П.И. ЛЯЩЕНКО
ИСТОРИЯ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА СССР
ТОМ II. КАПИТАЛИЗМ
ОГИЗ, 1948 OCR Biografia.Ru
Публикуется с сокращениями
Роль банков меняется, когда они вместе с концентрацией производства и с ростом промышленных монополий, путем сращивания с промышленностью "...переростают из скромной роли посредников в всесильных монополистов...", распоряжаются почти всем денежным капитал как всех капиталистов, так и мелких хозяев.
Концентрация банковского капитала, сращиваемого с концентрированнымпромышленным капиталом создает господство горстки монополистов, финансовой олигархии.
Как указывает Ленин, «капитализму вообще свойственно отделение собственности на капитал от приложения капитала к производству», т. е. «отделение денежного капитала от промышленного или производительного...» При империализме и господстве финансового капитала это отделение достигает громадных размеров. Оно происходит путём концентрации всей массы народных сбережений, денежных средств рантье, капиталов предпринимателей и пр. и оседания их в сложной сети кредитных и банковских учреждений, начиная от сберегательных касс для мелких сбережений и кончая крупными банками для миллионных текущих счетов и вкладов капиталистов. Эта же концентрация денежных капиталов происходит путём эмиссии банками или специальными обществами различных ценных бумаг, облигаций и акций, которые являются также доходным помещением денежных средств населения и рантье. Средства, концентрируемые в банках и в промышленных эмиссиях, являются основой развития банковского капитала и сращивания его с промышленностью.
Таким образом, следует прежде всего остановиться на источниках и путях образования и накопления денежного капитала, концентрации его в банках и на формах сращивания банковского капитала с промышленностью, т. е. образования финансового капитала в тех конкретных условиях, в которых этот, процесс происходил в России.
Источники внутреннего накопления
Источниками внутреннего накопления капитала, концентрации его в банках и в эмиссиях, сращивания с промышленностью являлось накопление средств и доходов от различных сторон народнохозяйственной деятельности - от сельского хозяйства, промышленности, торговли, внутренней и внешней. Концентрация этих доходов происходила в виде мелких сбережений в сберегательных кассах, путём оседания крупных денежных средств в банках в виде текущих счетов и вкладов или, наконец, в эмиссиях различных ценных бумаг, фондов, промышленных акций и пр. В старой русской статистике не имеется сколько-нибудь прямых и точных сведений о характере и размерах получения доходов от различных отраслей народного хозяйства и о размерах всего так называемого «народного дохода», т. е, всей суммы доходов от хозяйственной деятельности. Ещё менее освещён вопрос о распределении народного дохода между отдельными классами. Поэтому приходится ограничиваться лишь приблизительными и суммарными исчислениями.
На одну душу населения, по этим расчётам, народный доход определяется в 102,2 руб. Насколько невелики были эти размеры народного дохода показывают следующие сравнительные цифры за те же годы в других странах: в Англии - 463 руб., в Германии - 292 руб., во Франции - 355 руб., в США - 695 руб.
Приведённые цифры ещё мало говорят о распределении народного дохода между различными классами. По этому вопросу Ленин на основе цифр промышленной переписи 1908 г. даёт следующие подсчёты заработков фабрично-заводских рабочих и прибылей капиталистов как показатели распределения народного дохода. Всего по переписи имелось около 20 тыс. (19983) предприятий с 2253,8 тыс. рабочих. Заработная плата последних составляла 555,7 млн. руб., или в среднем на одного рабочего 246 руб., т. е. 20 р. 50 к. в месяц. Прибыли же 20 тыс. капиталистов приобщей сумме производства в 4651 млн. руб. составляли за вычетом всех расходов 568,7 млн. руб., или в среднем на один завод 297 тыс. руб. Другими словами 20 тыс. капиталистов получили столько же, сколько 2,25 млн. рабочих.
При всей приблизительности приведённых выше цифр они всё же показывают: 1) что размеры народного дохода на душу населения в России в 1913 г. значительно отставали от других стран; 2) что концентрация доходов в руках небольшой группы имущих классов была весьма значительной; 3) что преобладающая доля всей суммы народного дохода имела источником сельское хозяйство. Такая структура народного дохода, как мы увидим далее, имела большое значение в процессе накопления капитала.
Для выяснения динамики народного дохода имеются лишь подсчёты Прокоповича*, который определял народный доход по 50 губ. Европейской России в ценах соответствующего года: в 1900 г. - 6579,6 млн. руб. и в 1913 г.- 11805,5 млн. руб. Увеличение за 13 лет определялось, следовательно, в 79,4%, причём по сельскому хозяйству (без лесоводства и охоты) оно было 88,5% (с 2 985 млн. руб. до 5630 млн. руб.), по промышленности - 83% (с 1 402 млн. до 2 566 млн. руб.). По своим темпам это увеличение было для того времени довольно значительным.
* Прокопович., Опыт исчисления народного дохода по 50 губерниям Европейской России в 1900-1913 гг., 1918, стр. 67 и сл.
В приведённых исчислениях увеличение народного дохода за период 1900-1913 гг. обусловливалось как ростом самой продукции, так и повышением цен её. Действительно, за рассматриваемый период цены на продукты сельского хозяйства повысились на 40,9%, тогда как на продукты промышленности- всего на 12,5%. Но если исчислить продукцию всех отраслей в однообразной цене 1900 г., чтобы, таким образом, устранить влияние роста цен и установить непосредственный рост самой продукции, то окажется, что продукция промышленности возросла на 62,7% (с 1 402 млн. до 2282 млн. руб.), тогда как сельское хозяйство всего на 33,8% (с 2985 млн. до 3995 млн. руб.). Таким образом, по этим исчислениям количественный рост продукции промышленности стоял на первом месте сравнительно со всеми другими отраслями, тогда как, наоборот, рост ценности продукции сельского хозяйства обгонял рост ценности промышленной продукции. Другими словами, быстрый рост промышленности шёл отчасти за счёт прилива к ней доходов и капиталов из других отраслей народного хозяйства, дававших благодаря более выгодным ценностным соотношениям сравнительно более высокий доход, концентрируемый в банковской системе и затем направляемый в промышленность.
Конечно, определить размеры этих доходов, притекающих, например, из сельского хозяйства и капитализирующихся в промышленности, по имеющимся статистическим данным очень трудно. Но самая наличность этого процесса несомненна. Статистически она выражается оседанием народных сбережений от различных отраслей хозяйства в учреждениях кредитно-банковской системы и перераспределением их в значительной степени по линии промышленности. Ниже мы рассмотрим основные пути этой концентрации и перераспределения.
Сберегательные кассы
Кризис 1900-1903 гг. и последующая война не могли не отразиться на сокращении роста внутреннего накопления. Если брать как показатель мелкого внутреннего накопления сберегательные кассы, то массовая выемка вкладов мелкой буржуазией, испуганной революцией 1905 г., привела к абсолютному сокращению вкладов на 79 млн. руб. Но с 1907 г., а затем особенно с промышленным подъёмом 1909-1913 гг. вновь начинается довольно значительное возрастание вкладов.
Вместе с процентными бумагами вкладчиков на 1 июля 1914 г. сумма вкладов достигла 2073 млн. руб. Отсюда видно, что, тогда как до 1903 г. прирост вкладов в год давал 80-85 млн. руб., в 1903-1907 гг. (за исключение массовой выемки в 1905 г. - 79 млн. руб. - и возращения в 1906 г. - 204 млн. руб.) ежегодный прирост достигал около 102-114 млн. руб., в 1910-1911 гг. - 60-67 млн. руб. и в 1912-1913 гг. - 43-38 млн. руб. Таким образом, за 14 лет размеры накопления через сберегательные кассы увеличились свыше 1 млрд. руб., хотя за последние годы рост вкладов стал несколько сокращаться. Эта сумма в 1 млрд. руб. может служить показателем накопления денежных капиталов мелкой буржуазии, так как подавляющее число вкладчиков сберкасс состояло из сельской и городской мелкой буржуазии. В 1913 г. средняя сумма вклада на одну книжку составляла 204 руб., а из общего числа вкладчиков 31,1% составляли сельская буржуазия - кулацкое крестьянство, 21,4% - городская мелкая буржуазия, ремесленники и торговцы, 22,2% - служащие и лишь 4,6% - рабочие.
Сокращение темпов накопления через сберегательные кассы в 1912-1913 гг. отчасти объяснялось тем, что в эти годы усилились другие формы сосредоточения сбережений мелкой буржуазии именно через учреждения мелкого кредита. Так, например, размеры оборотных средств (собственных капиталов, вкладов и займов) во всех учреждениях мелкого кредита (кооперативных и сословных) на 1 января 1909 г. составляли всего 258 млн. руб., в 1912 г. - 459 млн. .руб., в 1914г. - 779 млн. руб., а на 1 июля 1914 г. - 954 млн. руб., из них собственно в кооперативных учреждениях - 773 млн. руб. Другая причина лежала в том, что за 1909-1914 гг. главный вкладчик сберегательных касс - кулацкая верхушка деревни - стал направлять, как мы увидим далее, свои доходы и сбережения на непосредственное их применение в виде приобретения инвентаря, скота, хуторского устройства и т. п.
Для характеристики значения сберкасс в накоплении и концентрации капитала сравнительно с банками представляет большой интерес сопоставление приводимых Лениным данных американской комиссии о вкладах в банках и сберкассах для Англии, Франции и Германии с данными, исчисленными нами ддя России.
Из этих данных видно, что в России (подобно Англии) банки являлись значительно более сильным сосредоточением накоплений, чем сберкассы, в противоположность Франции и Германии, где мелкие сбережения сберкасс превосходили вклады банков. Уже одно это свидетельствовало о сильно выраженном в России процессе концентрации банковского капитала и относительной бедности массовых сбережений мелкой буржуазии.
Эмиссии ценных бумаг
О размере и росте вложения капиталов в промышленность (непосредственно, в виде акционерного промышленного капитала, или посредственно, через государственные займы и банковые акции) свидетельствуют
также размеры эмиссий ценных бумаг в России за годы подъёма (в млн. руб.).
В 1913 г. было вновь реализовано на внутреннем рынке 570 млн. руб., так что за 1908-1913 гг. вся эмиссия фондовых бумаг достигла почти б млрд. руб. При этом из указанной суммы всей эмиссии в 1908-1912 гг. было: 2292 млн. руб. твёрдопроцентных (ипотечных) бумаг, 1 128 млн. руб.- промышленных акций и облигаций, 413 млн. руб. - банковских акций, 744 млн. руб. - железнодорожных, 375 млн. руб. - государственных и 248 млн. руб. - городских займов. По целевому назначению эмиссия распределялась за рассматриваемый период примерно так: около 12% - государственные и городские займы, 44% - ипотечный кредит и 44% - торгово-промышлемные, банковские и железнодорожные эмиссии. Из этих цифр видно, что эмиссия ценных бумаг являлась крупным источником образования банкового и финансового капитала. При этом внутренняя эмиссия была в 2-3 раза больше заграничной. Но громадная доля капитальных средств шла в сельское хозяйство, вернее- на финансирование земельной мобилизации помещичьих земель через Дворянский, Крестьянский и акционерные земельные банки, т. е. на капитализацию земельных рент землевладельцев.
Банковская система
С организационной стороны русская банковская система значительно отличалась от таких же систем западных капиталистических стран.
Стоявший во главе системы Государственный банк (учреждён в 1860 г.) хотя и являлся единственным учреждением банкнотной (бумажно-денежной) эмиссии, но всё же он развивал свои активные операции главным образом не за счёт эмиссии банкнот и не за счёт депозитов частных лиц (как главные эмиссионные банки других стран), а за счёт так называемых «свободных средств казначейства», эмиссия же денежных знаков (кредитных билетов) почти полностью покрывалась золотым запасом. Так, по балансу Государственного банка, на 1 января 1914 г. сумма выпущенных Государственным банком кредитных билетов была равна 1 665 млн. руб. при золотом покрытии 1 695 млн. руб. Активные же учётно-ссудные операции в сумме 1 072 млн. руб. питались главным образом за счёт «свободных средств казначейства» в сумме 951 млн. руб. Вообще по размерам вкладов и текущих счетов Государственный банк стоял на первом месте среди 10 крупнейших центральных эмиссионных банков мира. В 1880 г. Госбанк имел 37,9 млн. ф. ст. сравнительно с 33,8 млн. ф. ст. Английского банка и 3 млн. ф. ст. Немецкого банка. В 1913 г. Госбанк имел вкладов и текущих счетов 125,9 млн. ф. ст., тогда как Английский банк - 71,3 млн. ф. ст., Немецкий банк 79,0 млн. ф. ст., Ллойд Банк-104,3 млн. ф. ст.1 При этом, однако, большинство этих вкладов принадлежало не частным лицам и частнокапиталистическим учреждениям, а 75% вкладов, до 94 млн. ф. ст., составляли казённые суммы различных государственных учреждений и государственного казначейства.
Это свидетельствовало о подавляющем значении государственных кредитно-финансовых операций. Госбанк получил от этих операций значительную коммерческую прибыль, достигавшую в 1908-1912 гг. до 28 - 42 млн. руб. в год. Но ещё более важным для государственной кредитной и финансовой политики явилось то обстоятельство, что в связи с таким развитием государственных кредитных операций Госбанк, как центральный кредитный и эмиссионный орган и вся складывавшаяся вокруг него кредитная система, находившаяся в зависимости от Госбанка, имели решающее влияние на всю финансовую жизнь страны и крупной промышленности. Из указанной общей суммы учётно-ссудных операций в 1 072 млн. руб., т. е. около половины, было ссужено другим кредитным учреждениям.
Таким образом, Государственный банк являлся центральным банком всей русской кредитной системы и мог оказывать на неё значительное влияние проведением опоеделённой кредитной, учётно-ссудной, девизной и экономической политики,
поддержанием активности торгового и расчётного баланса финансированием хлебного экспорта и пр. Но тем не менее Государственный банк не являлся таким центральным эмиссионным банком кредитной системы, какими были центральные эмиссионные банки других империалистических стран (Англии, Франции, Германии, США). В основе его лежало не оперирование депозитами частных лиц и капиталистических предприятий, а «средства казны» и громадный золотой фонд. И то и другое являлось не столько результатом развития и накопления капиталистического хозяйства, сколько результатом финансовой и экономической политики царского самодержавия - его беспощадной податной политики по отношению к трудящимся массам населения, его колониальной эксплоатации национальных окраин, его внешних займов, политики бросового экспорта и финансовой зависимости от западных империалистических стран. Государственный банк и возглавляемая им банковая система являлись, таким образом, выражением, вернее сколком, со всей системы военно-феодального империализма царской России.
Кроме Государственного банка как эмиссионного банка и главного банка коммерческого кредита в русской кредитной системе имелось два государственных банка поземельного кредита: Государственный дворянский (учреждённый в 1885 г.) и Крестьянский (учреждённый в 1882 г.). Как учреждения ипотечного кредита они стояли несколько особо от промышленного финансирования. Как мы видели из приведённых только что цифр эмиссии, вместе с 10 частными ипотечными банками они занимали видное место (до 45%) в общей эмиссии ценных бумаг, отвлекая крупные средства на поддержание помещичьего землевладения.
Дворянский и Крестьянский банки, особенно в связи с реформой Столыпина, являлись мощным аппаратом мобилизации землевладельческих капиталов и привлечения их на финансирование промышленности и на развитие торговопромышленного оборота. В результате столыпинской реформы только за 1906-1907 гг. помещиками было продано через Крестьянский банк земли на сумму 283 млн. руб., а за десятилетие 1906-1915 гг. - на сумму 465 млн. руб. Кроме того, задолженность дворянского землевладения через Дворянский банк увеличилась за время 1909-1915 гг. с 636 млн. руб. до 869 млн. руб., т. е. на 233 млн. руб. Всего, следовательно, через два государственных земельных банка было мобилизовано путём продажи и залога земли за 2-3 года свыше 500 млн. руб. Конечно, далеко не все эти суммы пошли на производительные цели н на промышленные инвестиции, но
всё же значительная часть их была в той или иной форме вложена в промышленность, явившись одним из побудительных толчков к оживлению промышленности и к повышательной конъюнктуре 1909-1913 гг.
В то же время на основе нового, столыпинского законодательства и с помощью того же Крестьянского банка до 1,2 млн. крестьянских дворов за время 1908-1915 гг. продали свою надельную землю в количестве 3,9 млн. дес. на сумму 445 млн. руб. и тогда же свыше 2 млн. домохозяев окончательно вышли из общины. Таким образом, Крестьянский и Дворянский банки явились в период 1908-1915 гг. мощным орудием классовой политики в деле капиталистической мобилизации земли. Всё это сильнейшим образом способствовало укреплению капиталистических элементов крестьянского хозяйства, усилению его товарности, увеличению спроса на продукты промышленности и также явилось одним из моментов промышленного оживления 1909-1913 гг.
Другим мощным звеном в банковой системе России являлись частные акционерные банки коммерческого кредита. На 1 января 1909 г. их имелось 31, в том числе в Петербурге- 10, в Москве - 4, в провинциальных городах-17. На 1 января 1914 г. их имелось 47 с 743 отделениями в провинции. Общий баланс на 1 января 1910 г. составлял 2611,1 млн. руб., из которых 10 петербургских банков имели баланс в 1 845 млн. руб. (в том числе наиболее крупные: Петербургский международный - 332,8 млн. руб., Русский для внешней торговли - 330 млн., Волжско-Камский - 265,5 млн., Азовско-Донской - 235 млн. руб.) и 4 московских- 378,8 млн. руб., все же остальные (17 провинциальных банков) имели баланс в 387,3 млн. руб.* Таким образом, уже в 1910 г. имелась значительная концентрация акционерных банков. Мы увидим далее, что все они в известной степени, находились в зависимости от иностранного капитала.
* Эти и последующие цифры даны по сводным балансам банков и по «Ежегоднику министерства финансов», 1910.
Следующим звеном банковой системы России являлись: 467 обществ взаимного кредита с балансом на 1 января в 485,2 млн. руб. и 276 городских банков с балансом в 181,5 млн. руб. Последние виды кредитных учреждений обслуживали местную мелкую промышленность и торговлю.
Таким образом, банковая сеть России как главное средство аккумуляции денежных средств населения и концентрации их
в более мощных звеньях кредитнобанковой системы была уже сильно развита.
Сосредоточение денежных средств в банковой системе делает в 1909-1914 гг. большие успехи. Процесс накопления в банках и других кредитных учреждениях характеризуется следующими цифрами роста собственных капиталов банков и притока чужих средств (на 1 января соответствующего года, в млн. руб.).
Таким образом, размеры средств, которыми располагала банковая сеть (без ипотечных банков) для финансирования промышленности и торговли, за 15 лет увеличились более чем вдвое - на 2,6 млрд. руб.
Наиболее характерным представляется абсолютный и относительный рост средств, которыми располагали акционерные коммерческие банки.
Только за последние четыре года (1910-1914) акционерные банки увеличили свой капитал на 504 млн. руб., тогда как во все предшествующие годы (до 1910) банки имели собственных капиталов всего 332 млн. руб. Вкладов они привлекли за эти же 1910-1914 гг. на 2,5 млрд. руб., тогда как за предшествующие 1370-1900 гг. - всего 552 млн. руб.
При этом весьма характерным является то, что в 1900- 1914 гг. в банковом деле происходит сильнейшая концентрация. За это время происходит слияние многих отдельных, более мелких, банков в более крупные банки-гиганты. Так, например, в 1901 -1904 гг. был организован один из крупнейших банков - Азовско-Донской банк - из прежнего Петербургско-Азовского, Минского и Киевского коммерческого. В 1908 г. организовался Соединённый банк из Московского международного, Орловского и Южно-русского. Северный банк в 1910 г. сливается с Русско-Китайским в Русско-Азиатский. Достаточно указать, что доля 13 крупнейших тогдашних петербургских банков в собственных капиталах всех акционерных банков возросла с 49% в 1900 г. до 66,5% в 1913 г. и 65,2% в 1914 г. В среднем на один петербургский банк приходилось 42 млн. руб. собственных капиталов, тогда как на один московский - 19 млн. руб. и на один провинциальный - 5 млн. руб. Распределение вкладов концентрировано ещё более: на 1 января 1914 г. петербургские банки сосредоточивали 72,2% всех вкладов против 54% в 1900 г.
Мелкие банки за 13 лет сократили удельный вес своих капиталов почти с половины до одной десятой, тогда как семь крупных банков, не существовавших в 1900 г., обладали в 1914 г. уже более чем половиной всех капиталов.
Финансовая олигархия
Концентрация банковского капитала приводила к господству «финансовой олигархии»: семь
петербургских банков распоряжались более чем половиной всех капитальных средств, направленных на финансирование всей русской промышленности. Но и в этом случае русский финансовый капитал имел, как и во всех других, две особенно ярко выраженные черты: финансовая олигархия, с одной стороны, часто превращалась в финансовую олигархию иностранного капитала вследствие зависимости крупнейших русских банков от иностранных, а с другой стороны, часто сливалась с олигархией русского военно-феодального империализма, со всем его финансово-бюрократическим государственным аппаратом, как исполнителем воли того же иностранного империалистического капитализма.
Среди руководителей русских банков, акционерных обществ и промышленных предприятий имелся сравнительно небольшой круг лиц, которые являлись воротилами всего промышленного и финансового мира, были одновременно председателями правлений нескольких банков, директорами и членами правлений многочисленных, связанных с этими банками синдикатов и акционерных обществ, сами являлись крупными акционерами этих обществ и т. п. Таков, например, Путилов - председатель правления крупнейшего Русско-Азиатского банка (связанного с французскими капиталами), он же--руководитель Русско-Китайского банка, руководитель «Продаметы» (также находившейся под влиянием французских капиталов), главный акционер многих входивших в «Продамету» металлургических предприятий, а также Путиловских, Сормовских, Брянских, Невского судостроительного, Коломенских и других заводов. Несмотря на свою «французскую ориентацию» и связи с французской тяжёлой и военной промышленностью (Шнейдер-Крезо), путиловские предприятия были связаны также и с немецкими заводами Круппа, с немецкой оружейной фирмой Леви и с немецкими банками. Глава русской каменноугольной промышленности и монопольных её объединений Авдаков; нефтяники Нобель, Манташёв, Лианозов, заправила металлопромышленности центрального района Гужон - все они были связаны не только с рядом разнообразных промышленных предприятий, но и с руководящими в этой области русскими и иностранными банками (нефть - Международный и Русско-Азиатский, каменный уголь - Азовско-Донской, Международный и др.), а также с иностранными трестами.
К этим финансово-промышленным группам примыкали дельцы - финансисты и «биржевики», руководившие собственно финансированием предприятий и биржей, крупные финансовые организаторы и руководители кредитных учреждений: Утин и Плотников, директора Учётного и ссудного банка (немецкие капиталы), Каминка - руководитель Азовско-Донского банка (французские капиталы), Соловейчик - руководитель Сибирского банка; крупнейший биржевик и финансовый организатор Манус и многие другие, решавшие судьбы финансового благополучия миллионных промышленных предприятий. Сюда же относятся и более мелкие финансисты и банкиры, владельцы собственных банкирских домов, как Рябушинские, Джамгаровы, Вавельберг и др., впоследствии вошедшие в состав руководителей крупнейших банковских объединений. Крупные сахарозаводчики Бобринский, Бродский, Харитоненко, Терещенко и др. входили также в круга финансовой олигархии и были связаны преимущественно с банками Русским для внешней торговли, Торгово-промышленным, Международным. Сравнительно обособленно от банкового капитала некоторое время стояла хлопчатобумажная промышленность, в лице старых русских промышленных фирм Коновалова, Коншина, Морозова, Прохорова и торговцев-мануфактуристов, как Стахеев, Второв и др.
Однако и здесь в 900-е годы выделяется финансовая группа, связанная с банковым капиталом, а некоторые из этой группы становятся видными воротилами в области финансирования и организации объединений хлопчатобумажной промышленности (Рябушинский, Второв, Стахеевы и др.). Связи русского финансового капитала и промышленных монополий с иностранным банковым капиталом устанавливались часто персонально, путём назначения (формально - «избрания» акционерами) своих представителей в члены правления банков и акционерных предприятий. Так, «интересы» германских акционеров в правлении Международного банка были представлены Вебером, Пфейфером и неофициально - Ландсгофом. В Азовско-Донском банке интересы германских акционеров представлял Рауперт, а интересы французского финансового капитала - А. Верт (Генеральное общество).
К крупнейшим представителям русской финансово-промышленной буржуазии примыкала высшая бюрократия, особенно из министерства финансов, промышленности и торговли. Путиловы, Утины, Каминки, Рябушинские, Авдаковы и пр. были «свои люди» в этих министерствах. Они умели Добиваться там всего, пуская в ход взятки, «удачную» для чиновников министерства игру на бирже, льготную подписку на акции, привлечение высших чиновников на высокооплачиваемые места в правлениях банков и акционерных обществ и пр. Так, министр финансов И. А. Вышнеградский нажил «беспроигрышной» игрой на бирже состояние в 10 млн. руб., а наследник этого состояния, его сын А. И. Вышнеградский также бывший чиновник министерства финансов, становится одним из воротил финансового капитала и руководителем Международного банка. Другой крупнейший чиновник царского правительства, директор кредитной канцелярии, руководивший всей финансовой организацией страны, А. Давыдов, сменил свой высокий бюрократический пост на хорошо оплачиваемое место директора Петербургского частного банка и стал одним из крупных деятелей банкового капитала. Видный банковский делец (один из директоров Волжско-Камского банка) Барк неоднократно менял ответственные посты в министерстве финансов на службу в банках, пока не сделался последним министром финансов царского правительства. Точно так же министр торговли и член Государственного совета Тимирязев соединял эту должность с высшим придворным чином обергофмейстера, но сменил и то и другое на кресло директора Русского для внешней торговли банка. Такие представители высшей бюрократии, как Витте, Коковцов, Пальчинский, Безобразов, премьер-министр предреволюционных годов Протопопов, министр путей сообщения Трепов и др., были тем или иным способом, легальным или нелегальным, самым тесным образом связаны с банковым и финансовым капиталом. «Сращивание» банкового капитала не ограничивалось лишь высшей бюрократией, а захватывало также и высшую родовитую аристократию, великих князей и других лиц царствующей фамилии. Часто в особо выгодных и связанных с казной предприятиях эти лица являлись главными акционерами. Так, в одной из самых доходных железнодорожных линий (Владикавказская железная дорога) главными акционерами являлись многие великие князья. Через камергера Безобразова, так же как через Распутина и премьер-министра Протопопова, самые тёмные дельцы и самые дутые предприятия за взятку находили одобрение при дворе Николая II и получали многомиллионные субсидии от министерства финансов.*
* См. об этом Витте, Воспоминания, т. II, стр. (90, 415-419, и т. III, стр. 93, а также «Дневник» А. С. Суворина, М. 1923, стр. 27, 316-322, и «Падение царского режима», 1924, т. VI, VII, особенно показания Белецкого.
Наконец, через тот же финансовый капитал происходило «сращивание» не только русской промышленности, но и государственного аппарата в его внешней политике с иностранным капиталом. Союзники и кредиторы царского правительства, держатели пакетов акций русских промышленных предприятий, французские банки предъявляли русскому правительству и министерству финансов иногда ультимативные требования, выходящие из рамок деловых хозяйственных связей. Так, в 1908 г. французское правительство предъявило дипломатическим путём русскому правительству требование о пересмотре заказа Россией военных судов немецкой фирме «Блом и Фосс» и о передаче этого заказа французским фирмам. Домогательства последних были предъявлены в такой форме, что русский посол в Париже назвал их «шантажем», а министр финансов Коковцов считал их «несовместимыми с политическим достоинством России». Тем не менее тот же Коковцов, когда он стал председателем совета министров, счёл необходимым сообщать представителю французского финансового капитала Нецлину предварительные сметные предположения государственного бюджета раньше его опубликования.
При таких условиях иностранный финансовый капитал в царской России позволял себе прямые злоупотребления и грабительские действия.
В 1905 г. «Продуголь» по телеграмме своего французского правления в Париже поднял цену на уголь на казённых торгах до 10 коп. Некоторые руководители министерства путей сообщения пытались вести борьбу против «Продугля» и имели возможность сдать заказ по более дешёвым ценам. Однако заказ остался за «Продуглем», так как сам министр путей сообщения оказался «близок» к «Продуглю», и дело было погашено. Такими же фактами полна деятельность «Продаметы», нефтяных компаний Нобеля, соляного синдиката и др.
В русских условиях финансовая олигархия с её продажностью, подкупами в гигантских размерах, находила особо благоприятную почву.
Иностранные капиталы в русских банках
Годы после революции 1905 г. и особенно последние перед мировой войной были годами активного наступления иностранного, главным образом французского и германского капитала на банковую систему России. Предвоенная история крупнейших русских банков - Северного, Петербургско-Азовского, Учётного и ссудного, Русско-Китайского - была историей не только концентрации русских банков, но и слияния их с капиталом германских и французских банков. За исключением
неудачной борьбы за «независимость», проявленной Сибирским банком, большинство остальных акционерных банков в сильнейшей степени находилось под «влиянием» иностранных капиталов. Так, из всего основного акционерного капитала 18 главных акционерных банков к 1914 г. в сумме 435,5 млн. руб. принадлежало иностранному капиталу 185,5 млн. руб., т. е. 42,6%. Из этого числа на долю Германии приходилось 77,2 млн. руб., или 17,7%, Франции - 95,25 млн. руб., или 21,9%, Англии -13 млн. руб., или 3% Другими словами, некоторый перевес в банковом капитале руководящих банков принадлежал «антантовскому», англофранцузскому, капиталу: 108,25 млн. руб. против 77,2 млн руб. германского капитала. По доле участия в акционерном капитале банков, некоторые банки были в преобладающей степени «иностранными»: Русско-Азиатский - 72% иностранного капитала, из них французского 60%, Сибирский - 60%, из них французского 40%, Рижский коммерческий - 50% все немецкие, Московский частный - 56%, все французские!
Положение русских банков и степень их зависимости от иностранного капитала Ленин на основе данных Агада характеризует такими цифрами. Всю «мощь» петербургских банков Агад определял в 8 235 млн, руб., причём «участие», вернее, господство заграничных банков распределялось так: французские банки 55%, английские-10, немецкие - 35%. Из указанной общей суммы функционирующего капитала (8 235 млн. руб.) - свыше 40%, т. е. 3 687 млн. руб. по расчётам Агада приходилось на монополистические организации - «Продуголь», «Продамета», синдикаты нефтяной, металлургической, цементной промышленности. В 19 наиболее крупных петербургских и московских банках из общей суммы 3 949,5 млн. руб., составляющих «работающий» капитал этих банков, более 3 млрд. руб., т. е. свыше трёх четвёртых всего работающего капитала приходится на долю банков, которые представляли собою в сущности «дочерние общества» заграничных банков, в первую очередь парижских и берлинских.
Необходимо при этом отметить, что приведённые проценты участия иностранного капитала в русском банковом капитале (при всей их приблизительности и условности исчисления) ещё не полностью отражают степень «распоряжения» иностранным капиталом деятельностью русских банков. Как и во всяком акционерном обществе, обычно вполне достаточным для такого «распоряжения» бывает обладание не более 30-40% акций. Таким образом, если даже считать, что приведённые цифры, определяющие степень участия иностранных капиталов в русских банках, не являются решающими для всей русской банковской системы, то всё же роль иностранного банковского капитала была значительной.
При всём том не следует преувеличивать эту зависимость русской банковской системы от иностранного капитала, рассматривая их деятельность как «исполнителей воли» иностранных банков. Хотя в руководящих акционерных банках до 42% их акционерного капитала находились в руках иностранных акционеров, но всё же от этого было далеко до такой же степени зависимости русских банков и всей русской банковской системы от иностранного капитала. Акционерные капиталы банков составляли всего одну четверть - одну треть тех активных средств (вкладов, текущих счетов), которыми оперировали банки, а в концентрации этих средств банки зависели от условий русского денежного и капитального рынка. На этот рынок и на его отношения к иностранному денежному и капитальному рынку сильнейшее воздействие имели Госбанк и министерство финансов своей кредитной и девизной политикой, своим учётным процентом, своим колоссальным золотым запасом и «золотом за границей», своими многомиллионными субсидиями как непосредственно промышленным предприятиям, так и самой банковой системе, своими крупными учётно-ссудными операциями, наконец, прямыми финансовыми интервенциями в деятельность банков и бирж (так называемый биржевой «Красный крест»).
Конечно, ни царское правительство вообще, ни министерство финансов не противодействовали влиянию и «заработкам» иностранного капитала в русских банках. Наоборот, заинтересованное в успешности государственных займов, правительство широко открывало двери для внедрения иностранного капитала в русскую банковую систему и в русскую промышленность. Но, как мы указывали выше, русские коммерческие банки, а также работающие с ними иностранные банки были в первую очередь заинтересованы во всякого рода финансовых и спекулятивных операциях - эмиссиях, куртажах, «реорганизациях». Для этого они также охотно приобретали пакеты банковых и промышленных акций, как и сбывали их, когда представлялся случай «заработать» на этом. Госбанк и министерство финансов с колоссальным государственным бюджетом, со своими
крупнейшими финансовыми операциями - государственными и железнодорожными займами, развитым государственным хозяйством - принуждены были проводить политику, сообразующуюся с потребностями господствующих классов своей страны, а не всецело исполнять «волю» иностранного капитала.
Всё это, конечно, не исключало своеобразное «сращивание» иностранного банковского капитала персонально с представителями государственного аппарата, не всегда законную заинтересованность последних в деятельности иностранных банков, коррупцию, «подкуп и панаму всех видов». Но всё же иностранный банковскый капитал был не в меньшей мере заинтересован в своей финансовой деятельности в России, чем русское правительство - в финансовом содействии иностранного капитала.
Сращивание банковского капитала с промышленным и организационные формы финансового капитала
Как же происходило «сращивание» банкового капитала с промышленностью, т. е. как и в каких организационных формах образовался в системе русского империализма финансовый капитал?
Практика «сращивания» банковского капитала с промышленным и формирование финансового капитала в западных странах выработала многочисленные формы этого процесса, начиная с наиболее простых в виде установления отношений «участия» и «заинтересованности» банков в делах предприятия, установления «личной унии» в руководстве банка и патронируемого им предприятия, и кончая наиболее сложными и активными формами, в виде учреждения специальных обществ финансирования и инвестирования капиталов, развития специальных финансовых реорганизаций промышленных предприятий банками, организации банками объединений - «фузий», картелей, синдикатов, трестов, концернов, устройства контрольных обществ «переёмочных» обществ для страховки и уменьшения риска и т. п.*
В основном характер этих организационных форм финансового капитализма определялся, с одной стороны, размерами накопления в стране вещного и денежного, банкового капитала, развитием учреждений банковой системы, обилием в стране свободных, «праздных» капиталов, ищущих производственного приложения через банки или через специальные общества инвестирования капиталов; а с другой -
* Об этом см. Лифман, Фондовый капитализм, М. 1930; Гильфердинг, Финансовый капитал, 1928.
Сращивание банковского капитала с промышленным и перемещение значительной части промышленного капитала в виде акций в портфели банков делают особенно значительной роль фондовых бирж. В эпоху империализма фондовые биржи являются рынком ценных бумаг, т. е. того «фиктивного капитала», который в виде акций и облигаций получает возможность обращаться на рынке и переходить от одного владельца к другому, независимо от реального капитала, вложенного в предприятие. Хотя банки значительную долю акций и облигаций всякого рода оставляют у себя в портфеле, но они вместе с тем размещают их среди капиталистов, спекулянтов и пр. В купле-продаже биржевых ценностей начинают принимать участие широкие слои состоятельной «публики», а фондовые биржи становятся ареной оживлённой спекуляции этими ценностями, отражая в биржевых курсах этих бумаг все колебания промышленной конъюнктуры, политических событий и т. п. Участие широких кругов биржевой «публики» в торговле биржевыми ценностями происходит через банки посредством так называемых «онкольных счетов», служащих в конечном счёте средством обогащения банков и разорения широкой публики при каждом серьёзном колебании курса. Вообще высота и устойчивость курса ценных бумаг (правительственных займов, промышленных акций и облигаций) являются показателем солидности и устойчивости предприятия и займа. Поэтому на официальных фондовых биржах, особенно на наиболее крупных и ведущих, допускаются к обращению и котировке ценные бумаги лишь по особому списку. По специальным подсчётам международной статистики, в 1912 г. в различных государствах мира находилось в обращении ценных бумаг на сумму 850 млрд. фр. Из этого числа на Англию приходилось 150 млрд. фр., на США - 140 млрд., на Францию - 115 млрд., на Германию-110 млрд. и на Россию - 35 млрд. фр., т. е. около 4%.
В России фондовые биржи существовали лишь в виде фондовых отделов общих бирж (в Петербурге, а также на Московской, Варшавской, Харьковской и некоторых других биржах). Из всей эмиссии ценных бумаг в России на 1 января 1912 г. (государственные и гарантированные правительством займы частных акционерных обществ, преимущественно железных дорог) в сумме 5 782 млн. руб. громадная доля (до 85%) приобреталась банками за свой счёт или находилась в так называемых «прочных руках» (рантье и т. п.), т. е. стояла вне биржевых оборотов. Главную массу последних составляли негарантированные акции частных обществ, курсы которых колебались более значительно. Эти акции являлись предметом биржевой игры через онкольные счета в банках. Ещё в 1901-1905 гг. размеры онкольных счетов (остатки на 1 января) во всех русских коммерческих банках были около 206 млн. руб. На 1 января 1910 г. они составляли 326 млн. руб., а на 1 января 1913 г. уже 849 млн. руб., что свидетельствовало о широком развитии биржевых оборотов ценными бумагами. На наиболее крупной русской фондовой Петербургской бирже в 1912 г. котировалось 618 наименований ценных бумаг, из них 323 государственных и гарантированных займов и твёрдо-процентных бумаг и 295 акций. Общая сумма капиталов, вложенных во все котировавшиеся бумаги, составляла 17 млрд. руб. Кроме Петербургской и других русских бирж (Московской, Варшавской, Харьковской, Рижской, Одесской) русские ценные бумаги котировались на иностранных биржах преимущественно в виде займов и акций тех предприятий, в которых были заинтере
сованы банки данной страны. Так, Парижская биржа кроме государственных бумаг особенно значительные обороты имела с акциями русских металлургических и металлообрабатывающих предприятий - «Продаметы», синдиката «Медь», а также синдикатов «Продуголь», «Продвагон», табачного и др. - и, наконец, с акциями коммерческих банков. На Берлинской бирже, также очень влиятельной, пользовались особенным вниманием акции некоторых русских банков, Нефтяного общества Нобель, электрических обществ Сименс-Гальске, Соединённых кабельных заводов, Всеобщей компании электричества и др., все находившиеся под «влиянием» немецких банков. На Бельгийской фондовой бирже котировались акции каменноугольных, газовых, электрических, трамвайных и других, преимущественно бельгийских, предприятий. Лондонская биржа интересовалась главным образом нефтяными и горными акциями и пр.
Так, иностранный и русский финансовый капитал получал в фондовых биржах могущественное и подвижное средство держать в своих руках промышленный капитал акционерных предприятий.
Иностранные капиталы в русской промышленности
Организационной формой, в которой иностранный банковский капитал овладевал промышленностью, являлось её акционирование через русские, а иногда и прямо через иностранные банки. Банк организовал подписку на акции промышленных предприятий, держал их в своём портфеле, брал их в обеспечение онкольных счетов. Поэтому развитие финансового капитала сопровождалось ростом крупных акционерных обществ.
После резкого сокращения акционерного учредительства в период кризиса и застоя 1900-1908 гг. акционерное учредительство вообще, в том числе и иностранное, начинает с 1910-1911 гг. быстро возрастать.
Уже к 1911 г. прилив акционерного капитала почти догоняет максимальные цифры предшествовавшего подъёма, а в 1912-1913 гг. уже значительно превосходит все предшествующие годы.
При этом характерным представляется то обстоятельство, что развитие акционерного дела шло не только за счёт организации новых промышленных предприятий, но ещё в большей мере за счёт реорганизации прежних единоличных предприятий в акционерные. Именно в эти годы из всей суммы капиталов вновь учреждённых акционерных обществ до 65-75% приходилось на общества, реорганизуемые из единоличных в акционерные. Очевидно, те задачи и требования, которые предъявляла монополизированная промышленность по отношению к капиталу, были таковы, что единоличный капитал уже не был в состоянии удовлетворить их, и только акционерная форма концентрации масс капитала давала значительные источники для прилива капитала в промышленность.
Однако приведёнными цифрами вопрос о роли иностранного капитала в русской промышленности в начале XX в. ещё не разрешается. По официальной дореволюционной статистике, отнесение того или иного капиталистического предприятия и общества к «иностранному» или «русскому» делалось по условному признаку, действует ли общество на основе «русского» или «иностранного» устава. Фактически участие иностранного капитала в русских акционерных промышленных предприятиях было значительно больше. За невозможностью произвести исчерпывающие подсчёты отдельные исследователи этого вопроса дают несколько различные цифры.
Так в 1900 г. в России действовало всего 1 595 акционерных обществ (русских и иностранных) , имевших в своём распоряжении основной капитал в 2 396 млн. руб.; из них иностранных было 269 обществ с 691 млн. руб., что составляло 28,8% всей суммы основного капитала акционерных обществ.
За период 1900-1914 гг. число акционерных компаний значительно возросло, достигнув 2 163 обществ. По подсчётам Крицмана из 2163 предприятий, принадлежавших перед войной в России акционерным обществам с основным капиталом почти в 4 млрд. руб., в 327 предприятий был вложен иностранный капитал в размере 1 340 млн. руб., т. е. в седьмую часть всех предприятий был вложен иностранный капитал в размере третьей части всего основного капитала всех акционерных обществ.
Эта общая сумма иностранного капитала довольно близко совпадает с данными Зива, который определяет её к 1914 г. в 1 532 млн. руб., включая банки, на долю которых иностранного капитала приходилось, по его подсчёту, 250 млн. руб. Так что за вычетом этой суммы получается 1 282 млн. руб., приходившихся на собственно акционерные промышленные предприятия.
Наконец, П. Оль общую сумму иностранного капитала в России исчисляет в 1916-1917 гг. в 2243 млн. руб. В эту сумму входит 256 млн. руб. облигационного капитала и 237 млн. руб. в кредитных учреждениях, так что собственно в русские промышленные предприятия акционерного иностранного капитала к началу революции было вложено 1 750 млн. руб. Так как общая сумма всего акционерного капитала определялась около 4 млрд. руб., а за годы войны имелся прирост акционерного капитала в сумме до 997,2 млн. руб., то общая сумма всех акционерных капиталов к 1917 г. может быть определена до 5 млрд. руб., из неё на долю иностранного капитала приходилось приблизительно 1,7 млрд. руб.
В предприятиях горной промышленности и по обработке металлов было 1 227 млн. руб., или 54,7% всей суммы иностранного капитала. Это были главные формы сращивания иностранного банковского капитала с русской промышленностью.
По главным отраслям горной промышленности иностранные капиталы распределялись следующим образом: металлургические предприятия с доменными печами - 268 747 тыс. руб., нефтяная промышленность - 253 520 тыс., каменноугольная- 159951 тыс., медная промышленность - 60914 тыс., золотопромышленность - 41792 тыс. руб. и т. д.
Иностранные капиталы, вложенные в металлургическую промышленность и машиностроение, распределялись следующим образом: в машиностроительные предприятия было вложено 81 845 тыс. руб., в сельскохозяйственное машиностроение- 81 128 тыс., в металлургические предприятия переделочные- 45152 тыс., в электротехнические - 42353 тыс. руб. и т. д.
Что касается иностранного капитала, вложенного в городские предприятия, то наибольшая сумма приходилась на общества электрического освещения - 99 627 тыс. руб. - и на трамвайные общества - 50 553,5 тыс. руб.
Таким образом, в акционерном промышленном строительстве России «антантовские» (англо-франко-бельгийские) капиталы к 1917 г. занимали, по этим данным, до 69,5%, тогда как германские всего 20%. Это обстоятельство предрешало и вопрос о характере участия России в мировой войне.
Платежный баланс России
В проблеме ввоза иностранного капитала и влияния его на развитие народного хозяйства важнейшим вопросом является соотношение между теми ценностями, которые ввозятся в страну или создаются в ней за счёт иностранного капитала, и теми ценностями, которые вывозятся из неё для покрытия прибылей, дивидендов и погашения инвестированных иностранных капиталов. В суммарной характеристике эти взаимоотношения выражаются в платёжном балансе страны, т. е. в балансе между задолженностью её иностранному капиталу и теми финансовыми и торговыми ресурсами, с помощью которых она может покрывать эту задолженность и обеспечивать для иностранного капитала вывоз его прибылей и дивидендов.
Общий баланс взаимоотношений народного хозяйства России с иностранными капиталистическими системами складывался из следующих моментов. По активу на первом месте стоял ввоз иностранных капиталов в виде инвестиций их в промышленные предприятия, в железнодорожное строительство, в банки и вообще в кредитное хозяйство, в городское и земское хозяйство и т. п. Особо стояло вложение иностранных капиталов в государственные займы путём ли производства государством непосредственно внешних займов или путём покупки иностранными капиталистами и размещения на иностранных биржах русских государственных займов. К более мелким статьям и способам прилива иностранных капиталов в страну относились доходы от путешественников-иностранцев, расходы иностранных судов в России, проценты, полученные из-за границы, и т. п. Наконец, наиболее крупным источником прилива иностранных платежей и капиталов являлись поступления из-за границы по экспорту русских продуктов. Обратно, по пассиву главнейшими статьями являлись: уплата дивидендов и прибылей по инвестированным в промышленности и в других предприятиях иностранным капиталам, уплата процентов по государственным и частным займам, уплата за выкуп ценных бумаг промышленных, банковых и железнодорожных при покупках их государством или частным капиталом, мелкие расходы, соответствующие таким же статьям актива. Наконец, наиболее крупной статьёй отлива капиталов из страны являлись расходы по импорту иностранных товаров.
Подсчёты платёжного баланса представляются задачей, весьма сложной как методологически, так и по трудности определения входящих в состав его величин.
Из этих приблизительных подсчётов видно, что платёжный баланс России, в особенности в 1898-1913 гг., поддерживался исключительно, с одной стороны, ростом её иностранной задолженности (инвестированием капиталов и государственными займами до 4225 млн. руб.), а с другой - положительным торговым балансом (4 122 млн. руб.), основанным на форсированном экспорте. Большие платежи по задолженности, доходящие до 5 400 млн. руб., превышая положительный остаток торгового баланса, вызывали необходимость всё новых иностранных займов. Вместе с тем возрастающая напряжённость экспорта давала значительный остаток золотых ресурсов, которые также оседали в виде золотой наличности в Государственном банке. Эти инвестированные капиталы и это золото лежали как фундамент
«финансового благополучия» в основ развития промышленного капитализма. Но как видно из цифр, этот фундамент создавался либо за счёт экспорта (преимущественно сельскохозяйственных продуктов), либо за счёт всё возрастающей промышленной или государственной задолженности иностранному капиталу.
В этом сказывалась не только финансово-экономическая отсталость России, но и опасность дальнейшего увеличения зависимости от иностранного капитала.
Государственные финансы в период империализма
Уже с 1890-х годов для государственных финансов России в различных их отраслях, а также для развития промышленности, сельского хозяйства, экспорта и пр. важным рычагом становятся предприятия государственного хозяйства, основанные на вложении в промышленность крупных государственных бюджетных и внебюджетных (заёмных) средств и рассчитанные на определённую доходность предприятия.
С точки зрения доходности государственные предприятия, и в первую очередь важнейшие из них, - железные дороги, - не представлялись сколько-нибудь высокорентабельными. Государство в порядке займов и систематических бюджетных ассигнований могло производить длительные капиталовложения даже в такие отрасли, которые в первое время являлись бездоходными (чёрная металлургия, некоторые железные дороги), но были крайне необходимы для дальнейшего роста производительных сил народного хозяйства и для обороны страны.
Финансирование этих отраслей производилось государством в конечном счёте из народного дохода и из государственного бюджета, почему оно становится важным рычагом накопления капитала. При относительной сжатости внутреннего накопления промышленного и финансового капитала в России, развитая и сложная система государственно-капиталистических предприятий получила большое значение в период формирования империализма, особенно в период подъёма 1909-1913 гг.
Государство, затрачивая крупные средства из бюджета и займов на свои предприятия для обслуживания военных потребностей, нуждалось преимущественно в продуктах тяжёлой индустрии (топливной, каменноугольной, чёрной металлургии, основной химической промышленности и пр.). С помощью казённых заказов, оплачиваемых по высоким ценам, государство форсированно развивало эти отрасли промышленности. Государственное хозяйство являлось по этому важнейшим моментом, определяющим ход и развитие конъюнктуры этих отраслей промышленности. Гораздо в меньшей степени от хозяйственной деятельности государства зависели другие отрасли, например лёгкой и пищевой промышленности, которые ориентировались на свободный массовый рынок. Финансируя ведущие отрасли тяжёлой промышленности частью через русские частные коммерческие банки, частью через иностранные банки, путём внешних займов или путём открытия иностранными банками специальных краткосрочных и долгосрочных кредитов русской промышленности, государственный аппарат «сращивался» с финансово-монополистическим русским и иностранным капиталом.
Но было бы неправильным считать, что, завися в значительной степени в своих финансовых операциях и в финансовой политике от иностранного капитала, русские министерства финансов или промышленности и торговли и русский Государственный банк (а с ним и вся система кредита и финансирования русской промышленности) играли «жалкую роль безвольной игрушки в руках международных банкиров», были «беспомощны», «шли на поводу» иностранных банковских дельцов, были их «вассалами».*
Государство в лице его финансовых и хозяйственных органов министерства финансов, казначейства, кредитной канцелярии - центров сосредоточения всей финансовой политики- обладало таким аппаратом финансового воздействия и такими мощными финансовыми ресурсами, что о «жалкой роли безвольной игрушки» иностранного финансового капитала говорить, конечно, было нельзя. Путём помещения и распределения среди русских и иностранных банков крупнейших финансовых средств государственного казначейства и золотой наличности, поручений банкам крупнейших эмиссий государственных займов и промышленных ценностей, наконец, путём всякого рода специальных ссуд на финансирование промышленности влияние русской государственной финансовой системы было очень значительно не только для русского банкового и финансового капитала, но и для заграничного.
Вся эта система являлась мощным рычагом концентрации и роста русского банкового и финансового капитала, а вместе с тем и достижения самостоятельно выдвигаемых им народнохозяйственных и политических целей. Но, конечно,
* Как это особенно подчёркивали авторы, писавшие по этому вопросу, - Ронин, Иностранный капитал и русские банки, 1926, Гиндин, Банки и промышленность в России, 1927, и др.
это достигалось дорогой ценой сильнейшего переобременения податных и налоговых тягот для трудящихся масс.
Рост государственного доходного бюджета (обыкновенного и чрезвычайного) с 540 млн. руб. в начале 60-х годов до 5070 млн. руб. в 1914 г. являлся показателем и этой обширности государственного финансового хозяйства и усиления податных тягот населения.
К первому десятилетию XX в. область государственного хозяйства и система «государственного капитализма» в России в сильнейшей мере расширилась и стала не простым бюрократическим привеском в управлении страной, а являлась источником доходных статей в государственном бюджете и в государственных финансах.
Из отдельных статей государственных финансов значительное приращение валовой доходности дали: оброчные земельные статьи с 7 млн. руб. в 70-х годах и 16 млн. руб. в 90-х годах до 22-25 млн. руб. в 1908-1912 гг. 44 млн. руб. в 1914 г.; лесное хозяйство - с 15 млн. руб. до 65-68 млн. руб. в 1908-1912 гг.; почтовая регалия - с 7,5 млн. руб. до 52-73 млн. руб.; телеграфная - с 2,5 млн. руб. до 28-40 млн. руб. Одни эти статьи давали в государственном бюджете доход свыше 200 млн. руб. в год.
Что касается важнейшей отрасли государственного хозяйства- железных дорог, то из имевшихся к 1910 г. 61 тыс. вёрст железных дорог казённых дорог было 42 тыс. вёрст. Кроме того, казна через государственные и гарантированные государством железнодорожные займы фактически контролировала всё железнодорожное хозяйство. Из общей суммы железнодорожных займов к 1910 г. в 4,5 млрд. руб. было реализовано в виде государственных займов 2,9 млрд. руб. Эксплуатация казённых железных дорог принесла в 1910 г. 665 млн. руб., в 1913 - 786 млн. руб. валового дохода и 200 млн. руб. чистого дохода (за покрытием расходов по эксшгоатации). Кроме того, казна получала значительный чистый доход от своего участия в частных железных дорогах, исчислявшийся в 1910-1912 гг. свыше 100 млн. руб. Но вследствие высокой строительной стоимости (в значительной мере благодаря хищениям при строительстве), а также высоких платежей по займам финансовые результаты казённого железнодорожного хозяйства были всё же неблагоприятны. Отчасти это объяснялось также и тем, что казённые железные дороги строились часто по стратегическим соображениям и были малодоходны. Но всё же количественные итоги работы казённых железных дорог были в 2- 3 раза более частных: в 1910 г. казённые железные дороги
перевезли 143 млн. пассажиров (против 52 млн. перевезённых частными) и свыше 4 млрд. пудов грузов (против
2 млрд. пуд. частными).
Наконец, крупнейшим предприятием государственного хозяйства и крупнейшей доходной статьёй государственных финансов была винная монополия, которая дала в первый год своего проведения, в 1897 г., 52 млн. руб., а в 1914 г. - 824 млн. руб.
В итоге вся прибыль государства от его государственных имуществ и предприятий, исчислявшаяся в 1877 г. в 51,4 млн. руб., что составляло 8,7% обыкновенного доходного государственного бюджета, в 1897 г.- 484,8 млн. руб., или 34,2% бюджета, в 1908 г. повысилась до 1 470,9 млн. руб. и в 1913 г. до 1 964 млн. руб., что составляло до 60% обыкновенных доходов госбюджета. Государственно-капиталистические предприятия являлись, таким образом, важным звеном в накоплении и аккумуляции капиталов в виде своеобразного «сращивания» государственного промышленного капитала с государственным банковым капиталом и «переплетения» их с русским и иностранным финансовым капиталом, в целях поощрения развития крупной капиталистической промышленности. В связи с этим государственный бюджет и его структура и вся система государственных финансов являлась мощным рычагом развития промышленности и промышленного финансового капитала.
Государственный бюджет в своей расходной части вследствие сильного увеличения в 1905-1906 гг. чрезвычайных расходов, вызванных русско-японской войной, начинает сильно расти. Расходный бюджет в 1912 г. доходит до 3171 млн. руб., в том числе обыкновенных расходов 2722 млн. руб.; в 1913 г. всех расходов - 3 383 млн. руб., из них обыкновенных расходов 3 094 млн. руб. Доходная часть бюджета росла меньше, чем расходная: в 1902 г.- 1925 млн. руб., в 1912 г.- 3124 млн. руб. и в 1913 г.-
3 437 млн. руб. Дефициты бюджета покрывались государственными внутренними и внешними займами: в 1890 г. задолженность по ним составляла 4,5 млрд. руб., в 1902 г.- 6,5 млрд. руб., в 1910 г. - 9055 млн. руб. и в 1913 г.- 9,8 млрд. руб. (максимальная цифра).
Структура государственного бюджета в его доходной части отражала податную политику царского правительства. В 1900 г. косвенные налоги с винной монополией (которая по экономической сущности принадлежит к косвенному обложению) составляли 45,5%> всех доходов, в том числе питейный налог и винная монополия (она только начинала вводиться) - 25,5%, акцизы с табака, спичек, сахара, керосина- 8% и таможенные сборы - 12%. В 1913 г. все косвенные налоги с винной монополией составляли 47%, в том числе питейные налоги и винная монополия - 28%, акцизы - 8,8, таможенные сборы - 10,3%. Зато прямые налоги составляли в 1900 г. всего 13,4% всех поступлений, в том числе выкупные платежи 5,6%, а в 1913 г. за отменой выкупных платежей прямые налоги составляли всего 7,9%, в том числе промысловой и с денежных капиталов - 5,4% и поземельный - 2,5%. И при всём том промышленно-финансо-вая буржуазия постоянно жаловалась на непосильное податное обложение промышленности! Значительная часть государственных доходов возвращалась в ту же промышленность и к денежному капиталу. Так, из общей суммы расходов в 1913 г. на армию и флот затрачивалось 26,5%, на железные дороги - 19,2, на платежи по государственным займам-13,7, тогда как на народное образование всего 6,6%.
Таким образом, финансовыми источниками поощрения промышленности являлось не столько прямое обложение доходов самого промышленного капитала и тем более не прямое обложение рентных доходов землевладельческих классов, а громадные косвенные налоги на предметы массового потребления трудящихся. Эта политика Витте, проводимая им ещё в период промышленного капитализма, была усвоена его преемниками в период империализма. Но вся экономика России в период империализма и в особенности после революции 1905 г. (перед началом которой Витте был в 1903 г. удалён с поста министра финансов) была иной, чем в период молодости и «полнокровия» русского промышленного капитализма.
Помимо социально-политического кризиса царизма в революцию 1905-1907 гг. неудачная японская война пробила крупную брешь в государственных финансах и в народном хозяйстве. Громадные расходы государства на нужды войны, на восстановление расстроенного хозяйства и пр. сказывались в непрерывном росте государственного бюджета, в росте податного обложения, в громадном увеличении государственной задолженности в виде внутренних и внешних заграничных займов. Государственные займы шли не столько на производительные вложения, сколько на так называемые «общегосударственные нужды», т. е. на покрытие военных расходов, администрацию, на расходы, связанные с капиталистической перестройкой деревни (землеустройство, развитие деятельности Крестьянского банка и пр.).
Из общей суммы государственной задолженности на 1 января 1914 г. в 8,8 млрд. руб. на общегосударственные потребности было затрачено 5,7 млрд. руб. Правительство прибегало ко всякого рода способам пропаганды выгодности русских займов на иностранных рынках вплоть до подкупа прессы и т. д. Особенно громкую известность получили займы 1905-1906 гг. на иностранных рынках, когда царскому правительству удалось чрезмерными усилиями, высокими процентами (номинально - 5%, фактически - до 6,5%) и куртажами, подкупом парижской прессы и тому подобными средствами заключить через международный синдикат банков (Франции, Англии, Голландии, Австралии), накануне созыва 1 Государственной думы заём в 843,7 млн. руб. (2,25 млрд. фр.). После этого заграничные рывки были на несколько лет закрыты для займов царского правительства. Для покрытия дефицита приходилось прибегать к внутренним займам (в 1907-1908 гг. выпуск 4%-ной ренты на 85,4 млн. руб. и в 1909 г. новый 5%-ный заём на 200 млн. руб., кроме выпуска так называемых краткосрочных обязательств государственного казначейства). Но уже в 1909 г. царское правительство вновь прибегает к иностранному займу в 525 млн. руб. почти по столь же высоким процентам, как и в 1906 г. (номинально - 4,5%, фактически - около 5,4%).
«Непременный министр финансов», как его называли, С. Ю. Витте возбуждал недовольство дворянства своей политикой поощрения промышленности, которой он, по мнению этих кругов, «разорял Россию». В августе 1903 г. Витте был смещён с поста министра финансов (на котором он пробыл 11 лет) Николаем II и окружавшей его кликой (Безобразов, Алексеев, Плеве) за несколько более осторожное его отношение к назревавшему тогда конфликту с Японией, чем это требовали указанные лица, толкавшие Россию по соображениям внутренней политики на «маленькую победоносную войну». Управление экономической политикой и финансами перешло к ряду его бывших сотрудников-чиновников: Плеске(1903-1904 гг.), к Коковцову (1904-1905 гг.), к Шилову (1905-1906 гг.), затем опять к Коковцову (1906-1914 гг.) и, наконец, к бывшему банковскому дельцу Барку (1914 - 1917 гг.).
Таким образом, Коковцов являлся в течение почти 9-летнего его управления финансами главным проводником финансовой политики царизма и «военно-феодального» империализма. Коковцов был поставлен перед необходимостью, с одной стороны, соблюдения интересов поместного дворянства, а с другой крупной промышленно-финансовой буржуазии. Не всегда эти стремления его увенчивались успехом.
Так, в 1904 г. им был заключён крайне невыгодный торговый договор с Германией, представлявший капитуляцию России перед Германией в сбыте сельскохозяйственных продуктов без соответствующих компенсаций Германии в области промышленности. Этот договор возбудил большое неудовольствие как дворянских сельскохозяйственных, так и промышленных кругов. В 1907 г. Коковцовым был внесён в Государственную думу очень скромный проект подоходного налога, но и он в третьеиюньской Думе не получил утверждения. Промышленная буржуазия поддерживала Коковцова за его политику покровительства промышленности, за «отзывчивость» на её нужды, за политику «экономии» бюджетных средств даже за счёт крайнего переобложения населения косвенными налогами и за счёт сокращения расходов на просвещение, культурные потребности и пр. Реакционная финансовая политика царизма, проводимая Коковцовым, проявлялась в его выступлениях против бюджетных прав Государственной думы в 1908 г. с его знаменательной фразой: «У нас парламента, слава богу, ещё нет». С политической стороны финансовая политика Коковцова находилась в полном согласии с внутренней политикой Столыпина, преемником которого на посту премьера Коковцов впоследствии стал.
Таким образом, к началу империалистической войны 1914 г. финансы царской России, несмотря на «бездефицитное» сведение бюджета с помощью громадного роста задолженности, не обладали прочным фундаментом в экономике страны. Они не внушали большого доверия и иностранным капиталистам, ссужавшим царскому правительству займы лишь по высоким процентам. Со времени мировой империалистической войны царская Россия ещё более закабаляется иностранному капиталу военными займами.
Во всяком случае, однако, система русского финансового капитализма к 1909-1914 гг. достигла широкого и мощного развития. Особенностью её была, с одной стороны, её тесная связанность с государственным финансовым хозяйством - с другой - зависимость от иностранного капитала. Как ни велика была эта последняя - государственное финансовое и кредитное хозяйство играло крупнейшую роль в организации и в направлении финансирования народного хозяйства и крупной промышленности. Конечно, и само государственное финансовое хозяйство не стояло вне зависимости от иностранного капитала, платя ему тяжёлую дань за займы.
Всё это свидетельствовало о финансово-экономической отсталости России сравнительно с другими странами развитого финансового капитализма. Но это свидетельствовало также и о том, что финансовый капитал, «сросшийся» с системой государственного финансового хозяйства России, так же как и её монополизированная промышленность были более «готовы» к обобществлению, чем в странах развитого империалистического капитализма.
