Дифференциальная рента при социализме надуманная категория
А. М. Гуревич
Различия в доходах, связанные с различием в плодородии и местоположении отдельных земель, у нас существуют, но оснований для возведения их в особую экономическую категорию не существует. Тот, кто признает существование дифференциальной ренты при социализме, должен признавать и существование монопольной ренты
Рассуждения о наличии дифференциальной ренты при социализме связаны с натуралистическим подходом к экономическим явлениям. Они строятся примерно по такой схеме: разница в плодородии имеется, избыток дохода имеется — значит, дифференциальная рента имеется. Это есть не что иное, как перенесение категории капиталистического способа производства на наши условия, на условия, совершенно иные, непохожие на капиталистические.
В действительности дело обстоит совсем не так, как некоторые полагают. Возьмем тезис проф. А. И. Пашкова. Он пишет, что при анализе сущности ренты нужно исходить из условий образования стоимости сельскохозяйственного продукта, а не его (продукта) цены, которая может быть понята лишь на основе стоимости. Эту формулировку А. И. Пашкова нельзя признать точной. Образование добавочной прибыли и дифференциальной ренты Маркс связывает с условиями образования не просто стоимости, а рыночной стоимости, которая определяет рыночную цену, и это непосредственно связано с реальной, живой ценой, которую получает производитель за тот или иной продукт. А разницу между рыночной и индивидуальной стоимостью Маркс и определяет как дифференциальную ренту.
Маркс говорил не просто о разности. Вытекающая из этой разности добавочная прибыль имеет в сельском хозяйстве более или менее устойчивый характер, так как она покоится на невоспроизводимых факторах производства. Выяснив это, Маркс ставит затем перед собой самостоятельную проблему: как, при каких условиях эта фиксированная добавочная прибыль принимает форму дифференциальной ренты.
Мы такой проблемы перед собой почему-то не ставим. Если мы рассуждаем о дифференциальной ренте как экономической категории, то мы обязаны ответить на вопрос о том, почему фиксированная разница в доходах колхозов принимает определенную форму и выступает как дифференциальная рента, в силу каких особых социальных отношений она превращается в обособленную часть стоимости сельскохозяйственных продуктов. Удовлетворительного ответа на эти вопросы, мы у товарищей, рассуждающих о дифференциальной ренте при социализме, не находим. Почему? Потому что дифференциальной ренты как экономической категории при социализме не существует.
Мы имеем различия в доходах, связанные с различием в плодородии и местоположении участков. Но есть ли основание возводить эти различия в доходах в особую экономическую категорию? Ведь экономическая категория — это теоретическое выражение действительных отношений производства.
Мы говорим теперь о дифференциальной ренте в колхозах. Раньше ее признавали также и в совхозах, затем одно время считали, что в совхозах нет дифференциальной ренты. Теперь А. И. Пашков возвращается к реставрации дифференциальной ренты в совхозах. Уместно будет задать вопрос: а почему проф. Пашков не конструирует монопольную ренту при социализме? Возьмем, например, производящие хлопок или виноград районы. Если придерживаться хода рассуждений А. И. Пашкова, его методологии, то следует говорить и о существовании монопольной ренты. Почему же он не конструирует такую ренту? Это, по-моему, непоследовательно.
Маркс говорил о ренте, образующейся в добывающей промышленности. Это также рента. Мы встречаем там избыточный доход, связанный с большей естественной производительностью, с лучшими естественными условиями производства. Есть богатые нефтяные районы и есть бедные, есть хорошие угольные шахты и есть плохие. Почему А. И. Пашков отрицает существование дифференциальной ренты в государственной добывающей промышленности? Это непоследовательно. Это противоречит его исходным положениям.
Я вовсе не склонен отрицать, что от разных участков колхозы получают разные доходы. Но нет нужды и основания объявить эту разницу дифференциальной рентой. Это означало бы смешение добавочного дохода с экономической категорией дифференциальной ренты, которой у нас нет. В самом деле, какие имеются основания толковать о категории дифференциальной ренты у нас в Советском Союзе?
Если взять нашу экономику в перспективе, в развитии, то мы должны определить следующее: развиваются ли у нас условия, ведущие к утверждению особой категории — дифференциальной ренты, или же мы следуем по пути постепенного стирания различия между колхозной и всенародной собственностью, а также принципиального различия между производством и трудом в промышленности и сельском хозяйстве. На этот вопрос не может быть двух ответов.
Я не склонен считать, что разница в доходах колхозов, связанных с большим плодородием почвы или с местоположением по отношению к рынку, должна непременно и целиком оставаться в колхозах. Государство, исходя из политики развития сельскохозяйственного производства, может часть этой разницы изымать для улучшения плодородия худших земель, а другую часть оставлять для стимулирования производства в лучших колхозах. Но эти вопросы относятся к налоговой политике и к политике поощрения развития сельскохозяйственного производства.
Тут некоторые товарищи занимались филологическими упражнениями по поводу термина «рента». Когда Маркс говорил о ренте, он всегда подразумевал под ней экономическую форму реализации земельной собственности, имел в виду ренту в капиталистическом обществе. Маркс, например, писал, что в Ирландии еще не существует ренты, хотя фермерство достигло там крайнего развития. Так как рента является избытком не только над зарплатой, но и промышленной прибылью, то она не может существовать в стране, подобной Ирландии, где доход землевладельца является вычетом из зарплаты.
Рента у Маркса — это вычет из общей прибыли. Когда рабочий с наделом платит за землю, то это не рента. Маркс во многих местах говорит, что рента — это специфическая категория капиталистического способа производства, которая выражает свойственную капитализму экономическую форму реализации земельной собственности.
Маркс писал: «Предположив буржуазное производство как необходимое условие существования ренты, Рикардо тем не менее применяет свое понятие о ренте к земельной собственности всех времен и народов. Это — общее заблуждение всех экономистов, которые выдают отношения буржуазного производства за вечные категории».
Наши экономисты не стоят, конечно, на точке зрения вечности буржуазных отношений. Но ведь нельзя же «конструировать» экономическую категорию на несколько десятков лет. Ведь у нас дело идет не к закреплению различий в доходах, а к стиранию их на путях перехода к коммунизму и ликвидации категорий дохода разных классов.
Весь вопрос о так называемой ренте связан у нас с вопросом о различии в колхозных доходах, получаемых на разных землях.
Проф. M. M. Соколов склоняется к тому мнению, что предпочтительнее говорить не о дифференциальной ренте, а о чистом доходе. С последним я согласен: M. M. Соколов здесь ближе подошел к истине. Мы должны говорить о чистом доходе и только о нем, ибо этот доход не принимает какой-то обособленной формы, выражающей противопоставление одного класса другому.
Различие в доходах, образующееся в результате различия плодородия участков и их местоположения, должно, конечно, учитываться в нашей налоговой политике, в планировании цен и т. д. Но не следует смешивать это реальное явление с экономической категорией дифференциальной ренты, которая надумана и механически перенесена из условий капиталистического сельского хозяйства на условия социалистического сельскохозяйствен- . ного производства, существующего в условиях постепенного перехода к коммунизму.
