Я думаю, что три дня дискуссии прошли с большой пользой. Был подвергнут всестороннему обсуждению довольно обширный круг сложных вопросов, имеющих важное теоретическое и практическое значение. И мне представляется, что в деле их понимания мы несколько продвинулись вперед.
Говорили о большом разнобое в понимании проблем, затронутых в ходе дискуссии. Мне представляется, однако, что по коренному дискуссионному вопросу,— существует ли дифференциальная рента при социализме или нет, а если существует, то чем она обусловлена, здесь выявилось значительное единство мысли. И по другому спорному вопросу—затратами труда на каких участках определяется величина стоимости сельскохозяйственных продуктов — мы также пришли почти к единому мнению.
Однако по отдельным вопросам, носящим не столь общий характер, например о том, есть ли дифференциальная рента в совхозах или нет, проявилось меньшее единомыслие. Обсуждение показало большой разнобой в понимании этого вопроса, равно как и вопроса о том, как должна распределяться дифференциальная рента I при социализме.
Начну с основного вопроса, по которому на дискуссии много говорилось: есть ли дифференциальная рента при социализме или ее нет?
Некоторые товарищи выступили здесь с прямым отрицанием дифференциальной ренты при социализме. Правда, защитников этой точки зрения было немного.
Конечно, научная истина решается не голосованием, сколько выступило за или против, а силой аргументов.
Мне представляется, что аргументы товарищей, пытавшихся здесь доказать, что при социализме нет дифференциальной ренты, звучат неубедительно.
Один из выступавших утверждал, что дифференциальная рента существует при социализме только в учебниках, а не в жизни. Он ссылался на слова Маркса, что дифференциальная рента есть нетрудовой доход собственников земли, продукт эксплуатации наемного труда, и делал отсюда вывод, что дифференциальной ренты у нас нет, так как у нас нет нетрудовых доходов, нет эксплуатации. Что у нас нет эксплуатации, это, конечно, верно, но ведь речь идет не о капиталистической ренте, а о ренте как продукте социалистического труда. У нас есть и прибыль и процент, но с другим социальным содержанием.
При социализме существует дифференциальная рента, но социальная природа ее здесь совсем иная, чем при капитализме. В социалистическом хозяйстве дифференциальная рента является продуктом труда, свободного от эксплуатации,— социалистического труда.
Тов. Гуревич, отрицающий существование дифференциальной ренты при социализме, говорил здесь, что если мы признаем дифференциальную ренту при социализме, то логически должны признать и монопольную ренту. Но это не так; из признания дифференциальной ренты отнюдь не вытекает обязанность признать и монопольную ренту. Я думаю, что при социализме монопольной ренты вообще не может быть. Ее существование противоречило бы самой природе нашего хозяйства, потому что монопольная рента есть добавочный доход в пользу какой-то одной, весьма незначительной части общества за счет других, а этого при социализме нет. Если мы говорим, что дифференциальная рента при социализме существует, а монопольной ренты здесь нет, то в этом нет никакого противоречия.
Самое простое, конечно,— это сказать, что дифференциальной ренты при социализме не существует; в таком случае все представляется простым и ясным, все споры по отдельным вопросам этой проблемы снимаются и дело сводится к тому,чтобы исчислять чистый доход сельскохозяйственных предприятий, государственных и колхозных, по тому же принципу, как исчисляется чистый доход промышленных предприятий. Но это не есть решение вопроса. Думаю, что нам нужно идти не по линии отрицания существования дифференциальной ренты при социализме, а по другой — по линии дальнейшего уточнения, уяснения деталей данного вопроса как в теоретическом разрезе, так и (что особенно важно) под углом зрения конкретных задач нашей советской практики, включая важную задачу учета закона дифференциальной ренты при планировании закупочных цен на сельскохозяйственные продукты.
Советский Союз, говорил здесь т. Гуревич, идет быстрыми темпами по пути к коммунизму, и в этих условиях находятся люди, которые предлагают создать особую категорию — дифференциальную ренту при социализме!
С таким рассуждением согласиться нельзя. Речь идет не о «создании» категории, пока еще не существующей, а о научном объяснении явлений реальной экономической жизни, имеющих большое практическое значение.
В своем докладе я говорил, что товарищи, считающие, что стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется затратами труда на средних участках, фактически стоят на позиции отрицания дифференциальной ренты при социализме. Наша дискуссия подтверждает это. Возьмите, например, позицию M. M. Соколова в этом вопросе: признает он дифференциальную ренту при социализме или нет? На словах он как будто признает ее и даже пытается исчислить ее величину. Вместе с тем в своем докладе он фактически отрицает дифференциальную ренту при социализме, причем делает это двумя путями: во-первых, своим утверждением, что стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется при социализме условиями производства не на худших, а на средних участках, и, во-вторых, своим утверждением, что дифференциальная рента изжила себя. Уместно, однако, поставить такой вопрос: если дифференциальная рента, по мнению M. M. Соколова, изжила себя, то зачем же он занимается подсчетами и расчетами ее величины? Для меня, как и для всех присутствующих здесь, позиция M. M. Соколова остается непонятной; он то признает дифференциальную ренту при социализме, то отрицает ее.
Говоря о стоимости сельскохозяйственных продуктов, M. M. Соколов приводил здесь известный пример Маркса. При определенных условиях, когда производство сельскохозяйственных продуктов ведется как коллективное, обманчивая социальная стоимость исчезает и общество возмещает действительные затраты труда, т. е. соответствующие затратам труда на средних участках, а не на худших. Этот пример M. M. Соколов приводит для подтверждения своей точки зрения, что при социализме стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется вообще затратами труда на средних участках, а не на худших. Встает, однако, вопрос: правомерна ли ссылка проф. Соколова в этом случае на Маркса для доказательства того, что рента может существовать и при регулирующей роли средних участков? Нет, совершенно неправомерна. Ведь Маркс эти расчеты приводит для доказательства того, что рента исчезает. Раньше, пишет Маркс, общество платило за сельскохозяйственные продукты 600 шиллингов, так как стоимость сельского хозяйства определялась затратами на худшем участке. Теперь — 240 шиллингов, так как стоимость определяется средними участками и рента исчезла. Исчезла! Однако M. M. Соколов этого важного факта не заметил и рассуждает в этой связи о ренте при определяющей роли средних участков. Как же так? Это же вопиюще неправильное обращение с Марксом.
Е. И. Соллертинская говорила здесь, что дифференциальная рента при социализме существует. Хорошо. Но как, однако, определяется стоимость сельскохозяйственной продукции? Отличается ли наше сельское хозяйство от промышленности по линии образования общественной стоимости? Прямого ответа на этот вопрос т. Соллертинская не дала здесь, но, судя по тому, как она обрушилась на мою постановку вопроса, можно сделать вывод, что, по ее мнению, стоимость сельскохозяйственной продукции определяется средними участками. И это мнение она хочет подтвердить ссылкой на Маркса. У Маркса, по словам Е. И. Соллертинской, нет утверждения, что стоимость сельскохозяйственной продукции определяется худшими участками. Так считал будто бы Рикардо, а не Маркс.
Правильно ли рассуждает Е. И. Соллертинская? Совершенно неправильно! У Маркса предпосылкой дифференциальной ренты является то, что стоимость сельскохозяйственной продукции определяется худшими участками. Вырвите эту предпосылку, и тогда для дифференциальной ренты места не останется. Останется обычная избыточная прибавочная стоимость, добавочная прибыль, как и в промышленности. Сельское хозяйство отличается от промышленности в отношении образования избыточной
прибавочной стоимости не тем, что в сельском хозяйстве эта избыточная прибавочная стоимость есть, а в промышленности ее нет. Избыточная прибавочная стоимость есть и в промышленности. В сельском же хозяйстве она представляет большую величину, так как определяющими являются худшие участки, а не средние, и в сельском хозяйстве она фиксируется прочно, тогда как в промышленности имеет преходящий характер.
В своем докладе я уже приводил прямое высказывание В. И. Ленина о том, что дифференциальная рента предполагает, что стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется худшими участками. А Ленин прямо опирается в этом вопросе на теорию Маркса. Марксова теория дифференциальной ренты исходит из того, что стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется затратами труда на худших участках.
Но Е. И. Соллертинская говорит здесь, что это не так, что по Марксу цена хлеба не всегда определяется худшими участками, и в подтверждение ссылается на нынешнее положение в США. В Соединенных Штатах Америки цены определяются теперь затратами не на худших участках, а на средних. С этим, очевидно, можно согласиться. В условиях, когда правительство США премиями поощряет сокращение производства сельскохозяйственных продуктов, нельзя, конечно, говорить о том, что цены сельскохозяйственных продуктов определяются худшими участками. Однако является ли этот факт опровержением Марксовой теории дифференциальной ренты? Маркс и Ленин хорошо знали, несомненно, что при определенных условиях цены сельскохозяйственных продуктов определяются ценой производства не на худших участках. Следует ли, однако, из этого, что закон дифференциальной ренты в таких условиях теряет свою силу? Конечно, нет. Вопрос о том, как обстоит дело с дифференциальной рентой на разных фазах цикла, что получается с ней во время господства монополий, в эпоху общего кризиса капитализма,— это вопрос особый и к тому же сложный. Монополии давят на сельское хозяйство, сельскохозяйственные продукты продаются ниже их стоимости, а промышленные товары — по монопольно высоким ценам. Однако к чему приводит падение цен на сельскохозяйственные продукты? К тому, что мелкие фермеры, мелкие производители, которые не могут возмещать свои затраты, разоряются. А крупные капиталистические сельскохозяйственные предприятия благодаря преимуществам крупного производства перед мелким компенсируют недостатки своих земельных участков, если таковые имеются. В этих условиях ссылка на нынешнее положение сельского хозяйства в США не может служить доказательством того, что у Маркса цены сельскохозяйственных продуктов будто бы вообще определяются не худшими, а и средними и лучшими участками.
Маркс, действительно, рассматривает и такие случаи, когда худшие участки перестают регулировать общественную стоимость сельскохозяйственных продуктов, но у Маркса это не есть отрицание его общего положения о том, что закон дифференциальной ренты предполагает определяющую роль худших участков.
Величина стоимости сельскохозяйственных продуктов определяется затратами труда на худших участках. Но дополнительные затраты капитала могут быть и на лучших, и на средних участках. По Марксу переход совершается не только ко все более худшим участкам, но и от худших к лучшим. А Рикардо считал, что переход происходит всегда только к худшим участкам. Маркс показал несостоятельность этого мнения Рикардо и связанного с ним так называемого закона убывающего плодородия почвы. Е. И. Соллертинская говорила здесь, что будто бы не Маркс, а Рикардо признавал регулирующую роль худших участков. А истина заключается в том, что у Рикардо это признание связано с ошибочным законом убывающего плодородия почвы, Маркс же критиковал этот «закон».
А как определяется величина стоимости сельскохозяйственного продукта при социализме? Утверждение, что при социализме она определяется затратами на средних участках, равнозначно отрицанию дифференциальной ренты. Некоторые из выступавших здесь говорили, что я неправ, что при регулирующей роли средних участков имело бы место не исчезновение дифференциальной ренты вообще, а только ее значительное сужение. Я думаю, что эти товарищи неправы. Дифференциальная рента предполагает фиксированность дополнительного дохода, а эта фиксированность связана именно с ограниченностью земли и с тем, что худшие участки являются определяющими. А если дифференциальной рентой назвать избыток доходов на лучших участках по сравнению со средними, то какая же это будет дифференциальная рента? Это будет просто дополнительный доход, как и в промышленности. Этот дополнительный доход не может быть устойчивым, фиксированным. Рента не сужается, а просто отпадает.
Один из выступавших здесь участников конференции говорил: конкретизируйте, что такое худшие участки вообще? В этом вопросе полной ясности у нас пока еще нет, но кое-что на дискуссии стало яснее и по данному вопросу. Речь должна идти о худших, средних и лучших участках в условиях разумного ведения сельского хозяйства, правильного, экономически обоснованного размещения культур по зонам страны. Некоторые товарищи полагают, что так как самая низкая урожайность хлебов и самая высокая затрата труда имеются у нас в районах тундры, то регулирующими землями следует считать земли, возделываемые в зоне тундры. Однако рассуждать так — значит довести правильную мысль до абсурда. Общественно необходимые затраты на производство хлебных культур определяются не условиями тундры. Речь идет об экономически рациональном земледелии, о том, чтобы в каждом районе производить то, что более всего подходит к его климатическим, почвенным и экономическим условиям. Мы должны брать такие участки земли, без обработки которых народное хозяйство не может обойтись. А тундра используется у нас не для выращивания пшеницы. Здесь правильно подчеркивали, что само понятие худшего участка весьма подвижно; участки, являющиеся худшими при одних условиях, могут стать средними или даже лучшими при других условиях.
А. В. Болгов упрекнул меня в том, что я будто бы учитываю только различие почв разных зон и отвлекаюсь от различия плодородия разных участков в пределах одной и той же зоны. Эти возражения вызваны, по-видимому, недостаточной точностью моей формулировки, так как я отнюдь не отрицаю факта различия почв в пределах каждой отдельной зоны и влияния этого факта на величину дифференциальной ренты. Но я решительно возражаю против имеющегося в нашей литературе утверждения, что о дифференциальной ренте нужно говорить только в пределах каждой отдельной зоны, что стоимость сельскохозяйственных продуктов якобы определяется затратами труда на худшем участке в пределах каждой отдельной зоны, а не в масштабе всего народного хозяйства страны. Такую точку зрения здесь упорно защищал А. В. Бачурин. Я считаю, что такая версия абсолютно неправильна. Она искусственно отрывает каждую сельскохозяйственную зону от всего народного хозяйства, тогда как они неразрывно связаны между собой. Выходит, что в сельском хозяйстве СССР не может быть общей стоимости пшеницы, а этих стоимостей столько, сколько имеется зон, и в каждой зоне есть свой худший участок, определяющий общую для зоны стоимость пшеницы. Защитники этой концепции явно смешивают вопрос о стоимости сельскохозяйственного продукта с вопросом о его цене. Народное хозяйство едино, и потому нельзя сказать, что общественных стоимостей у нас столько же, сколько зон. В своем докладе я говорил, что основные различия между землями — это различия между землями разных зон. Выступавшие здесь товарищи указывали, что и в пределах одной и той же зоны имеются огромные различия плодородия участков. Я эту поправку охотно принимаю. Однако нужно иметь в виду, что различное плодородие и расположение участков имеет место не только в пределах каждой зоны, но и между разными зонами. Нельзя считать, что эти различия существуют только в пределах каждой зоны. Они есть и там и здесь.
Некоторые из выступавших здесь экономистов приводили конкретные расчеты величины дифференциальной ренты — тт. Соколов, Овчинников (из Ростова-на-Дону) и другие. И. И. Козодоев в своей печатной работе о дифференциальной ренте при социализме приводит подобные расчеты. Мы внимательно следили за этими расчетами. Они, несомненно, представляют интерес, как практические попытки выразить дифференциальную ренту в каких-то определенных величинах. Но мне кажется, что все эти расчеты не выражают подлинной величины дифференциальной ренты хотя бы уже по одному тому, что ведутся они на основе сравнения участков только в пределах отдельной зоны. В них не учитывается то обстоятельство, что рента вытекает также и из различного плодородия участков в разных зонах.
Правильно указывалось, что мы еще не умеем определять общественную стоимость сельскохозяйственных продуктов, а ведь без конкретного выражения этой общественной стоимости все наши расчеты величины дифференциальной ренты будут оставаться весьма условными, далеко не точными.
Поднимался здесь и вопрос о том, в каких ценах следует выражать сельскохозяйственную продукцию для определения величины дифференциальной ренты — в государственных закупочных ценах на эту продукцию или в государственных розничных ценах на готовые продукты (с учетом, конечно, того, что розничная цена включает в себя также и дополнительные расходы государственных предприятий на переработку, хранение, перевоз сельскохозяйственной продукции и др.). Мне кажется, что в обоих случаях, т. е. берем ли мы закупочные цены или розничные, сравнение их с себестоимостью сельскохозяйственной продукции не может нам дать даже весьма приблизительного измерения удельного веса дифференциальной ренты в стоимости этой продукции. Дело в том, что мы берем в обоих случаях структуру стоимости товарной продукции, тогда как дифференциальная рента создается ведь не только при производстве товарной части сельскохозяйственного продукта; она создается при производстве всего продукта вообще, и нетоварного и товарного. Доля дифференциальной ренты, взятой по отношению ко всему сельскохозяйственному продукту, будет значительно меньше, чем доля ее, исчисленная к товарной части продукта. Посредством закупочной и розничной цены государство изымает часть дифференциальной ренты в централизованный фонд общества для покрытия общих расходов государства. Эта изымаемая часть дифференциальной ренты должна сопоставляться также и со стоимостью всего сельскохозяйственного продукта, а не только со стоимостью товарной части этого продукта.
Выступавшие товарищи правильно подчеркивали, что понятие «худший участок» в огромной степени зависит от производственных отношений, господствующих в сельском хозяйстве страны. Проф. Соколов говорил: мы ввели в обработку за три-четыре года 36 млн. га новых земель, целинных и залежных, но это не привело у нас к росту цен на зерно. Значит, говорит он, цены определяются у нас не худшими участками. Это рассуждение т. Соколова неубедительно. Почему M. M. Соколов считает, что освоенные сейчас залежные и целинные земли — это самые худшие участки? Они были худшими при прежнем экономическом строе, при преобладании сохи, но наличие социалистических производственных отношений в стране, помощь государства, организующая роль партии, наличие передовой сельскохозяйственной техники в виде тракторов, комбайнов и т. д.— все это привело к тому, что эти земли уже не являются худшими. Развитие техники, рост рынков сбыта превращает худшие участки в средние, а может быть, и в лучшие участки.
Это обстоятельство Маркс отмечал и применительно к капитализму. Он писал: «Неплодородная почва обрабатывается не только потому, что цены сельскохозяйственных продуктов поднялись до того уровня, при котором возмещается вложенный в землю капитал, но также потому, что средства производства достигли такого развития, что непроизводительная почва сделалась «производительной» и что она способна уже оплачивать не только обычную прибыль, но также и земельную ренту. Та почва, которая оказывается плодородной для данной ступени развития производительных сил, является неплодородной для более низкой ступени».
Тов. Ковалева предложила уточнить данное мной здесь определение дифференциальной ренты, дополнив его указанием на «общественно нормальные условия производства» на участках разного качества. Я охотно принимаю поправку. Все другие условия, кроме плодородия и положения участка по отношению к рынку, мы должны, действительно, принимать за одинаковые, «общественно нормальные условия производства». Следует исходить из того, что худшие участки обрабатываются при средней технике, средней квалификации работников и т. д. Только при таком допущении мы можем Пвыделять интересующие нас моменты и подвергать их теоретическому анализу. В действительности же дело может обстоять и иначе: на плодородном участке может быть плохое хозяйство, и наоборот.
Разные мнения были высказаны здесь и по вопросу о том, надо ли применительно к социализму различать
I и II дифференциальную ренту. Некоторые выступавшие здесь товарищи заявили, что различие двух форм дифференциальной ренты не только практически невозможно, но и вообще не имеет особого значения.
Я думаю, что эти товарищи неправы: дифференциальную ренту I и дифференциальную ренту II для социалистического хозяйства различать надо. Прав тов. Болгов, говоривший здесь, что с ростом агротехники у нас все большее значение приобретает дифференциальная рента II. Практически важно различать ренту, которая является результатом естественных условий и близости к рынку, с одной стороны, и ренту, которая является результатом дополнительных затрат средств производства и труда колхозов.
Вопрос о ренте при социализме можно сформулировать еще и так: должно ли, вынуждено ли социалистическое общество возмещать дополнительные затраты труда на худших участках? Большинство выступавших здесь ответило «да». Социалистическое общество вынуждено обрабатывать относительно худшие участки, и потому оно должно возмещать затраты колхозов, хозяйствующих на этих землях. Все ли затраты возмещать — это другой вопрос. Но обществу непременно приходится возмещать затраты, обеспечивать условия расширенного воспроизводства не только на лучших и средних, но и на худших участках.
Тов. Атлас говорил, что колхозам, обрабатывающим худшие участки, надо давать надбавку к- заготовительной цене, своего рода дотацию. Государственная дотация колхозам — это что-то совершенно новое. А один товарищ предложил давать кредит колхозам, хозяйствующим на худших участках, раз доходность их много ниже, чем доходность колхозов, работающих на лучших участках.
Такие предложения нельзя признать правильными. Система дотаций показала свою несостоятельность в совхозах, а к колхозам она вообще неприменима. Кредиты же подлежат возврату. А из каких средств будут возвращать кредиты колхозы, хозяйствующие на худших участках? Ведь доход у них ниже, чем у других. Все это надуманные, нереальные предложения.
Здесь ставили вопрос: какие производственные отношения выражает дифференциальная рента при социализме?
Дифференциальная рента выражает собой не только отношения распределения (как утверждали здесь некоторые товарищи), но и отношения непосредственного производства в социалистических сельскохозяйственных предприятиях, а также отношения- между обществом в лице государства и колхозами, отношения между обществом и колхозниками, между колхозом и колхозниками, между рабочим классом и крестьянством.
Мы говорим «общество», но ведь общество — это рабочий класс и крестьянство. Вопрос о ренте непосредственно связан с ценами на сельскохозяйственные продукты, а цены эти влияют и на зарплату рабочих. Поэтому рента выражает собой также и отношения рабочих и крестьян.
По поводу дифференциальной ренты крестьянство находится в производственных отношениях с рабочими, так же как и по поводу всего сельскохозяйственного продукта и чистого дохода. В масштабе всего народного хозяйства здесь имеет место совместная деятельность рабочих и крестьян и обмен деятельностью между ними.
В своей работе «О земельной ренте в эпоху диктатуры пролетариата» И. И. Козодоев пишет о необходимости различать «избыточный доход для общества» и «избыточный доход для колхоза» и выдвигает при этом положение, что рентные отношения имеют место только в связи с избыточным доходом для общества и что они не возникают в связи с дополнительным доходом для колхоза.
Я позволю себе не согласиться с этой мыслью. Все рентные отношения сведены т. Козодоевым только к отношениям между колхозом и государством, а это неправильно. Производственные отношения по поводу создания и распределения избыточного дохода существуют не только между государством и колхозом, но и между колхозниками и государством, между колхозом и колхозниками, между самими колхозниками. Рентные отношения суть ведь не только отношения распределения, но и производства. Прежде чем распределять, нужно создать.
Я высказал мысль, что непосредственной причиной дифференциальной ренты является наличие двух форм собственности, и это встретило возражение со стороны ряда товарищей.
В частности, Н. А. Цаголов говорил здесь, что такое толкование причины существования дифференциальной ренты при социализме будто бы связано с объяснением факта сохранения товарного производства и закона стоимости при социализме наличием двух форм собственности.
На самом деле здесь нет ни аналогии, ни прямой связи. Теоретически можно допустить такую ступень развития социализма, при которой будет уже одна, общенародная собственность, но товарное производство и закон стоимости еще сохранятся. В таком случае дифференциальной ренты уже не будет, поскольку субъектом хозяйства на земле будет только государство. Закон стоимости останется и при единой всенародной собственности (на стадии социализма), а рентные отношения отпадут, ибо будет только один субъект хозяйства на земле.
Я. С. Кумаченко говорил здесь, что непосредственной причиной существования дифференциальной ренты при социализме является не наличие двух форм собственности, а хозяйствование колхозов на земле. И он сослался на работу И. И. Козодоева, где этот вопрос, по словам Я. С. Кумаченко, изложен единственно правильно. В работе т. Козодоева «Дифференциальная земельная рента при социализме», говорится: «Колхозы владеют землей, как объектом хозяйства, что и является непосредственной причиной образования дифференциальной земельной ренты». И дальше: «Но колхозная собственность сама по себе не является причиной образования дифференциальной земельной ренты».
С первым утверждением И. И. Козодоева можно вполне согласиться. Дифференциальная рента у нас существует потому, что субъектами хозяйства на земле являются не только государство, но и колхозы. Второе же утверждение т. Козодоева, к которому присоединяется и т. Кумаченко, правильным признать нельзя. Не две формы собственности, говорят они, а наличие наряду с государством и колхозов как субъектов хозяйствования на земле является причиной существования дифференциальной ренты. Но разве можно противопоставлять одно другому? Хозяйствование колхозов на земле немыслимо без существования колхозной собственности. Колхозная собственность — важнейший элемент сельскохозяйственного производства как производства колхозного.
Ведь колхозы потому и существуют как колхозы, что есть колхозная собственность. Как можно хозяйствование колхозов отрывать от колхозной собственности да еще противопоставлять их? Если колхоз превращается в совхоз, то люди остаются одни и те же, хозяйствование может вестись теми же самыми агротехническими приемами, что и в колхозе, но производственные отношения приобретают другой характер,— характер более зрелых социалистических отношений.
Перехожу теперь к вопросу о дифференциальной ренте в совхозах. Я остаюсь при своем мнении, что дифференциальная рента есть и в совхозах.
Не могу пройти мимо выступления т. Заостровцева. Он поставил здесь вопрос о различии между собственностью и владением. Различие между этими категориями есть, конечно, и оно имеет большое значение. Однако нельзя согласиться с утверждением т. Заостровцева, что рабочие наших государственных предприятий вообще и совхозов в частности являются владельцами средств производства, имеющихся у этих предприятий. Неправильно и его утверждение, что совхоз является «владельцем земли». По т. Заостровцеву выходит, что совхозные работники являются землевладельцами. Но это, конечно, совсем не так. Земля, как и другие средства совхозного производства, принадлежит государству, а рабочие совхозов, как и рабочие промышленных государственных предприятий, не являются их «владельцами». Трактовка вопроса т. Заост-ровцевым похожа на синдикализм.
Дифференциальная рента в совхозах тоже выражает особое производственное отношение совхоза к обществу в лице государства. Тот факт, что стоимость 1 т сельскохозяйственного продукта определяется затратами труда на худших участках, имеет значение для всего общества или нет? Конечно, имеет. Общество признает более высокие затраты труда на худших участках, потому что колхозам надо возмещать их затраты на таких участках. Но в условиях, когда наряду с колхозами существуют и совхозы, рентные отношения затрагивают и отношения между государством и совхозами. Некоторая часть дифференциальной ренты, реализуемой в совхозах, попадает работникам совхоза. А это значит, что рентные отношения распространяются и на отношения между государством и работниками совхоза по линии не только производства этой ренты, но и ее распределения.
Нельзя поэтому сказать, что дифференциальная рента в совхозах есть всего лишь косвенное отражение наличия дифференциальной ренты в колхозе. Нет, и в совхозе она выражает собой определенные производственные отношения. Мы их полностью не раскрыли, но этим нужно заняться.
Некоторые из выступавших товарищей упрекали меня в непоследовательности: я признаю дифференциальную ренту в совхозах, но отрицаю ее в горной промышленности. На самом же деле непоследовательности у меня нет, если принять во внимание то понимание причины существования дифференциальной ренты при социализме, которого я придерживаюсь. Напомню, что этой причиной я считаю наличие двух форм собственности, следовательно, разных субъектов хозяйствования на земле — государства и колхозов.
Нельзя не видеть, что добывающая промышленность находится в 'положении, отличном в этом отношении от сельского хозяйства. На худших по запасам рудниках государство проигрывает, но оно компенсирует себя повышенными доходами на лучших рудниках. И это происходит не оттого, что горная промышленность' вообще отличается от земледелия, а оттого, что в горной промышленности нет колхозов. Если производство какого-либо вида сельскохозяйственного продукта находилось бы целиком в руках государства, то в данной отрасли сельскохозяйственного производства не могло бы существовать дифференциальной ренты.
Теперь о распределении дифференциальной ренты. Обществу приходится возмещать затраты труда на худших участках, но это не означает, что должны быть возмещены обязательно все затраты. Часть чистого дохода, создаваемого в сельском хозяйстве, должна поступать обществу. Цена сельскохозяйственных продуктов должна быть ниже стоимости продуктов худших земель. В противном случае колхозы не участвовали бы в образовании общенародных фондов.
Здесь никто не говорил, что вся дифференциальная рента должна полностью оставаться у колхозов. Я тоже такой нелепости не предлагал ни в своей статье, ни в докладе. Оставление всей дифференциальной ренты в руках колхозов противоречило бы коренным законам нашего социалистического хозяйства. Дифференциальная рента в значительной своей части должна поступать государству. Это бесспорно. Против чего я выступаю, так это против того, чтобы вся дифференциальная рента I поступала государству. Я считаю, что часть ее должна поступать государству, а часть — оставаться в колхозе. Какая часть, не берусь судить. Часть дифференциальной ренты II тоже должна идти государству.
Е. И. Соллертинская говорила, что если твердо держаться принципов социализма, то мы должны признать, что дифференциальная рента должна целиком изыматься государством. Если же считаться с практической стороной дела, то брать всю дифференциальную ренту I в пользу государства нельзя.
Мне такая постановка вопроса представляется неправильной. Как будто наша практика отношений с колхозами строится не на принципиальной основе, а в порядке отступления от принципов! Но это ведь не так. Отношение рабочего класса, социалистического государства к колхозному крестьянству строится на определенных принципах. Почему дифференциальная рента I не может целиком изыматься государством? Потому, что полное изъятие ее у колхозов и колхозников противоречило бы принципу материальной заинтересованности работников в результатах своего труда, являющемуся, как известно, одним из важнейших принципов социалистического хозяйствования. Если считать, что регулирующими условиями сельскохозяйственного производства являются, например, условия Вологодской области, то изъятие в пользу государства всей дифференциальной ренты колхозов, хозяйствующих, скажем, на Кубани, практически означало бы безвозмездное изъятие у кубанских колхозов половины их урожая в пользу государства. Но это означало бы грубейшее нарушение принципа материальной заинтересованности кубанских колхозов в результатах их труда. Это привело бы к большой трещине в союзе рабочего класса и крестьянства. В пользу государства у нас берется часть дифференциальной ренты I, а не вся она потому, что учитываются принципы социализма, принцип материальной заинтересованности, принцип союза рабочего класса и крестьянства.
Здесь правильно говорили, что якутские колхозы получают гораздо меньше, чем на Кубани. Тов. Соллертинская считает, что нужно уравнять доходы кубанских и якутских колхозников, изымая у кубанских колхозов в пользу государства всю дифференциальную ренту I. Такая постановка вопроса не может быть признана правильной.
Присутствующим здесь известна, конечно, постановка Н. С. Хрущевым вопроса о том, что мы должны постепенно уменьшать разрыв между доходами наших колхозов, находящихся в разных районах страны, в разных республиках. Еще совсем недавно в одних районах страны вследствие завышенных цен на продукцию доход колхозов значительно возрастал, а в других районах положение было иным. Эта проблема весьма актуальна. Н. С. Хрущев говорил, что одной из практических мер, с помощью которых можно несколько снизить этот ненормальный разрыв в уровнях доходов колхозов разных районов страны, является политика цен. Там, где вследствие слишком высоких заготовительных цен на сельскохозяйственную продукцию имеется очень высокий доход, нужно цены немного снизить, а там, где цены слишком низки,— поднять их. II. С. Хрущев подчеркивал вместе с тем, что рычаг цен отнюдь не является единственным и главным рычагом развития колхозного производства, хотя он и имеет очень большое значение. Правильная политика цен имеет огромное значение, но дальнейшее развитие колхозного производства должно идти путем совершенствования техники производства, лучшего размещения сельскохозяйственных культур по зонам страны, повышения производительности труда в сельском хозяйстве, снижения себестоимости сельскохозяйственной продукции. Таким способом необходимо обеспечивать повышение доходов колхозов и в тех зонах, где они сравнительно низки, подтягивать отстающие районы к уровню передовых. Предложение же об изымании всей дифференциальной ренты I в пользу государства означает другое — сводить доходность колхозов на лучших и средних участках к более низкому уровню доходов колхозов на худших участках, т. е. выравнивать доходы по более низкому уровню. А это неправильно.
Выравнивание уровня доходности колхозов разных зон должно происходить и путем дальнейшей помощи государства колхозам, хозяйствующим на худших землях, по линии обеспечения их передовой техникой сельскохозяйственного производства, улучшения размещения сельскохозяйственных культур и т. д. У нас, например, создается специальная техника для обработки болотистых почв, особая техника — для местностей с горным рельефом и т. д. Создаются специальные машины с учетом почвенных особенностей отдельных зон и районов. Это — реальная помощь государства колхозам, она даст возможность колхозам, хозяйствующим на худших землях, повышать их доходность.
В своем докладе я говорил, что при решении вопроса о том, как должна распределяться дифференциальная рента при социализме, нельзя ссылаться на Закон о социализации земли, изданный Советским правительством в начале 1918 г., т. е. в совершенно других социально-экономических условиях, чем теперь. Тов. Соллертинская, оспаривавшая это положение, бросила мне упрек, что я будто бы утверждал в докладе, что этот закон, подписанный В. И. Лениным, явился уступкой эсерам. Но я этого не говорил и не мог говорить. Я утверждал, что содержавшееся в этом законе уравнительное землепользование было уступкой большевиков крестьянству. Об этой вынужденной временной уступке крестьянству в выборе форм землепользования В. И. Ленин потом писал неоднократно. Уступка крестьянству не есть, конечно, уступка эсерам, это разные вещи.
Хочу еще остановиться на вопросе о закупочных ценах на сельскохозяйственную продукцию.
Большой и сложный вопрос о заготовительной, закупочной цене на сельскохозяйственные продукты у нас не рассматривается здесь во всем его объеме. Для нас интересна сейчас лишь одна сторона этого вопроса: какую роль играет в ценообразовании дифференциальная рента?
Мы все одобряем решение партии и правительства о новом порядке заготовок сельскохозяйственных продуктов и о новых заготовительных ценах. Это решение имеет огромное значение для всего хозяйства, оно стимулирует дальнейший рост доходов государства, колхозов и колхозников. Оно устраняет в известной степени имевшие место раньше ненормальности, когда в одних районах страны доходы колхозов росл« весьма быстро, а в колхозах Других районов — медленно. Решение ЦК партии и Советского правительства о новых ценах уменьшает экономически не оправданный резкий разрыв в уровне заготовительных цен на разные сельскохозяйственные продукты, производимые в разных районах страны.
Вопрос о дифференциальной ренте есть только часть большого и сложного вопроса о ценах на сельскохозяйственные продукты. Между тем в своем докладе и в заключительном слове М. М. Соколов подменил вопрос о дифференциальной ренте другим вопросом — о ценах на сельскохозяйственную продукцию.
Вопрос о том, как должны сейчас определяться закупочные цены на сельскохозяйственные продукты, совершенно ясен. Ответ на него дан решением июньского Пленума ЦК, постановлением ЦК КПСС и Совета Министров о новом порядке заготовок сельскохозяйственных продуктов и о новых заготовительных ценах. В этом решении говорится, что закупочные цены должны быть дифференцированы по зонам, а зональная цена должна исходить из средних зональных условий производства, роста производительности труда, снижения себестоимости продукции и создания необходимых накоплений для расширенного социалистического воспроизводства.
Решение партии и правительства является глубоко продуманным, тщательно подготовленным, весьма рациональным. В докладе Н. С. Хрущева это решение получило исчерпывающее обоснование. А проф. Соколов ставит здесь вопрос о том, как должна определяться заготовительная цена, и пространно доказывает, что цены должны исходить из средних зональных условий-. Однако нужно ли теперь, после решения партии и правительства о ценах, это доказывать? Доказывать это сейчас — значит ломиться в открытую дверь. Я не знаю экономистов, которые на нашей конференции или вне ее выступили бы против этого мудрого и необходимого решения ЦК партии и Совета Министров СССР о новых заготовительных ценах на сельскохозяйственную продукцию. Между тем M. M. Соколов представляет дело так, как будто бы у нас есть такие незадачливые экономисты, которые не признают принципа определения заготовительных цен по средним зональным условиям производства, содержащегося в решении ЦК и Совета Министров СССР, и отстаивают совсем другой принцип — по худшим условиям производства. Кто же эти неразумные советские экономисты? Оказывается, все те экономисты, которые считают, что стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется и при социализме затратами труда на худших участках.
Что цитирует M. M. Соколов из моей статьи о дифференциальной ренте, опубликованной в сборнике «Вопросы экономики, планирования и статистики»? Он приводит мои слова: «Индивидуальные затраты труда на худших (по плодородию и по местоположению) участках земли являются и при социализме общественно необходимыми затратами, определяющими величину общественной стоимости этих продуктов». И далее: «Общественная стоимость — это стоимость производства данного продукта на худшем участке». Верно ли то, что написано здесь? Верно. Правильно ли т. Соколов цитирует меня? Цитирует-то он правильно, но в своем толковании моей мысли он проявляет полный произвол. Я писал о стоимости сельскохозяйственных продуктов, а он говорит, будто я пишу здесь о заготовительной цене сельскохозяйственных продуктов.
Но ведь это далеко не одно и то же! Я не писал и не говорил, что заготовительная цена должна равняться индивидуальной стоимости сельскохозяйственных продуктов на худшем участке.
M. M. Соколов волен, конечно, смешивать понятие пены с понятием стоимости, т. е. повторить давным-давно преодоленную наукой ошибку экономистов, но я свободен от этой элементарной ошибки и цену не отождествляю со стоимостью.
Тов. Соколов, комментируя меня, совершает подстановку: я писал об условиях образования стоимости сельскохозяйственных продуктов, а он приписывает мне утверждение о том, что заготовительная цена должна будто бы определяться затратами труда на худшем участке. Выступавшие здесь товарищи правильно говорили, что у M. M. Соколова имеет место явное смешение, отождествление цены и стоимости.
Дело, однако, этим не ограничивается. Я писал и говорил, что худшие участки определяют стоимость сельскохозяйственных продуктов, а проф. Соколов приписывает мне мысль, что заготовительные цены определяются условиями наиболее слабых, плохих колхозов. Здесь — вторая подстановка: плохие участки земли т. Соколов просто отождествил со слабыми, плохо работающими колхозами, чего делать, конечно, нельзя.
Как здесь уже говорилось, колхоз на худшем участке— это не обязательно худший, наиболее слабый колхоз. На хорошей земле может быть и слабый колхоз с низкими доходами, а на плохой земле может быть и хороший колхоз, с высокими доходами.
Также произвольно «комментирует» M. M. Соколов и И. И. Козодоева, причисляя его к экономистам, находящимся в «противоречии» с решением ЦК о новых заготовительных ценах.
Однако такие приемы «комментирования» недопустимы. Речь идет о слишком серьезных вещах, чтобы можно было спокойно пройти мимо этого. Спутав цену и стоимость, отождествив лучшие, средние и худшие участки земли с хорошими, средними и слабыми колхозами, M. M. Соколов бросил здесь всем, кто выступал с защитой тезиса об определяющем значении худших участков на стоимость сельскохозяйственных продуктов, а по существу— почти всем советским экономистам, весьма серьезное и ни на чем не основанное обвинение в том, что их позиция находится якобы в противоречии с решением руководящих органов Советского Союза о заготовительных ценах на сельскохозяйственную продукцию.
В действительности же, как это и отмечалось в выступлениях ряда товарищей, не позиция советских экономистов находится в противоречии с указанными решениями, а позиции самого проф. Соколова оказались в противоречии с некоторыми элементарными понятиями политической экономии и с некоторыми простыми правилами экономической логики, требующими, чтобы колхозы, работающие на худших участках, не отождествлялись со слабыми колхозами, а стоимость сельскохозяйственных продуктов — с их ценою.
Если верить проф. Соколову, то у нас есть экономисты, которые «хотят плохую работу сделать прибыльной без изменения качества работы. Таким способом объективно они предлагают задержать худшие колхозы на теперешнем их уровне, предлагают устанавливать закупочные цены на таком уровне, который обеспечивал бы покрытие не только высоких издержек производства плохого колхоза, но чтобы плохой колхоз получал прибыль за счет лучших колхозов и за счет других отраслей народного хозяйства» (тезисы проф. Соколова).
Кто же эти горе-экономисты? Из постановки вопроса M. M. Соколова вытекает, что это — все те советские экономисты, которые считают, что стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется затратами труда на худшем участке. Обвинение, далеко идущее, но абсолютно неверное. Из того, что стоимость сельскохозяйственных продуктов определяется затратами труда на худших участках, отнюдь не следует, что плохим колхозам нужно обеспечить высокую прибыль за счет хороших. Плохой колхоз и колхоз на плохой земле — это разные вещи.
M. M. Соколов считает, что в решениях партии и правительства о ценах дифференциальная рента будто бы совершенно не принимается во внимание, поскольку мы не находим в них прямого упоминания о ренте. То же говорил здесь и т. Гуревич. Но это не так. Хотя в решении о ценах и нет упоминания о дифференциальной ренте, фактически она здесь предполагается. Ведь дифференциация закупочных цен по зонам — это и есть определенное признание дифференциальной ренты. Тов. Соколов и Гуревич делают упор на одинаковую цену в пределах каждой зоны и забывают о том, что по разным зонам установлены разные закупочные цены.
Я кончаю тем, с чего начал. В трактовке коренных вопросов, затронутых на нашей дискуссии, проявилось определенное единство. Но многое остается еще весьма спорным и подлежит доработке. Необходима дальнейшая разработка вопросов о том, как закон дифференциальной ренты может и должен учитываться в политике цен на сельскохозяйственную продукцию, в политике налогового обложения колхозов и колхозников и т. д. Это весьма важная сторона теории дифференциальной ренты при социализме. Надо и впредь серьезно работать над вопросом о том, как социалистическое общество может и должно сознательно и планомерно использовать закон дифференциальной ренты в интересах дальнейшего движения СССР к коммунизму.
