Теории денег чаще, чем другие теории, претерпевали изменения. Объясняется это рядом причин: существующей формой денежного обращения, денежной политикой государства, практическими интересами классов, защищаемых авторами тех или иных теорий.
Буржуазные теории денег делятся на три главных направления: номиналистическое, металлистическое и банковое. Номиналисты считают деньги условным знаком, декретированным государством или каким-либо органом власти; металлисты отождествляют деньги только с благородными металлами; представители банковой школы, хотя и соглашаются с тезисом о декретировании денег, все же связывают их обращение с потребностью товарооборота и услуг, а также процентными ставками банков. Все эти направления объединяет количественная школа. Отрицая трудовую теорию стоимости, буржуазные экономисты единодушны в том, что цены товаров зависят от количества денег в обращении.
Номиналистическая теория
Исторически данная теория возникла первой. Основой для нее послужило обращение монет. Появление монет относят к VII в. до н. э. В отличие от слитков, наример золота или серебра, монета не нуждалась в том, чтобы при каждой сделке ее взвешивали — имеющийся на ней штамп удостоверял определенное количество содержащегося в ней металла. Но монета в процессе обращения изнашивается. Между тем согласно штампу ее ценность остается неизменной.
«Если само обращение денег отделяет реальное содержание монеты от номинального содержания, - отмечал К. Маркс, — отделяет ее металлическое бытие от ее функционального бытия, то в нем уже скрыта возможность заместить металлические деньги в их функции монеты знаками из другого материала или простыми символами... Благодаря этому вещи, относительно не имеющие никакой стоимости, — бумажки, получают возможность функционировать вместо золота в качестве монеты^ В металлических денежных знаках их чисто символический характер еще до известной степени скрыт. В бумажных деньгах он выступает с полной очевидностью».
Штамп, кроме придания ценности монете, создает для нее доверие. Какой бы мимолетной ни была роль монеты в процессе метаморфоза товаров, товаровладелец не решался начать обмен без доверия к этой монете. Он постоянно взвешивал монеты до тех пор, пока на них не появились штампы лиц или учреждений, пользующихся его доверием*. Продавцы и покупатели могли, например, без возражений принимать куски денежного металла, проштампованные известным и уважаемым в их округе коммерсантом. Однако за пределами данного округа такого рода монеты теряли доверие и принимались
* Ввиду недостаточно развитого товарного производства и национальных рынков рабовладельческих и феодальных хозяйств первые монеты сразу после выпуска тотчас же «изгонялись» за пределы местностей, где они были произведены. Если соединить на карте, например, места находок арабских дирхемов, то линии пойдут в сторону Средней Азии, Закавказья, Ирана, Афганистана, Месопотамии, Средиземноморского побережья Африки и даже Испании. В исторической литературе можно встретить утверждение, что в течение всего периода обращения дирхемов на Руси их рассматривали. в основном не как монеты, а как одну из форм измельченного серебра и что платежи серебром-монетой производились только но весу. При этом приводят ряд случаев, когда вместе с дирхемами в кладах находили миниатюрные чашечки-весы и гирьки, пользуясь которыми можно было отвешивать, монеты-серебро.
только по весу. Проштампованные куски металла получали широкое признание и подолгу циркулировали без проверки лишь тогда, когда их стало выпускать государство. Последнее обладало не только требуемым доверием, но и необходимыми средствами поддержания этого доверия.
Если для обращения полноценных монет требовалось доверие, тем более оно было необходимо бумажным деньгам. «Определенная, относительно лишенная стоимости вещь, например, кусочек кожи, бумажка и т. д., — пишет К. Маркс, — становится первоначально в силу обычая знаком денежного материала, но утверждается в этой роли только тогда, когда бытие ее как символа гарантируется всеобщей волей товаровладельцев, т. е. когда она приобретает обусловленное законом бытие и, поэтому, принудительный курс». Таким образом, ни монета, ни бумажные деньги не могли появиться без государства. В этом смысле можно сказать, что государство создает деньги.
Отделение металлического бытия монеты в процессе обращения от ее функционального бытия и необходимость постоянного внешнего поддержания доверия к монете со стороны государства — все это и послужило основой для возникновения номиналистической теории денег. Но подметив объективные моменты в развитии денег, номиналисты затем абсолютизировали их и довели до абсурда. Главный недостаток представителей этого направления был не столько в утверждении, что государство создает деньги, сколько в игнорировании собственной стоимости денег.
Абсолютизация номиналистами роли государства в сфере денежных отношений отвечала интересам рабовладельческих и феодальных правителей, пытавшихся найти оправдание своей политике порчи монет, которая имела в те времена очень широкое распространение. Так, еще афинский тиран Гиппий (VI в. до н. э.) уменьшил наполовину металлическое содержание монет. В 198 г. н. э. римский император Септимий Север повысил в серебряных монетах примесь меди до 50—60%; его преемники пошли по этому пути еще дальше.
В период средневековья имело место постоянное падение ценности монеты вследствие ее порчи. К этому средству прибегали и французские короли, и испанские монархи, и немецкие курфюрсты, и отдельные города. Частных лиц, виновных в порче монет, подвергали смертной казни, в то же время короли считали себя вправе повышать или понижать ценность монеты, «как это требовали их дела»: ценность монеты повышалась, когда ожидались крупные поступления, и понижалась, когда для королей предстояли значительные расходы. В России в царствование Алексея Михайловича (1656 г.) чеканились медные монеты одного веса с серебряными того же наименования. «Не металл, а царское имя дорого, — заявляли советники царя, — оно дает ценность монете».
Во времена капитализма номиналистические теории расцветали всякий раз, когда в обращение пускались неразменные бумажные деньги. Их проповедниками были Дж. Беркли, Дж. Локк, Дж. Стюарт, Д. Юм. Наиболее полное развитие номиналистическая концепция получила у Г. Кнаппа в книге «Государственная теория денег», опубликованной в 1905 г. Кнапп рассматривает деньги с формально-юридической стороны. По его мнению, значимость или ценность каждого денежного знака определяется правовым порядком: она устанавливается законами, указами и распоряжениями соответствующих властей и не зависит от того материала, из которого сделан денежный знак.
Применение на практике номиналистических теорий, выразившееся преимущественно в порче монет в докапиталистическом мире и выпуске неразменных бумажных денег при капитализме, всегда приводило к расстройствам денежных систем. Такие случаи больше были исключением, чем правилом, и вызывались войной, стихийными бедствиями, общим упадком народного хозяйства и т. д. Поэтому номинализм скорее можно отнести к учению, которое объективно вело к установлению нездоровых денежных систем. В поэме Гете «Фауст» говорится о том, что, уступив Мефистофелю подземное царство в качестве награды за внедрение в обращение бумажных денег, император понял, хотя и слишком поздно, что совершил ошибку, так как бумажные деньги разрушили его процветающее прежде королевство.
Металлистическая теория
Отрицательное воздействие на экономику обращения неполноценных монет и бумажных денег было подмечено еще в средние века. Советник французского короля Карла V Н. Орезмий в 1366 г., а позже великий польский астроном Н. Коперник в 1526 г. отмечали, что порча денег государями ведет к быстрому вытеснению из обращения полновесных серебряных монет и вызывает расстройство всего денежного обращения. В XVI в. английский государственный деятель и финансист Т. Грешем, наблюдая в период правления короля Генриха VIIIС быстрое обесценение монет вследствие их порчи (шиллинги Генриха VIII содержали сначала 100, потом — 60, а позднее — 40 гран чистого серебра), делает вывод, что худшие деньги всегда вытесняют из обращения лучшие. В экономической литературе этот вывод стал известен как «закон Грешема».
«Закон Грешема является следствием противоречия между функциями средства обращения и меры стоимости. С древнейших времен эти функции обнаруживали, подобно полюсам магнита, относительную самостоятельность и взаимную отталкиваемость. Это выражалось в существовании денег в форме слитков металлов и монет, в виде ценных\благородных металлов и не имеющих ценности кусочков кожи, раковин, костей диких животных, клочков бумаги и т. д.
Постоянство противоречия не исключало, однако, того, что на определенных ступенях развития товарного производства и обращения одна из функций становилась доминирующей по отношению к другой. В период становления простого товарного производства и формирования первых устойчивых меновых пропорций главенствующая роль принадлежала функции меры стоимости. Сначала должна была быть установлена цена товара, предполагаемого к обмену. В то время денежный товар в качестве средства обращения был менее необходим, чем в качестве измерителя ценностей. Поэтому на заре товарного оборота часто случалось, что денежный товар служил только мерой стоимостей, а обмен производился в натуре.
Древние египтяне, например, в III в. до и. э. использовали медь и золото как денежный товар и всеобщее мерило стоимостей, но измеренные как ценности при помощи денег товары обменивались большей частью непосредственно. Так, в одной из меновых сделок обменивался бык. Его стоимость приравнивали к 119 медным унту (14,4 кг меди). За него было дано: 1 мат (плетеная подстилка, циновка) , который оценивался в 25 унту( 5 мер меду стоимостью в 4 унту, 8 мер масла в 10 унту и еще различных предметов на остальную сумму.
Ведущее положение функции меры стоимости по сравнению с функцией средства обращения создало такое положение, что лучшие деньги начали повсеместно вытеснять худшие. В тот период «закон Грешема» не действовал; скот, соль, финики, какао-бобы, т. е. худшие деньги, вытеснялись металлическими деньгами, а те в свою очередь — драгоценными металлами.
Но вот массовое формирование меновых пропорций закончилось. В течение десятилетий цены в серебре и золоте оставались стабильными, а новые товары, требующие ценностного выражения, были довольно редким явлением, связанным с географическими открытиями и не столь частыми изобретениями. В результате функция меры стоимости отошла на второй план, уступив первенство функции обращения. Эпоха позднего рабовладения и все средневековье были как раз тем периодом, когда порча денег и введение всякого рода денежных суррогатов демонстрировали ученым безразличие денежного обращения к материалу, из которого сделаны деньги. Именно в это время «закон Грешема» и получает повсеместное подтверждение.
Капиталистические производственные отношения потребовали коренного пересмотра старых меновых пропорций. В ценностном выражении нуждалось огромное число новых товаров, появившихся в тот период благодаря промышленной революции. И снова ведущее положение заняла функция меры стоимости, а «закон Грешема» перестал действовать. Началось быстрое вытеснение худших денег лучшими, что в конечном счете привело к установлению золотого стандарта во всех ведущих капиталистических государствах мира. «... Низшие металлы раньше высших — серебро раньше золота, медь раньше серебра — служили мерой стоимости и, следовательно, уже обращались в качестве денег в тот момент, когда более благородный металл низверг их с трона». «Закон Грешема», таким образом, не является универсальным — он действует лишь в те отрезки времени, когда функция средства обращения становится основной в процессе обеспечения меновых отношений общества.
Появившаяся в XVI—XVII вв. металлистическая теория денег, которая признавала деньгами только золото и серебро отражала не только дух меркантелизма и фритредерства. Отрицая «закон Грешема» и отстаивая тезис о замене неполноценных денег полноценными, ее сторонники шли в ногу с объективным процессом эволюции денег. Однако и в данном случае отображение реальных изменений в сфере денежных отношений не обошлось без их абсолютизации, вызываемой интересами господствующих классов и денежной политики государства. Так, во время войны с Наполеоном I английская буржуазия решительно отвергла всякие попытки восстановления размена банкнот на благородные металлы. Попытки ослабить бумажный фунт стерлингов ограничением его платежных функций тотчас пресекались. Сторонники военной партии в парламенте повсюду высмеивали защитников металлического обращения — так называемых буллионистов (bullion -слиток золота или серебра), как далеких от понимания действительности теоретиков. Но как только исход войны был решен победой над Наполеоном, английская буржуазия быстро пересмотрела свои взгляды на бумажные деньги. В 1819 г. в парламенте произносятся речи, осуждающие эти деньги. P Пиль, который был политическим флюгером на протяжении всей своей карьеры, в 1819 г. из ярого противника буллионистов делается защитником золотого обращения.
Классовая заинтересованность является причиной сохранения старых денежных теорий даже тогда, когда денежные системы уже изменились. Известно, что XIX в. был веком окончательного утверждения полновесных золотых монет. Казалось бы, что весь этот период должны были господствовать металлистические теории. В действительности все было гораздо сложнее. Имело место периодическое возрождение номиналистических теорий. Это происходило, во-первых, потому, что поступательное движение капитализма осуществлялось волнообразно, т. е. с отступлениями назад, с реставрацией отживших порядков и т. д., во-вторых, вследствие того, что идеи побежденных классов не исчезают бесследно. Раз возникнув в благоприятную для себя эпоху, они приспосабливаются к новым условиям и продолжают существовать, оказывая заметное влияние на те или иные события.
Банковая теория
Многие экономисты относят эту теорию к номиналистической. Действительно, между ними есть сходство: и та и другая отрицают исключительное положение благородных металлов как денег, обе теории придают государству первостепенное значение в создании денег. Однако различия этих теорий более существенны, чем их идентичность, что и дает основание к выделению банковой теории в самостоятельную буржуазную теорию денег.
Банковая теория возникла при капитализме под влиянием бурного роста банков и интенсивного внедрения в обращение кредитных денег. Она сформировалась в ходе борьбы с монетаристами, выступавшими в XIX в. под знаменем денежной школы (Д. Рикардо, Оверстон, Р. Торренс, Дж. Норман, У. Клей, Дж. Арбатнот). Каждая из этих теорий отстаивала свой тип денег: денежная — золото, банковая — кредитные деньги.
Первые рассматривали кредитные деньги, в том числе банкноту, лишь как знак золота, как золотой сертификат, «Рикардо, — подчеркивал К. Маркс, как и его предшественники, смешивает обращение банкнот, или кредитных денег, с обращением простых знаков стоимости». Очевидно, частично это объясняется тем, что в рикардовское время банкноты еще выпускались расчетными банками и «золотых дел мастерами» в качестве свидетельства на вклады в металлической монете. Но ученики Рикардо уже были свидетелями того, что банкнотная эмиссия стала повсеместно базироваться на ином принципе, т. е. на совершившейся в процессе коммерческого кредита вексельной эмиссии. Тем не менее они продолжали отстаивать необходимость полного золотого покрытия банкнот. Оверстон провозгласил требование подчинить банкнотное обращение законам металлического обращения, а Пиль на практике провел ограничение банкнотной эмиссии золотой наличностью.
Денежная школа устанавливала следующие требования к выпуску банкнот и их обратному притоку в банки: если золото поступает из-за границы, то это означает, что каналы денежного обращения не заполнены, стоимость денег слишком велика, а цены чересчур низкие. Поэтому необходимо увеличить банкнотное обращение в соответствии с количеством вновь ввезенного золота. Наоборот, при экспорте золота требуется уменьшить банкнотное обращение. Как отмечал К. Маркс, Пиль вновь вернул капиталистическое общество к тому противоречию производства и обращения, которое была призвана разрешить банкнотная эмиссия. В итоге акт Пиля «вместо того чтобы устранять кризисы, он их усиливает до такой степени, что должен потерпеть крах либо весь промышленный мир, либо банковский акт».
Воззрения банковой школы (Т. Тук, Дж. Фуллартон, Ф. Бендиксен) на банкноту и ее обращение сводятся к следующему. Увеличение или сокращение банкнотного обращения не зависит от эмиссионных банков. Его объем связан с потребностью промышленников и торговцев в средствах обращения. Если товарный оборот возрастает, то соответственно должны возрасти средства обращения по числу денежных знаков и величине номинала. Если он сокращается, то должны сократиться и средства обращения. «Тук выводит свои принципы не из какой-нибудь теории, — писал К. Маркс, — но из добросовестного анализа истории товарных цен за время с 1793 по 1856 год... Однако дальнейшие исследования истории товарных цен заставили Тука понять, ... что расширение и сокращение средств обращения, при неизменяющейся стоимости благородных металлов, есть всегда следствие и никогда не является причиной колебаний цен, что денежное обращение вообще есть только вторичное движение...».
Согласно принципам банковой школы всякая попытка эмиссионных банков при выпуске банкнот перейти за границы, определяемые размерами производства и ценами, немедленно вызывает противодействие в обратном притоке излишних для обращения банкнот. И наоборот, если расширение эмиссии банкнот излишне ограничивается законом, то пустота заполняется другими кредитными средствами обращения. «Только проданные товары могут служить базисом для создания денег», — писал Бендиксен. Векселя и выпускаемые под них банкноты как раз и являются свидетельством совершенной продажи.
Сторонники банковой теории денег во многом правильно понимали особенности кредитного обращения, их воззрения в определенной степени согласовывались с объективным ходом эволюции денег. Кредитные деньги в XIX в. набирали силу. Поэтому оанковая школа более соответствовала духу своего времени — времени повсеместного утверждения капитализма и ликвидации остатков прошлых производственных отношений. Не случайно эта теория пользовалась наибольшей поддержкой со стороны торгово-промышленной буржуазии.
Когда в Англии в конце 30-х годов XIX в. в борьбе между двумя теоретическими течениями, банковой и денежной школами верх взяла последняя и был принят акт Пиля, практика доказала ее тормозящее влияние на английскую экономику. Доктрина денежной школы потерпела, по выражению К. Маркса, «позорное фиаско... как теоретическое, так и практическое, после экспериментов в самом крупном национальном масштабе. . .».
Противоположная картина наблюдалась в Германии в начале XX в. Здесь победу одержала банковая школа. Один из ее сторонников Бендиксен писал тогда: «Приготовление денежных знаков из золота или иного высокоценного металла — это атавистический возврат к давно преодоленной эпохе менового хозяйства, или, можно сказать, это — рудиментарный пережиток той эпохи».
В значительной мере под влиянием этой теории в Германии были проведены следующие денежно-кредитные мероприятия: в 1906 г. Рейхсбанк ввел в обращение мелкие купюры банкнот, которые стали замещать золотые монеты; в 1908 г. был принят закон о чеках, цель которого — способствовать развитию безналичных платежей для сокращения запасов золота у населения; в 1913г. разрешается дополнительный выпуск разменной серебряной монеты. В результате Германия значительно опередила з этом отношении другие капиталистические государства. Касаясь данного периода, В. И. Ленин писал, что Германия - «образец передовой капиталистической страны, которая в смысле организованности капитализма, финансового капитализма, была выше Америки. Она была ниже во многих отношениях, в отношении техники и производства, в политическом отношении, но в отношении организованности финансового капитализма, в отношении превращения монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм — Германия была выше Америки».
Банковая теория, как и любая другая буржуазная теория, имела серьезные недостатки. Ее сторонники хотели с помощью своих моделей спасти капитализм и его денежное обращение от кризисов, они надеялись также использовать кредитные деньги как источник дополнительного капитала.
Поскольку кредитные деньги наилучшим образом отвечали требованиям кругооборота капитала, то еще в период становления капитализма, когда появились первые признаки демонетизации благородных металлов, возникли иллюзии о чудотворном влиянии кредита. Начало этому положили шотландцы У. Патерсон, основатель Английского и Шотландского банков, и Дж. Ло, учредивший государственный кредитный банк во Франции. Они надеялись через изобилие кредита и кредитных денег поддерживать постоянное процветание в экономике.
Пороком взглядов Ло было его непонимание коренного различия металлических и кредитных денег. Он не видел, в частности, того, что если металлические деньги приводят в движение товары, которые без них неподвижны, то кредитные деньги сами приводятся в движение товарами, которые переходят из рук в руки задолго до обращения денег. Поэтому они не могут быть созданы банком до того, как совершаются товарные сделки. Другим недостатком Ло явилось отождествление им кредитных денег с капиталом. Он полагал, что расширяя ссуды и выпуская кредитные деньги, банк тем самым создает производительный капитал. В действительности же банк пользуется лишь денежным капиталом. Кредитные деньги есть форма проявления денежного капитала. В банках происходит накопление денежного капитала, часть которого, т. е. незанятый денежный капитал, выполняет функцию денег. Это, по словам К. Маркса, капитал, авансированный на выполнение функций денег.
Непонимание этого вопроса привело к созданию в рамках банковой теории денег так называемой капиталотворческой теории кредита, наиболее видными представителями которой были английский вульгарный экономист Г. Маклеод и немецкие экономисты А. Ган и И. Шумпетер. Их основной тезис заключался в том, что кредит есть производительный капитал, поскольку он приносит прибыль, а банки являются создателями кредита и тем самым — капитала. Кредит, который банки могут создавать якобы в неограниченных размерах, придает экономике инфляторный импульс, обусловливая умножение благ за счет изменения в их распределении.
Идея инфляторного кредита нашла широкое распространение в XX в., став основой антикризисной политики современного буржуазного государства. Ее теоретиком был английский экономист Дж. Кейнс. Как правильно заметил А. В. Аникин, «буржуазные ученые находят прямо-таки мистическое сходство между Ло и Кейнсом». В целом историю существования банковой теории можно разделить на два этапа: домонополистический и этап монополистического и государственно-монополистического капитализма. Если на первом этапе она внесла ряд позитивных моментов, в частности в объяснение сущности кредитных денег, законов денежного обращения, то в последующем она превратилась в апологетическую идеологию империализма. В XX в. банковая теория постепенно слилась с номиналистической, но это не означало ее полного растворения в последней. Наиболее видные представители банковой школы первой половины XX в. (И. Фишер, Г. Кассель, Дж. Гоутри, Дж. Кейнс) продолжали отстаивать особую природу кредитных денег. «Существуют два вида подлинных денег, -- писал американский экономист И. Фишер, -- полноценные и кредитные». Но они отрицали в деньгах трудовую теорию стоимости и, как номиналисты, считали, что масса денег в обращении в конечном итоге определяется экономической и денежной политикой государства и банков.
Банково-номиналистическая теория денег эволн нионировала следующим образом. До мирового экономического кризиса 1929-1933 гг. в ней преобладали взгляды, что уровень цен и доходов зависит исключительно от размера денежной массы в обращении. Экономический кризис и последовавшая за ним депрессия, сопровождавшиеся падением цен г стабильности или росте денежной массы в оораще-нии, показали практическую несостоятельность такого рода позиции.
В 30-х годах возобладала точка зрения, объявляющая деньги пассивным элементом в товарном обращении, не играющим какой-либо роли в ценообразовании и доходах, за исключением незначительного влияния на это процентных ставок. Развивая теорию инфляции, Кейнс, например, неизменно на первое место выдвигал соотношение доходов и расходов населения, а затем денежную массу. Поскольку такое соотношение рассматривалось им с классовых позиций буржуа, то во главу угла ставилась цель сокращения или замораживания заработной платы рабочих, рост которой якобы вызывает повышение цен и соответственно инфляцию. Впоследствии этот тезис послужил основой для разработки теории инфляционной спирали «заработная плата — цены».
В послевоенный период ряд стран перешел к политике «дешевых денег», что сопровождалось быстрым ростом цен. В это время широкое распространение получила монетаристская теория М. Фридмена, согласно которой именно денежная масса, а не доходы определяет движение цен и уровень экономической активности. Теория, казалось, подкреплялась тем фактом, что в существовавших тогда условиях послевоенной суперинфляции, которая отмечалась во многих странах, одним из действенных инструментов борьбы с ней было сокращение денежной массы в обращении.
С 50-х годов, когда разруха была в основном преодолена, национальные денежные системы стабилизировались и темпы инфляции снизились до умеренного уровня, называемого «ползучей» инфляцией, идеи Кейнса снова получили признание среди буржуазных экономистов и политиков. Их возрождение не привело, однако, к заметному обновлению теории. Неокейнсианцы так же, как и сам Кейнс, по-прежнему считали неразрешимой дилемму, смысл которой заключается в якобы существующей невозможности одновременного достижения двух целей: полной занятости и стабильности цен. Не дало чего-либо радикального и дополнение А. Хансена и II. Самуэльсона относительно того, что лишь та полная занятость вызывает инфляцию, которая сопровождается превышением спроса на товары над их предложением. Инфляция продолжала набирать темпы и с начала 70-х годов превратилась в «галопирующую», протекающую как в условиях повышенного спроса и занятости, так и при спаде экономической активности и массовой безработице. В настоящее время вновь начинают преобладать монетаристские взгляды банково-кредитной теории денег.
Таким образом, несмотря на обилие теорий, буржуазная экономическая мысль ограничена рамками всего трех направлений: номиналистического, металлистического и банкового. Все современные теории денег, посвященные внутреннему денежному обращению, представляют из себя комбинации номиналистических и банковых воззрений в тех соотношениях, которые им диктует реальная действительность. Объективные тенденции в эволюции денег претворялись в жизнь через субъективные действия и борьбу различных экономических течений и направлений денежно-кредитной политики в зависимости от конкретных условий и ситуаций, в которых оказывались те или иные страны. При этом теории денег либо приближают, либо замедляют наступление качественных перемен в денежных системах капитализма.
Количественная теория денег
Количественная теория денег не является самостоятельной теорией. Она входит составной частью во все разобранные выше теории денег. Ее наиболее общая формулировка такова: уровень цен прямо пропорционален количеству денег в обращении. Буржуазные экономисты применяют это положение ко всем видам денег как полноценных, так и знаков и символов денег. Марксистская наука считает его совершенно неприемлемым для полноценных денег. При обращении знаков и символов денег уровень цен действительно изменяется в зависимости от количества последних. Анализируя особенности обращения неразменных бумажных денег, К. Маркс отмечал: «В то время как количество находящегося в обращении золота увеличивается или уменьшается вместе с повышением или падением товарных цен, товарные цены повышаются или падают, по-видимому, в зависимости от изменения количества бумажных денег, находящихся в обращении».
Буржуазные экономисты понимают под изменением уровня цен изменение меновых пропорций между товарами в зависимости от количества денег в обращении. Они тем самым игнорируют трудовую теорию стоимости, которая утверждает, что меновые соотношения товаров — это соотношения затрат общественно необходимого труда на производство того или иного товара. Марксистская наука понимает под изменением уровня цен в зависимости от количества денег в обращении изменение масштаба цен. К. Маркс подчеркивал, что «изменение стоимости золота не препятствует... его функции в качестве меры стоимости. Оно затрагивает все товары одновременно и потому caeteris paribus [при прочих равных условиях не изменяет их взаимных относительных стоимостей, несмотря на то, что эти последние выражаются то в более высоких, то в более низких золотых ценах, чем выражались раньше».
В этой связи хотелось бы обратить внимание на одну формулировку инфляции, которой еще придерживаются некоторые экономисты. Речь идет о том, что инфляция якобы является следствием переполнения каналов денежного обращения. Здесь, по нашему мнению, только иными словами выражена по сути дела количественная теория денег, в которой изменение стоимостных соотношений товаров подменяется фактом увеличения масштаба цен вследствие количественного роста денежной массы в обращении. Именно это смешение явилось причиной того, что количественной теории денег придерживались представители всех денежных школ. Ее признавали Д. Локк, Д. Юм, А. Смит, Д. Рикардо, Дж. Ст. Милль, А. Маршалл, И. Фишер, Г. Кассель и др. Впервые она была сформулирована номиналистами.
Наблюдая порчу монет римскими императорами в III в. н. э., Юлий Павел из Рима высказал мнение, что стоимость денег зависит от их количества. Чрезмерный выпуск неполноценных монет, а также «декретированных» властью денежных знаков неизменно вел к обесценению последних. Поскольку номиналисты не делали различия между действительными деньгами и их знаками, то реально существовавшая закономерность автоматически переносилась ими на все деньги.
Среди металлистов сторонники количественной теории появились после открытия Америки. Влияние этого открытия на хозяйственную жизнь Европы обнаружилось не только в изменении торговых путей и развитии океанской торговли, но и в чрезвычайном увеличении запаса золота и серебра, привозимого из Америки. Так, если в конце XV в. весь запас благородных металлов не превышал 7 тыс. т, то в течение XVI в. только его увеличение составило 24 тыс. т, а в XVII в. — 38 тыс. т. В результате за два века цены повсеместно выросли на 100 -150%, причем рост цен начался в тех именно странах, где раньше всего наблюдался прилив драгоценных металлов, в частности в Испании.
Французский философ Ж. Бодэн в сочинении, вышедшем в 1568 г., пришел к выводу, что причина роста цен кроется в избытке золота и серебра. Этим он объяснял всякий рост цен. Между тем наряду с ростом общего уровня цен в то время имели место изменения и ценностных пропорций, когда цены на хлеб и продовольствие увеличивались быстрее, чем на сырье, а последние в свою очередь - быстрее, чем цены на готовые мануфактурные изделия. Эти изменения вызывались иными причинами: ростом издержек производства, усилением конкуренция из-за расширения рынков и улучшения путей сообщения, существованием в мануфактурном производстве минимальных цеховых такс и т. п. Но так как доминировали денежные причины роста дороговизны, количественная теория денег получила среди металлистов всеобщее признание.
Изменение стоимости золота влияло не на ценностные пропорции, а на масштаб цен. «Если стоимость унции золота вследствие изменения рабочего времени, требуемого для ее производства, падает или повышается, - писал К. Маркс, - то она падает или повышается равномерно для всех других товаров, следовательно, она по-прежнему представляет по отношению ко всем товарам рабочее время данной величины. Те же самые меновые стоимости оцениваются теперь в больших или меньших количествах золота, чем прежде, но они оцениваются соответственно величине своей стоимости, следовательно, их стоимости сохраняют то же самое отношение друг к другу. Отношение 2:4:8 есть то же самое, что отношение 1:2:4 или 4:8:16». Прилив американского золота и серебра в Европу не изменил затрат труда на их добычу на европейском континенте, но он снизил общественно необходимые затраты труда на производство благородных металлов, что и привело к общему увеличению масштаба цен.
Среди сторонников банковой школы идеи количественной теории денег распространялись в XX в. Основой послужило бурное развитие элементов кредитной экспансии, вызванное ликвидацией размена кредитных денег на золото и нарушениями механизма регулирования банкнот в обращении (выпуск банкнот не только под коммерческие векселя, но и под обязательства государства, неэффективность процентной политики банков и т. п.). Формулировка количественной теории получила несколько иное содержание. Например, Кассель пишет так: «Выпуск новых платежных средств, безразлично — в форме ли установленных законом денежных знаков или в форме банковских кредитов — создает дополнение к существующей покупательной способности и вызывает повышение цен».
Находит дальнейшее развитие представление, согласно которому скорость обращения денег также играет определяющую роль в процессе ценообразования. Многие буржуазные экономисты (Б. Андерсон, Дж. Гоутри, Э. Каммерер и др.) пытаются по-новому толковать количественную теорию денег. В наибольшей степени это удается Фишеру, который дает наиболее сжатое и четкое выражение количественной теории: «Цены должны изменяться прямо пропорционально количеству денег и скорости их обращения и обратно пропорционально количествам обмениваемых благ». Фишер учитывает, кроме скорости обращения денег, так называемый циркуляторный кредит, т. е. банковские депозиты. Он первый вводит в количественную теорию эконометрические элементы. Его математическая формула гласит: сумма цен товаров равна массе наличных денег, умноженной на среднюю скорость обращения этих денег, плюс масса депозитов, обращающихся при посредстве чеков, умноженная на среднюю скорость их обращения.
Хотя эта формула и несовершенна, на ее основании все же можно сделать ряд выводов. В частности, если учесть, что большая часть оптовой торговли производится с помощью чеков, а розничной торговли — с помощью наличных денег и что скорость обращения чеков меньше, чем скорость обращения наличных денег, то станет понятным, почему розничные цены растут быстрее оптовых.
Наличие некоторых позитивных моментов в теории Фишера сыграло роковую роль: его теория либо отвергается буржуазными экономистами (Кейнс и его последователи), либо признается лишь частично (М. Фридмен, Д. Майзелман, А. Шварц). Дело в том,
что факт влияния скорости обращения денег на ценообразование неизменно накладывает ответственность за рост цен на промышленные компании, банки и государство, которые в зависимости от воспроизводственного процесса существенно влияют на интенсивность денежного обращения. Проще объяснять дороговизну проблемой доходов, тем более что основным виновником роста доходов считают рабочий класс. В книге «Общая теория занятости, процента и денег» Кейнс писал о том, что термин «скорость обращения денег по отношению к доходам» может дезориентировать читателя: по его мнению, лишь на часть денег предъявляется спрос, пропорциональный размерам дохода. Один из последователей Кейнса А. Хансен предложил вообще «изгнать раз и навсегда термин «скорость обращения» из нашего лексикона», поскольку действительная роль этого параметра остается совершенно невыясненной».
Фишер понимал, что часть его исследований придется не по вкусу господствующему классу капиталистического общества. Ратуя за установление «неприкрашенной истины», он признавал, что существует такое положение, когда «здоровые принципы» отрицаются только потому, что «некоторые мыслители допускают нездоровое приложение этих принципов». Касаясь непосредственно своей теории, он писал: «К сожалению, количественная теория была сделана основанием для аргументов в пользу нездоровых систем денежного обращения... Последствием этого было то, что немало сторонников здоровых денег, думая, что теория, употребляемая на поддержку таких фантазий, должна быть неправильна, и боясь политических последствий ее распространения, стали в оппозицию не только к нездоровой пропаганде теории, но также и к здоровым принципам ее...».
Современные представители количественной теории, хотя и признают зависимость ценообразования от массы денег в обращении, идут по этому пути, чтобы по возможности снять с буржуазного строя ответственность за негативные последствия такой зависимости. Делаются попытки свести до минимума роль скорости обращения и государственного бюджета на показатель МУ и объяснить его увеличение особенностями функционирования кредитного механизма, якобы с неизбежностью ведущего к денежной экспансии, и действиями профсоюзов, будто бы стимулирующих эту экспансию политикой борьбы за повышение заработной платы и занятости.
Непопулярность количественной теории денег среди буржуазных экономистов в настоящее время не означает, конечно, что она дает объективный ответ, в частности, на такое явление современности, как инфляция. Тезис «переполнения каналов денежного обращения» как главной причины инфляции не вскрывает ее во всей полноте. Он лишь указывает на общее обесценение бумажно-кредитных денег, выражающееся в росте масштаба цен. Не помогает здесь и дополнение, что такое переполнение ведет к перераспределению общественного продукта и национального дохода между классами и группами населения. Перераспределение общественного продукта и национального дохода не может быть результатом изменения масштаба цен; оно происходит вследствие ломки меновых пропорций между товарами, включая товар—рабочую силу. А такая ломка, хотя она и протекает в условиях изменения масштаба цен, вызывается действиями монополий, политикой цен и социальной политикой буржуазного государства и класса капиталистов в целом.
Теории мировых денег
Отставание уровня развития мировых денег от национальных наложило отпечаток и на ход буржуазной мысли. Так, в теориях, касающихся внутреннего обращения, уже не встречаются металлистические взгляды; в настоящее время дискутируются вопросы, связанные не столько с природой денег, сколько с законами денежного обращения. Между тем в теориях, посвященных мировым деньгам, продолжается спор о сущности этих денег. Здесь соперничают последователи денежной и банковой школ, которые сейчас известны одни как представители концепции «неолиберального» направления и другие - теории полной централизации валютных расчетов.
В пылу полемики буржуазные экономисты зачастую верно подмечают изъяны существующей международной валютной системы капитализма и видят недостатки теорий своих противников. Но так как их усилия направлены на спасение капиталистической общественно-экономической формации, они не могут подняться выше объективистского толкования современности и утопических проектов создания гармонических денежных отношений между странами капитала. Тем не менее следует различать школы, идеи которых в какой-то мере согласуются с ходом объективного развития событий, и школы, стоящие на консервативных позициях возврата к старому.
Сторонники «неолиберализации» стремятся обосновать необходимость восстановления в той или иной форме свободной игры стихийных сил на мировом валютном рынке, которая существовала до первой мировой войны и обеспечивала автоматическое выравнивание платежных балансов капиталистических стран. Они представлены двумя группами буржуазных экономистов - неометаллистами и монетаристами.
Первая группа — неометаллисты - основную ставку делает на повышение роли золота в мировой валютной системе вплоть до восстановления свободного и неограниченного обмена национальных валют на желтый металл, т. е. предлагают восстановить международный золотой стандарт. Наиболее последовательные сторонники повышения роли золота в международных валютных отношениях—Р. Харрод в Англии, М. Хейлперин в США и Ж. Рюэфф во Франции. Хейлперин, например, пишет: «Только возвращение к золотому стандарту может удовлетво
рить потребность в упорядоченной денежной системе». И далее: «Восстанавливая золото в качестве сердцевины международной денежной системы, мы полагались бы на успешный опыт прошлого, а вовсе не предпринимали бы рискованного полета в неизвестность. Мы должны построить мост через полвека беспорядка».
В отличие от Хейлперина Рюэфф не предлагал восстановить золотой стандарт во внутреннем обороте. Его цель — сделать золото основой международной валютной системы. Валюты должны размениваться на золото центральными банками только для международных расчетов. Страны обязаны погашать дефицит платежного баланса золотом, хранить официальные, резервы в золоте, подчиняться автоматизму урегулирования платежных балансов и цен. Исходя из своей концепции, Рюэфф разработал конкретный план перехода от золото-долларового стандарта в международных отношениях к золотому. Он предложил удвоить цену золота, чтобы вернуть золоту «нормальное положение в иерархии цен» и обеспечить «длительную волну процветания». Аналогичной позиции придерживается и Харрод.
Сторонники «неометаллизма» правильно отмечают недостатки валютных систем, основывающихся на ключевых валютах. Рюэфф, в частности, активно выступил против привилегированного положения американского доллара, позволявшею США пользоваться беспроцентным кредитом у других стран и наводнять капиталистический мир своей валютой. В то те время неометаллисты подвергаются критике со стороны своих противников как утописты, призывающие сделать ,шаг назад по сравнению с тем, что достигнуто современной валютной системой.
Нереальность концепций неометаллистов видна на примере предложений Рюэффа. Он был вынужден признать, что хотя многие его прежние предсказания сбылись (нарастание дефицита платежного баланса США, высокие темпы инфляции, крах международной валютной системы), рецепт перехода к международному золотому стандарту с помощью удвоения цены на золото оказался утопическим. Цена на золото поднялась в четыре-пять раз, а возможность возвращения к мировому золотому обращению осталась такой же нереальной, как и прежде. «Таким образом, — констатировал Рюэфф, — метод, который я предложил десять лет назад, чтобы ликвидировать золото-валютный стандарт и реконструировать систему платежей, более не является адекватным. Цена на золото, без сомнения, будет расти под влиянием рыночных сил до уровня, который невозможно предсказать. Этот рост, видимо, внесет вклад в решение проблемы, но вполне очевидно, что не решит ее окончательно».
Представители второй группы «неолиберального» направления — монетаристы, костяк которой составляют Чикагская школа во главе с К. Бруннером и М. Фридменом и Фрейнбургская школа в ФРГ (В. Ойкен, В. Репке, Э. Зомен), считают, что золотой стандарт в международных отношениях не совместим с современными формами валютно-финансовых связей между странами, ключевые валюты по существу своему равны золоту, а потому все законы рынка, которые были характерны для периода золотого стандарта, действительны и для них. Поэтому, по их мнению, не следует мешать стихийным законам регулировать межгосударственные платежные отношения, но чтобы эти стихийные законы действовали, необходимо ввести свободно колеблющиеся валютные курсы.
В одном интервью Фридмен, например, заявил: «Я за такую валютную систему, которая построена на свободных обменных курсах для всех стран мира, и за то, чтобы предложение и спрос на валютных рынках определяли решающим образом курс валюты. Когда страны западного мира придерживаются мнения, что доллар вследствие его инфляционных потерь, которые до сих пор не были правилом, а появились только в последнее время, является плохой валютой, то они могут от него обороняться с помощью частого изменения обменного курса и создания таким образом барьера против наводнения этих стран долларами».
Другой представитель этой группы — английский экономист Дж. Мид утверждает, что свободно колеблющиеся курсы помогут ликвидировать платежные дефициты через механизм спекулятивных операций по мере того, как капиталы будут перемещаться от переоцененной к недооцененной валюте. После вспышки валютного кризиса 1971 — 1972 гг. данная точка зрения победила, и страны перешли к системе «плавающих» курсов — индивидуальных (фунт стерлингов, итальянская лира, французский франк и др.) и коллективных (марка ФРГ, голландский гульден, бельгийский и люксембургский франки, норвежская крона и др.). Новая система в определенной степени сгладила неуравновешенность платежных балансов капиталистических государств и ослабила спекулятивное давление краткосрочных капиталов. Доказательством служат меры по либерализации движения капиталов, принятые почти всеми развитыми капиталистическими странами в 1973—1974 гг.
Однако вопреки предсказаниям теоретиков широкое применение колеблющихся курсов не принесло избавления от хронической ассиметрии платежных балансов; спекулятивные операции вместо того, чтобы стать механизмом регулирования межгосударственных платежных отношений, превратились в их разрушителя. Практика показала, что законы золотых денег и законы современных бумажно-кредитных денег различны и не могут полностью заменять друг друга. Как отмечал журнал «Евромани», «свободно колеблющиеся курсы единодушно осуждены, их терпят только из-за специфических обстоятельств. .. урок, полученный от недавних экспериментов по плаванию валют, показывает, что рынок, когда на него воздействуют часто неуправляемые передвижения краткосрочного капитала, не обеспечивает надежного функционирования».
В отличие от «неолибералов» сторонники теории полной централизации валютных расчетов в продолжение традиций банковой школы рассматривают современные деньги как кредитные, функционирование которых зависит не столько от золотого содержания или покрытия, сколько от уровня развития банковской системы и эмиссионного дела. Последнее, по их мнению, должно вылиться в централизацию всей системы международных расчетов и создание межгосударственного банковского института.
Представители этого направления выступают с критикой утверждения «неолибералов» о способности современного мирового капиталистического рынка стихийно, автоматически, без глубоких потрясений регулировать платежные балансы отдельных стран и не видят в свободно колеблющихся курсах панацеи от всех бед. В обоснование своей позиции они ссылаются на то, что даже золотой стандарт не обеспечивал стабильности мировых цен и не избавлял от дефицита одни страны и от нарастания активного сальдо платежного баланса другие.
Среди экономистов, наиболее последовательно отстаивающих идеи кредитных денег и единого мирового банковского центра, выделяется американский экономист Р. Триффин. В 1960 г. вышла в свет его книга «Золото и долларовый кризис», а в 1964 г. -серия памфлетов под названием «Эволюция международной валютной системы: исторический показ и будущие перспективы» и «Мировой валютный лабиринт. Национальные валюты в международных платежах».
Триффин, критикуя бреттонвудскую систему и валютно-финансовую политику США, отмечает, что увеличение уровня международной ликвидности за счет роста дефицита платежного баланса США неизбежно ставит систему «золото-девизного стандарта» на грань катастрофы. На основании статистических данных по важнейшим странам за период с 1895 по 1962 г. он показывает процесс вытеснения золота кредитными деньгами во внутреннем и мировом обращении. Этот процесс протекал поэтапно. Во внутреннем обращении сначала исчезло серебро, а после 1928 г. — золото. Во внешнем обращении также первоначально ушло серебро. После второй мировой войны появилась новая статья международных ликвидных, средств — кредитные резервы, которые ранее имели ничтожное значение. Опираясь на имеющиеся фактические данные, Триффин пишет: «Замещение полноценных металлических денег кредитными деньгами в национальной денежной системе находит свою параллель в зарождающемся, но быстро возрастающем замещении металлических резервов кредитными резервами в международной области».
Перспективу реформы валютной системы капитализма Триффин видит в ликвидации гегемонии доллара и создании международных кредитных денег, опирающихся на единый расчетный и резервный «центр национальных центральных банков», в котором центральные банки всех стран обязаны были бы держать все свои валютные резервы — за исключением небольших оборотных остатков — в форме депозитов. Этот центр имел бы право выпускать особые деньги — обязательства, которые циркулировали бы в качестве платежного средства между национальными центральными банками. Сосредоточив у себя, таким образом, все национальные валютные резервы, регулируя выпуск обязательств и их распределение между странами, центр лишил бы отдельные страны самостоятельности в международных платежных отношениях и подчинил бы их единой дисциплине.
Несмотря на то, что идеи Триффииа в известной степени согласуются с объективным ходом эволюции денег, тем не менее они полны внутренних противоречий. Правильно подметив своеобразие денежных форм при капитализме, Триффин так же, как в свое время Тук, Фуллартон и Бендиксон, не пошел дальше апологетики существующих отношений и построения утопических проектов по предотвращению развала капиталистической валютной системы. В его взглядах имеется внутреннее противоречие между объективной потребностью создания согласований кредитной системы международных платежей, вытекающей из факта интернационализации производства, и такой же объективной реальностью межимпериалистической конкуренции и законов стихии и анархии капиталистического производства. Не случайно предложенный в 1973 г. для обсуждения на сессии МВФ проект о создании банковского института с наднациональными полномочиями повис в воздухе, а многие банкиры-практики его считают политически неосуществимым.
