На улице холодно и сыро, а откуда-то слева, из глубины цеха, веет сухим июльским жаром. Это «дышит» главное отделение кристаллизации. Здесь, в маленьких печках, при вулканической температуре от горящей смеси водорода с кислородом и образуются чудесные кристаллы. Они могут быть бесцветно-прозрачными, прозрачнее самого высококачественного стекла, хрусталя или кварца, или синими, как сапфир; искристо-зеленоватыми, таинственно меняющимися от игры света, как александрит; фиолетовыми, как аметист, красными, как рубин,— одним словом, такими же, как и природные корунды. Но сколько ни старайтесь, не воспримут они ни одного красителя, какого нет в природе этих самоцветов. Если же такое и произойдет, то это уже будет не корунд, не драгоценный камень, а подделка, уступающая благородному минералу прежде всего в прочности. Цвета корундов строго определены и ограничены, но зато они неповторимо богаты оттенками. Самый прочный из всех корундов — бесцветный. Но мелкие заготовки из такого лейко-сапфира почти невидимы, и нет еще приборов, чтобы по воле человека обрабатывать это невидимое. Чем темнее корунд, тем выше ценят его часовщики и приборостроители. Лучше всего поддаются окраске рубины. Раньше в цехе удавалось получать лишь светло-розовый рубин, теперь же он имеет целую гамму световых оттенков.
Как же получаются рубины? Минуточку терпения. Не менее интересно узнать, как делаются лейко-сапфирные нитепроводники. Сначала «выращивают» длинные, карандашевидные кристаллы, так называемые палочки. Палочки разрезаются на несколько частей, иные из них выгибаются в виде крючка. Это и есть нитепроводники. Но их еще необходимо отполировать. Вы видели, чтобы какую-нибудь поверхность полировали огнем? Правда, обычный огонь здесь не поможет. Нужны водород и кислород. Только их вулканическое пламя может воздействовать на корунд. Полировка нитепроводников не столько сложная, сколько напряженная и ответственная работа. Двое аппаратчиков стоят на разных концах стенда и неотрывно, сосредоточенно вглядываются в яркий от пламени квадратный глазок своих печек. На их вспотевших лицах трепещут отсветы. Их крепкие, уверенные руки с автоматической точностью включают газ, подводят к пламени огнеупорную свечу с нитепроводником. Особенно быстро и ловко выходит это у Виталия Капитова. Из-за его плеча вглядываемся в темноватое стекло печурки. Охваченный огнем, крючок быстро вращается, кажется, что это извивается толстый красный червячок. Вот он весь побелел и будто вспыхнул. Вот острый глаз Виталия подмечает на этом вертящемся червячке какие-то изменения, и он извлекает крючок из печки. С полминуты стерженек блещет резко, ослепительно, но постепенно блеск его становится все более спокойным, ровным, и вот он уже посверкивает холодновато-бледной голубизной сосульки. Деталь готова. Еще только самое начало смены, а Капитов уже отполировал с десяток таких крючков. Уже почти половина гнезд на вертушке заполнена отполированными корундовыми палочками и у Нины Синтелевой, ученицы одной из самых опытнейших полировщиц Веры Делекторской. Здесь же кристаллизуются и так называемые затравки. Стерженек затравки похож на фитилек обычной стеариновой свечи, но сделан из корунда. На этом-то блестящем фитильке и зарождается кристалл рубина. А где же, все-таки, рубин? Сейчас увидим. Но надо миновать еще одну дверь. Воображение уже рисует вам традиционные низкие своды подземелья, кипящие котлы, реторты и изможденного старика-алхимика, всю жизнь потратившего на то, чтобы добыть в своих ретортах хотя бы крупицы «камня жизни». Но нет здесь ни котлов, ни реторт, ни низких сводов — наоборот: очень светло, свет так и рвется сквозь два ряда огромных окон. Вдоль стен расставлены ванны с водой, но воздух очень сухой и жаркий. Жестяные кубы вентиляторов со скошенными проемами-щелями, красные и синие трубы газопроводов, змеевидные резиновые шланги, самописцы, прочерчивающие кривые жирные линии то по вертикали, то по кругу; а в середине, по всей длине цеха — печки, печки. Гудит, бьется внутреннее пламя. Сквозь этот гул, сквозь глухое постукивание молоточков вдруг донесется то чей-то невнятный говор, то звяканье «ножниц» или звон латунного стакана. У окон справа и слева маленькие зыбкие столики, а за ними сидят волшебницы в синих комбинезонах. Одна из них просматривает газеты, другая что-то записывает в большую конторскую тетрадь, третья подошла к печурке и бегло глянула в матовый квадратик... Все это буднично, обыденно. А ведь именно они, эти женщины, и создают магические кристаллы. Правда, есть здесь и мужчины, но их единицы. Охваченный белым пламенем, кристалл растет в печи подобно грибу-дождевику, только не снизу, а сверху. Чтобы вырос он большим, чистым и прозрачным рубином, нужен глаз да глаз. Между прочим, цех корунда — единственный на всем заводе, где сложнейшие процессы синтезирования ведутся в буквальном смысле «на глаз». Острое зрение, верность руки, спокойное, ровное настроение (нездоровье, раздражение или усталость могут изрядно навредить)— вот что прежде всего требуется от истинного мастера кристаллизации. Все это приходит с годами. Многие аппаратчицы ведут кристаллизацию корундов уже по пятнадцать—двадцать лет, за это время и сами они, и помощницы давно стали мастерами своего дела. За семнадцать лет Зоя Семеновна Буханова и Надежда Александровна Сиземова постигли производство кристаллов в совершенстве. И глаза их, и руки будто сами чувствуют, когда надо пустить побольше кислорода, прибавить или убавить приток пудры, обе старательны, дисциплинированы. А трудятся все-же по-разному. Даже самым опытным аппаратчицам не часто удается «выращивать» були такой чистоты и прозрачности, как это получается у Зои Семеновны. Она добилась самых высоких результатов по сортности, выдержав при этом норму по весу кристаллов. Зато у Надежды Александровны из тех же 200 г пудры выходят самые крупные були, а, стало быть, выше и производительность труда. По установившимся стандартам вес готового кристалла должен быть не меньше 50 г, у нее же в среднем получается по 53 с лишним грамма. — Вот поди ж ты,— добродушно, но с оттенком доброй зависти шутят аппаратчицы.— Надя у нас росточком меньше всех, а були растит самые большие. Видно, у нее талант. — Никакого у меня таланта нету, просто так получается и все,— скупо улыбается Сиземова и бегло взглядывает на квадратик матового стекла одной из своих печурок. Буля выросла почти уже до отметки, пора, кажется, ее снимать. Другой аппаратчик, пожалуй, так и сделал бы: уж лучше недодержать, чем передержать. Передержишь — и буля треснет, одним сухим щелчком разрушив весь кристалл, создававшийся почти в продолжение целой смены. Но Надежда Александровна не спешит, только все чаще и чаще поглядывает в глазок горелки. На мутновато-сером стекле не видно ничего, кроме светлой тени, похожей на опрокинутую рюмку. Если присмотреться очень тщательно, то заметишь почти неразличимую, тонкую, прерывистую струйку. Не столько видишь, сколько догадываешься, что из этого узкого, как у воронки, горлышка стакана, сеется на верхушку були пудра. Сиземова же схватывает все это с одного беглого взгляда — и этого достаточно, чтобы охватить весь завершающий процесс кристаллизации и прервать его в тот самый момент, когда кристалл хорошо сформировался. Что это, талант? Пожалуй! Кто не знает в цехе, да и на всем заводе, Анну Федоровну Малышеву! Зрением своим она не может похвалиться, из-за близорукости работает в очках, однако выращивает прекрасные рубины. Однажды за смену Анна Федоровна сняла со своих двадцати печей 30 кристаллов, в среднем по 52,5 г каждый. Очень высока у нее помесячная выработка. Кажется, что в работе Анны Федоровны первенствует особое чутье, которое и помогает ей опережать многих аппаратчиц с отличным зрением. Но дело не только в этом: Анна Федоровна кристаллизует свои «булечки» с увлечением, даже с любовью. Есть в ее добром, чуть лукавом взгляде что-то располагающее, должно быть поэтому с ней легко и весело работать и помощнице, и соседкам по столу. Эта женщина — депутат областного Совета депутатов трудящихся, в цехе пользуется она большим авторитетом. Так же мастерски, но опять-таки каждая по-своему, растят кристаллы и две тезки — Мария Васильевна Осокина и Мария Васильевна Короткова. Много хорошего можно рассказать и об отличной работе Маргариты Васильевны Герасимовой, Риммы Александровны Мойкиной, Антонины Васильевны Поляковой. Лучшим из этих мастериц-кудесниц присвоено звание ударника коммунистического труда. Здесь, в этом большом и дружном коллективе, который в шутку называют женским царством, выработались простые и непринужденные отношения. Простота, естественность порождены товариществом, дружбой, а дружба — повседневным трудом бок о бок, сознанием того, что у всех одно и то же общее дело, результаты которого очень важны для нашей страны.
