокое призвание, в его грядущее раскрепощение. Главное и основное содержание их творчества — это неустанная борьба за человека, постепенно выпрямляющего спину, согнутую многовековым рабством, борьба за окончательную победу рабочего класса, за освобождение всех трудящихся от капиталистической эксплуатации. Глубокий и всесторонний гуманизм, проникающий все их творчество, теснейшим образом сближает Горького и Серафимовича. Оба писателя с самого начала своей литературной деятельности поднимают голос в защиту трудящихся. Оба они вскрывают социальные и экономические причины эксплуатации человека человеком, показывают непримиримый классовый антагонизм имущих и трудящихся. Единство взглядов Горького и Серафимовича, установившееся с того времени, как Серафимович вошел в число постоянных участников «Среды», выявилось еще более после того, как Горький возглавил издательство «Знание» и привлек Серафимовича к активному участию в своих творческих начинаниях. Громадное влияние великого пролетарского писателя на литературную деятельность Серафимовича, их совместная работа в «Знании», наконец, события первой русской революции вдохновили Серафимовича на ряд произведений, в которых пролетариат выступает как сознательный и активный борец за лучшую жизнь. Революция 1905 года стала важнейшим идейным рубежом в творчестве Серафимовича. «Революция 1905 года произвела на меня сильное впечатление,— писал он.— Я увидел, как вырос, как выдвинулся вперед рабочий класс... с каким мужеством и отвагой он подставил грудь под пули царских пушек» (1).
В разгар декабрьских боев Серафимович живет на Пресне. Дом на Кудринской площади (ныне площадь Восстания), где он снимает квартиру, подвергается артиллерийскому и ружейному обстрелу. Он бросается на помощь рабочим-дружинникам, помогает им строить баррикады, наблюдает, как они сражаются: мужественно, спокойно, почти деловито. Революция открыла новый путь для художественных исканий Серафимовича. Ему удается создать в 1905 году насыщенные революционной патетикой, проникновенно передающие атмосферу времени рассказы, ибо он уже давно являлся выразителем настроений пролетарской массы, пробуждающейся к действию. Еще ранее, слив свои идейные убеждения с интересами пролетариата, Серафимович в разгар первой революции как художник глубоко и полно выражает идейную сущность пролетарской борьбы. Произведя идейный сдвиг в творчестве Серафимовича, революция порождает в его произведениях и новые художественные качества. ---------------------
1. А. С. Серафимович, Собрание сочинений, т. III, Гослитиздат, 1947, стр. 392. ---------------------- В рассказах Серафимовича о 1905 годе этот качественный сдвиг в сторону социалистического реализма ясно обозначился и в общем и в частностях. Теперь в его произведениях во весь голос звучит революционный пафос. Серафимович увидел в рабочем классе историческую силу, несущую избавление от рабства. Он понял, что именно в среде рабочих великие идеи, светлая вера в будущее становятся неотразимой силой, увлекающей массы на борьбу за свое счастье. В рассказах о 1905 годе Серафимович показал, как из рабочей массы выходят один за другим пламенные борцы революции, увлекающие за собой весь трудовой народ. В рассказе «Среди ночи» рабочие — каменщики, плотники, ремесленники — собираются на тайный митинг. С речами выступают сами рабочие, уже достаточно разбирающиеся в политических событиях. Они призывают к единству, к борьбе, и в сознание слушателей эти слова врываются «чем-то праздничным, ярким, сверкающим и огромным. И хотя эта серая, скучная жизнь все так же серо, монотонно тянулась, над ней, как утреннее солнце, стояла, заслоняя жестокую, неумолимую действительность, каторжный труд, стояла радость ожидания огромного, всеобъемлющего счастья грядущего освобождения». Характерно, что в рассказах Серафимовича о 1905 годе появляются новые образы, возникает революционная патетика, близкая патетике Горького: «Десятки тысяч людей шли, пели гимн смерти, и торжественно и могуче из могильного холода и погребального звона вырастала яркая, молодая, радостная жизнь, и сверкала на солнце, и играла на лицах тысяч людей, и народ, густо черневший вдоль улиц, несмолкаемо и исступленно приветствовал их» («Похоронный марш»). Серию произведений Серафимовича, посвященных революции, открывает рассказ «Бомбы».
Каждый из эпизодов рассказа соответствует определенному историческому моменту; за время же, отмеченное этими эпизодами, происходит идейное становление героев. Каждый эпизод представляет собой законченную картину, передающую положение героев, состояние их умов, сдвиги в их сознании. В эпизодах даются также лаконичные и выразительные портретные характеристики. С одной из них и начинается рассказ: «Маленького роста, тщедушная, в оборванной юбке и грязной сорочке, все сползавшей с костлявого плеча, она, нагнувшись над корытом, усердно терла взмокшее, отяжелевшее белье в мыльной пене». Таков портрет жены рабочего Марьи, как будто близкий другим портретам людей, забитых непосильным трудом. Но вот характерная деталь в этом портрете, как бы намекающая на перспективу развития характера: «Когда женщина на минуту выпрямлялась, расправляя занывшую спину, с отцветшего лица глядели синие, еще молодые, тянувшие к себе, добрые, усталые глаза».
Марья — главный герой рассказа; основная его тема — идейное становление простой русской женщины под влиянием революции и проникновения социализма в рабочую среду. Вслед за мужем Марья начинает приобщаться к борьбе, которую рабочий класс ведет против эксплуататоров. Слова агитаторов социал-демократов, звучавшие ранее непонятно, пугающе, постепенно обретают для нее ясное содержание. Она начинает понимать, что «эксплуатация» значит — хозяева мучат, что «прибавочная стоимость» это — что хозяева сладко едят, сладко пьют вместо нее с мужем, вместо ее детей...» Ее больше не пугают собрания революционеров в убогой комнате, где спят ее дети. В ее жизнь входит новая, волнующая, радостная надежда на другую жизнь. Она прячет прокламации, нелегальную литературу, шрифт. Серафимович показывает только первые шаги женщины в революции. Марья еще не активный борец, как ее муж, как его друзья рабочие, как социал-демократы, несущие в рабочий класс свет марксизма. Но «Бомбы» — рассказ о пробуждении сознания доселе забитой рабским трудом русской женщины. Дальнейший ее путь в революцию вскоре отобразил Горький, создав незабываемый образ Ниловны в романе «Мать». Портрет Марьи нарисован Серафимовичем в скупой манере. Отличительной особенностью такого рисунка является выделение какой-то детали, сообщающей портрету неповторимую оригинальность, которая дана в контрасте с другими чертами. Изможденный вид Марьи, ее измученные работой руки — общие черты, но с ними контрастируют умные и молодые глаза. В дальнейшем поэтической манере Серафимовича становится особенно свойственно такое выделение оригинальной детали, как-то освещающей, открывающей общее. Серафимович редко прибегает к другому способу изображения, который заключается в детальной живописи портрета, также вырабатывающей неповторимое своеобразие лица, фигуры. Избрание Серафимовичем скупого рисунка в изображении человека отмечает определенные сдвиги в его живописном мастерстве, которое все более совершенствуется. Обогащается его художественная палитра. Очерковая манера, в которой описания даются как бы в ходе наблюдений, имеет нередко самоцельное значение и не всегда подчиняется главной идее, уступает место художественной стройности, где строго взаимодействуют отдельные поэтические элементы. Архитектоника рассказа «Бомбы» довольно сложна. Образы в «Бомбах» написаны в трех разных планах, и сделано это с целью выделения основного образа — Марьи. Он дан крупным планом в экспозиции рассказа и в его концовке. Этот образ живописен и сделан более рельефно, чем другие персонажи, через его восприятие читатель знакомится с нарастающими революционными событиями. Образом Марьи Серафимович вскрывает психологию и чувства той рабочей массы, которая перед грозным часом борьбы еще не вышла на улицы, но прислушивается к раздающимся взрывам и выстрелам; здесь только начинается идейная закалка людей, которая поможет им скоро вступить в ряды сражающегося пролетариата. Образ мужа Марьи дан уже вторым планом. Он не выделен особо на собраниях, которые происходят в его доме, и показан не так пластически, как Марья; Серафимович не дает даже изображения его лица. Читатель видит глазами Марьи, что он костляв, с глубокими впадинами над ключицами. Да и это изображение призвано лишь дополнить характер Марьи. «Жена глядела на него, и тонкая щемящая боль кольнула сердце. Ей хотелось приласкать этого человека: — Вась, а Вась... худой ты...» Образы социал-демократов, приносящих слова правды в дом рабочего, даны третьим планом. И это не случайное обстоятельство. Дать развернутый образ революционера-интеллигента на страницах короткого рассказа Серафимович не мог, не «затемнив» образ Марьи, который должен был оставаться в центре повествования. Он предпочел дать революционных социал-демократов функционально как носителей высоких идей. Писатель не назвал их, обозначив лишь местоимениями — «он, они». Таким путем достигалась другая цель — обобщение. Политические агитаторы — ходоки во многие рабочие дома; дом рабочего Василия — один из них. Социал-демократы, агитирующие в доме Василия и Марьи, не герои данного рассказа; писатель подчеркивает это, изображая их схематично, акцентируя идейную сущность происходящего. Но три плана повествования составляют идейное целое рассказа: это — вхождение в революцию (Марья), активное участие в ней (Василий) и руководство ею (социал-демократы). Следуя своей художественной задаче, писатель решает наиболее полно образ сложный в идейном отношении, т. е. образ Марьи. Такое художественное решение объясняется тем, что рассказ «Бомбы» был задуман в числе других произведений, навеянных революцией 1905 года, что он начинал цикл рассказов, образы которых должны были развивать образ Марьи. Об этом замысле Серафимовича говорит и концовка рассказа. Художественной кульминацией рассказа, его наиболее напряженным эпизодом является тот момент, когда рабочий Савелий с ужасом обнаруживает, что дети Марьи играют с бомбами, что дом может каждую секунду взлететь на воздух. Слово «бомбы» вынесено в заглавие; между тем история с бомбами как будто слабо связана с сюжетом: бомбы хранились в доме Василия, так же как и листовки, как и шрифт. Однако внимательный анализ показывает, что случай с бомбами имеет важное значение, необходим в рассказе. Он как бы является мостиком, переброшенным из дома Марьи на улицу, где назревают события, где уже раздаются первые взрывы. Бомбы — это символ разгорающейся борьбы. Построенный кольцеобразно рассказ кончается тем, чем начинается: «Марья терла скользкое мыльное полотно, и пот, как роса, проступил на ее лице, и капли, соленые и едкие, капали в мыльную воду». Та же обстановка, тот же мучительный труд; казалось бы, мало что изменилось в судьбе женщины. Лишь к старым заботам прибавилась тревога за мужа, где-то сражающегося на улице. Однако повторение начала рассказа имеет глубокий смысл. Ничто не изменилось внешне, но как все изменилось внутренне! Та женщина, которая стирает белье в конце рассказа, как и в его начале, совершила сложный идейный путь; случай с бомбами с большой силой вскрывает идейный и психологический сдвиг в ее сознании. Марья не из тех, кто отступится; люди, подобные ей, выйдут на улицу, и читатель увидит их в других рассказах Серафимовича о 1905 годе. От пролетариев с дремлющим сознанием он приходит к рабочим, все яснее осознающим себя «хозяевами жизни», все выше поднимающим знамя классовой борьбы. Это не просто выбор другого материала. Это обогащение эстетической позиции писателя важнейшими вопросами современности. Это такое осмысление действительности, которое позволяет насыщать художественные образы познанием будущего, придающего людям силу убеждения и уверенности в победе. В схватке между человеком, наделенным таким социальным предвидением, и поработителем, между борцом за свободу и охранителем угнетения ширится атмосфера классового оптимизма пролетариата. И это несмотря на временные неудачи и поражения. Небольшая повесть «На Пресне» носит очерковый характер, события в ней нарисованы с натуры. Рассказ ведется от лица писателя. Повесть хроникально достоверна в описании внешних событий и вместе с тем необычайно углублена в анализе душевных переживаний. Если было бы «ужно определить жанр этого произведения, то его следовало бы назвать «повестью с натуры»; элементы описательные и психологические тесно переплелись в повести. Но именно это очерково-психологическое сплетение делает повесть художественным документом большой силы. Быть может, это наиболее впечатляющее произведение о Декабрьском вооруженном восстании в Москве. Если говорить о количестве страниц, то переживаниям и страхам обывателей, прячущихся от пуль и снарядов в подвале дома на Пресне, уделено слишком много внимания. Но это не ошибка писателя, увлеченного жанровыми картинками. Революция 1905 года была революцией буржуазно-демократической, но бои за нее вел пролетариат, которому, как указывал В. И. Ленин в книге «Две тактики социал-демократии в демократической революции», победа такой революции обеспечивала возможность сплочения сил для дальнейшей борьбы. В дни декабрьских боев на Пресне Серафимович воочию убедился в том, что борьбу народа возглавлял пролетариат. Увидев рабочих на баррикадах, увидев, как они борются, Серафимович понял, что мало было показать тех, кто возглавлял борьбу. Надо было утвердить мысль о том, что хоть и разгромлены баррикады, но рабочий класс не побежден. Он отступил с тем, чтобы набраться новых сил. Именно это настроение надежды писатель передает в повести, несмотря на то, что Пресня остается последним оплотом революции в Москве. Рушатся последние баррикады, гвардейцы и казаки обстреливают дворы. Но дружинники ушли непобежденными с тем, чтобы вернуться вновь и тогда окончательно сокрушить твердыню самодержавия.
Оратор, выступающий на рабочей демонстрации, в рассказе «Похоронный марш» в следующих словах передает настроение возбужденной народной массы: «Не руки наши страшны врагам — страшны сердца, страшно наше прозрение, страшны горячие сердца, бьющиеся неутолимо жаждой свободы! Как черная зияющая бездна, раскрылось наше сознание. Мы увидели наше глубокое рабство, мы увидели наших поработителей. Собравшись, мы стали на одном краю бездны, а наши поработители — на другом, и поняли мы: нет нам примирения». Этот рабочий-оратор по своей психологии весьма далек от тех отсталых рабочих, которых прежде изображал Серафимович в своих произведениях,— рабочих, изнуренных непосильным трудом, забитых, пьянствующих, отуманенных религиозными предрассудками. В произведениях Серафимовича, написанных в этот период, возникает новый герой, полный сил и веры в будущее,— герой-революционер, выросший из среды рабочего класса и закаленный в боях за великое дело этого класса.
Монолог рабочего-оратора в рассказе «Похоронный марш» замечателен еще и тем, что здесь Серафимович как бы декларирует свое новое понимание рабочей массы, понимание той огромной духовной силы, которая заключена в ее непреодолимом стремлении к свободе. В этом монологе Серафимович заявляет о невозможности соглашения между поработителями и порабощенными, художественно воспроизводя одно из основных положений, выдвинутых большевистской партией в процессе борьбы и не раз утверждаемых Горьким. Рассказ «Похоронный марш» — яркий пример мажорного звучания темы, которая у писателя, лишенного чувства большой социальной правды, разлилась бы скорбными стонущими аккордами. Рабочие хоронят павших бойцов революции; поют «Похоронный марш», и торжественная мелодия звучит как прославление павших и как призыв к дальнейшей борьбе.
«Похоронный марш» — это осмысление и видение революции сквозь торжественную и жизнеутверждающую революционную песню. И в идейном и в художественном отношении рассказ занимает особое место в творчестве Серафимовича: в цикле произведений о революции он начинает важнейшую тему необоримости освободительного движения народа, лишь временно вынужденного отступить.
Эпичность рассказа — наиболее отличительное его художественное качество. Вся поэтика в нем подчинена главной цели — вместить величественные события в узкие рамки небольшого произведения. В рассказе нет персонифицированного героя; его герой — это народ, несущий боевые знамена, тяжелые от крови погибших. «Они», «рабочий народ», «молодые», «старые», «товарищи» — так выделяет писатель отдельные группы, составляющие единое целое — народ. Не назван по имени и тот революционер, которого поднимают высоко, чтобы его слова были слышны повсюду. Он тоже неотделим от народа, и слова, которые он произносит, лишь оформляют общие чувства. Две мысли — о раскрывшемся классовом сознании порабощенных и предстоящей борьбе двух непримиримых станов — являются стержнем, объединяющим рассказы Серафимовича о революции 1905 года. Художественный строй рассказа «Похоронный марш» придает этим мыслям высокое эпическое звучание. Плечо к плечу идут люди, сурово сосредоточены их липа. Народ идет тесными рядами, они ширятся и растут, молча выходя из переулков, молча присоединяясь к процессии. Над рядами кроваво реют знамена, и внезапно возносятся слова «Похоронного марша»:
...но гроз-ны-е бук-вы дав-но на сте-не чер-тит ру-ка ог-не-вая!..
И перед сплошной стеной народа солдаты опускают штыки. Чередование прозы и стихотворных строк марша не только не нарушает патетического строя рассказа, но и придает ему высокое напряжение мысли и чувства. Концовка рассказа потрясает могучим социальным оптимизмом, радостью бытия. Она — гимн той жизни, которая будет. Этот оптимизм, основанный на несокрушимой вере в будущую победу, присущ всем рассказам Серафимовича о первой русской революции, явившейся генеральной репетицией великого Октября.
