В знаменательный понедельник 3 мая 1926 года в палате общин выступил премьер-министр консерватор, Стэнли Болдуин. Он торжественно заявил мрачным и напряженно молчавшим членам парламента, что всеобщей стачкой поставлена под угрозу не заработная плата горняков, а «свобода самой нашей конституции».
Можно предположить, конечно, что Болдуин искренне верил — как и многие другие консерваторы и немало либералов, — что всеобщая стачка была детально разработанным «красным заговором», направленным на свержение правительства и на установление революционного режима в Англии. Немало людей верило, что конституция находится в опасности. Но если отдать должное проницательности мистера Болдуина, то станет ясно, что он по целому ряду причин не мог этому верить. Прежде всего премьер-министр прекрасно знал, что Генеральный совет тред-юнионов, который к тому времени взял на себя руководство стачкой, вовсе не хотел того, что произошло, и не верил в политическую ценность такой массовой демонстрации. Генеральный совет вступил на путь, которого он боялся так же, как и консерваторы, только под давлением хода событий. Кроме того, мистер Болдуин был прекрасно осведомлен о том, что среди людей, сидевших на противоположной от него стороне в палате общин — всех этих макдональдов, сноуденов и том асов, — были такие лейбористы, которые, точно так же, как и сами тори, приходили в ужас при мысли о «прямых действиях» рабочих. А главное, Болдуин знал — хотя, возможно, он и не был согласен с их намерениями, — что влиятельные лица в его кабинете, руководимые Уинстоном Черчиллем (который был тогда
министром финансов), просто стремились спровоцировать рабочий класс «действовать в открытую», что дало бы им возможность «продемонстрировать свою силу».
Все это было известно Стэнли Болдуину в тот понедельник. Правда, в стране назревала насильственная борьба, и многих крайне поразила та быстрота, с какой развивались события, когда шахтовладельцы уведомили рабочих о предстоящем локауте. Но, по существу, эта надвигающаяся борьба была вызвана не действиями рабочих, а действиями государственных властей.
Всеобщая стачка 1926 года была наиболее выдающимся событием в истории рабочего класса Англии. Она проводит четкую грань между началом рабочего движения и ростом и развитием современного организованного рабочего класса. И действительно, эту стачку стали считать великой вехой, «сигнальным огнем восстания», который озарил своим светом предыдущие сто лет борьбы, со времени отмены в 1825 году закона Питта, направленного против профсоюзов (Combinatioins Act) вплоть до событий 1926 года. Это столетие горечи и мрака привело к огромному взрыву, превратившему годы после первой мировой войны в период такой борьбы рабочих, какого не знала история ни до, ни после этого времени. И по сей день рабочее движение считает символическими те восемь лет, которые прошли между не установившимся перемирием 1918 года и всеобщей стачкой 1926 года. Эти годы символичны для рабочего движения, боровшегося за то, чтобы удержаться на бурных волнах экономической депрессии, за место в парламенте, за объединение рабочих в организацию, способную защититься от наступления предпринимателей.
Для того чтобы полностью понять события, которые привели к всеобщей стачке 1926 года, необходимо не только рассказать историю основной причины стачки — борьбы горняков за заработную плату, которая обеспечила бы им приличный прожиточный минимум, но также разъяснить общее положение, существовавшее в Европе в конце первой мировой войны.
Наибольшее влияние на ход послевоенных событий оказала революция, совершавшаяся в то время в России; ее влияние, подобно сейсмическим колебаниям, распространялось по всему западному миру. Взоры рабочих всего континента были устремлены на Восток, на огромную нацию, освобождавшуюся от царской олигархии. Влияние русской революции было так сильно, что на Клайде нашлись люди, искренне верившие, что настало время не только для британской всеобщей стачки, но и для создания британских советов.
В Баварии был установлен советский режим, но просуществовал очень недолго. В Венгрии такой же режим существовал много месяцев, пока его не утопили в крови западные союзники, использовавшие для этой цели румынскую армию. Во всей Центральной Европе происходила перегруппировка национальных меньшинств, отряхнувших с себя прах рухнувшей Австро-венгерской империи. В Германии, Франции и Италии происходили стачки и восстания. Что касается Германии, то, пожалуй, лишь из-за предательства социал-демократов Эберта, Шейдемана и Носке, находившихся в союзе с военщиной, разрозненные восстания не смогли вылиться в широкую национальную революцию, возглавляемую социалистами левого крыла: капповский «путч» реакционеров-милитаристов не удался фактически из-за всеобщей стачки и солидарности, продемонстрированной рабочими.
Между тем в Италии происходили зловещие события иного характера — Муссолини создал фашистскую партию.
В Англии коалиционное правительство Ллойд Джорджа, боявшееся, что интересы Британской империи пострадают из-за войны, приступило к беспощадной расправе. Оно прибегло к «решительным мерам» в Индии — это были дни резни в Амритсаре — и высылало и бросало в тюрьмы египетских националистов. Черно-коричневые орудовали в Ирландии и внушали ужас населению: полиция попирала традиционные свободы, вламывалась в дома и с фашистской безжалостностью забирала имущество хозяев. Жертвами налетов в основном были шинфейнеры и коммунисты, которые обычно не получали никакого возмещения за свое разграбленное имущество. Взаимная ненависть англичан и ирландцев никогда не была так велика со времен Кромвеля.
По другую сторону Ла-Манша крупные государственные деятели того десятилетия подготавливали Версальский мирный договор, закладывали основы злополучной Лиги наций и подготавливали создание Международной организации труда. В то время как Европа умирала от голода и гибла у них на глазах, Ллойд Джордж, Клемансо и президент Вильсон вели себя на Парижской мирной конференции так, что создали, по определению Кейнса, атмосферу «пустых и бесплодных интриг».
Ллойд Джордж, использовав в Париже в своих интересах разные договоры, расчленение Европы и секретные соглашения, победил на парламентских выборах 1918 года. Его национальная коалиция была избрана в палату общин огромным большинством голосов, и собравшийся в начале 1919 года парламент состоял из 359 консерваторов — коалиционистов и юнионистов (в том числе было несколько членов парламента, называвших себя «национал-юнионистами»), 127 либералов-коалиционистов и 15 входивших в коалицию лейбористов, или «национал-демократов», против 57 официальных лейбористов, 1 члена кооперативной партии и 3 неофициальных лейбористов, двое из которых в дальнейшем вошли в парламентскую фракцию лейбористской партии. В парламент были избраны также 34 независимых либерала — сторонника Асквита, 7 ирландских националистов и 73 шинфейнера (отказавшихся от своих мест), а также несколько «независимых». Фактически, в связи с отказом шинфейнеров, консерваторы представляли собой огромное большинство в палате.
Война 1914—1918 годов была первым серьезным ударом, нанесенным английскому империализму. Но хотя политические и экономические последствия войны стали уже явно ощущаться в империи, сама британская экономика в 1919 году еще (серьезно не пострадала -пишет Дж. Д. X. Кол,— почти не затронула жую экономическую структуру: ее не коснулись ни борьба, которая велась из-за установления государственных границ, ни создание новых конституционных режимов. Хотя деньги уже обесценивались, все же денежная система была еще довольно устойчивой».
Кейнс подсчитал, что, хотя война и обеднила Англию, она серьезно не отразилась на богатстве нации, которое, по его утверждению, в 1919 году было таким же, как и в 1900 году. Однако война изменила соотношение экономических сил во всем мире, в основном не в пользу Британской империи, хотя Лондон все еще оставался центром огромной и богатой колониальной империи. Но за четыре года войны возникли новые социальные и экономические проблемы, и они — как в случае с Индией — неизбежно должны были сильно повлиять на внутреннюю экономику Англии.
Тот факт, что часть английских промышленных рабочих получала сравнительно высокую заработную плату, объяснялся прежде всего притоком в Англию огромных богатств из ее колоний. Было совершенно очевидно, что немедленно по окончании войны национально-освободительное движение и борьба за независимость должны были отразиться на британской экономике.
Английское правительство прежде всего стремилось спастись от революционной волны, захлестывавшей всю Европу. Поэтому, когда в промышленности начались стачки, правительство затягивало переговоры со стачечниками, чтобы выиграть время. Правительство также стремилось ускорить демобилизацию, так как ему трудно было поддерживать порядок и дисциплину в армии; да и вообще существование бездействующей армии всегда опасно в условиях выступлений промышленных рабочих. Было также ясно, что при первых же неудачах британского империализма будет поставлен под удар жизненный уровень английского рабочего класса. Капиталисты вряд ли добровольно согласились бы «взять на себя часть бремени» тяжелых экономических последствий войны. В те дни впервые заговорили о снижении заработной платы и удлинении рабочего дня, впервые потребовали увеличения выпуска продукции, чтобы помочь «обедневшей» Британии. Теперь к таким зловещим разговорам привыкли, но в 1919 году правящий класс прибег к ним впервые.
В 1919 году — в типично «историческом году» — была возобновлена деятельность Международной федерации профсоюзов и Международного кооперативного союза. В самой Англии почти одновременно последовали выступления горняков, машиностроителей, железнодорожников, докеров и текстильщиков, требовавших повышения заработной платы и сокращении рабочего дня. В это же время в профсоюзах начался процесс централизации, завершившийся созданием Генерального совета Конгресса тред-юнионов.
Число членов профсоюзов возросло во время войны с 4 миллионов в 1914 году до 6500 тысяч к 1918 году и до 8344 тысяч в 1920 году. Вскоре стало совершенно очевидным, что послевоенный период потребует более организованного и более согласованного руководства профсоюзным движением. Было проведено слияние нескольких профсоюзов, и в 1920 году произошло наиболее важное событие: Конгресс тред-юнионов создал Генеральный совет с полномочиями, намного превышающими полномочия, которыми располагал его прежний координационный парламентский комитет. В дальнейшем спор из-за полномочий, которыми должен быть наделен Генеральный совет, превратился в ожесточенную борьбу между левыми и правыми.
Таково, следовательно, было положение в Европе и Британии, которое привело к стачкам в промышленности, начавшимся в январе 1919 года среди судостроительных рабочих и машиностроителей в Белфасте и на Клайде. На Клайде власти были настолько встревожены, что отдали приказ, запрещающий рабочим собираться даже небольшими группами. Рабочие Белфаста требовали установления 44-часовой рабочей недели, а рабочие Клайда — 40-часовой.
5 начале 1919 года, через месяц после того, как горняки сообщили о своем намерении организовать стачку, чтобы добиться увеличения заработной платы и сокращения рабочего дня, был возрожден Тройственный союз. Создание этого союза было завершено во время войны в 1915 году, но до 1919 года он не функционировал. Союз горняков, железнодорожников и транспортных рабочих был в то время совершенно новым явлением в организации промышленного труда.
При основании этого Союза имелось в виду создать такую объединенную организацию, члены которой будут выступать с поддержкой требований друг друга. На самом деле оказалось, что по ряду причин организовать работу этого Союза очень трудно. Прежде всего такое объединение союзов было новшеством, а профсоюзы даже тогда были весьма осторожными организациями: они относились с подозрением к новым федеральным организациям — и даже конфедеральным — и ревниво охраняли свою автономию. Соперничество и раздоры между союзами нельзя было разрешить одним росчерком пера или просто актом создания «объединения на бумаге», и поэтому скоро начались разногласия. Кроме того, сыграл роль и тот факт, что угольная промышленность, железные дороги и другие виды транспорта подвергались воздействию кризиса не одновременно.
Когда в 1919 году Федерация горняков проголосовала за стачку, правительство немедленно осознало опасность создавшегося положения и быстро приняло соответствующие меры. Столкнувшись со сложными проблемами в Париже, Ллойд Джордж стремился во что бы то ни стало избежать беспорядков в Англии, которые могли бы ослабить его позиции на мирной конференции. Уже в этом году правительство вынуждено было договориться с железнодорожниками после проведения ими семидневной стачки по всей стране. Месяц спустя правительство увидело необычайно быстрый рост влияния Национального комитета «Руки прочь от России», поддерживаемого большим количеством участников рабочего движения.
Тройственный союз обладал огромными возможностями, и правительство знало, что общественное мнение считает требования горняков справедливыми. Поэтому Ллойд Джордж предложил горнякам создать комиссию по углю. Эта комиссия должна была рассмотреть вопросы заработной платы, продолжительности рабочего дня и национализации промышленности; она должна была также сделать подробный отчет об общем положении в этой отрасли промышленности.
Горняки приняли предложение о создании комиссии по углю, и 3 марта 1919 года комиссия под председательством Джона Сэнки приступила к работе. Она была первой в целом ряде таких комиссий, расследовавших в послевоенное время положение в угольной промышленности.
Но это было не такое время, когда можно было заниматься детальными расследованиями, длящимися месяцами. Горняки настаивали на скорейшем удовлетворении предъявленных ими требований, и комиссия Сэнки постановила публиковать отчет о своей работе по частям — в два срока. Вначале должны были быть сделаны рекомендации по поводу заработной платы и продолжительности рабочего дня. Через семнадцать дней была оглашена первая часть отчета: комиссия признала необходимым повысить заработную плату, согласиться на семичасовой рабочий день и даже допускала возможность перехода в дальнейшем на шестичасовой день. Это был хитрый маневр, так как, соглашаясь почти на все требования, предъявленные горняками в отношении заработной платы и продолжительности рабочего дня, комиссия оставляла неразрешенным наиболее важный вопрос о том, комy в будущем будут принадлежать угольные копи. Но Федерация горняков доверчиво согласилась принять сделанные ей уступки, отказаться от намеченной стачки и ждать появления второй части отчета комиссии. Невозможно точно установить, в какой степени эта стратегия разделения двух вопросов повлияла на события последующих семи лет. Но все же интересно было бы выяснить это, чтобы легче было разобраться во всем происшедшем. Когда комиссия опубликовала вторую часть отчета, выяснилось, что только незначительное большинство ее членов склонялось к национализации копей, хотя вся комиссия единогласно одобряла требование считать уголь государственной собственностью. В дальнейшем этим разногласием воспользовался Ллойд Джордж, и оно дало ему возможность полностью игнорировать предложения, содержащиеся во второй части отчета. Джон Сэнки и шесть членов комиссии — представители рабочих не договорились также по вопросу о контроле: рабочие настаивали на совместном контроле, осуществляемом координационным управлением, а Джон Сэнки рекомендовал осуществлять контроль через окружные советы, лишь незначительное число членов которых назначалось бы рабочими. Три представителя горняков в комиссии возражали против уплаты компенсации землевладельцам и соглашались на уплату только в том случае, если копи находились на земле, принадлежавшей концернам; другие же три представителя рабочих (в том числе и Сидней Уэбб) соглашались на выплату компенсации за всю собственность, переходящую к государству. Мы так подробно останавливаемся на отчете комиссии Сэнки потому, что ее выводы по вопросу о национализации сыграли решающую роль в последовавшем в угольной промышленности кризисе, который закончился крупными стачками в 1920 и 1921 годах, и посеяли в промышленности семена недовольства, давшие свои всходы в мае 1926 года. В течение всего этого времени благодаря буму послевоенного восстановительного периода занятость рабочих в английской промышленности была очень высока. Но к середине 1920 года начали появляться первые тревожные признаки депрессии. Цены, державшиеся на высоком уровне со времени перемирия, стали падать. Началось свертывание промышленности, сопровождавшееся быстрым ростом безработицы. Между тем горняки продолжали настаивать на увеличении заработной платы. Во время войны заработная плата не соответствовала ни стоимости жизни, ни производственным усилиям горняков, уровень заработной платы по отношению к выпуску продукции и стоимости жизни был фактически ниже, чем в 1914 году.
В середине августа 1920 года вопрос о повышении заработной платы горнякам был попрежнему далек от разрешения; горняки постановили объявить стачку и обратились за поддержкой к молодому, еще не имевшему возможности проявить себя, Тройственному союзу.
Дж. X. Томас, генеральный секретарь Национального союза железнодорожников, потребовал, чтобы во время переговоров Тройственному союзу было предоставлено право решающего голоса при урегулировании вопроса о заработной плате горняков. Горняки отказались дать свое окончательное согласие на это, и когда правительство узнало о существовании раскола между профсоюзами, оно прибегло к более решительным действиям. В конце концов, отчаявшись добиться договоренности, в октябре горняки забастовали на свой страх и риск, не пытаясь больше заручиться поддержкой Тройственного союза. Но через несколько дней после выступления горняков Национальный союз железнодорожников заявил, что железнодорожники также примкнут к стачке, если требования горняков не будут немедленно удовлетворены.
Учитывая сложившуюся к концу 1920 года обстановку и возмущенное смелостью рабочих, правительство решило пустить в ход новое оружие — оружие, которое в дальнейшем применялось со все большей суровостью по мере углубления промышленного и экономического кризиса и которое применяется и по сей день для подавления стачек. Этим оружием был закон о чрезвычайных полномочиях, дававший государству широкие полномочия для предотвращения приостановки работы «важнейших служб» во время стачки и впервые в истории Англии предоставлявший правительству в мирное время неограниченные права при урегулировании конфликтов между рабочими и предпринимателями. В сущности, правительство только воспользовалось неосуществленной угрозой Тройственного союза объявить стачку, для того чтобы узаконить это новое средство угнетения рабочего класса, которое оно собиралось использовать еще с самого конца войны.
В разгар всех этих событий в промышленности, в 1920 году, образовалась Коммунистическая партия Англии. С поразительной быстротой возникали ставшие теперь легендарными Советы действия, ставившие перед собой задачу прекратить английскую интервенцию, направленную против молодого советского правительства в России. Парламентский комитет Конгресса тред-юнионов, Национальный исполнительный комитет лейбористской партии и парламентская фракция лейбористской партии выступили совместно со следующим четким заявлением: Вся сила организованных рабочих промышленности будет направлена на прекращение этой войны». Единство рабочего класса было достигнуто, великий поход начался, и в этот жаркий август 1920 года казалось, что атмосфера вновь накалилась и в самой Англии. То, что Советы действия в дальнейшем перестали выражать волю организованного рабочего класса, объясняется не тем, что у рабочих нехватило твердости, а тем, что их лидеры оказались слишком трусливыми. Советы действия, после того как они выполнили все, что от них требовалось в отношении прекращения империалистической интервенции, направленной против советской республики, были распущены. Государственная власть была опять вручена тем, кто охотно задушил бы рабочее движение. Это был первый урок. 1926 год был вторым уроком.
К началу 1921 года кризис в английской промышленности достиг значительных размеров. Падение цен, поставки угля в счет репараций, ожесточенная конкуренция — все это оказало огромное влияние на угольную промышленность. 15 февраля правительство объявило о прекращении контроля над копями, установленного во время войны (копи находились под государственным контролем с 1916 года). Правительство решило также, что самым «подходящим» моментом возвращения копей частным владельцам будет 31 марта 1921 года, то есть когда истечет срок соглашения между шахтовладельцами и горняками, достигнутого в октябре 1920 года.
Сразу же после того, как правительство сообщило об этом беззастенчивом маневре, шахтовладельцы (как будто они вдруг обрели дар провидения — или потому, что все уже было ими подготовлено заранее?) сообщили, что предстоит сильное снижение заработной платы. В некоторых случаях снижение должно было доходить до двух гиней в неделю. Кроме того, шахтовладельцы, вступив в тайный сговор с правительством, сочли, что настал «подходящий момент» для проведения реконверсии.
В феврале 1921 года число безработных превысило миллион человек — небывалой для того времени цифры, а число работавших неполную неделю было намного больше. Шахтовладельцы решили, что пришло время повести наступление на горняков; чувствуя себя увереннее благодаря наличию такого большого количества безработных, они заявили о предстоящем огромном снижении заработной платы, в то время как горняки настаивали на ее повышении.
Когда законопроект о прекращении контроля над копями 24 марта 1921 года стал законом, шахтовладельцы вывесили уведомление о локауте, и неделю спустя началось массовое увольнение рабочих. Горняки снова обратились в Тройственному союзу. Национальный союз железнодорожников и Союз транспортных рабочих согласились выступить в их защиту. Парламентский комитет Конгресса тред-юнионов и лейбористская партия выступили с совместным осуждением действий правительства и шахтовладельцев и обязались оказать поддержку горнякам. Только что образовавшаяся коммунистическая партия взяла на себя боевое руководство, и казалось, что предстоит серьезная борьба. Реакция правительства была столь же быстрой. Был приведен в действие новый закон о чрезвычайных полномочиях и объявлено чрезвычайное положение. Подготовку к вооруженному подавлению выступлений рабочих правительство начало с вызова резервистов и вербовки специального корпуса волонтеров—«корпуса обороны». Пулеметы, установленные у входа в шахты, были повернуты к горам пустой породы и притихшим стволам шахт. В крупные промышленные районы были введены войска, находившиеся в полной боевой готовности. Промышленность Англии была в осаде.
А в другом уголке страны, в здании палаты общин, в тихой, обшитой панелью комнате происходило собрание, имевшее решающее значение для развертывавшихся событий и положившее конец существованию Тройственного союза. Франку Ходжесу, секретарю Федерации горняков, предложили выступить на межпартийном собрании членов парламента (в основном консерваторов), где он и изложил требования горняков. Один из членов парламента, консерватор, спросил Ходжеса, пойдут ли горняки на компромисс, если их заверят, что заработная плата обеспечит им прожиточный минимум. Мистер Ходжес, не будучи уполномочен на это исполнительным комитетом Федерации горняков, ответил, что «любое такое предложение, исходящее из авторитетного источника, будет весьма серьезно обсуждено». Ллойд Джордж, услышав об этой фразе, сразу за нее ухватился (повидимому, Ходжес этого и добивался). Но исполнительный комитет Федерации горняков отмежевался от заявления Ходжеса и продолжал добиваться удовлетворения своих основных требований — создания Национального бюро по вопросам заработной платы и Национального пула, с тем чтобы использовать эти организации для установления единой заработной платы для всех районов, то есть как для прибыльных, так и для неприбыльных каменноугольных копей.
Между тем, пока происходили споры среди горняков, в Тройственном союзе тоже начался раскол. Железнодорожники и транспортные рабочие заявили, что не объявят стачки солидарности с горняками, пока не начнется обсуждение компромиссного предложения (на рассмотрение которого согласился Ходжес). Раскол все углублялся, и стало очевидным, что правительство снова поставило горняков в невыносимое положение, сумев ловко использовать известные ему разногласия, существовавшие в Тройственном союзе. Руководители Тройственного союза, такие, как Дж. X. Томас, конечно, с облегчением вздохнули, когда у них нашелся благовидный предлог избежать стачки, не дискредитировав себя полностью. Тем не менее, когда Дж. X. Томас объявил в пятницу 15 апреля об отказе от стачки, профсоюзы были повергнуты в состояние такой растерянности и уныния, что «черную пятницу» и по сей день считают отвратительным пятном, загрязнившим историю британского тред-юнионизма.
Горняки назвали все происшедшее «предательством», и у них были для этого все основания. Все споры о том, что явилось причиной провала Тройственного союза, отошли уже теперь в область истории рабочего движения. Но все же совершенно очевидно, что нельзя отделять вопрос о причинах провала Тройственного союза и последствиях этого провала от самой всеобщей стачки 1926 года, так как именно в Тройственном союзе впервые ярко проявились ошибочность руководства и отсутствие принципа подлинного единства. Если бы во главе Тройственного союза стояло смелое руководство и его деятельности было бы дано правильное направление, то Тройственный союз мог бы стать необычайно сильным оружием в руках рабочих, поскольку он пользовался поддержкой Конгресса тред-юнионов. Тройственный союз погиб из-за вздорных пререканий и интриг: соперничество и трения между союзами, которые легко можно было бы сгладить, были усилены до такой степени, что они погубили машину, созданную для коллективных действий. Трагедия «черной пятницы» заключается не столько в том, что такие события могли иметь место, как в том, что ошибки, допущенные тогда, были повторены пять лет спустя и при гораздо более серьезных обстоятельствах. Дж. Д. X. Кол пишет о «черной пятнице»: «Кто бы ни был прав или виноват, «черная пятница» явилась окончанием определенной эпохи в истории рабочего движения». Но горняки, ожесточенные и не питавшие больше никаких иллюзий в связи с углубившимся кризисом, все же продолжали бороться до июня. Затем голод и истощение погнали их обратно на работу. Их заработная плата была снижена, а соглашения с ними нарушены и порваны. Это явилось началом полного паралича, которому суждено было сковать каменноугольные бассейны на все «промежуточные годы». Чувства угнетенности и неполноправности, порождающие отчаяние, ненависть и социальное разложение, начали распространяться по всем угольным бассейнам подобно раковой опухоли. Эти чувства были порождены той системой и образом жизни, которые повергли в хаос не только Англию, но и весь капиталистический мир.
«Черная пятница» повлекла за собой целый ряд событий огромной важности. Предприниматели, успокоенные сознанием того, что их поддерживает закон о чрезвычайных полномочиях, перешли в наступление. С циничным безразличием они относились к нищете и страданиям рабочих, к которым должно было привести это наступление. Прекращение контроля над копями фактически было лишь одним аспектом серьезного социального и экономического регресса, нарушившего устойчивость экономики страны. Заработная плата была снижена машиностроителям, рабочим судостроительных верфей, строительным рабочим, морякам и рабочим-станочникам хлопчатобумажной промышленности (после национального локаута). Заработная плата сельскохозяйственных рабочих была снижена, когда прекратилось субсидирование сельского хозяйства, имевшее место во время войны. Железные дороги были возвращены частным компаниям, которые немедленно перешли в наступление на жизненный уровень рабочих. К концу 1921 года у 6 миллионов рабочих заработная плата была снижена в среднем на 8 шиллингов в неделю (по курсу 1921 года!). Программа жилищного строительства была сокращена, и слом лачуг «отлажен» (удобное слово); когда же депрессия в промышленности охватила всю Европу, и без того уже низкий жизненный уровень английского рабочего класса был снова катастрофически снижен. На протяжении всего 1922 года наступление продолжалось и повлекло за собой целый ряд локаутов (в том числе и локаут рабочих провинциальных типографий). В феврале того же года, когда спад в промышленности достиг кульминационного пункта, на головы рабочих был безжалостно обрушен «топор Геддеса»: Эрик Геддес беспощадно сократил расходы на социальные нужды. Это было новым несчастьем, обрушившимся на рабочих и обрекшим их на большие лишения. Консерваторы считали действия Геддеса правильными, так как «экономика страны выведена ив равновесия». Крупнейшим конфликтом 1922 года был локаут машиностроителей, длившийся с марта по июнь; в этой борьбе участвовал не только сильный, недавно созданный (в 1920 году) Объединенный профсоюз машиностроителей, но и сорок семь их более мелких цеховых союзов. На протяжении более трех месяцев сотни тысяч рабочих-машиностроителей вели ожесточенную борьбу, не соглашаясь на те условия труда, которые им навязывали предприниматели во время локаута, причем по отношению к ним была применена почти та же тактика угнетения, которую испытали на себе железнодорожники и горняки.
Этот период очень ослабил союзы, и число членов в них, сильно возросшее в послевоенное время, начало быстро уменьшаться. Между 1920 и 1923 годами почти 3 миллиона рабочих выбыло из союзов. Это сильно отразилось на деятельности союзов, так как они пострадали не только от уменьшения численности своих рядов, но в равной мере и в финансовом отношении.
Поскольку число безработных продолжало возрастать (к концу 1921 года их было уже немногим больше миллиона, а в середине 1922 года— 1,5 миллиона, что составило 13,5 процента всех застрахованных рабочих), рабочий класс осознал, что разгром горняков положил начало одному из самых мрачных периодов, длившемуся двадцать лет. По всей стране весной и осенью 1921 года проводились совещания комитетов безработных (уже в октябре 1920 года происходили голодные походы безработных). Постепенно местные комитеты объединились в национальном масштабе под руководством коммуниста Уолтера Ханнингтона, рабочего-металлиста. В конце осени 1921 года оформилось Национальное движение комитетов безработных. В основу его программы было положено требование «работы или выплаты пособий безработным в размерах, установленных профсоюзами». Вскоре движение безработных насчитывало 300— 400 местных комитетов во всей Британии.
Но, несмотря на всю напряженность борьбы, лейбористская партия все время отклоняла предложения коммунистов об объединении сил рабочего движения. Из года в год конференции лейбористской партии поддерживали своих лидеров, отвечавших отказом на обращения коммунистической партии с просьбой о приеме ее в лейбористскую партию. В 1921 году первое обращение коммунистической партии было отклонено 4115 тысячами голосов (за принятие проголосовало 224 тысячи человек). В 1922 году против принятия было 3086 тысяч, за —261 тысяча. В 1923 году против —2880 тысяч, за — 366 тысяч. В 1924 году против — 3185 тысяч, за — 193 тысячи. В 1925 году лейбористская партия пошла еще дальше и исключила коммунистов, вступивших в нее в качестве индивидуальных членов.
Много событий произошло за период между 1923 годом, когда кризис сменился временным бумом, и 1925 годом, когда начался новый глубочайший кризис. Вооруженная оккупация Рура французами в 1923 году положила начало непродолжительному буму в британском экспорте, так как военщина Франции, направляемая своими крупными промышленниками и капиталистами, привела Рур к застою. Что же касается немцев, принадлежавших к правому крылу, таких, как Стиннес и другие рурские промышленники, то они всячески способствовали обострению франко-германских разногласий по вопросу о репарациях. Делалось это с тем, чтобы отвлечь народное возмущение (кстати, совершенно справедливое) действиями спекулянтов, наживающихся на инфляции, и резко активизировавшихся фашистских наемных убийц. Таким образом, реакционеры трех стран использовали в своих собственных интересах отчаянное положение Европы.
В период кратковременного и довольно неустойчивого процветания 1923—1924 годов появилось на свет первое лейбористское правительство. У этого новорожденного были влиятельные родители. И хотя оно было чрезвычайно робкой властью и опиралось на меньшинство в парламенте, это было правительство, и оно могло бы смести ту силу, которая вскоре сбросила его, если бы обратилось за поддержкой к организованному рабочему классу. Но это было правительство, с самого начала не верившее в свои силы. Сильнейшей партией после всеобщих выборов 1923 года оказались консерваторы, но все же они представляли собой меньшинство, так как имели на 89 мест меньше, чем либералы (158 мест в парламенте) вместе с лейбористами (191 место в парламенте) . Спустя некоторое время, после больших колебаний и горячих споров, происходивших за кулисами парламентской фракции лейбористской партии, Джеймс Рамзей Макдональд решил создать свое правительство; это было знаменательное историческое событие, значение которого сильно потускнело с годами. Интересно отметить, однако, что из 191 члена парламента больше половины были представителями профсоюзов (101 против 39 от окружных отделений лейбористской партии), а из представителей профсоюзов наибольшую группу (44 члена) составляли горняки.
Но «лучшие дни» вместе с лейбористским правительством в придачу не привели к ожидавшемуся улучшению социальных условий. Произошел ряд стачек и локаутов, в том числе и крупная стачка строительных рабочих в июле, за которой почти немедленно последовал национальный локаут, длившийся шесть недель. Весной забастовали работники лондонского трамвая, требовавшие повышения заработной платы, и вслед за ними работники автобуса; когда работники метро также стали угрожать стачкой солидарности, лейбористское правительство (!) прибегло к ненавистному для рабочих закону о чрезвычайных полномочиях. Это был тоже исторический прецедент, первый случай, когда рабочее правительство использовало предоставленное законом капиталистическому государству право подавления выступлений рабочих. Было бы неправильно считать, что профсоюзное «движение меньшинства» возникло только вследствие одного этого действия правительства, поскольку вопрос об организации этого движения обсуждался уже в 1923 году, и корни его следует искать в движении рабочего класса угольных бассейнов. Но этот поступок лейбористского правительства и молчаливая поддержка, оказанная ему определенной частью профсоюзных масс, бесспорно ускорили процесс его возникновения.
Национальное «движение меньшинства» было официально организовано в августе 1924 года на конференции в Лондоне, на которой присутствовал 271 делегат; эти делегаты представляли 200 тысяч членов профсоюзов. «Движение меньшинства» должно было объединить промышленных рабочих путем создания фабрично-заводских комитетов, способствовать созданию отдельного союза для каждой отрасли промышленности (промышленный юнионизм) и добиваться решительных действий всех профсоюзов. Председателем на первой конференции был Том Манн, а генеральным секретарем был избран Гарри Поллит. В числе членов «движения меньшинства» было несколько членов Генерального совета Конгресса тред-юнионов, и среди них Джордж Хикс и А. А. Перселл. Движение сыграло очень большую роль в поднятии боевого духа рядовых членов профсоюза; наиболее ярким свидетельством этого и явилась всеобщая стачка 1926 года. В апреле 1924 года правительству Макдональда, балансировавшему на острие ножа, едва удалось предотвратить всеобщую стачку в угольной промышленности. Правительство заявило горнякам (которые ожидали большего от «своего» правительства), что оно внесет законопроект об установлении минимума заработной платы. Этот минимум должен был быть установлен на основании предложений комиссии расследования, возглавляемой Бакмастером. В лучшем случае, законопроект был жалким компромиссом, отнюдь не удовлетворявшим все требования горняков, но даже и он увяз в юридическом крючкотворстве; в конце концов Федерация горняков вынуждена была договариваться непосредственно с шахтовладельцами. Достигнутым соглашением устанавливалось повышение заработной платы, но срок действия этого соглашения был рассчитан только на двенадцать месяцев. Результатом этих переговоров явились события 1925 года, которые привели к всеобщей стачке.
