В отношении ухудшения условий труда и в понижении жизненного уровня трудящихся до животно-физиологического минимума и отчасти даже значительно ниже этого минимума современная капиталистическая эксплоатация походит на эксплуатацию в рабовладельческом и крепостническом хозяйстве в периоды самого ужасного вырождения обеих последних форм хозяйства, т. е. в эпоху, когда эти формы близились к своему упадку. Но существует одно явление, которое целиком принадлежит капиталистическому способу производства и которое в более ранние эпохи было совершенно неизвестно,—это частичная безработица и, следовательно голодание рабочей силы трудящихся как постоянное явление, т. е. так называемая резервная армия пролетариата. Капиталистическое производство зависит от рынка и должно следовать за рыночным спросом. Но этот спрос постоянно изменяется и создает попеременно так называемые хорошие и плохие годы, сезоны и месяцы. Капитал должен беспрерывно приспособляться к этому изменению конъюнктуры и вследствие этого давать занятие то большему, то меньшему количеству рабочих.
Капитал должен, следовательно, для того чтобы в каждый данный момент иметь под рукой необходимое количество рабочих рук даже д для самого напряженного рыночного спроса, держать в резерве, наряду с известным количеством занятых рабочих, значительное число незанятых, которыми он мог бы располагать. Незанятые рабочие не получают, как таковые, заработной платы,—ведь их рабочая сила не покупается, она лежит, так сказать, на складе. Непотребление некоторой части рабочего класса представляет собой, следовательно, существенную, составную часть закона заработной платы капиталистического способа производства.
Как эти безработные поддерживают свою жизнь, до этого капиталу нет никакого дела, но он энергично отвергает всякие попытки устранить резервную армию как посягательство на свои собственные жизненные интересы. Блестящее доказательство тому было дано во время английского хлопкового кризиса в 1863 году. Когда внезапно вследствие недостатка американского хлопка английские прядильные и ткацкие мастерские должны были прекратить свое производство и около одного миллиона рабочего населения лишилось куска хлеба, часть этих безработных решилась для того, чтобы избежать угрожающей им голодной смерти, переселиться в Австралию. Они потребовали от английского парламента ассигнования им двух миллионов фунтов стерлингов для того, чтобы дать возможность эмигрировать 50 000 безработным рабочим. Но хлопчатобумажные фабриканты подняли против этого плана рабочих крик возмущения.
Промышленность не может обходиться без машин, рабочие—это те же машины, следовательно, их нужно всегда иметь в запасе. «Страна» потерпела бы убыток на 4 миллиона фунтов стерлингов, если бы эти голодающие безработные внезапно уехали из Англии. В соответствии с этими заявлениями парламент отказал в создании эмиграционного фонда, и безработные были оставлены в тисках голода, чтобы служить в качестве необходимого для капитала резерва. Другой разительный пример дают нам французские капиталисты в 1871 году. Когда после падения Коммуны убийства парижских рабочих по суду и без суда достигли исключительно колоссальных размеров и десятки тысяч пролетариев, и как раз самые лучшие и наиболее способные, цвет рабочего класса, подвергались физическому уничтожению, тогда среди предпринимателей, чувство мести которых было уже удовлетворено, начало замечаться некоторое беспокойство : недостаток наличных «рук» мог скоро принять болезненные для капитала формы; как раз в это время, после окончания войны, промышленность была накануне оживленного подъема. Поэтому ряд парижских предпринимателей обратился к судам с просьбой ограничить преследования коммунаров и спасти таким образом рабочие руки от кровавой сабельной расправы для капиталистической экеплуатации.
Резервная армия выполняет для капитала двойную функцию: она, во-первых, поставляет рабочую силу в моменты внезапного расцвета конъюнктуры и, вовторых, посредством конкуренции безработных, она оказывает постоянное давление на занятых рабочих в смысле понижения их заработной платы до минимума.
Маркс различает в резервной армии четыре различных слоя, роль которых для капитала и условия жизни которых являются совершенно различными. Высший слой резервной армии—это те периодически лишающиеся работы промышленные рабочие, которые всегда имеются налицо, даже в профессиях, находящихся в наилучших условиях. Состав этого слоя беспрерывно меняется, так как всякий рабочий в известные периоды бывает безработным, а в другие занятым; их число также сильно колеблется в зависимости от положения на рынке: оно становится весьма значительно в периоды кризиса и сильно уменьшается во время (хорошей конъюнктуры; но этот слой никогда не исчезает и в общем возрастает по мере промышленного развития.
Второй слой— это пролетариат, стремящийся из деревни в город, состоящий из неквалифицированных рабочих, которые появляются на рынке с самыми низкими требованиями; в качестве чернорабочих они не связаны с определенной профессией, но зорко следят за всякой возможностью работы, составляя как бы резервуар для всех отраслей промышленности.
Третья категория—это пролетарии, стоящие на самой низкой ступени и не имеющие постоянного занятия, а находящиеся постоянно в поисках то одной, то другой случайной работы. У них можно найти самый длинный рабочий день и самую низкую заработную плату, и поэтому этот слой является в той же мере полезным и даже прямо незаменимым для капитала, как и другие вышестоящие категории резервной армии. Этот слой постоянно рекрутируется из избыточных рабочих промышленности и сельского хозяйства, в особенности же он пополняется из погибающего мелкого ремесла и отмирающих отраслей промышленности. Этот слой составляет широкую основу для домашней промышленности и действует, вообще говоря, так сказать, за кулисами, за официальной ареной промышленной деятельности. Но этот слой не только не обнаруживает никакой тенденции к исчезновению, но, напротив, возрастает как вследствие ускоряющегося промышленного развития в городе и деревне, так и благодаря обильному деторождению.
Наконец, четвертый слой пролетарской резервной армии—это просто нищие, бедняки, частью работоспособные, которые в периоды хорошей конъюнктуры частично имеют занятие в промышленности или торговле, а во времена кризиса первыми выбрасываются на улицу, частью же неработоспособные: престарелые рабочие, которых промышленность больше не может использовать, пролетарские вдовы, сироты и дети бедняков, изломанные, искалеченные жертвы крупной промышленности, горного дела и т. д.; и, наконец, отвыкшие от работы—бродяги и. т. п. Этот слой непосредственно сливается с люмпен-пролетариатом—преступниками и проститутками.
«Пауперизм,—говорит Маркс,—это инвалидный дом активной рабочей армии и балласт промышленной резервной армии». Его существование с той же неизбежностью вытекает из наличности резервной армии, как сама резервная армия— из развития промышленности. Беднота и люмпен-пролетариат представляют условие существования капитализма и растут вместе с ним. Чем больше общественное богатство, функционирующий капитал и занятая этим капиталом рабочая масса, тем больше также и наличный слой безработных—резервная армия. Чем резервная армия больше по отношению к занятым рабочим, тем многочисленнее ее низший слой, слой бедноты, пауперизма, преступления. Вместе с капиталом и богатством возрастает, следовательно, неизбежно и число незанятых и неполучающих заработной платы и тем самым слой люмпен-пролетариата—официальной бедноты. Это,—говорит Маркс,—абсолютный, всеобщий закон капиталистического развития.
Существование постоянного и все возрастающего слоя безработных было, как мы уже говорили, совершенно неизвестно в
более ранние эпохи общественного развития. В первобытной коммунистической общине каждый член ее работает, само собой разумеется, постольку, поскольку это необходимо для поддержания существования, отчасти благодаря непосредственной потребности в труде, отчасти под давлением морального и законодательного авторитета (рода, общины. Но при этом и все члены общества снабжены всем необходимым для жизни. Правда, уровень жизни примитивной коммунистической группы довольно низок и упрощен, жизненные удобства примитивны. Но поскольку имеются налицо жизненные средства, они имеются для всех равномерно, и бедность в современном смысле, ввиде лишения индивидуума имеющихся в обществе жизненных средств, в те времена совершенно неизвестна. Примитивное племя иногда или даже часто голодает при неблагоприятном стечении естественных условий, но его нужда тогда является нуждой всего общества, как такового; нужда одной части членов при изобилии у другой части представляется чем-то совершенно немыслимым, ибо поскольку жизненные средства общества в целом обеспечены, обеспечено и существование каждого члена общества в отдельности. В эпоху восточного и античного рабства мы наблюдаем то же самое. Какой бы ужасной эксплоатации, каким бы истязаниям ни подвергался египетский государственный или греческий частный раб, как ни громадно было различие между его скудным жизненным обиходом и роскошью, в которой жил его хозяин, этот его жизненный уровень был ему обеспечен в силу самого его положения в качестве раба. Никто не давал своему рабу погибнуть от нужды, так же как в настоящее время никто не дает погибнуть своей лошади или другому скоту. То же самое замечается и в средневековых крепостнических отношениях. Система прикрепления крестьянства к земле, и вся вообще твердо установленная система феодальной зависимости, где каждый был господином по отношению к другим или слугой какого-нибудь господина или тем я другим вместе,—эта система указывала каждому его определенное место. И как бы возмутительна ни была эксплуатация крепостного, господин его не имел права, согнать его с земельного участка, т. е. лишить его средств существования; напротив, крепостные отношения обязывали помещиков в несчастных случаях, как, например, при пожаре, наводнении, градобитии и т. д., помогать обедневшему крестьянину. Лишь к концу средних веков, вместе с крушением феодализма и возникновением современного капитала, начинается изгнание помещиками крестьян с земли (Bauernlegen). Вся же в средние века существование широких масс трудящихся было в общем обеспечено. Отчасти уже в те времена, благодаря многочисленным войнам или же индивидуальным потерям имущества, создался небольшой контингент бедняков и нищих. Но содержание этих бедняков считалось обязанностью общества. Уже император Карл Великий совершенно определенно устанавливает в своем своде законов (Capitulare): «Что касается нищих, шатающихся по стране, то мы желаем, чтобы каждый из наших вассалов кормил этих бедняков, будь то в данном ему в лен поместьи или же в пределах своего дома, и чтобы он не допускал их нищенствования в других местах». Позднее монастыри считали своей специальной обязанностью давать беднякам кров, а в случае их работоспособности и доставлять им работу. В средние века, следовательно,, каждый нуждающийся мог рассчитывать на прием в любом доме. Кормление неимущих считалось обязанностью каждого, и такое кормление отнюдь не налагало ни на кого печати презрения, как это имеет место по отношению к современному нищему.
История прошлых; эпох знает только один случай, когда большой слой населения лишился работы и куска хлеба. Речь идет об уже упоминавшемся древне-римском крестьянстве, которое было вытеснено со своих земельных участков и превращено в пролетариат, для которого не находилось никакой работы. Это пролетаризирование крестьян было, правда, логически неизбежным следствием образования больших латифундий и распространения рабовладельческого хозяйства. Но оно было совершенно не нужно для существования рабовладельческого хозяйства я крупного землевладения. Напротив, безработный римский пролетариат был юдним лишь несчастьем, новым бременем для общества, и рбщество стремилось всеми доступными ему средствами: периодическими распределениями общественной земли, распределением продовольствия, регулированием громадного хлебного ввоза и искусственным удешевлением зерна, облегчить пролетариату его бедственное положение. В конце концов этот значительный пролетариат так или иначе содержался в древнем Риме непосредственно государством.
Капиталистическое товарное производство—это, следовательно, первая в истории человечества хозяйственная форма, при которой безработица и нужда крупного и все растущего слоя населения и непосредственная безнадежная бедность другого также растущего слоя является не только следствием, но и необходимостью, жизненным условием для существования этой формы хозяйства. Необеспеченность; существования всей массы трудящихся и хроническая нужда, а отчасти прямая нищета определенных широких слов в первый раз становятся нормальным общественным явлением. И буржуазные ученые, которые не могут; представить себе никакой другой формы общества, кроме теперешней, так проникнуты сознанием естественной необходимости существования безработных и неимеющих куска хлеба людей, что они объясняют ее, как некий установленный самим богом естественный закон. Англичанин Мальтус построил на этом основании в начале XIX столетия свою знаменитую теорию перенаселения, согласно которой нищета происходит оттого, что человечество имеет дурную привычку быстрее увеличивать количество своих детей, чем свои средства существования.
На самом же деле, как мы уже видели, мы имеем тут дело не с чем иным, как с простыми следствиями товарного производства и товарного обмена. Эти законы товарного общества формально покоящиеся на полнейшем равенстве и свободе, совершенно механически, без всякого вмешательства со стороны законодательства или какой-либо посторонней силы, приводят с железною необходимостью к такому резкому социальному неравенству, которое было совершенно неизвестно втечение всех более ранних хозяйственных эпох, когда хозяйство было построено на прямом господстве одного человека над другим. В первый раз прямой голод становится тем бичом, который изо дня в день ударяет по рабочим массам. И это также объявляется законом природы. Англиканский поп Таунсенд (Townsend) уже в 1786 году писал: «По-видимому, закон природы таков, что бедные до известной степени непредусмотрительны (improvident), так что в обществе постоянно имеются люди для исполнения самых грубых, грязных и низких функций. Сумма человеческого счастья благодаря этому сильно увеличивается, более утонченные люди освобождаются от тягостей и могут беспрепятственно следовать своему более высокому призванию... Закон о бедных имеет тенденцию разрушить гармонию и красоту, симметрию и порядок этой системы, которую создали в мире бог, и природа».
Эти «деликатные люди», живущие за счет других, рассматривали, впрочем, уже всякий общественный порядок, который обеспечивал им радости жизни в качестве эксплуататоров, как основанный на законах природы и предуказаниях самого господа бога. Величайшие умы не избегают этого исторического обмана. Так, за несколько тысячелетий до английского попа, великий греческий мыслитель Аристотель писал:
«Сама природа создала рабство. Животные разделяются на самцов и самок. Самец—это более совершенное животное, и оно поэтому господствует, самка менее совершенна, и она повинуется. Точно так же в человеческом роде имеются личности, которые настолько же стоят ниже, чем другие, как тело стоит ниже души, или животное ниже человека; это—существа, которые годны лишь для физической работы и которые не способны совершить что-нибудь более значительное... Эти личности самой природой предназначены для рабства, ибо для них не может быть ничего лучшего, как повиноваться другим. Разве, в конце концов, между рабом и животным такая большая разница? Труд их однороден, они приносят нам пользу только своим телом. Нам приходится поэтому заключить из этих, положений, что природа создала известных людей для свободы, других же—для рабства и что поэтому рабство полезно и справедливо».
У «природы», на которую таким образом возлагается ответственность за все виды эксплуатации, во всяком случае с течением времени, должен был сильно испортиться вкус. Ибо если имело еще какой-нибудь смысл унизить значительные народные массы до позорного рабства, чтобы на их спинах дать развиться свободному народу философов и гениев, подобных Аристотелю, то унижение миллионов нынешних пролетариев для выращивания заурядных фабрикантов и жирных попов представляется уже значительно менее целесообразным.
