Мы установили, что основным принципом рациональной организации производства служит принцип оптимума. Если подразумевать указанные выше величины под буквами R, Е, m, причем
m = R/E
то как мы показали, величина m и служит критерием или коеффициентом рациональности данного производственного процесса. Принцип оптимума требует, как мы видели, чтобы m представляло возможно максимальную величину, т. е. чтобы получалось возможно больше полезного результата на каждую единицу расходуемых сил.
Из этого основного принципа и его формулы вытекает: для повышения коэфициента рациональности надо добиваться, чтобы каждая самомалейшая часть расходуемых сил по возможности превращалась в полезный результат. От всякой капли энергии, потраченной в производственном процессе, но не воплотившейся в созданном продукте или в его полезном изменении, знаменатель нашей дроби Е увеличится без одновременного увеличения числителя R, т. е. понизится частное m, упадет степень рациональности производственного процесса.
С этой точки зрения современная организация производства промышленных предприятий в огромном большинстве случаев представляется весьма нерациональной. Беда нынешних фабрик и заводов не в том заключается, что на них мало работают, а в том, как ведется работа. Суть не в количестве расходуемых сил, а в качестве их использования. Люди могут трудиться до седьмого пота и расходовать огромное количество энергии своей и остальных факторов производства, но так, что весьма значительная ее часть будет затрачена зря,—поскольку возможно было бы и без этой доли получить тот же результат—при иной организации дела.
Представим себе, что рабочие—вручную или с применением механических приспособлений—перетаскивают известное количество предметов с места А на место Б, потом те же предметы с места В на место А. и опять из А в Б и т. д. В этом случае работа—в смысле расхода сил—будет произведена большая, а полезный эффект будет равен нулю.
Могут сказать: это слишком азбучная истина, и никто таким нелепым перетаскиванием предметов вперед и назад на заводах не занимается. Да, таким в точности не занимаются,—это верно. Но то, что мы видим на каждом шагу в предприятиях у нас и в других странах, в сущности, немногим отличается от только что приведенного, конечно, нелепого случая. Что из того, что перемещаемые предметы не так уж буквально мечутся взад и вперед между пунктами А и В? А если совершается делый ряд перетаскиваний в разных направлениях, но так, что без этого ряда можно было бы и вовсе обойтись, не отказываясь от достижения того же конечного полезного результата? Тогда ведь этот ряд перемещений не менее, нелеп, чем приведенный нами умышленно анекдотический случай.
Впрочем, живая действительность—особенно у нас—может иногда поспорить даже с иным анекдотом. Вот факт. В 1927 г. в атмосфере, насыщенной пропагандой и разговорами о рационализации производства, наш Мосполиграф открывает новую, только что построенную и оборудованную новейшими германскими машинами карандашную фабрику, потратив на нее около полутора миллиона рублей. Как же расположили на этой фабрике прекрасные немецкие машины и другие элементы производства?
А вот как. «Машины расположены в цехах в самом «художественном» беспорядке, карандаш в процессе производства мечется, как угорелый, от одной стены к другой, возвращается обратно, лезет в верхние этажи, спускается и опять лезет» («Рабочая газета» от 12 февраля 1927 г.). И это мы наблюдаем в центре, на предприятии, имеющем, несомненно, общесоюзное значение. Может ли быть более яркое доказательство того, что мы вообще-то слишком мало чувствительны к тому злу, о котором идет речь? Ясно, что заставлять людей, хотя бы и при помощи лифтов, конвейеров и т. д., заниматься огромной работой перетаскивания карандашей или их составных элементов туда-сюда, не значит рационально вести карандашное производство. Ясно, что у нас еще много таких людей, которые не видят в этом ничего ненормального.
Но мы остановились лишь на одном моменте производства—внутреннем транспорте. На деле непроизводительная затрата сил наблюдается далеко не только в этой области. Стоит критически присмотреться к рабочим процессам даже на так называемом налаженном предприятии—к тому, как машины то пускаются в ход, то останавливаются: то в них вынимаются одни части, то вставляются другие; то из машины вынимается обрабатываемый предмет, то он вновь в нее заправляется; предмет то переворачивают, то перекладывают, то складывают в штабель или отправляют в склад, то из склада снова тащат к машине и т. д. без конца; стоит только иметь мужество .поставить при этом вопрос: да нужны ли все эти операции, которые проводятся с большим усердиям? Нельзя ли внести в организацию всего предприятия такие изменения, благодаря которым все эти операции станут совершенно ненужными, излишними? Нельзя ли?
В том-то и дело, что в огромном большинстве случаев это вполне возможно. Этого именно требует рациональная организация производства. Но этого не делают, не привыкли делать большинство наших—и не только наших—производственников. Этим затрагивается огромной важности вопрос о непроизводительных затратах энергии, о ее расточении и потерях—-«waste», как выражаются американцы.
В Соединенных штатах Америки этот вопрос уже давно занял центральное место. В 1921 г. известный инженер Хувер (вскоре после того назначенный министром торговли), в качестве президента Ассоциации американских инженерных обществ («Federated American Engineerig Societies»), образовал из видных инженеров особый «Комитет по устранению потерь в промышленности» (Committee on Elimination of Waste in Industry).
He останавливаясь сейчас на работе этого комитета, укажем только на то, что из произведенного им исследования и сделанных некоторых подсчетов получается тот вывод, что вся сумма потерь в американской промышленности из-за организационных дефектов оценивается в 15 миллиардов долларов в год. Притом надо иметь в виду, что в этот подсчет не введены потери, вызываемые социально-экономическими причинами (перепроизводство, кризисы, умышленное сокращение производства в целях борьбы с конкурентами и т. п.).
Как бы ошарашивающе ни действовала эта ужасная цифра в 30 000 миллионов золотых рублей, как бы мы ни относились к степени точности сделанных в Америке подсчетов,—одно не подлежит сомнению: в производстве царит неслыханная расточительность. И не из злой воли людей она проистекает, не из недостатка усердия и добросовестности в труде ; главным ее источником является неумение рационально использовать все факторы производства, незнание принципов и методов рациональной организации.
И если это зло приобретает такие грандиозные, такие роковые размеры в технически передовых Соединенных штатах северной Америки, где и организация поставлена сравнительно наиболее рационально, то что уж говорить о 150-миллионном населении нашей страны с ее отсталой техникой с ее только начинающей складываться организационной культурой?
Хотя эта наша отсталость—общеизвестный факт, хотя на характер иных наших даже рационализаторских усилий бросает яркий свет уже приведенный выше факт открытия новой карандашной фабрики Мосполиграфа,—мы все-таки считаем полезным иллюстрировать цветочки нашей организации производства двумя-тремя фактами.
«На одном из механических заводов Москвы,—сообщается в «Правде» (от 29 ноября 1924 г.),—делался коленчатый вал для автомобиля «Шарон». Он точился из паровозной оси, причем при отрезке одного конца обнаружилась раковина. Вызванный из треста инженер, несмотря на явную негодность материала, велел работу продолжать. Ось весила 24 пуда. Токарь ее обрабатывал 2 1/3 месяца, и вал после окончательной обработки весил 35 фунтов. А затем вал пришлось выбросить, станок же, на котором он обрабатывался, поставить на две недели в ремонт». Таков был печальный итог 2 1/3 -месячной обработки вала весом в 384кг, с которого снято было стружки 370 кг.
Или вот картина с натуры из жизни другого завода: «Потребовалась рабочему сталь. Вот он и начинает странствовать. Сперва к мастеру за чеком. Мастер накладывает визу—«выдать». Приходит в кладовую, где его отмечают в книге, а через 20 минут ему говорят: «Стали нет. Выписывайте из главного магазина». Рабочий идет в заведующему мастерской. Заведующий на четырех экземплярах пишет чеки в производственный отдел. Производственный отдел накладывает визу: «Заведующему хозчастью». Хозчасть, со своей стороны, накладывает тоже визу и посылает в главный магазин. В главном магазине стали не оказывается, и рабочего с чеком посылают обратно в кладовую. Там снова пишут наряд в молотовую мастерскую для ковки. Снова иди в производственный отдел. Там снова накладывают визу и пишут бумажку в хозяйственный отдел»...
Я обрываю выдержку (из «Правды» от 10 декабря 1924 г.), не исчерпав и половины хождения рабочего по мукам для получения куска стали, который должен был бы, конечно, быть доставлен на место его работы своевременно и без хлопот и потери времени с его стороны. А ведь эта картина нашего организационного быта относится не к какому-либо мелкому предприятию в глухой провинции,—она взята из жизни ленинградского завода «Большевик» (бывший Обуховский).
Или вот тов. Михайлов сообщал характерные факты из практики одною из наших крупных оружейных заводов, где «сборка винтовки происходит с 1897 г. без всякого изменения и улучшения». Между прочим, здесь «поверка прочности производится подвешиванием на конец ключа (которым ствол ввертывается в казенник) 2-пудовой гири, которую рабочий с 1897 г. по сотне и тысяче раз в день поднимает на высоту метра». Когда автором было указано, что при постановке гири на табуретку будет и увеличена производительность и устранена колоссальная и бесплодная затрата энергии рабочего, то был получен величественный ответ: «У нас оборудование плохое, и нет (табуретки»...
Этих трех образчиков достаточно, чтобы показать, что если мы не можем указать на огромные цифры наших потерь от нерационального ведения производства, то лишь потому, что никто не пытался их подсчитать хотя бы с каким бы то ни было приближением. Одно ясно: эти потери у нас выражаются суммой гораздо большей, чем в Америке. И это пшшу, что мы не только технически отстали от Америки, но еще страдаем господством бестолковщины, бюрократизма с его неизбежным спутником—недостатком чувства ответственности, недисциплинированностью и пр.
Впрочем, сумма потерь от нерациональной организации производства, несомненно, превышает американские потери даже в такой стране, как Германия: здесь нельзя жаловаться на грехи того рода, которые мы только что отметили у нас самих; здесь и техническая культура стоит на весьма высоком уровне. Тем характернее, что со стороны рациональной организации положение Германии гораздо хуже, чем Соединенных штатов.
