Следует сказать несколько слов ещё о другом виде мануфактурных предприятий Москвы, принадлежавших иностранному капиталу. Хотя иностранный капитал начал внедряться в московскую текстильную промышленность одновременно и даже несколько ранее русского, тем не менее он не получил здесь сколько-нибудь значительного распространения.
Из четырёх более крупных московских иностранных хлопчатобумажных фабрик старейшая фабрика Э. Цитадель прошла длительную эволюцию с основания в 1823 г. швейцарским мастерам Бухером маленькой ситценабивной мастерской. В 1856 г. она перешла к иностранцу Э. Цинделю, который в 1874 г. превратил предприятие в паевое товарищество. В него вошли кроме наследников Цинделя также Кноп и русские промышленники Солдатёнков и Хлудов. Это товарищество под фирмой Э. Циндель обладало капиталом в 1,5 млн. руб. В 1907 г. фирма приобрела прядильно-ткацкую Воскресенскую мануфактуру в Наро-Фоминске с 153 тыс. веретён и 3200 ткацких станков. Широко развивая связи с ближне- и дальневосточными рынками - от Персии и Турции до Китая и Монголии, - фирма и её соучастники организовали «Русское экспортное товарищество» для вывоза мануфактуры. Основной капитал фирмы к 1914 г. доходил до 9 млн. руб. с производительностью Московской и Наро-Фоминской мануфактур до 40 мли. руб. в год.
Менее удачно было развитие фабрики иностранца Рабенека, основанной в 1852 г. и имевшей в 1914 г. 35 тыс. веретён и основной капитал в 4,5 млн. руб.
Фабрика третьего московского хлопчатобумажного иностранного фабриканта Гюбнера, основанная в 1844 г.,
перешла в 1910 г. полностью к Второву. Наконец, в 1912 г. образовано французское акционерное общество Дедовской хлопчатобумажной мануфактуры с основным капиталом в 12 млн. фр. и с проектной производительностью на 80 тыс. веретён, из которых в 1914-1915 гг. было пущено 50 тыс.
Таким образом, иностранный капитал в московской текстильной промышленности не получил большого развития и был в значительной своей части поглощён русским национальным капиталом.
Говоря об иностранном капитале в московской мануфактурной промышленности, нельзя не остановиться на известной и колоритной фигуре барона Л. Г. Кнопа. Он, собственно, не принадлежал в начале своей деятельности к фабрикантам, а был лишь комиссионером по продаже хлопка и пряжи и посредником по поставке английских текстильных машин на московские мануфактуры, а вместе с тем и организатором производства при переходе их на механическое пряденье и ткачество. Его деятельность как промышленника относится к петербургскому району, где Л. Кноп в компании с Хлудовым и Солдатёнковым основал в 1857 г. знаменитую, первую по величине в России, Кренгольмскую мануфактуру (на реке Нарове) с начальным числом веретён в 10,4 тыс., увеличившимся к 1913 г. до 510 тыс. и с основным капиталом в 12 млн. руб. Тем не менее деятельность Кнопа я его фирмы была тешо связана с Москвой, но не столько как промышленника предпринимателя, сколько как организатора-финансиста. Поэтому мы рассмотрим её в другом месте в связи с последним этапом московской капиталистической экономики в период развития империализма.
Накопление капитала. Таким образом, текстильная промышленность Москвы и её промышленного района полностью представляла собой сферу деятельности национального русского капитала, его органического роста, накопления и развития. Все рассмотренные нами 50 крупнейших предприятий, основанные в конце XVIII в. или в первой половине XIX в. в виде мелких мастерских кустарями-текстильщиками и мелкими торговцами и посредниками, прошли длительный путь технического усовершенствования и финансовых реорганизаций. К 1913-1914 гг. они обладали складочным капиталом в 244 млн. руб. (в том числе русские- 210 млн. руб. и иностранные - 34 млн. руб.) и всеми прочими капиталами (запасными, погашения и пр.) в 322 млн. руб. (В том числе русские - 280 млн. и иностранные - 42 млн.). В среднем основной капитал одного предприятия был: в русских предприятиях-4,4 млн. руб., в иностранных - 6,6 млн. руб. Другими словами, это были крупнейшие для того времени предприятия промышленного капитала, а Москва была его центром и сосредоточением интересов русского национального капитала.
Какие громадные «нормы прибавочной стоимости» нужно было выжимать из рабочих, какую громадную степень эксплуатации нужно было применять, чтобы небольшие десятки-сотни рублей капитала, с которых начинались предприятия Морозовых, Хлудовых, Прохоровых и др., могли превратиться через 100 лет в десятки миллионов рублей капитала! Чтобы понять эти громадные размеры и темпы накопления, необходимо принять во внимание, что маленькая кустарная красильная и набивная мастерская 40-70-х годов сосредоточивала вокруг себя часто 10-15 тыс. человек домашних рабочих-ткачей, получавших даже сравнительно с низкой оплатой фабричных рабочих ничтожнейшую зарплату. А о чудовищной, беспощадной эксплуатации на московских текстильных фабриках свидетельствовали крайне низкая зарплата, тяжёлый быт рабочих, постоянные волнения и стачки, беспощадные расправы с бастующими фабрикантов Морозовых, Прохоровых, Хлудовых.
Московская промышленная «текстильная» буржуазия не только в лице своих первых, наиболее хищных и наименее культурных представителей, но и в их третьих-четвёртых поколениях, «высоко культурных» и европейски образованных фабрикантов, была политически и экономически глубоко реакционной, готовой в своих, узко классовых интересах поддерживать самые реакционные тенденции царизма и самодержавного строя.
