А.А.Волков. "Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период." Издательство "Просвещение", Москва, 1964 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
Цикл «Ямбы» представляет собой вершину гражданских настроений, выраженных в поэзии Блока дореволюционных лет. Этот цикл объединяет стихи 1907—1914 годов, он отличается единой идейной устремленностью, резко критическим отношением к «страшному миру». Об идейной ориентации Блока свидетельствует и следующее стихотворение, выражающее пафос этого цикла:
Да. Так диктует вдохновенье: Моя свободная мечта Все льнет туда, где униженье, Где грязь, и мрак, и нищета. Туда, туда, смиренней, ниже,— Оттуда зримей мир иной... Ты видел ли детей в Париже, Иль нищих на мосту зимой? На непроглядный ужас жизни Открой скорей, открой глаза. Пока великая гроза Все не смела в твоей отчизне,— Дай гневу правому созреть, Приготовляй к работе руки... Не можешь — дай тоскеи скуке В тебе копиться и гореть... Но только — лживой жизни этой Румяна жирные сотри И, как пугливый крот, от света Заройся в землю — там замри, Всю жизнь жестоко ненавидя — И презирая этот свет, Пускай грядущего не видя,— Дням настоящим молвив: нет! Устремление к социальным низам является результатом и оборотной стороной полного неприятия Блоком устоев того мира, который держится на насилии и унижении человека. И поэт мечтает о том времени, когда этот мир уйдет в прошлое, а народ вздохнет полной грудью: В голодной и больной неволе И день не в день, и год не в год. Когда же всколосится поле, Вздохнет униженный народ? ...Народ - венец земного цвета, Краса и радость всем цветам: Не миновать господня лета Благоприятного — и нам. Поэт не только мечтает об этом будущем, но и выражает веру в него. Незадолго до начала первой мировой войны он писал: Я верю: новый век взойдет
Средь всех несчастных поколений. Недаром славит каждый род Смертельно оскорбленный гений.
И все, как он, оскорблены В своих сердцах, в своих певучих. И всем - священный меч войны Сверкает в неизбежных тучах. Пусть день далек - у нас все те ж Заветы юношам и девам: Презренье созревает гневом. А зрелость гнева — есть мятеж. В цикле «Ямбы» отчетливо звучат ораторские интонации, что связывает его с традициями гражданской поэзии декабристов, Пушкина, Лермонтова, революционных демократов. В годы, когда либеральная буржуазия, ранее заигрывавшая с народом, трусливо переметнулась от одной воюющей стороны к другой, почти все символисты стали на сторону разочаровавшегося в борьбе буржуазного обывателя; и это привело их к прославлению реакционной действительности, к лакировке жизни. Принципиально иной была позиция, занятая Блоком. В годы реакции он называет буржуев «дерзкими и хамскими чертополохами», а написанная им в 1907 году драматическая поэма «Песня судьбы» является гневным памфлетом на буржуазную «культуру». Захлестнувшая буржуазных авторов волна «империалистического оптимизма» не коснулась Блока. В 1909 году он пишет в одном из писем к матери: «Ничего из жизни современной я до смерти не приму и ничему не покорюсь. Ее позорный строй внушает мне только отвращение» (1). Вопрос о взаимоотношениях между интеллигенцией и народом, поставленный перед Блоком революцией 1905 года, является для него «самым больным, самым лихорадочным» вопросом. Отсюда его сомнения, чувство гнетущей неудовлетворенности, трагическое ощущение одиночества. В представлении Блока интеллигенция и народ — две искони враждебные силы. Интеллигенция — носитель буржуазной, механической, враждебной искусству культуры, ей он противопоставляет народ — как носителя ----------------------------- 1. Письма Александра Блока к родным, т. I, изд. «Academia», Л., 1927, стр. 267. -------------------------------- стихийной, природной силы, как положительное начало. Интеллигенция принадлежит к стану «сытых», народ — это «голодные», которым он сочувствует всей душой: «Еще несчастных, просящих хлеба, никому не жаль, никому не жаль». Точка зрения Блока на интеллигенцию и народ — непреложное свидетельство того, насколько далеки были от действительности его социально-политические взгляды. Народу, с которым Блок связывает будущее России, противопоставляется интеллигенция в целом, хотя по существу поэт мог говорить и говорил лишь о той ее части, которая была наиболее тесно связана с промышленной буржуазией и дворянским строем. В статье «Народ и интеллигенция» (1908) Блок писал: «Интеллигентных людей, спасающихся положительными началами науки, общественной деятельности, искусства — все меньше; мы видим это и слышим об этом каждый день. Это естественно, с этим ничего не поделаешь. Требуется какое-то иное, высшее, начало. Раз его нет, оно заменяется всяческим бунтом и буйством, начиная от вульгарного «богоборчества» декадентов и кончая неприметным и откровенным самоуничтожением — развратом, пьянством, самоубийством всех видов. В народе нет ничего подобного... Если интеллигенция все более пропитывается «волею к смерти», то народ искони носит в себе «волю к жизни». Понятно в таком случае, почему и неверующий бросается к народу, ищет в нем жизненных сил: просто по инстинкту самосохранения...» Блок видит пути спасения интеллигенции в слиянии с народом. Он с некоторым опозданием осознал, что его взгляды на искусство не укладываются в «прокрустово ложе» эстетики символизма. «Атмосфера В. Иванова для меня сейчас немыслима» (1),— записал Блок в своем дневнике в начале 1912 года. Но такое настроение по существу овладело им задолго до того, как он сам осознал это. Эстетические взгляды и художественная позиция Блока оказались далеко не типичными для символизма в целом. «Реальности надо нам, страшнее мистики нет ничего на свете»,— в этой лаконичной фразе Блока отражена вся глубина его расхождения со своими «соратниками». Блок резко враждебно относится к своим коллегам-символистам, ставшим на путь приспособления к реакции. Участник религиозно-философского общества, он с отвращением отзывается о проходивших там докладах и прениях. В 1907 году он пишет: «С религиозных собраний уходишь не с чувством неудовлетворенности только: с чувством такой грызущей скуки, озлобления на всю ненужность происшедшего; с чувством оскорбления за красоту,— ибо все это так ненужно, безобразно». --------------------------- 1. Александр Блок, Собрание сочинений, т. 10, изд. советских писателей в Ленинграде, 1935, стр. 131. ---------------------------
Острое сознание общественной роли искусства приводит Блока к осуждению эстетского мировоззрения, отрицавшего «утилитарное искусство». Блок утверждает, что вопрос об общественном значении искусства — неустранимый и основной для русского искусства, и он намерен следовать этому принципу. Блок стремится к правдивости в искусстве, модернистским условностям в литературе он противопоставляет правду как основу искусства. «Всякую правду...— пишет он в «Письмах о поэзии»,— правды Глеба Успенского, Надсона, Гаршина... мы примем с распростертыми объятиями, рано или поздно отдадим им все должное. Правда никогда не забывается, она существенно нужна...» (1). В статье «Вопросы, вопросы и вопросы» (1908) Блок прямо говорит о своих эстетических симпатиях: «Для меня при этом гораздо вкуснее старая русская жвачка, чем новая, я думаю, что она гораздо питательнее, я совсем не «модернист», чтобы питаться «воздухом и обещаниями» современной литературы» (2). Резкий перелом в эстетических взглядах Блока обусловил его интерес к революционному лагерю в литературе. «Спасибо Горькому, и даже «Звезде»,— пишет он в дневнике 4 марта 1912 года.— После эстетизмов, футуризмов, аполлонизмов, библиофилов — запахло настоящим». Но, преодолевая традиции и догмы декадентства, отказываясь от символистской художественной формы, Блок понимает реализм весьма своеобразно — как «самое сердце романтизма». Тем не менее Блок все более приближался к реалистическому восприятию действительности, все более ощущал гражданское значение творчества писателей-реалистов.
Он внимательно изучает сборники «Знание» и пишет большую критическую статью о них, в которой прямо связывает реалистическую литературу с требованиями широких масс. Вполне естественно, что Блок в дооктябрьские годы не мог создать образ положительного героя своего времени. Подобная задача в ту пору оказалась по плечу лишь великому пролетарскому художнику Горькому. Но в своем стремлении к отражению жизни Блок сделал такую попытку, написав поэму «Возмездие».
Отрицание капиталистического мира связывается у Блока с надеждами на то, что буржуазную цивилизацию должно постигнуть историческое возмездие. Революция и мыслится Блоком как возмездие. Еще в 1911 году, когда «уже ощутим был запах гари, железа и крови», он приступает к работе над поэмой, пытается передать в ней свои мысли и настроения, свое предчувствие надвигающейся бури. В письме к матери 17 февраля 1911 года Блок писал: «...я яростно ненавижу русское правительство («Но-
--------------------------- 1. Александр Блок, Собрание сочинений, т. 10, изд. советских писателей в Ленинграде, 1935, стр. 153. 2. Т а м же, т. 9, стр. 41. ------------------------------ вое время»), и моя поэма этим пропитана» (1). Предчувствие грядущего взрыва является лейтмотивом поэмы: ...И черная, земная кровь Сулит нам, раздувая вены, Все разрушая рубежи, Неслыханные перемены, Невиданные мятежи.
Определяя содержание поэмы в предисловии, Блок писал: «Тема заключается в том, как развиваются звенья единой цепи рода. Отдельные отпрыски всякого рода развиваются до положенного им предела и затем вновь поглощаются окружающей мировой средой; но в каждом отпрыске зреет и отлагается нечто новое и нечто более острое, ценою бесконечных потерь, личных трагедий, жизненных неудач, падений и т. д.; ценою, наконец, потери тех бесконечно высоких свойств, которые в свое время сияли, как лучшие алмазы в человеческой короне (как, например, свойства гуманные, добродетели, безупречная честность, высокая нравственность и проч.)». В соответствии с этим он хотел дать историю семьи в ее трех-поколениях, в которой, как в фокусе, проявился бы смысл и характер исторических событий прошлого и нынешнего века. Блок предполагал написать поэму из трех глав, в каждой из которых на конкретном историческом фоне должны были последовательно выступать три поколения. Замысел поэмы свидетельствует о том, что Блок стремился решить поставленную перед собой эпическую задачу на путях реализма.
«Возмездие» и по широте охвата действительности, и по историчности, и по социальному осмыслению жизни, и по художественному мастерству — крупнейшее произведение Блока. «Ритм жизни», т. е. идейное содержание эпохи, насыщенной грозовыми событиями, толкнуло Блока к воссозданию русской жизни с 70-х годов XIX века по первую революцию на фоне семейной хроники русских Ругон-Маккаров. Блок хотел показать, как из поколения в поколение менялся тип русского человека, от «лишнего» человека печоринского или байронического склада до революционера, умирающего на баррикадах 1905 года. Так, по мысли Блока, в самой буржуазной семье должно было вспыхнуть возмездие за грехи «отцов». Хотя Блок не мог вполне решить основную задачу — нарисовать портрет героя своего времени, но он все же выступает в «Возмездии» как крупнейший художник, многое преодолевший в своих идейных и эстетических исканиях. В «Возмездии» особенно ярко выявилось многообразие поэтического дарования Блока. Та лирическая напевность, с которой Блок начинал свой ---------------------------- 1. Письма Александра Блока к родным, т. 11, изд. «Academia», Л., 1927, стр. 122. ---------------------------- путь поэта, послужила как бы основой для других его ритмов. Стих Блока в «Возмездии» стал выразительнее, обрел упругую образность и силу. Если ранее блоковские образы нередко расплывались в дымке неопределенности, призрачной условности, то зрелый Блок ищет наиболее точных слов, которые бы по-новому живописали человека или пейзаж. По замыслу Блока поэма должна иметь большой исторический диапазон. Из задуманной цепи событий в написанной Блоком части освещено лишь прибытие русской гвардии с театра русско-турецкой войны и дано ретроспективное освещение событий войны, показана деятельность «Народной воли», вскрыты характерные черты победоносцевской реакции, раскрыта трагическая судьба Польши, стонущей под гнетом русского царизма. Все эти события должны были представать как звенья большой исторической цепи. Если девятнадцатый век изображен в поэме как «век железный, воистину жестокий век... век акций, рент и облигаций... век буржуазного богатства, растущего незримо зла», то двадцатый век характеризуется им еще более резко: Двадцатый век... Еще бездомней, Еще страшнее жизни мгла (Еще чернее и огромней Тень Люциферова крыла).. Эти строки были написаны Блоком в годы, когда отечественная буржуазия на все лады восхваляла наступление XX века — как перелом в мировой истории в сторону прогресса и экономического процветания. «Возмездие» не было закончено. В предисловии, написанном уже в 1919 году, Блок говорит, что не чувствует «ни нужды, ни охоты заканчивать поэму, полную революционных предчувствий, в годы, когда революция уже произошла» (1).
Поэма имеет большое художественное и познавательное значение. Стремясь к реализму, Блок пытается создать художественную форму, адекватную реалистическому содержанию. Яркие, чеканные образы «Возмездия» взяты из реальной жизни, и поэтому они так полнокровны и в художественном отношении резко отличаются от туманных, смутных символов «Стихов о Прекрасной Даме».
Связь зрелого Блока с современностью сказывается и в той обостренности, с которой он ощущает наступление великих потрясений. Еще до наступления первой мировой войны он пишет стихотворение «Авиатор», заканчивающееся такими пророческими строками: ------------------------- 1. А. Блок, Стихотворения, поэмы, театр, Гослитиздат, Л., 1936, стр. 348.
--------------------------- Иль отравил твой мозг несчастный Грядущих войн ужасный вид: Ночной летун, во мгле ненастной Земле несущий динамит? В эпоху первой мировой войны Блок занял позицию, принципиально отличную от позиции подавляющего большинства поэтов, находившихся во власти шовинистических настроений. Показательно, что он сближается с горьковской «Летописью» — единственным легальным органом, занимавшим в разгар мировой бойни прогрессивные позиции. Участие Блока в «Летописи» вызвало нападки на него со стороны символистов. Интересно в этом отношении письмо Блока А. Н. Чеботаревской в ответ на ее «возмущение» отношением Блока к Горькому. «Журнал Горького не производит на меня гадкого впечатления,— писал он,— я склонен относиться к нему очень серьезно. Вовсе не все мне там враждебно... Меня позвали в этот журнал как ремесленника, а я люблю ремесло, и, в частности, то ремесло, которое мне дали, нахожу нужным и полезным. Вы пишете, что журнал этот «против всего, что нам дорого», например — против «мечты». Я думаю, что Вы меня совсем не знаете; я ведь... ненавижу «мечту», предпочитаю ей самую серую действительность». Поиски путей к сближению с жизнью характерны для Блока в предоктябрьский период. Блок стихийно тяготеет к народу, видя в нем единственную реальную силу и возможность предотвращения гибели человеческой личности. С этой точки зрения показательна поэма «Соловьиный сад» (1915). Лирический герой поэмы жестоко наказан за то, что он поддался соблазну «соловьиного сада» — увлекся, эфемерной красотой тенистого сада и мелодичных трелей. Контраст труда и «соловьиного сада» выступает в первых строках поэмы:
Я ломаю слоистые скалы В час отлива на илистом дне, И таскает осел мой усталый Их куски на мохнатой спине.
Донесем до железной дороги, Сложим в кучу,— и к морю опять Нас ведут волосатые ноги, И осел начинает кричать. И кричит, и трубит он,- отрадно, Что идет налегке хоть назад. А у самой дороги - прохладный И тенистый раскинулся сад. По ограде высокой и длинной Лишних роз к нам свисают цветы, Не смолкает напев соловьиный, Что-то шепчут ручьи и листы. Но вот герой уклоняется от трудного пути и уходит от жизни в «соловьиный сад». Здесь он на время забывает о «пути каменистом», наслаждаясь тишиной и спокойствием сада вдали от шумящей жизни. Но эта жизнь, исполненная труда и подвига, продолжает его влечь к себе. Пусть укрыла от дольнего горя Утонувшая в розах стена,— Заглушить рокотание моря Соловьиная песнь не вольна! Бегство героя из «соловьиного сада» оказывается запоздалым. Все уже изменилось кругом. Так герой оказывается на перепутье одиноким и никому не нужным — это самое страшное возмездие за уход от жизни, труда. Поэме «Соловьиный сад» созвучна по идее пьеса «Роза и крест» (1912), в которой Блок переносит внимание читателя в средневековую Францию XIII века. В работе над пьесой Блок широко использовал фольклор и литературные источники. Однако он не хотел ограничить содержание своей пьесы средневековьем. Раскрывая ее смысл, он писал: «Первое, что я хочу подчеркнуть, это то, что «Роза и крест» не историческая драма. Дело не в том, что действие происходит в южной и северной провинции Франции в начале XIII столетия, а в том, что помещичья жизнь и помещичьи нравы любого века и любого народа ничем не отличаются один от другого». Раскрывая основной смысл драмы, Блок выделяет песню заезжего жонглера Гаэтана о радости-страдании, являющуюся своего рода лейтмотивом произведения. В этой песне поется: Сдайся мечте невозможной, Сбудется, что суждено. Сердцу закон непреложный — Радость — Страданье одно! Путь твой грядущий — скитанье. Шумный поет океан. Радость, о, Радость — Страданье — Боль неизведанных ран. Л. Тимофеев, отмечая лейтмотив пьесы, пишет, что «Роза и крест» насыщена «тем же духом тревоги, который пронизывает в те годы творчество Блока» (1). Образ главного героя поэмы Бертрана напоминает героя «Соловьиного сада». В нем Блок стремится воплотить черты современника, находящегося вне буйного потока жизни, трагически ощущающего свою слабость, не способного сразиться и побороть окружающее его зло. Называя Бертрана «мозгом всего представления», Блок так комментирует его образ в своих «соображениях и догадках о пьесе»: «Нескладно сложенный, некрасивый лицом, всеми гонимый и преследуемый насмешками, он тяготится и своим положением в замке, и своим неудачливым прошлым, и, главное,— «вечным праздником», который наполняет эту бездеятельную и оставленную пока в покое сарацинами страну; зимнее ли безделье и его скука, или летние охоты, турниры, пляски — все праздник». Состояние беспокойства Блока все более обостряется; он предчувствует падение старого мира, но все еще не знает, кто ------------------------ 1. Л. Тимофеев, Александр Блок, М., 1946, стр. 184. --------------------------- и что будет строить на его обломках. Мир представляется ему во всеобщем одичании, и он не может различить в хаосе событий надвигающуюся революцию. Октябрьскую революцию Блок принял с радостью. Он слишком мало прожил после Октября, чтобы окончательно сбросить с себя груз субъективно-идеалистических воззрений на жизнь, чтобы полностью понять, какие силы обновления и творчества несла в себе революция. Но тоска, ужас и покаяние, охватывавшие его до Октября, сменяются светлой надеждой, верой, что наконец-то жизнь перестроится и сам он сможет участвовать в этом переустройстве. «Дело художника, обязанность художника,— пишет Блок в статье «Интеллигенция и революция»,— видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит «разорванный ветром воздух». Что же задумано?
Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью». И Блок призывает: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию» (1). После Октября Блок принимал деятельное участие в культурном строительстве. Он призывал тех интеллигентов, которые злобно клеветали на революцию, «слушать ту великую музыку будущего, звуками которой наполнен воздух, и не выискивать отдельных визгливых и фальшивых нот в величавом реве и звоне мирового оркестра» (2). В отличие от лжегуманистов, Блок понимал смысл и необходимость революционного насилия: «Что же вы думали? Что революция — идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своем пути? Что народ — паинька? Что сотни жуликов, провокаторов, черносотенцев, людей, любящих погреть руки, не постараются ухватить то, что плохо лежит? И, наконец, что так «бескровно» и так «безболезненно» и разрешится вековая распря между «черной» и «белой» костью, между «образованными» и «необразованными», между интеллигенцией и народом?» В эти дни Блок чувствовал необычайный прилив творческих сил. В январе 1918 года, которым датирована статья «Интеллигенция и революция», Блок создает свои лучшие поэмы — «Двенадцать» и «Скифы». Ощущая революцию как стихию, разрушающую старый мир, Блок пишет: «В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии... во время и после окончания «Двенадцати» я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг — шум слитный (вероятно, шум от круше-
--------------------------- 1. Александр Блок, Сочинения в двух томах, т. 2, Гослитиздат, 1955, стр. 221, 228. 2. Там же, стр. 228 ------------------------------- ния старого мира)... поэма написана в ту исключительную и всегда короткую пору, когда проносящийся революционный циклон производит бурю во всех морях — природы, жизни и искусства... Моря природы, жизни и искусства разбушевались, брызги встали радугой над нами. Я смотрел на радугу, когда писал «Двенадцать»...» В «Двенадцати» изображен Петроград в октябре 1917 года. Бушует снежная метель — символ революции. Этот вихрь почти сбивает с ног представителей старого мира: писателя-витию, попа, барыню в каракуле, старушку. Блок стремится жизненно, правдиво представить тех, кто олицетворяет собой старый мир: Старушка, как курица, Кой-как перемотнулась через сугроб. .............. Вот барыня в каракуле К другой подвернулась: — Уж мы плакали, плакали... Поскользнулась И — бац — растянулась! Но вот идут двенадцать красногвардейцев. Они — бездомная голытьба; в них горит «черная злоба» к миру, который они хотят уничтожить: Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в святую Русь! В кондовую, В избяную, В толстозадую! Эх, эх, без креста!
Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови - Господи, благослови!
Двенадцать красногвардейцев олицетворяют всеразрушающую силу, вырвавшуюся на волю. И вместе с тем в описании Блока жажда свободы преображает этих людей, превращает их в подлинных героев революции: ...И идут без имени святого Все двенадцать — вдаль. Ко всему готовы, Ничего не жаль... Их винтовочки стальные На незримого врага... В переулочки глухие, Где одна пылит пурга... Да в сугробы пуховые — Не утянешь сапога... В очи бьется Красный флаг, Раздается Мерный шаг, Вот проснется Лютый враг... И вьюга пылит им в очи Дни и ночи Напролет... Вперед, вперед, Рабочий народ! Блок пытается воссоздать в поэтических образах могучую поступь новой эпохи. Всегда чутко улавливавший ритм жизни, поэт нашел для «Двенадцати» ту неповторимую звуковую тональность, ту нарастающую динамику стиха, которые так предметно передают грозный гул революционных событий.
Однако ни в одном из произведений Блока не сказалась с такой силой, как в «Двенадцати», двойственность, которой ознаменован весь творческий путь поэта. Блок принял революцию восторженно, так как она разрушала старый, ненавистный ему мир, но он не знал тех, кому на развалинах буржуазного мира было предназначено создать новую жизнь. Революция для Блока — стихия, хотя и очищающая мир от скверны, но неспособная еще к созиданию. Двенадцать красногвардейцев идут разрушать старый мир. Блок хотел бы изобразить рабочий люд, героев революции, а написал портреты анархистов, разрушающих без цели, находящихся во власти слепой ненависти. Новое еще не дается поэту, зато как выразительны, с каким острым сарказмом написаны образы буржуя, попа, писателя-витии, барыни в каракуле! В «Двенадцати» Блок распрощался с буржуазной Россией, но высокие цели революции были ему неясны, предстоящие великие свершения представлялись ему в отвлеченных категориях добра и справедливости. Вот почему впереди красногвардейцев шествует Христос «в белом венчике из роз». Это лишний раз говорит о том, что прошлое еще тяготело над Блоком, что он оказался не в силах окончательно порвать с ним и прийти к народу обновленным. Сам Блок мучительно сознавал, что его Христос чужд поэме, что он не нашел тот образ, который бы олицетворял руководящие силы революции. «Страшная мысль этих дней: не в том дело, что красногвардейцы «недостойны» Иисуса, который идет с ними сейчас, а в том, что именно Он идет с ними, а надо, чтобы шел Другой» (1),— записывал Блок в дневнике. Несмотря на идейную ограниченность, «Двенадцать» является вершиной революционного творчества Блока. Поэма явилась для Блока огромным шагом вперед в его исканиях новой формы, способной наиболее полно и верно отсчитать биение пульса революции. Ни в одном из произведений Блока не проявилось столь ярко и не воплотилось в столь конкретной форме его стремление приблизиться к народу, стать его поэтом, как в «Двенадцати». Поэма завершила творческий путь Блока. Сила ее в революционном, утверждающем пафосе, в яркости романтического изображения событий. Вслед за поэмой «Двенадцать» Блок написал «Скифы». В них Блок вновь возвращается к В. Соловьеву, своеобразно истолковывая его панмонголизм в революционном духе. Неда- ----------------------------- 1. Александр Блок, Сочинения в двух томах, т. 1, Гослитиздат, 1955. стр. 773.
----------------------------- ром эпиграфом к «Скифам» берутся слова Соловьева: «Пан-монголизм. Хоть имя дико, но мне ласкает слух оно». В поэме говорится о всемирно-исторической роли русского народа (судьбу которого Блок связывает только с Азией, отделяя от Европы), ставится тема новой России и буржуазного Запада, который нацелил жерла пушек на народ, полный жизненных сил. Эта патриотическая гордость за русский народ сквозит в следующих строках «Скифов»: Да, так любить, как любит наша кровь, Никто из вас давно не любит! Забыли вы, что в мире есть любовь, Которая и жжет, и губит! Мы любим все — и жар холодных числ, И дар божественных видений, Нам внятно все — и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений... Мы помним все — парижских улиц ад, И венецьянские прохлады, Лимонных рощ далекий аромат, И Кельна дымные громады... Мы любим плоть — и вкус ее, и цвет, И душной, смертной плоти запах... Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет В тяжелых, нежных наших лапах? В представлении Блока старый, прогнивший мир, олицетворяемый Западом, потерял значение светоча культуры, он обречен, и поэт обращается с призывом в заключительных строках: В последний раз — опомнись, старый мир! На братский пир труда и мира — В последний раз — на светлый братский пир Сзывает варварская лира! Но положительные идеалы Блока всегда были идеалистическими. Поэтому Россия в его представлении — это мессия, загадочный сфинкс, несущий спасение всему миру,— таков смысл «Скифов». Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, С раскосыми и жадными очами! Для вас — века, для нас — единый час. Мы, как послушные холопы, Держали щит меж двух враждебных рас — Монголов и Европы! Подлинного существа пролетарской революции Блок так и не постиг до конца своих дней. Но, отвергнув старый мир, он протянул дружескую руку пролетариату, заново перестраивающему жизнь. В последние годы своей жизни Блок внимательно прислушивается к пульсу современности. Под влиянием реальных фактов и опыта действительности он многое пересматривает в своих эстетических взглядах, отбрасывает старые, обветшалые догмы. Так, оказался отброшенным один из принципов символизма — принцип аполитичного искусства. «Быть вне политики? — читаем мы в блоковском дневнике (март, 1919),— с какой же это стати? Это значит — бояться политики, прятаться от нее, замыкаться в эстетизм и индивидуализм». Из эстетской замкнутости на свежий воздух общественной жизни, гражданских устремлений — таков творческий путь Блока. Его творчество было исполнено стремления к жизненной правде, к новым художественным принципам, выражающим ритм современности. Начав свой путь в русле символизма, Блок вырос в крупнейшего русского поэта. Многое почерпнув в поэтическом роднике Пушкина, Лермонтова, Некрасова, зрелый Блок идейно примыкал к великим реалистам Л. Толстому и А. Чехову. Л. Толстой для Блока — «величайший и единственный гений современной Европы, высочайшая гордость России, человек, одно имя которого — благоухание, писатель великой чистоты и святости...» (1). У Л. Толстого и Чехова учился Блок страстно ненавидеть уродства жизни и столь же страстно желать ее обновления. Во многих строках Блока горит толстовский гнев, во многих разлито презрение Чехова к омертвляющей жизни российского мещанства, к бездушному строю насилия и произвола. Блок дожил до краха того «страшного мира», которому он всю жизнь посылал проклятия. Он без оговорок принял в «пантеон своей души» новую жизнь и успел ей сказать свое вдохновенное, прекрасное поэтическое слово. Блоку именно потому и принадлежит видное место в истории русской литературы XX века, что он не замкнулся в мире отвлеченных, лирических переживаний и, осмыслив искусство как общественный долг, как служение родине, связал с русским народом и его революционным авангардом свою личную судьбу. Поэт могучего дарования и кристальной честности, Блок оказал огромное влияние на русскую поэзию. «Творчество Александра Блока,— писал Маяковский,— целая поэтическая эпоха...» И он не ошибся. Завершив развитие русской дооктябрьской поэзии, Блок вступил, по словам К. Федина, в «неизведанный им мир нови»; целый ряд советских поэтов многим ему обязан. Преждевременная смерть помешала Блоку продолжать начатую им большую работу по строительству новой русской национальной культуры. ---------------------------- 1. Александр Блок, Сочинения в двух томах, т. 2, Гослитиздат, 1955, стр. 72. ----------------------------
