Роль земельной ренты в теории и практике социалистической экономики


H. A. Цаголов.

Марксова теория ренты имеет дело не только с капиталистической рентой. Непосредственная основа образования дифференциального дохода в социалистическом сельском хозяйстве заключена в товарной форме производства, в действии закона стоимости. В условиях, когда значительная часть связей между государством и совхозами осуществляется в хозрасчетной товарно-стоимостной форме, их отношения по поводу дифференциального дохода имеют реальное экономическое, а не просто организационно-учетное содержание. Чем точнее выявляется природа отдельных элементов цены и отдельных факторов, вызывающих различия в доходности, тем рациональнее может быть организовано руководство хозяйством. Отрицание экономической значимости различий в природных условиях сельскохозяйственного производства равносильно отрицанию экономического смысла зональных цен. Соображения экономической политики могут побудить государство оставлять ренту в колхозах частично или полностью, но доказать, что система экономических законов социализма принципиально исключает изъятие ренты государством, невозможно.

Выступления защитников устарелой, ложной в своей основе, концепции, отрицающей дифференциальную ренту при социализме, в одном отношении для нас поучительны. Они напоминают нам о том, что нельзя некритически переносить категории политической экономии капитализма в политическую экономию социализма, что следует надлежащим образом вдуматься в новое социальное содержание старых политико-экономических понятий, с которыми нам приходится иметь дело. Концепция, отрицающая существование ренты при социализме, гиперболизирует, доводит до ложной крайности, криво преломляет вполне реальные, а не надуманные вещи, а именно: те громадные принципиальные различия, которые существуют между рентными отношениями при социализме и рентными отношениями при капитализме.
Марксова политическая экономия имеет дело не только с капиталистической рентой. Вспомним хотя бы Марксово учение о феодальной ренте. Социально-историческое содержание феодальной ренты глубочайшим образом отличается от содержания капиталистической ренты, которая управляется иными законами. При феодализме весь прибавочный продукт принимает форму ренты. Это, как известно, предполагает, что непосредственным производителем на земле выступает не наемный рабочий, а феодально зависимый крестьянин. При феодализме не существует дифференциальной ренты как особой экономической категории. По поводу особой части прибавочного продукта, обусловленной использованием относительно благоприятных естественных факторов земледельческого производства, не возникало особых экономических отношений: весь прибавочный продукт, из каких бы частей он ни состоял, присваивался, как правило, земельным собственником. В капиталистической ренте Маркс открыл целый мир явлений и признаков, отличающих ее от феодальной ренты. И вместе с тем он считал возможным оперировать укоренившимся в политической экономии термином «рента» как в отношении феодального земледелия, так и в отношении капиталистического земледелия. Дело не в термине, дело в конкретном содержании, которое в него вкладывается. Можно согласиться с тем, что применительно к социализму термин «рента» не является безупречным. Но «семантический» подход к проблеме ренты при социализме не сулит ничего плодотворного. Не в слове дело. Задача заключается прежде всего в том, чтобы правильно раскрыть исторически неповторимые, специфические особенности того явления, которое мы называем дифференциальной рентой при социализме. Это связано, безусловно, с поисками правильного и исчерпывающего ответа на вопрос о причинах образования дифференциального дохода и дифференциальной ренты при социализме.
Требуется, очевидно, объяснить:
а) причину существования в социалистическом земледелии относительно устойчивых, более или менее фиксированных дифференциальных доходов;
б) причину превращения этих дифференциальных доходов в объект особых экономических отношений — рентных отношений.
Чтобы установить причину существования дифференциальных доходов, нет никакой надобности апеллировать к факту существования двух форм социалистической собственности. Непосредственная основа образования дифференциальных доходов заключена в товарном характере производства и действии закона стоимости. Можно придерживаться разных точек зрения по вопросу о причинах существования товарного производства при социализме — к объяснению дифференциального дохода эти споры не имеют отношения. Если только дано, что продукты, произведенные при разных условиях и потому воплощающие в себе разные затраты труда, реализуются по одинаковой цене, то возникновение дифференциальных доходов неизбежно и обязательно. Оно связано с самим механизмом действия закона стоимости. Особенность земледелия (и добывающей промышленности) по сравению с обрабатывающей промышленностью заключается только в том, что, помимо преходящих различий в условиях производства, связанных с техникой, технологией и организацией производства, здесь имеются относительно устойчивые, относительно фиксированные различия в производительности труда, обусловленные эксплуатацией различных земель и недр. Повторяю: до тех пор, пока мы имеем дело с причиной образования дифференциального дохода, у нас не имеется надобности вовлекать в анализ вопрос о двух формах собственности при социализме.
Иначе обстоит дело тогда, когда мы переходим к вопросу о превращении дифференциального дохода в то особое, что можно назвать рентой. Это уже процесс перехода дифференциального дохода из одних рук в другие. Если речь идет о переходе дифференциального дохода из одних рук в другие, то вопросы собственности становятся существенно важными. Если совхоз произвел дифференциальный доход и он попадает государству, то это одна область явлений, если же колхоз произвел дифференциальный доход и он попадает государству, то это другая область явлений. Нельзя думать, что в колхозах и совхозах социальная сущность дифференциальной ренты совершенно одна и та же.
Рентные отношения в узком смысле слова, как отношения по поводу произведенного дифференциального дохода, не могут быть одинаковы у колхоза с государством и у государственного предприятия с государством. Тут есть специфика, вытекающая из отношений собственности.
В этой связи уместно коснуться вопроса о дифференциальной ренте в добывающей промышленности. Надо сказать прямо: если мы признаем существование дифференциальной ренты в совхозах, то нет оснований отрицать ее существование и в добывающей промышленности.
Сложность проблемы заключается в обоих случаях в том, что дифференциальные доходы образуются в предприятиях, принадлежащих государству, и поступают они опять-таки государству. Но если существуют стоимостные хозрасчетные отношения между отдельными государственными предприятиями и значительная часть связей между отдельными государственными предприятиями и государством в целом осуществляется в стоимостной форме, то трудно отрицать реальный экономический характер отношений, складывающихся между государственным предприятием и государством по поводу добавочного дохода. Если оставаться в плоскости формально юридических дефиниций собственности, то все выглядит как будто очень просто: какие, в самом деле, могут быть рентные отношения между земельным собственником — государством и предприятиями, которые также являются его собственностью? Но экономический анализ не может ограничиться констатацией этой стороны дела и обойти другую сторону дела, другое крупнейшее явление: товарную хозрасчетную форму экономических связей внутри государственного сектора хозяйства. Экономист к тому же обязан подойти к проблеме и с практической точки зрения и поставить такой вопрос: будет ли полезно с точки зрения руководства хозяйством и правильного использования стоимостных рычагов в народном хозяйстве игнорирование факта образования дифференциального дохода? Мне представляется, что на этот вопрос может быть только один ответ. Больше того, там, где до сих пор не существует еще учета дифференциальной ренты, его следует непременно наладить.
Чем точнее выявляется природа отдельных элементов цены и факторов, обусловливающих различия в доходности, тем более рационально может быть поставлено руководство развитием хозяйства.
Практика, таким образом, толкает нас на путь признания дифференциальной ренты там, где различие природных факторов влияет на величину издержек производства.
Вопрос о дифференциальной ренте теснейшим образом связан с вопросами определения общественной стоимости сельскохозяйственных продуктов.
Если говорят о дифференциальной ренте, то речь идет не о дифференциальном доходе вообще, а об одном специфическом виде дифференциального дохода, который возникает в связи с тем, что предприятие, приносящее дифференциальный доход, обладает особо производительным природным условием производства, т. е. особо благоприятным и невоспроизводимым производственным фактором (или группой факторов).
Если имеется один участок плодородный, а другой неплодородный, то для того, чтобы сделать участок неплодородный плодородным, нужно затратить средства и труд, которые не нужно затрачивать на плодородный. Раз продукт производится как товар, то в этих условиях возникает монополия на лучшие природные условия. Не следует бояться слова «монополия». Там, где действует закон стоимости, там не может не возникать та или иная форма монопольного обладания.
Для опровержения положения, что худшие земли определяют стоимость сельскохозяйственного продукта, M. M. Соколов ссылается на академика Вильямса. Правильно ли положение Вильямса о том, что «нет плохих земель, а есть плохие хозяева»? С точки зрения агрономической оно, конечно, правильно. Если приложить к худшей земле достаточное количество труда и средств, применить различного рода удобрения и т. п., то земля может стать более плодородной. Но это никакого отношения к нашей проблеме не имеет. Ведь земля, ставшая более плодородной, остается все-таки экономически плохой. Для того чтобы она приносила такой урожай, какой приносит хорошая земля, для этого необходимо вложить добавочное количество средств. А ведь мы ведем речь о плохой земле в экономическом смысле слова. Это значит, что мы говорим о землях, которые при одном и том же количестве затраченного труда (живого и накопленного) дают меньшую массу продукции, чем другие земли.
Тов. Корочкин говорил здесь о том, что Советская власть создала хорошие условия для всех сельскохозяйственных предприятий. Кто может оспаривать это положение? Кто не знает, что у нас не существует частной собственности на землю — этой величайшей социальной помехи для развития сельского хозяйства? Кто не знает, что» государство оказывало и оказывает колхозам гигантскую помощь по линии их технического вооружения, обеспечения квалифицированными кадрами и т. д. и т. п.э Но позволительно все же поставить такой вопрос: значит ли это, что в результате всей суммы мероприятий, осуществленных за 40 лет Советским государством, у нас нет больше различий в плодородии земель, так что при одинаковых затратах все земли приносят одинаковый урожай?
Когда я слышу разговоры о том, что «все земли у нас хорошие» или что во всяком случае наличие плохих земель не сказывается у нас на процессе ценообразования, я не могу не думать о том, до какого удивительного отрыва от жизни, от живой и всем известной практики может довести упорное отстаивание лсжного теоретического положения. В самом деле, вот уж много лет, как заготовительные цены строятся у нас по зональному принципу. Все знают, что между зональными ценами на одни и тс же сельскохозяйственные продукты имеется большая разница, что имеются зоны, в которых государство платит, например, за 1 ц пшеницы в 2 и даже в 3 раза дороже, чем, скажем, в Краснодарском крае. И каждому школьнику понятно, что государство исходит при этом не из особого пристрастия к колхозникам-костромичам или владимирцам, а из непреложного факта наличия резких различий природных факторов сельскохозяйственного производства (почвенных, климатических и других) в разных географических районах нашей страны, весьма заметно отражающихся на издержках производства. А нам говорят: у нас нет плохих земель!
Иные товарищи говорят: ограниченность земли у нас ликвидирована, так как у нас уничтожена монополия частной собственности на землю.
Что у нас уничтожена монополия частной собственности на землю,— это, конечно, верно. Но разве это означает исчезновение такого явления, как ограниченность земли? Ни в какой логической связи не находятся такие явления, как собственность на землю и ограниченность земли.
Когда речь идет об ограниченности земли, то имеется в виду ограниченность земель лучшего качества, т. е. таких земель, на которых производство единицы продукции требует, при прочих равных условиях, наименьших издержек. Земель этого качества недостаточно для того, чтобы удовлетворить платежеспособный спрос. Если бы их было достаточно, тогда никакой дифференциальной ренты не существовало бы, но все дело в том, что их недостаточно.
Ликвидация частной собственности на землю не совершает переворота в качестве земель. А раз ограниченность лучших земель остается, то общественная стоимость неизбежно определяется теми затратами, которые осуществляются на худших из числа необходимых для удовлетворения потребностей общества в сельскохозяйственных продуктах участках.
У М. М. Соколова имеется и такой довод: если бы стоимость регулировалась худшими участками, то тогда нам, говорит он, пришлось бы слишком много платить за сельскохозяйственные продукты. Но, во-первых, стоимость — объективная категория и она не зависит от того, как мы к ней относимся, выгодна ли она нам или невыгодна, много ли приходится платить или мало. Подобная аргументация наивна и носит субъективистский характер.
Следует, во-вторых, отличать стоимость от цены. При данной величине общественной стоимости государство может устанавливать цену, отличную от стоимости. Вопрос о том, чему равна стоимость, не тождественен вопросу о том, какова должна быть высота цены, устанавливаемой государством.
Но если даже отождествлять цену и стоимость, то признание того, что стоимость и цена регулируются худшими участками, отнюдь не равнозначно признанию, что сельское хозяйство непременно должно получать от общества больше труда, воплощенного в других товарах, чем общая масса труда, воплощенного в сельскохозяйственных продуктах. Государство может изымать в той или иной форме избыточный доход, который при этой цене получается на средних и лучших землях. И, наконец, можно ли теоретически обосновать и политически олрайдать принцип, сводящийся к тому, что колхозники, работающие на худших участках, должны всегда получать меньше, чем все другие граждане Советского Союза? Никаких оснований к тому, чтобы объявить это нормой, не имеется.
Один из выступавших здесь товарищей говорил: что это за социализм, если мы не можем управлять законом стоимости, если стоимость сельскохозяйственного продукта будет у нас определяться по худшим землям, как при капитализме? Это будет означать, говорил он, что не мы используем закон стоимости, а закон стоимости использует нас. Чтобы этого не допустить, необходимо ориентировать стоимость на величину затрат на средних землях.
Полагаю, что эту аргументацию никак нельзя признать веской. Использовать закон — это не значит нарушить его. Нужно уметь использовать закон стоимости. Если мы запустили спутники Земли, то это не означает, что мы отменили закон всемирного тяготения. Закон стоимости — объективный закон, и нельзя его поворачивать то так, то этак.
Государство в состоянии воздействовать на величину стоимости сельскохозяйственных продуктов, но не путем декларирования, что стоимость определяется затратами на средних землях. В Советском Союзе проведена в огромных масштабах мелиорация земель, осуществлены крупные ирригационные работы, широко внедрена новая техника и пр. Это все факты, мимо которых пройти нельзя. Они оказывают влияние на величину стоимости. Имеется гигантское различие между условиями развития земледелия в социалистических и в капиталистических странах. При социализме мы имеем новое отношение государства к сельскохозяйственному процессу производства. Такой практики государственного воздействия на производительные силы сельского хозяйства не знала история. Игнорировать эти вещи при постановке вопроса о ценообразовании, конечно, нельзя. Однако естественные различия в условиях сельскохозяйственного производстве непременно порождают при действии закона стоимости то явление, которое мы называем дифференциальной рентой. Активная преобразующая роль государства этого явления отменить не может.
Тов. Соколов считает, что следует вообще отбросить категорию ренты и учитывать только чистый доход.
Такая точка зрения базируется на игнорировании вполне реального, вполне ощутимого специфического производственного преимущества, опирающегося на естественный, относительно прочный базис.
Конечно, когда колхозники собираются на районный слет, то там сосредоточить внимание на вопросе о том, в каком колхозе какая земля, было бы неправильно. Там нужно делать упор на субъективные факторы. Но ученый, изучающий экономику того или иного района или отдельных колхозов, а тем более экономику сельскохозяйственных предприятий разных районов, должен обязательно учесть все факторы производства, в том числе и природные, ибо они являются реальными факторами, влияющими на издержки сельскохозяйственного производства.
Теперь о принципах использования ренты. Одни говорят, что дифференциальную ренту надо полностью изымать, другие,— что ее надо оставлять, третьи,— что ее следует делить между государством и колхозами.
Это не праздный вопрос. Это вопрос большой политики. Мы должны на него ответить. При практическом решении этого вопроса приходится в каждом конкретном случае принимать во внимание всю сумму условий, в том числе и политических и национальных.
Но каков общий, теоретический аспект этой проблемы? Допустимо ли с точки зрения теории изъятие ренты у колхозов или недопустимо?
При социализме действует закон распределения по труду. Включает ли этот закон распределения по труду материальную заинтересованность работника? Обязательно.
Тот, кто трудится, получает то, что соответствует его усердию и умению.
Говорят, что если изымать дифференциальную ренту, то произойдет разрыв союза между рабочими и крестьянами. Но убедительной аргументации нет. Дифференциальную ренту получают те колхозы, которые работают на относительно лучших землях. Колхозы, работающие на относительно худших землях, ренты не получают. Но ведь никто не скажет, что имеется разрыв союза между колхозниками, работающими на худших участках, и рабочими. Там, где осуществляется принцип оплаты по труду, там не существует оснований для разрыва союза.
Дифференциальная рента есть лишь особая форма прибавочного продукта. Марксизм всегда вел борьбу против прудонистско-лассальянских учений о праве рабочего на полный продукт. Социалистическое общество изымает прибавочный продукт. Почему же оно не может изымать одну из разновидностей прибавочного продукта— дифференциальную ренту? Никто не сможет теоретически убедительно защитить тезис о недопустимости изъятия прибавочного продукта, из каких бы частей он ни состоял.
В отдельные периоды соображения экономической политики могут потребовать полного или частичного оставления дифференциальной ренты в колхозах. Но принципиально доказать, исходя из системы экономических законов социализма, необходимость ее оставления в колхозах невозможно.
Что в настоящее время дело учета и изъятия дифференциальной ренты поставлено у нас неудовлетворительно,— это оспаривать трудно. Но что государство стремится к тому, чтобы излишества в избыточных доходах сократить, — это явствует из всей политики цен, в особенности за последнее время.
Трудно оспаривать тот факт, что у нас в сельском хозяйстве до сих пор имеются еще неоправданно большие различия в доходах между отдельными колхозами и районами, но необходимость постоянного сохранения этих различий доказать невозможно. Никто не отрицает, что сразу ликвидировать эти различия, часть которых сыграла весьма положительную роль в развитии отдельных отраслей сельского хозяйства, невозможно и нецелесообразно. Но это не исключает того, что они обусловлены определенными соображениями экономической политики, которые имеют преходящее значение, а отнюдь не природой экономических законов социализма и коренными задачами поддержания союза рабочего класса и крестьянства.
Выяснение теоретической природы ренты в социалистической экономике имеет важное значение с точки зрения экономической политики, политики цен, налоговой политики, с точки зрения нахождения наиболее эффективных методов воздействия на развитие сельскохозяйственного производства, путем использования закона стоимости, принципа материальной заинтересованности. Вот почему глубокая и всесторонняя разработка теории дифференциальной ренты в условиях социализма имеет весьма актуальное практическое значение.

Вернуться в оглавление книги...