С самого начала было очевидным, что лидеры Конгресса тред-юнионов и горняки расходятся во мнении по основному вопросу — о дальнейших переговорах. Некоторые члены Промышленного комитета — в особенности Дж. X. Томас — считали, что решение, принятое в Мемориал-холле, можно использовать как фактор, на основе которого следует вести переговоры с правительством. Томас, да и не он один, думал, что Болдуина, Черчилля и остальных членов кабинета все еще можно запугать. Но на этот раз даже Томас недооценил своих друзей — членов консервативной партии. Они не хотели играть в запугивание. Они были предельно серьезны и стремились к схватке с организованными силами рабочего класса; они хотели полностью разгромить профсоюзы. Горняки всегда недоверчиво относились к внутренним побуждениям людей, подобных Томасу. Они помнили, как в прошлом при создании Тройственного союза, а затем Промышленного союза эти люди пытались внести раскол в рабочее движение. Уже по одной этой весьма важной причине Герберт Смит и Артур Дж. Кук остерегались предоставить Генеральному совету неограниченное право вести от их имени переговоры с Болдуином и кабинетом и принимать окончательные решения. Но Генеральный совет добивался именно этого. Он доказывал, что на основании постановления, вынесенного длившейся три дня конференцией исполнительных комитетов, можно сделать следующий вывод: весь вопрос передается целиком на усмотрение Генерального совета, которому предоставляется право прийти через посредство своего Промышленного комитета к соглашению с правительством «в должное время». Горняки ответили, что, поскольку весь конфликт сводится к вопросу об их жизненном уровне, за ними и должно остаться решающее слово, если придется принимать или отклонять какое-нибудь новое предложение. Это разногласие так и не было урегулировано, и битва началась при наличии сомнений, подозрений и тревожной недоговоренности.
Между тем моментом, когда всеобщая стачка была объявлена, и ее фактическим началом прошло двадцать шесть с половиной часов. Ярким свидетельством разногласий, существовавших между Генеральным советом и руководителями горняков, является то, как был использован этот промежуток времени. Руководители горняков выехали в свои районы сейчас же после окончания конференции. Они выехали с целью подготовиться к битве, которая, как все они знали из своего опыта, должна была быть долгой и ожесточенной. Секретарь Федерации горняков Артур Дж. Кук в своей книге «Девять дней» писал: «Они уехали подготавливать стачку, вполне уверенные, что, поскольку правительство, несмотря на длительные переговоры, неоднократно отказывалось прийти к какому-нибудь справедливому соглашению с горняками и поскольку конференция исполнительных комитетов почта единогласно приняла решение вести борьбу, а Конгресс тред-юнионов высказался за то, чтобы не вести никаких переговоров без лидеров горняков, они спокойно могут покинуть Лондон...»
Но как только горняки уехали из Лондона, Генеральный совет немедленно вступил в переписку с Болдуином и сообщил ему о своей готовности в любое время возобновить переговоры. Ситрин направил на Даунинг-стрит два письма. В первом он писал: «Я должен поставить Вас в известность о том, что исполнительные комитеты профсоюзов, объединяемых Конгрессом тред-юнионов, включая Федерацию горняков Великобритании, постановили уполномочить Генеральный совет Конгресса тред-юнионов предпринимать необходимые действия и вести переговоры с целью разрешения конфликта. В связи с этим я уполномочен сообщить Вам, что Генеральный совет готов приступить к ведению переговоров в любой момент, как только правительство сочтет это желательным». Через несколько часов Болдуин получил еще одно письмо от Ситрина. В нем говорилось: «Дорогой сэр, я уполномочен сообщить Вам, что в том случае, если союзы, объединяемые Конгрессом тред-юнионов, объявят стачку солидарности с локаутированными горняками, Генеральный совет готов принять участие в организации распределения продовольствия. Если правительство пожелает обсудить этот вопрос, Генеральный совет готов приступить к такому обсуждению в любое время. Генеральный совет просит Вас сообщить Ваши соображения по этому поводу».
Кук сказал, что узнал об этих двух письмах только около 9 часов вечера в субботу и что к этому времени комитет по переговорам Конгресса тред-юнионов уже находился на Даунинг-стрит и вел переговоры с Болдуином и его советниками. Повидимому, все это было результатом недоразумения. И если пожелать быть великодушным, то при исследовании всего происходившего нужно будет признать, что маловероятно, чтобы Конгресс тред-юнионов согласился опять встречаться с премьер-министром, не известив о своем намерении горняков. В январе 1927 года Ситрин заявил специальной конференции по вопросу о всеобщей стачке (конференции, назначенной для проведения расследования), что решение Генерального совета встретиться с премьер-министром было принято в субботу в 3 часа 30 минут. Он заявил также, что «буквально через две минуты после того, как это решение было принято, мы направили нашего сотрудника к телефону, чтобы поставить мистера Кука в известность об этом решении и чтобы сказать ему, что копии писем, направленных премьер-министру, пересылаются ему с рассыльным». Кука в это время в конторе не было, и, как оказывается, он обнаружил письмо Ситрина с копиями намного позже, вечером, «совершенно случайно».
Перед тем, как представители Конгресса тред-юнионов пришли в ту субботу вечером к Болдуину, правительство приступило к завершению своих предварительных «оборонных мероприятий». Железные дороги были загружены до предела, и во все уголки страны рассылались люди, продовольствие и топливо. Происходила расстановка людей на разные посты. Бразды правления на Уайтхолле были вручены У. Митчелл-Томсону, баронету, члену парламента, главному государственному комиссару. Министерство здравоохранения направило список государственных комиссаров и их персонала, а также их адреса всем руководителям муниципальных, графских, лондонских, городских и районных городских советов. Под начальством Митчелл-Томсона были такие люди, как майор Филлип Сассун, граф Уинтертон, граф Кла-рендонский, граф Стэнхоп, Кингсли Вуд и подполковник Дж. Т. С. Мур-Брабазон (теперь лорд). Англия и Уэльс были разделены на одиннадцать округов, каждый из которых должен был находиться под контролем одного из людей Митчелл-Томсона. В Шотландии были свои собственные организации, находившиеся под началом генерального прокурора. Военная машина была готова к пуску.
В 8 часов вечера 1 мая премьер-министр пригласил на Даунинг-стрит руководителей Конгресса тред-юнионов. Лидеры вошли один за другим, и противные стороны критически осмотрели друг друга. Одна сторона -подготовленная, жаждущая действий; другая — боязливая, нерешительная, стремящаяся обмануть льва в его берлоге. Положение дел было таково: делегаты длившейся три дня конференции разъезжаются по домам, по всей Англии. У них много планов, и они готовы повести огромную армию рабочих на защиту горняков. А верховное командование заигрывает с врагом.
На протяжении всей той ночи, до утра воскресенья 2 мая и затем до утра понедельника 3 мая Генеральный совет предлагал один вариант разрешения конфликта за другим и искал в них спасения. В конце концов Болдуин сам захлопнул дверь перед носом униженных членов Генерального совета.
Когда члены Конгресса тред-юнионов вошли в зал заседаний на Даунинг-стрит, их было девять человек; со стороны Болдуина — шесть. Болдуин счел, что такое число слишком велико для успешного хода переговоров. Он предложил, чтобы комитет по переговорам каждой стороны состоял из трех договаривающихся лиц и одного обслуживающего. Он сказал, что каждая сторона может докладывать о положении дел своим более расширенным «кабинетам». Конгресс тред-юнионов был представлен Томасом, Ситрином и Пью. В ту ночь эта группа не раз принимала решения вопреки голосу своей совести. Болдуин требовал безоговорочного принятия предложений комиссии Сэмюэля. Он предложил следующую формулировку резолюции по переговорам: «Премьер-министр в результате переговоров, которые он вел с представителями Конгресса тред-юнионов, получил их заверение в том, что если переговоры будут продолжаться (подразумевается, что локаут будет прекращен), то можно будет прийти к соглашению не позже, чем через две недели на основе отчета комиссии». На следующее утро, в воскресенье 2 мая, Кука вызвали в подкомиссию на Экклестон-сквер (главный штаб Конгресса тред-юнионов). Там ему рассказали, что «внутренний кабинет», состоящий из трех лиц, встретился с Болдуином предыдущей ночью и без всяких оговорок принял следующую невероятную резолюцию: «Мы будем рекомендовать горнякам уполномочить нас на ведение переговоров, причем, само собой разумеется, что они и мы согласимся принять выводы комиссии Сэмюэля за основу для разрешения спорных вопросов. Мы идем на это, зная, что за этим может последовать некоторое снижение заработной платы».
Кук категорически протестовал против этой «основы» и заявил Томасу и остальным членам комитета по переговорам: «Вы не имеете права проводить совещания в отсутствие моих коллег. Вы не имеете права принимать какие-либо обязательства от нашего имени, так как Вы знаете наш ответ на предложения комиссии, поскольку он Вам был вручен».
Комитет предложил ему вызвать в Лондон Исполнительный комитет Федерации горняков, и Кук согласился ка это. Однако Кук вспоминает, что, прежде чем он ушел с собрания, к нему обратились два человека: Джон Бромлей (Объединенное общество паровозных машинистов и кочегаров) и Дж. X. Томас (Национальный союз железнодорожников). «Оба они доказывали, что им пришлось согласиться на снижение заработной платы, и горнякам придется сделать то же самое». Почти все члены Исполнительного комитета Федерации горняков вернулись в Лондон в это воскресенье ночью, и когда Кук сообщил им, что здесь происходило за время их пребывания в своих районах, они были глубоко возмущены. Позиция Кука была одобрена, и он решил немедленно снестись с Генеральным советом. Но чудеса еще не кончились. Когда Кук позвонил по телефону на Экклестон-сквер, чтобы сообщить о прибытии Исполнительного комитета, ему ответили, что все члены Генерального совета находятся на Даунинг-стрит вместе с самим маэстро — Джеймсом Рамзеем Макдональдом. Подкомиссия из трех человек уже заседала с премьер-министром.
Переговоры с премьером основывались главным образом на предположении, что горняки согласятся на предложения комиссии и тем самым — на сокращение заработной платы. Лидеров горняков вызвали на Даунинг-стрит в субботу в 11 часов вечера. По прибытии они застали там в полном составе Генеральный совет и комитет по переговорам. Артур Пью, председатель Конгресса тред-юнионов, немедленно начал задавать вопросы. Все они сводились к одному: как отнесутся горняки к возобновлению переговоров на основе отчета комиссии? Герберт Смит, президент Федерации горняков, суровый йоркширец, который, когда ему приходилось бывать на Даунинг-стрит, любил носить свою суконную кепку в стиле Кейра Гарди, прямо заявил им, что горняки не собираются возобновлять работу, если им сократят заработную плату или заставят их приносить еще какие-нибудь жертвы. Между тем Болдуин ожидал ответа. Проходили минуты. И в это время произошло казалось бы незначительное событие, имевшее весьма важные последствия.
На Кармелит-стрит (возле Флит-стрит) вот-вот должно было начаться печатание первого выпуска «Дейли мейл». В газете была помещена передовая статья: «За короля и страну». Эта статья приравнивала всеобщую стачку к войне с другим государством и призывала «всех уважающих закон мужчин и женщин» быть готовыми помочь «нации» отразить нападение красных мятежников. В передовице «Дейли мейл» говорилось, что эта стачка — «революционное движение, направленное на то, чтобы причинить страдания огромному числу невинных членов нашего общества...», что с ней надо бороться всеми силами, которыми общество располагает.
Все было готово, и газета уже должна была поступать с ротационной машины. Но как только первые гранки попали в печатный цех, печатники и их помощники собрались вокруг сырых гранок, чтобы ознакомиться с их содержанием. Члены Национального союза печатников организовали собрание типографских рабочих и после короткого обсуждения заявили руководству «Дейл» мейл», что они не согласны принимать участие в печатании такого материала. Если руководство хочет, чтобы газета вышла, пусть снимут провокационную передовую статью. Это был удивительный стихийный акт. В других цехах «Дейли мейл» печатников и их помощников поддержали линотиписты и упаковщики. Аллен Хатт пишет: «Возможно, что никакое другое выступление за все время всеобщей стачки не вызывало такого восхищения всего движения рабочего класса».
На Даунинг-стрит Генеральный совет продолжал обсуждать с горняками предложения правительства. Болдуин терпеливо ожидал, покуривая трубку. Проходили минуты. Тогда-то и оказали свое влияние на ход напряженных переговоров действия печатников «Дейли мейл». В то время, когда Генеральный совет все еще спорил с горняками, ему был передан документ, сыгравший огромную роль в истории всеобщей стачки. В нем говорилось: «Правительство его величества полагает, что приемлемого и удовлетворительного для обеих сторон разрешения конфликта в угольной промышленности невозможно будет достичь до тех пор, пока не будут полностью приняты предложения комиссии. Под выражением «приняты предложения комиссии» подразумевается реорганизация промышленности, « которой следует приступить, немедленно, а также такое изменение заработной платы и продолжительности рабочего дня (до того времени,. пока не скажутся результаты реорганизации), которое сделает экономически возможным дальнейшее функционирование этой отрасли промышленности.
Между тем, если горняки или профсоюзный комитет от их имени четко заявят, что они примут это предложение комиссии, правительство согласится возобновить переговоры и продлить субсидию на две недели. Но правительству стало известно, что во время переговоров между горняками и членами профсоюзного комитета исполнительные комитеты профсоюзов, представленные на конференции, созванной Генеральным советом Конгресса тред-юнионов, разослали от своего имени особые инструкции, согласно которым члены этих исполнительных комитетов были направлены в наиболее важные «отрасли народного хозяйства, с тем чтобы в следующий вторник начать всеобщую стачку. Более того, уже произошел ряд открытых выступлений, к числу которых принадлежит имевшее место грубое нарушение свободы печати. Подобные действия являются вызовом конституционным правам и свободе нации.
Поэтому, прежде чем правительство его величества сможет продолжать переговоры, оно считает необходимым потребовать от профсоюзного комитета как осуждения уже имевших место актов, так и немедленного и безоговорочного отказа от инструкций о начале всеобщей стачки».
«Миротворцы» и обманщики пришли в состояние полной растерянности и расстройства. Болдуин захлопнул дверь у них перед носом.
У некоторых членов Генерального совета, ознакомившихся с этим документом, возникло желание немедленно броситься к Болдуину и отмежеваться от действий печатников «Дейли мейл». Генеральный совет поручил комитету по переговорам снова встретиться с премьер-министром, с тем чтобы разъяснить ему создавшееся положение и заверить его, что печатники действовали на свой страх и риск. Но было уже слишком поздно. Им вежливо ответили, что премьер-министр лег спать и что скоро в доме № 10 потушат свет. Когда обескураженные лидеры Конгресса тред-юнионов вышли из резиденции премьера, было уже далеко за полночь. Томас повернулся к Артуру Куку и кисло сказал: «Теперь, Кук, нам предстоит тяжелая борьба». А представителю прессы он заявил, что «правительство объявило войну». Томас не смог скрыть своего разочарования. Получилось так, что именно эта маленькая группа печатников из «Дейли мейл», а не Болдуин разоблачила его лицемерную двойную игру. И Томас как «хороший тред-юнионист» был глубоко возмущен действиями этой группы, главным образом по этой причине.
В 3 часа 30 минут в ночь на понедельник 3 мая Генеральный совет направил свой ответ на демарш, сделанный Болдуином в полночь. Естественно было бы предположить, что ответ на заявление премьер-министра будет четким и решительным. Но на самом деле письмо Конгресса тред-юнионов было составлено в извиняющихся тонах. Оно гласило: «Ваше письмо чрезвычайно удивило и огорчило Генеральный совет. Представители профсоюза не ожидали, что правительство по причине, изложенной в Вашем письме, без всякого предупреждения прервет возобновившиеся переговоры. Эти переговоры, как мы надеялись, могли бы послужить основой для более детальных и решающих переговоров, свободных от всякого давления на какую-либо из сторон».
Затем Генеральный совет весьма старательно пытался доказать, что инструкции о прекращении работы, данные им конференции исполнительных комитетов профсоюзов, состоявшейся в Мемориал-холле, не представляют собой «ничего необыкновенного».
«Причиной, на основании которой было принято решение в данном случае, являлось стремление добиться для горняков таких же прав по отношению к предпринимателям, на которых настаивают предприниматели в отношении горняков, а именно: переговоры должны проводиться без запугивания стачками или локаутами...
Что касается вопроса о том, что произошел ряд выступлений, в числе которых было грубое нарушение свободы печати, то Генеральный совет весьма сожалеет, что в Вашем письме не содержится никакой информации по этому поводу. Генеральный совет не знал, что такие выступления имели место, и в принятом Генеральным советом постановлении категорически запрещались такие самостоятельные, несогласованные действия. Совету не известны обстоятельства, при которых произошли вышеупомянутые выступления. Генеральный совет не считает себя ответственным за них и предпринимает срочные меры, чтобы предотвратить любые случаи проявления недисциплинированности.
Генеральный совет выражает свое сожаление, что правительство, вместо того чтобы дать ему [Совету] возможность расследовать вышеуказанные инциденты и принять соответствующие меры, использовало их как предлог для прекращения переговоров о разрешении конфликта, которые уже были начаты. Народ будет судить о намерениях правительства по его поспешному и пагубному решению, принятому по этому вопросу. Мы, члены Генерального совета, весьма сожалеем, что все старания, которые Генеральный совет прилагал к тому, чтобы добиться справедливого урегулирования конфликта, сведены на нет беспрецедентным ультиматумом, предъявленным правительством».
Одним из наиболее опасных явлений во всем конфликте было двуличие Генерального совета. С одной стороны, его лидеры прочувствованно говорили об ожесточенной борьбе, которая должна была вскоре начаться во всей стране: в своих речах, в которых они пытались подражать выдающимся пионерам социалистического движения, всякие томасы и бевины убеждали все другие профсоюзы, выступить в защиту горняков. С другой стороны, покинув конференцию рабочих, на которой царила атмосфера бодрости и мужества, они начали пресмыкаться перед Болдуином: вкрадчивыми и мягкими словами они выражали свое страстное желание найти компромисс — любой компромисс, как признал позже Томас, который избавил бы их от необходимости возглавить упорную борьбу рабочих.
Рабочие начинали уже чувствовать, что их руководители далеко не таковы, какими они должны были быть. Об этих настроениях рабочих узнали те, кому поручалось узнавать о них, и в понедельник утром 3 мая газета «Дейли геральд» опубликовала весьма показательную передовую статью под названием «Доверяйте Вашим лидерам». «Это никогда не было так необходимо, как теперь,— убеждала газета. — Это необходимо для того, чтобы добиться успеха. Не слушайте никого, кто плохо отзывается о руководстве. Не слушайте тех, кто вселяет в Вас сомнения или хотя бы заикнется о своих колебаниях, будь то открытые враги или люди, выдающие себя за друзей. Генеральный совет предостерегает вас от шпионов, от негодяев, подговаривающих к нападению на отдельных лиц или на их имущество.
Немедленно расправляйтесь с этими вредителями, независимо от того, получают ли они за свои действия жалованье у капиталистов, или пытаются вызвать волнения из других побуждений. Сейчас необходимо отбросить всякие подозрения и страх. Лидеры уже сделали это. Забыта былая вражда, личное недовольство. Пусть так же поступят и рядовые члены союзов. Если мы хотим добиться успеха, мы должны поступать только так. Люди, стремящиеся вызвать недоверие, — худшие враги Труда;
они хуже любого капиталиста. Капиталиста легко разоблачить и бороться с ним. Другие же враги маскируются. Если они будут пытаться оказывать свое тлетворное влияние, расправляйтесь также и с ними».
Недоверие к руководству получило широкое распространение. «Увещания лидеров Генерального совета были составлены весьма хитро, и подлинный смысл их был тшательно завуалирован; но когда теперь все отошло уже в прошлое, то за версту стало видно, что все их слова были только камуфляжем. Такие фразы, как: «Люди, стремящиеся вызвать недоверие, — худшие враги Труда; они хуже любого капиталиста», — ясно показывают позицию лидеров Конгресса тред-юнионов. Они боялись «толпы» больше, чем государственной власти. Эти люди были гораздо меньше заинтересованы в том, чтобы осуществлять мнимое руководство организованным рабочим классом, чем в том, чтобы сохранить за собой свое «положение». Перспектива того, что всеобщая стачка может вылиться в «нечто большее», страшила их так же, как и Болдуина. Но, несмотря на это, Генеральный совет вынужден был идти в ногу с требованиями членов объединяемых им союзов. Организм требовал действий — и голова должна была предпринять какие-то действия. В воскресенье поздно вечером, пока Болдуин готовился к прекращению переговоров, Генеральный совет подготавливал прокламацию, выпущенную позже. Генеральный совет узнал, что даже в то время, когда в доме № 10 велись переговоры, министр внутренних дел дал указания государственному комиссару выпустить обращение со следующим призывом: «Страна должна быть готова к тому, что в понедельник ночью начнется всеобщая стачка во многих отраслях промышленности и коммунально-бытового обслуживания». В обращении государственного комиссара указывалось также, что правительство предпринимает все меры для того, чтобы нормальное снабжение населения не прекращалось, чго набор добровольцев будет производиться в понедельник утром и что все «лояльные граждане» должны быть готовы оказать помощь правительству.
В прокламации Генерального совета говорилось, что, несмотря на длительные переговоры между самим Генеральным советом, горняками и премьер-министром, соглашение достигнуто не было. Совет, гласила прокламация, «был вынужден организовать объединенное сопротивление попыткам навязать разрешение проблемы в угольной промышленности за счет снижения заработной платы горняков». Дальше говорилось, что профсоюзы снимают с себя всякую ответственность за «надвигающееся бедствие. Предпринимаемые действия отнюдь не направлены против населения страны. Ответственность за все последствия прекращения работы всеми рабочими целиком лежит на шахтовладельцах и правительстве». В прокламации говорилось также, что шахтовладельцы впервые внесли свои предложения только за несколько часов до начала решительных действий и уже после того, как многие тысячи горняков подверглись локауту. Пока длился конфликт, говорилось дальше, Конгресс тред-юнионов неоднократно обращался к правительству с ходатайством о том, чтобы ему был предоставлен более длительный срок для обсуждения ряда вопросов, которые могли бы лечь в основу урегулирования конфликта. «Даже теперь, когда скоро должна полностью прекратиться работа на транспорте и в производительной промышленности, представители профсоюзов полагают, что можно достичь почетного соглашения». И затем наиболее важный раздел: «Но, по их мнению, совершенно необходимо, чтобы правительство отказалось от своего требования, чтобы лидеры горняков еще до начала переговоров согласились на снижение заработной платы; помимо того, локауты должны быть прекращены — все это даст возможность вести переговоры так, чтобы их исход не был заранее предрешен...» Такой подход к разрешению конфликта в корне отличался от подхода, о котором Томас и Бромлей поставили в известность Кука и который был нами описан раньше. Означало ли это, что Генеральный совет изменил свое мнение по поводу того, согласятся ли горняки на снижение заработной платы? Или это означало, что Генеральный совет пытался ввести в заблуждение рядовых членов профсоюзов, то есть тех людей, на которых и было рассчитано это обращение, и пытался создать впечатление, что он решительно отвергает все попытки снизить жизненный уровень горняков? Учитывая все беседы Болдуина, Промышленного комитета и горняков, наиболее вероятно, что именно последнее предположение является правильным.
В то время как промышленные рабочие — участники рабочего движения — относились ко всему происходящему весьма осторожно, политическое крыло движения готовилось к критическим дебатам в палате общин в самый канун стачки. Ввиду чрезвычайных обстоятельств. Генеральный совет кооптировал в свой состав Рамзея Макдональда и Артура Гендерсона, и последние приготовились к выступлению в палате. Это предоставляло лидерам лейбористской партии прекрасную возможность открыть стране глаза на все происходящее, полностью разоблачить все махинации правительства Болдуина, показать, что крылось под сладкими речами Черчилля, и разоблачить его как человека, готовящего военную машину, чтобы разгромить организованных рабочих. Для чего же и существовала палата общин, как не для таких разоблачений?
Если бы все было подготовлено, если бы было искреннее стремление превратить их в демонстрацию силы рабочего класса, то тогда дебаты, происходившие днем и вечером в понедельник 3 мая, могли бы сыграть огромную роль. На самом же деле, с точки зрения рабочих, это был сплошной фарс, а для Болдуина это была несомненная победа.
Премьер-министр говорил очень долго. Он не только говорил об истории конфликта, но также и о причинах возникновения кризиса в угольной промышленности. Он указывал, что правительственная субсидия в 750 тысяч фунтов стерлингов в неделю дала возможность многим шахтам продолжать работу; что без субсидии работа в этих шахтах была бы прекращена. На основании этого премьер-министр делал вывод, что гарантированный уровень заработной платы горняков «базировался на ненормальном положении, возникшем вследствие оккупации Рура, и ошибочен с точки зрения экономики». Болдуин заявил: «Мы не можем продолжать выплачивать заработную плату горнякам и прибыли шахтовладельцам за счет налогоплательщиков. Это невозможно хотя бы потому, что среди налогоплательщиков имеется огромное количество людей, рабочий день которых более продолжителен, чем у горняков, и имеется очень много людей, зарабатывающих меньше их». Это высказывание было встречено криками «нет» со скамей, занятых лейбористами.
Тон Болдуина стал более злым, когда он начал рисовать картину переговоров между ним самим и Конгрессом тред-юнионов в том виде, в котором эта картина ему представлялась, и в особенности, когда он рассказал о случае в «Дейли мейл». Болдуин заявил, что Конгресс тред-юнионов действовал антиконституционно, когда принимал решения, за которые не проголосовали члены профсоюзов. Он описывал призыв к стачке в следующих выражениях: «Эта деспотическая власть... врученная небольшой группе людей, входящих в исполнительные комитеты в Лондоне... эта безответственная власть является грубым нарушением принципа демократизма». Она угрожала основе «законного правительства», кричал он, и мы были намного ближе к «объявлению гражданской войны, чем в течение многих предыдущих столетий». Он пристально посмотрел на Макдональда и заявил, что, согласно достоверным сведениям, лидер лейбористской партии выступал против «стачки солидарности». Макдональд никак не реагировал на это заявление. Продолжая свои разглагольствования, премьер-министр, снова заговорив напыщенным тоном, провозгласил: «Сегодня в Англии почти нет людей, у которых было бы легко на сердце... под угрозой стоит не заработная плата, а свобода самой нашей конституции». Когда он кончил свою речь, тори ликовали. Спикер повернулся к скамьям лейбористов, и тогда встал Дж. X. Томас. Снова в палате наступила полная тишина. Все с нетерпением ждали, что он скажет.
Позднее, на той же неделе, Томас утверждал в той же палате: «За одну минуту до двенадцати часов в ночь на понедельник я бы униженно молил о мире, я бы умолял министра финансов (Черчилля), так как мне ненавистна война...» Теперь он пытался доказать, что некоторые обвинения Болдуина, касающиеся переговоров, были неосновательны. Он заявил, что «все знали, что кризис должен начаться 1 мая...» (это было интересным признанием). В ответ на циничную ссылку Болдуина на заработную плату горняков Томас заявил, что 40 тысяч человек в Южном Уэльсе работают пять дней в неделю и получают меньше 7 шиллингов в день. «В течение десяти дней мы вели переговоры, — говорил Томас, — в течение десяти дней мы убеждали правительство: заставьте шахтовладельцев сообщить нам свои условия, пусть даже самые жесткие. Они послужат отправной точкой для наших переговоров. Правительство ответило отказом. И ничто не было предпринято до 1 часа 15 минут в пятницу...», когда горняки были уже локаутированы. Это не было революцией, защищался Томас. Он доказывал, что в случае проведения опроса в пользу революции высказалось бы не больше 2 процентов населения Англии. Он прочувствованно говорил о «трудном положении» Болдуина; он простер руки по направлению к нему и прошептал: «Чтобы ни принесло нам ближайшее будущее, подавим в себе чувство ожесточения». Таково было выступление великого профсоюзного лидера - члена большой тройки лейбористской партии, в которую входили также Макдональд и Сноуден. С такой речью выступил человек, который в то же самое утро наряду с другими просил «Дейли геральд» напечатать передовую статью с призывом, чтобы рабочие не теряли веры в своих лидеров. Консерваторы чуть было не начали рукоплескать оратору и с трудом скрывали самодовольные улыбки.
Рамзей Макдональд говорил приблизительно то же самое, что и Томас. Он отвергал утверждения, что это был революционный инцидент. Он говорил о заработной плате горняков и привел несколько цифр (больше для того, чтобы произвести впечатление на задние ряды, чем на консерваторов) о недельных ставках заработной платы в шести шахтах: 1 фунт стерлингов 8 шиллингов 9 пенсов; 2 фунта 9 пенсов; 2 фунта 11 шиллингов 2 пенса; 2 фунта 1 шиллинг 3 пенса; 1 фунт 5 шиллингов 5 пенсов и 1 фунт 5 шиллингов 5 пенсов.
Ллойд Джордж заявил: «Мы стоим перед лицом событий, каких не знала раньше наша страна». У Ллойд Джорджа хватило честности, чтобы признать, что проблема угольной промышленности возникла еще до первой мировой войны и что в ней нет ничего специфически послевоенного. «Во всей этой промышленности в целом есть что-то в корне неправильное», — заявил он с большей искренностью, чем Томас или Макдональд. Роберт Хорн, всемогущий тори, капиталы которого были вложены в угольную промышленность, сердито бросил вызов Конгрессу тред-юнионов: они — члены этой непокорной хунты — уничтожают все хорошее, что есть в этой свободной стране.
Уинстон Черчилль твердил свое. Ежегодная субсидия, отнимавшая у страны 24 миллиона фунтов стерлингов в год, была непосильным для него бременем. Она «разоряла страну и нарушала финансовое равновесие два года подряд...» По поводу национализации промышленности он заявил с заметной дрожью: «Если мы попытались бы найти еще 100 миллионов фунтов стерлингов, чтобы выкупить у владельцев землю, в недрах которой находятся залежи угля, это сильно повредило бы проводимой нами конверсии». Он выразил сочувствие шахтовладельцам, так как они теряли 600 тысяч фунтов стерлингов в год, но тут же выразил опасение, что если будет прекращен локаут, то правительству придется продолжать субсидировать эту промышленность.
Сэр Альфред Монд (позднее лорд Мелчетт), который несколько лет спустя ввел систему участия в прибылях, сказал, что извещения о локауте, по сути дела, вовсе и не являются настоящими извещениями о локауте — это только извещения, «оповещающие о прекращении работы с определенного числа и указывающие, что с этого числа работа будет продолжаться по другой ставке» (конечно, более низкой). Лейбористам, занимавшим задние скамьи, была предоставлена возможность, поскольку их лидеры не проявили никакого к этому стремления, направить дебаты в сторону реальных проблем.
Члены парламента, представляющие горняков, были злы и ожесточены. Г. Холл с ненавистью заявил: «На содержание заключенного тратят чуть ли не столько же, сколько получают некоторые горняки, работающие полную неделю». Он сказал также, что больше всего от новых ставок заработной платы, предложенных предпринимателями, пострадают горняки Южного Уэльса. Стоимость пропитания в Южном Уэльсе равняется 8 шиллингам 3/4 пенса в день. По предлагаемым новым ставкам женатый человек будет получать 5 шиллингов в день плюс 5-процентная надбавка и 1 шиллинг 5 пенсов, выдаваемых ему на пропитание, в результате чего его заработная плата составит в целом 6 шиллингов 8 пенсов в день вместо 8 шиллингов 3/4 пенса по соглашению 1914 года.
Рабочий, получающий сдельную оплату, сказал Холл, потеряет приблизительно 22 шиллинга в неделю, или 3 шиллинга 7 пенсов за смену. Для Шотландии это будет означать снижение на 2 шиллинга за смену, в Нортумберленде — 2 шиллинга 4 пенса, в Дургаме — 2 шиллинга 10 пенсов. Для всей страны в целом это выразится в снижении заработной платы горняков в среднем на 13,25 процента.
Холл, разбиравшийся в финансовых вопросах, заявил Черчиллю, что по бюджету 305 миллионов фунтов стерлингов ассигнуются для выплаты процентов по национальному долгу и 50 миллионов фунтов стерлингов — на погашение долга. Вся же заработная плата горняков в целом в 1925 году составила только 142 миллиона фунтов стерлингов. «Это означает, — сказал он, — что люди, получающие проценты за долг и получающие в счет погашения долга 50 миллионов фунтов стерлингов, получают суммы, превышающие заработную плату горняков в два с половиной раза... Страна, которая может разрешить себе выплачивать такое количество денег акционерам и выплачивать такие суммы в счет погашения долга, не может ожидать, что ее горняки будут работать за такую жалкую заработную плату, которую они получают в настоящее время».
Член парламента Марди Джонс, представляющий горняков Южного Уэльса, выступил очень резко. «Не было ни одного случая ни в этой стране, ни в индустриальной Америке или индустриальной Европе как до войны, так и после нее, когда бы рабочие согласились, чтобы их положение было ухудшено таким значительным удлинением их рабочего дня... Это нападение на горняков является только частью общего нападения на организованный рабочий класс в нашей стране».
Джордж Баркер, другой член парламента, представляющий горняков, сказал, что никто из рабочих других профессий не приносил таких жертв, какие приносили горняки на протяжении пяти лет начиная с 1921 года. В 1921 году, — заявил он, — их заставили согласиться на сокращение заработной платы на 30 шиллингов в неделю, и вот за короткий промежуток времени (5 лет) их заработная плата сократилась на 375 миллионов фунтов стерлингов. Никакого дальнейшего сокращения заработной платы они уже не могут выдержать! — воскликнул Баркер.— А какие жертвы принесли шахтовладельцы? Какие жертвы принесли владельцы недр? За двенадцать лет их прибыли составили 232 миллиона фунтов стерлингов...»
Он сказал, что основная проблема в угольной промышленности состоит в том, что угля добывается на 20—30 миллионов тонн больше, чем продается. «Таково положение вещей не только у нас в Англии, — добавил он, — но и во всех странах Европы». Для разрешения этой проблемы Баркер рекомендовал провести в жизнь рекомендации комиссии Санки — шестичасовой рабочий день, пенсии для пожилых рабочих и планирование работы промышленности.
Но было слишком поздно. По всей Англии рабочие включались в стачку. Советы профсоюзов создавали стачечные организации и местные Советы действия. Выдача отпускных свидетельств в армии была полностью прекращена. Король подписал закон о чрезвычайных полномочиях, прошедший через парламент без обсуждения. Была создана специальная организация для подавления стачки. «Организация по обеспечению снабжения» передала всю свою машину — включая фашистов и им подобных — правительству.
Настало время действовать.
