Однако отождествление роста национального богатства за счет увеличения квалификационно-образовательного уровня трудящихся с накоплением «человеческого капитала» означает внесение в концепцию богатства элементов буржуазной апологетики. Понятие «человеческий капитал» отражает не только вполне естественное стремление дать количественную оценку квалификационно-образовательного потенциала, но и расширить границы капитала, изобразить всех трудящихся в роли капиталистов, имеющих собственность, приносящую доход. В такой трактовке каждый трудящийся, имея определенный и растущий уровень образования и практического опыта, становится тем самым владельцем «индивидуального капитала», вложения в который увеличивают его будущие доходы. Тем самым стирается принципиальная грань между общественными классами, остаются различия только в масштабах капиталистической собственности, а не в отсутствии таковой у трудящихся. Более того, оказывается, что роль предпринимательского сектора непрерывно уменьшается и владельцами все большей части капитала становятся трудящиеся. Очевидно, что введение понятия «человеческий капитал» — это не только вопрос терминологии, но и определенная, чисто буржуазная трактовка одного из главных элементов национального богатства.
Когда речь идет о трактовке национального богатства, в том числе «человеческого капитала», как способности приносить доход, происходит также глубоко ошибочное проецирование процесса распределения доходов в условиях капитализма на формирование национального богатства. Очевидно, что отношения распределения, отражающие отношения собственности, уровень и формы классовой борьбы, состояние рынка рабочей силы и хозяйственной конъюнктуры, вовсе не могут быть прямым измерителем величины и качества трудовых ресурсов. Иными словами, повышение производительности и качества труда, происходящее в результате «вложений в человека», вовсе не тождественно изменению в оплате труда. Именно потому, что такого тождества быть не может, некоторые капиталистические страны, например Япония в 50—60-х годах, создают источники дополнительного роста за счет низкой оплаты труда по сравнению с его квалификацией. Если исходить из понимания «человеческого капитала» как способности приносить доход, то оценка этой части национального богатства Японии резко занижается по сравнению с оценкой соответствующей части национального богатства США. Следовательно, оценка «человеческого капитала» на основе теории «вменения доходов», вытекающей из буржуазной теории факторов производства, искажает масштабы и экономическую роль этой части национального богатства.
Будучи не столько теоретиком, сколько эмпириком, Дж. Кендрик во многих случаях отступает от принципа капитализации доходов при оценке отдельных элементов национального богатства. Так, он отмечает: «Поскольку рыночные оценки капитала не всегда доступны, а в отношении «человеческого капитала» их вообще нет, размеры накопленного капитала оцениваются нами по реальным издержкам, пересчитанным в текущие цены. Этот метод предпочтительнее по сравнению с капитализацией стоимости путем дисконтирования будущих доходов». Хотя этот принцип соблюдается далеко не всегда, его применение делает расчеты некоторых элементов национального богатства более обоснованными. Именно такой подход применялся рядом советских экономистов, в том числе автором данного предисловия, при расчетах образовательного потенциала страны. В связи с этим полезно напомнить известное положение К. Маркса, что «труд, который имеет значение более высокого, более сложного труда по сравнению со средним общественным трудом, есть проявление такой рабочей силы, образование которой требует более высоких издержек, производство которой стоит большего рабочего времени...». Следовательно, в той мере, в какой невещественные формы национального богатства рассчитываются как накопленные текущие издержки, такие оценки имеют методологические основания. При этом материальным носителем этих невещественных форм богатства являются его вещественные формы; например, носителем образовательного потенциала (богатства) служат трудовые ресурсы.
