Таким образом Гильбрет и пришел к своеобразному методу—циклографии, на котором нам необходимо вкратце остановиться.
Сущность этого метода сводится к следующему. К работающему органу (руке, ноге) прикрепляют в одном месте или в нескольких (к тыловой стороне кисти руки, к локтевому сочленению, к плечу) маленькую электрическую лампочку слабого вольтажа (около 3 вольт). Лампочка включена в цепь помощью гибкого провода, не мешающего рабочим движениям. Когда электрическая цепь замкнута,— лампочка горит, давая слабый свет. Испытуемый работает в обстановке, слабо освещаемой. Эту работу снимают фотографическим аппаратом (не кинематографическим, а обыкновенным), притом делая длительную выдержку на все время производства операции.
В результате на фотографической пластинке, а потом и на отпечатанном снимке слабо или вовсе не виден работающий человек и окружающая обстановка, но зато ясно выделяется светлая линия—след движения светящейся лампочки во время операции. Раз операция заснята полностью до момента начала следующей повторной операции, то лампочка под конец обязательно возвращается к той же точке, с какой началось ее движение при этой операции. Получается таким образом кривая линия, конец которой совпадает с началом, т. е. кривая замкнутая, как круг (или цикл). Вот почему эта кривая носит название циклограммы, а метод съемки циклограмм называется циклографией.
Такие циклограммы, давая общее внешнее представление о том, как двигался работающий орган (вместе с лампочкой) во время работы, сами по себе, однако, недостаточны для какого бы то ни было исследования. И вот Гильбрет положил немало труда и проявил много изобретательности, стараясь извлечь побольше данных из метода циклографии.
Во-первых, циклограмма как фотографический снимок на пластинке представляет в уменьшенном размере ту кривую, которую лампочка описывала в пространстве. Надо было обеспечить масштаб для суждения о действительных протяжениях этой кривой и отдельных ее частей. Для этой цели Гильбрет стал помещать рядом с работающим человеком непрозрачный щит. разграфленный одинаковыми квадратами. На фотографическую пластинку снимается вместе с лампочкой этот щит. Если, допустим, действительная длина квадрата на щите составляет 10 см, а на снимке та же сторона квадрата имеет, длину в 1 см, то пропорция уменьшения составляет 1/10. Это значит, что, например, отрезок циклограммы длиною в 1,5 см представляет натуральное протяжение в 15 см. Таким образом представляется возможность по циклограмме легко определить действительную длину пути, пройденного работающим органом.
Кроме длины пути Гильбрет хотел из циклограммы вычитывать также время, потраченное на пройденный путь. Для этой цели он ввел прерыватель электрического тока, благодаря которому ток прерывался ритмически через определенные промежутки времени. Это достигается различными путями. Например, часовой механизм вращает зубчатое колесико, зубья которого то соприкасаются с пружинящей пластинкой, то отходят от нее, благодаря чему электрический контакт то восстанавливается, и ток замыкается, то нарушается,—и ток прекращается. Таким образом лампочка то светится, то потухает, и кривая циклограммы представляется в виде не сплошной, а прерывистой линии. Если по ходу часового механизма число перерывов тока в секунду составляет, скажем, 5, то достаточно сосчитать на циклограмме число перерывов,—скажем, 15,—чтобы установить, что данный вусок циклограммы пройден работающим органом в 3 секунды.
Или же пользуются камертоном определенной высоты тона, следовательно, определенного количества колебаний ножек камертона в секунду 2. Колебаниями этими достигаются те же замыкания или размыкания тока, т. е. те же перерывы в линии циклограммы. По их числу опять-таки можно определить количество секунд, соответствующее определенной части циклограммы.
Чтобы иметь, сверх того, возможность определять в каждой точке циклограммы—иногда весьма запутанной кривой,—в каком направлении здесь происходило движение лампочки, прибегают к одному из двух способов: либо устраивают так, что черточки, из которых состоит линия циклограммы, заострены в виде треугольника в сторону движения; либо перерывы устраивают так, что после черты известной длины получается другая черточка меньшей длины.
Итак, циклограмма, таким образом составленная из прерывистых линий, снабженная изображением разграфленного щита, дает уже больше возможности: по ней можно судить и о форме движений, длине их пути, продолжительности во времени, о скорости (путь, поделенный на время) движения и о его направлении в каждой данной точке.
Но и это не удовлетворяло Гильбрета. Ведь сама циклограмма, как фотографическое изображение движений, была только вертикальной проекцией действительного пути, т. е. плоским изображением пространственной кривой. В плоской циклограмме только два измерения, третьего измерения—глубины—нет. А это сводит на нет значительную часть усилий Гильбрета.
Чтобы и с этим недостатком справиться, Гильбрет стал делать съемку движений не обычным фотографическим аппаратом, а стереоскопическим. В нем камера разделена диафрагмой на две отдельных половины; каждая имеет свой отдельный объектив. При соответствующем расстоянии между центрами объективов полученные два отдельных снимка, будучи напечатаны и надлежащим образом наклеены рядом, если их рассматривать через два отдельных окуляра стереоскопа, дают, как известно, восприятие пластичное, рельефное, с глубиною.
Таким образом мы получаем уже не плоскую проекцию пространственной кривой, а самую эту кривую трех измерений. Дальнейший шаг, сделанный неутомимым Гильбретом, состоит в том, что, рассматривая снимок движений сквозь стереоскоп, он тут же рядом воспроизводил полученную пространственную кривую в виде модели из прочной, но гибкой проволоки. Такая модель, установленная на подставке, дает полное воспроизведение траектории рабочих движений заснятой операции.
Если еще тут же находится разграфленный на квадраты щит, то натуральные длины разных частей модели можно определить по масштабу. Самую проволоку можно выкрасить в темный цвет и на его фоне белой краской нанести те длинные и короткие черточки, которые видны на циклограмме в стереоскоп. Тогда получается модель, по которой можно установить и продолжительность прохождения работающим органом каждой части циклограммы, а также направление движения в любой точке.
Всеми этими усилиями изобретательности Гильбрет достиг возможности извлечь из метода циклограмм все, что только можно выжать из него. Что же может дать этот метод?
Поскольку циклограммы или их проволочные модели дают Ц возможность определить длину пути и время его прохождения, т. е. возможность определить скорость движения, они ничего нового по существу не прибавляют к методу хронометража, о котором речь шла у нас выше. И потому к методу циклограмм относится все то, что выше сказано о бессилии хронометража в отношении задачи нормирования и отчасти рационализации движений.
Но циклограмма дает нечто большее: она дает картину формы движений. Форма же движений работающего органа, будучи также бессильна уяснить нам правильную норму интенсивности или скорости движений, бросает, однако, некоторый свет на степень рациональности этих движений. Чем менее рациональны эти движения, тем более сложную и запутанную форму приобретает циклограмма, тем больше в ней беспомощных, шатающихся движенй, тем длиннее общее протяжение циклограммы. Наоборот, чем рациональнее ведется работа, тем короче циклограмма, тем плавнее и яснее ее ход, тем чеканнее ее форма, тем полнее будут друг с другом совпадать циклограммы многих друг за другом следующих повторных операций.
Что же отсюда вытекает? То, что циклограммы и особенно их пространственные модели—хорошая иллюстрация рациональности работы. Но не больше.
Если предположить, что четыре модели изображают работу четырех различных рабочих, то можно подозвать хуже всех работающего рабочего, показать ему его циклограмму и затем предложить ему для сравнения другую модель. Нашему рабочему нетрудно будет увидеть, что- эта последняя лучше, чем модель с его работы. Если в зале на большом столе разместить большое количество различных моделей с работ по совершению одной и той же операции, то рабочие, часто рассматривая эти модели, несомненно извлекут из этого пользу в том смысле, что будут наглядно видеть, какая форма движений лучше всех, и будут, вероятно, стараться подражать лучшей форме.
Но дальше этого пункта не идет польза от таких моделей. Рабочий, рассматривая модель хорошей работы, может спросить: что же мне делать, чтобы я работал так же хорошо? Из циклограмм или моделей извлечь ответ на это-т вопрос—невозможно.
В самом деле, лучшая форма движений определенного рабочего может проистекать из того, что он более опытный, более обученный рабочий, накопивший больше упражнения: от этого его движения и стали плавнее, чеканнее. Но, в таком случае, что же вы ответите на вопрос нашего рабочего: что он должен также накоплять упражнение в процессе работы? Результат будет не велик; к тому же и без циклограмм известно, что обучение, опыт влекут за собой рационализацию движений.
Но лучшая форма движений определенного рабочего может проистекать и из других источников—из того, например, что он ближе к себе расположил материал, держит его не на полу, а на более целесообразной высоте; или из того, что он в целесообразном и постоянно одинаковом порядке расположил свои инструменты и приспособления для работы; или из того, что он лучше приспособил высоту своего стула и рабочего стола, и т. д., и т. д. Может ли изучение циклограммы или ее модели указать эти причины? Очевидно, нет.
Отсюда ясно, что метод циклограмм сам по себе не может вскрывать причины лишних или нецелесообразных движений; не может, следовательно, быть средством их устранения, рационализации работы. Когда эти причины другим путем выяснены и устранены, т. е. когда рационализация уже произведен а, тогда модели циклограмм могут быть хорошим способом наглядной демонстрации результатов рационализации работы. Но сделать циклограммы средством для выяснения способов рационализации—невозможно.
Мы уже не говорим о том, что даже лишние (с внешней стороны), движения могут быть в действительности вовсе не лишними, не подлежащими устранению, как это уже было показано выше. Допустим, что засняли и превратили в циклографическую модель работу парикмахера, «играющего» ножницами во время стрижки волос, и рядом поставили модель работы другого парикмахера, которого заставили отказаться от «этой игры». Вторая модель, с точки зрения формы (и длины пути), имела бы, вероятно, преимущество перед моделью первого парикмахера. Между тем мы совершили бы грубую ошибку, если б отсюда сделали вывод о большей рациональности работы второго парикмахера. Не подлежит сомнению, что при его работе; гораздо сильнее и быстрее накопится утомление; его способ работы будет гораздо менее рационален.
Вот тут мы и подошли опять к центральному пункту всей проблемы и рационализации движений и их нормирования, т. е. установления рациональной скорости рабочих движений. Этот центральный пункт, как мы знаем, заключается в степени рациональности, с какой расходуется энергия для получения полезного эффекта. Но метод циклограмм лишь косвенно затрагивает количество совершаемой полезной работы; еще меньше он может установить количество расходуемой при работе физиологической энергии. В том-то и дело, что метод циклографии (как и метод хронометража) обходит этот центральный пункт.
Гильбрет сделал шаг вперед, когда он стал искать «the one best method», единственный оптимальный метод работы. Поэтому-то он от измерения количества времени перешел к «изучению движений» в пространстве. Но это не могло серьезно помочь делу, ибо тут перед нами задача не геометрическая, а физиологическая. А к изучению физиологических моментов работы Гильбрет методом циклографии даже не подходил, да и не мог бы подойти.
Вот почему этот метод может, пожалуй, быть полезен в деле трудового воспитания рабочих, как вспомогательное средство
наглядной иллюстрации. Но он не может быть методом изучения степени рациональности рабочих движений, не может быть средством рационального нормирования этих движений. Применение метода циклографии для наглядной иллюстрации может быть вполне целесообразным. И если тут начнут возражать, будто делать циклографическую съемку в самих мастерских невозможно, то это будет совершенно неверно, как это неверно, когда с этой стороны выдвигают возражение против метода измерения газообмена в целях исследования по методу оптимума. Но применять циклографию непосредственно для рационализации рабочих процессов или для установления рациональных норм работы нельзя,—не вследствие практических трудностей исследования в мастерской, а по существу дела.
