В пятидесятых годах прошлого века химическая лаборатория Петербургского университета состояла всего из одной комнаты в два окна, почти совершенно не приспособленной для занятий студентов. Была еще одна комнатушка, в которой подготавливались демонстрационные опыты для лекций.
В 1860 г. в Петербургский университет пришел Н. Н. Соколов, по инициативе которого химическая лаборатория была заметно расширена — она состояла теперь уже из трех комнат, но лишь одну из них удалось хорошо оборудовать благодаря тому, что Н. Н. Соколов и А. Н. Энгельгардт пожертвовали Петербургскому университету мебель, приборы и аппараты из своей частной лаборатории после ее закрытия. Однако в химической лаборатории отсутствовали вытяжные шкафы и многое другое, необходимое для студенческого практикума. Очень часто лаборатория нуждалась даже в реактивах. Этому не приходится удивляться — весь годовой бюджет химической лаборатории не достигал и 400 рублей. Студенты часто на собственные средства приобретали реактивы и химическую посуду.
Весь персонал химической лаборатории состоял из одного лаборанта, который занимался только подготовкой лекционных опытов. К практическим занятиям студентов он не имел никакого отношения. Н. Н. Соколов лично вел лабораторный практикум по аналитической химии без всяких помощников. Несмотря на все его усилия, занятия при таких условиях были все же мало продуктивными. Так обстояло дело до 1863 г., когда был введен новый университетский устав, который привел к крупным переменам во всех областях университетской жизни. Неузнаваемой стала и химическая лаборатория. Вернувшийся из-за границы Д. И. Менделеев становится профессором кафедры неорганической химии. Он взялся за коренное преобразование всего преподавания химии в Петербургском университете. Благодаря его настойчивости в распоряжение химиков было передано новое помещение на 50 рабочих мест, предназначенное для занятий качественным анализом. Всю мебель — лабораторные столы, шкафы и т. д.— изготовили по эскизам самого Менделеева. Рядом, в маленькой боковой комнате, находились перегонный куб и паровой сушильный шкаф. Появилась и вентиляционная система, хотя и очень несовершенная. Неподалеку расположилась небольшая лаборатория количественного анализа — в ней было всего 8—10 мест. Особое помещение было отведено для весовой. Специальные лаборатории предназначались для научной работы самих преподавателей. В одной из них впоследствии работал над своей докторской диссертацией Н. А. Меншуткин.
Помещения для занятий качественным и количественным анализом составляли аналитическое отделение химической лаборатории, которым заведовал в течение многих лет Меншуткин.
Когда в 1868 г. по предложению Менделеева Совет Петербургского университета пригласил профессора Казанского университета А. М. Бутлерова занять кафедру органической химии, то сейчас же возник вопрос о дальнейшем расширении химической лаборатории, организации в ней отделения органической химии и увеличении штата преподавателей. Как упоминалось, химическая лаборатория Петербургского университета в состоянии была вместить около 50 практикантов, но студентов, желавших заниматься в лаборатории, было значительно больше. Лаборатория была «лишена солнечного света, и работы, требующие его содействия, не могли быть в ней производимы». Особенно затрудняло проведение лабораторных занятий отсутствие хорошей вентиляции. В связи с этим декан физико-математического факультета писал, что «желательно было бы устранить это неудобство, вместе со всеми другими, и в то же время расширить лабораторию до тех размеров, которые позволили бы работать всем желающим студентам. Единственным средством к этому является постройка нового здания... По мнению факультета, выгоднее, пожертвовав раз значительную сумму, иметь учреждение, отвечающее всем потребностям, нежели тратить, достигая цели только наполовину, довольно значительные суммы на приспособления, являющиеся необходимыми и требующие часто несоразмерно значительных издержек потому, что их приходится производить в здании, не отвечающем по своей натуре научным требованиям» [1, стр. 83].
Вопрос о постройке нового здания химической лаборатории был погребен в дебрях бюрократических канцелярий. Все дело ограничилось тем, что правление университета предоставило дополнительное помещение, в котором разместилось новое отделение органической химии, состоящее из личной лаборатории Бутлерова и двух комнат для студенческих занятий.
В середине семидесятых годов Д. И. Менделеев настоял на создании в химической лаборатории отделения неорганической химии. В этом отделении Д. И. Менделеев проводил лабораторные занятия со студентами и занимался научными исследованиями.
Итак, в семидесятых годах прошлого века химическая лаборатория Петербургского университета состояла из трех отделений — аналитического, органического и неорганического. В ней развернулась научная работа, которая тормозилась, однако, недостатком средств.
Д. И. Менделеев решил возбудить ходатайство перед физико-математическим факультетом об увеличении ассигнований на содержание химической лаборатории. Вот что он писал в докладной записке, к которой присоединились А. М. Бутлеров и Н. А. Меншуткин:
«До введения устава 1863 года химическая лаборатория университета получала в год около 400 рублей, ею заведовал один профессор и один лаборант. В настоящее время на нашу лабораторию идет из штатных сумм 3500 рублей... Ею заведуют три профессора (имеются в виду Д. И. Менделеев, А. М. Бутлеров и Н. А. Меншуткин.— Авт.), 3 штатных лаборанта... Но ни этих средств, ни этого числа лиц недостаточно для того, чтобы приравнять ее по средствам с другими лабораториями России и Западной Европы, ни даже для удовлетворения одних текущих потребностей. О деятельности нашей лаборатории можно судить по следующим данным: 1) из нее постоянно являются научные работы не только профессоров, лаборантов и магистрантов, но и студентов... 2) в нашей лаборатории постоянно занимаются с педагогической целью около 60 студентов... 3) к помощи сил и средств ее постоянно прибегают с разных сторон (экспертизы и т. п.)...
Сравнивая число лиц, специально занимающихся в лабораториях нашего и друичих университетов, шдно, что наша превзошла в этом отношении лаборатории других университетов и поравнялась с такими, как известные обширные лаборатории Бунзена в Гейдельберге, Велера в Геттингеие, Кольбе в Лейпциге. А, между тем, наши средства далеко меньше, чем у названных выше иностранных лабораторий... Наша лаборатория должна отказываться от множества таких приобретений и исследований, какими яе стесняются иностранные лаборатории. Мы не смеем и думать о приобретении таких ценных приборов, как, например, большой спектроскоп..., не говоря уже о каком-либо новом сложном приборе... Мы не имеем ни полной коллекции природных продуктов, ни средств для работы с редкими веществами, потому что даже на это нужны сотни рублей, а у нашей лаборатории к концу года постоянный недочет на тысячи...
Кроме денежных средств каждое педагогическое и ученое учреждение живет на счет сил своего персонала, а сумма этих сил зависит не только от качества лиц, его составляющих, но и от количества... Невозможно и представить современную цветущую лабораторию, в которой были бы только профессора и студенты. Необходимо значительное число еще и иных лиц... Таких универитетских лабораторий, где были бы только профессора и студенты, ныне нет нигде; даже и у нас есть 4 лаборанта (один из них был нештатным.— Авт.), но это число недостаточно... Главное, т. е. педагогическое дело лаборатории, требует специальных учителей, которые помогли бы ученикам приноравливать общие законы химии к частным случаям и, применяясь к индивидуальностям студентов, облегчили бы для них первые трудные шаги самостоятельной работы... Лекции по химии необходимо сопровождать многочисленными опытами, если в аудитории студент должен получить не только общее, но и специальное химическое направление... В настоящее время мы должны ограничиваться, так сказать, ходячими опытами... Прося средства и лиц для обстановки наших лекций опытами, я имею в виду прямую пользу самого дела своей специальности и, не страшусь сказать это прямо, желаю привлечь и этим средством новых адептов нашей науке» [1, стр. 87]. Физико-математический факультет и Совет Петербургского университета одобрили все мероприятия, намеченные профессорами химии; вопрос был передан на рассмотрение министра народного просвещения, который распорядился внести соответствующие кредиты в смету министерства. Однако окончательное решение по этому делу принадлежало Государственному Совету. Д. И. Менделеев давал личные объяснения Департамент ту государственной экономии при рассмотрении в нем ходатайства Петербургского университета об ассигновании дополнительных средств химической лаборатории. После долгих проволочек Государственный Совет удовлетворил пожелания университетских химиков, но не полностью — было отказано, в частности, в учреждении должностей личных ассистентов профессоров. Но все же удалось добиться значительных перемен к лучшему — бюджет химической лаборатории увеличился до довольно значительной, по тем временам, суммы в 7000 рублей. Штатных лаборантов стало шесть вместо прежних трех. Теперь Н. А. Меншуткин имел возможность пригласить для ведения занятий по качественному анализу двух новых лаборантов — А. Л. Потылицына и Е. Е. Вагнера. Оба стали впоследствии известными учеными, оставившими значительный след в истории отечественной химии. По указанию Н. А. Меншуткина в аналитической лаборатории были введены два раза в неделю вечерние дежурства для студентов, желающих дополнительно заниматься качественным или количественным анализом. Многие студенты наверстывали упущенное в эти вечерние часы.
Со временем контингент студентов естественного отделения физико-математического факультета заметно увеличился. К началу восьмидесятых годов в лаборатории аналитической химии остро ощущается нехватка рабочих мест — нормальное ведение практических занятий становится невозможным.
На втором курсе естественного отделения училось более 160 студентов, в то время как в лаборатории мест для занятий было всего пятьдесят. Чтобы как-то выйти из создавшегося положения, Николаю Александровичу пришлось разделить студентов на два потока по 80 человек. Это дало возможность всем обучающимся прейти лабораторный практикум по аналитической химии. Однако вследствие сильной перегрузки лаборатории, занятия страдали весьма существенными недостатками. Поэтому Н. А. Меншуткин вынужден был обратиться к декану факультета с предложением «ограничить прием студентов на разряд естественных наук настолько, чтобы число студентов было в соответствии с учебными учреждениями факультета» [1, стр. 91].
Физико-математический факультет, отклонив предложение Николая Александровича о сокращении приема студентов-естественников, поручил ему представить свои соображения о расширении аналитической лаборатории. После тщательного изучения университетских возможностей Н. А. Менщуткин рекомендовал передать аналитической лаборатории весь огромный зал второго этажа Же-де-пома *, который можно было приспособить к занятиям качественным и количественным анализом примерно для 80 студентов. Проектировалось выделить отдельное помещение для занятий с сероводородом, а также устроить кабинет для профессора и небольшую лабораторию для экспериментальных работ студентов по специальным заданиям профессора. «Недостаточность существующего помещения аналитической лаборатории имела следствием то,— указывал Николай Александрович,— что, преподавая в продолжение пятнадцати лет, я не имел учеников, что, как известно, ставят профессору обыкновенно в укор» [1, стр. 92]. Меншуткин просил физико-математический факультет существенно увеличить штаты аналитической лаборатории и, в частности, ввести должность доцента.
Докладная записка Меншуткина оказалась «гласом вопиющего в пустыне» — ни одно из его предложений не было проведено в жизнь. Все осталось по-прежнему еще на многие годы.
Почти в одно время с Меншуткиным «потревожил» физико-математический факультет Д. И. Менделеев. На этот раз речь шла о химической аудитории: «За последнее время чуть не каждый год я входил с представлением в правление и к ректору о необходимости радикальной перестройки химической аудитории, не имеющей не только достаточного места для удобства прибывающего числа студентов, многим из которых приходится стоять, а не сидеть при слушании лекций, но также необходимой вентиляции, недостаток которой тем более ощутителен, что от скопления большого числа слушателей еще более портится воздух аудитории, чем от производства некоторых опытов, сопровождающихся выделением пахучих веществ. От этих недостатков в устройстве аудитории не только страдают слушатели, но прежде и больше всех приходится платиться мне самому, читающему эти лекции, потому что в аудитории чрезвычайно жарко и воздух часто невыносимо душен. Вследствие всего этого я вновь ходатайствую перед факультетом о необходимости
----------------------------
* Так называлось большое здание, построенное еще при Екатерине II во дворе университета.
----------------------------
радикальной перестройки химической аудитории» [1, стр. 93]. Увы, Менделееву посчастливилось не больше, чем Меншуткину. Его ходатайство также осталось без каких-либо последствий. Химическая аудитория сохранила все свои первозданные недостатки: в ней было все так же тесно, душно, жарко...
Много штрихов, характеризующих жизнь аналитической лаборатории Петербургского университета тех лет, мы находим в одном из отчетов Н. А. Меншуткина, выдержки из которого приводим здесь: «Ввиду важности предмета для студентов отделения естественных наук, качественный химический анализ был назначен обязательным предметом для всех студентов отделения... Лекции были приспособлены к практическим занятиям, так сказать им предшествовали, на них студенты получали указания, что делать, видели практические приемы анализа и получали теоретическое объяснение процессов анализа, которые составляли предмет их занятий. По множеству занимающихся ежедневный обход их был невозможен, а потому два раза в неделю в лаборатории, перед рабочим столом, по списку, все занимающиеся выступали и профессор проверял сделанное. Таким образом, весь курс аналитической химии проходился еще раз в самой лаборатории» [1, стр. 94]. С первого же года преподавания Николая Александровича студенты пользовались литографированным конспектом его лекций, который был положен в основу изданного впоследствии учебника аналитической химии. В воспоминаниях о Меншуткине-педагоге один из его учеников, студент естественного отделения Петербургского университета В. В. Курилов, впоследствии профессор Варшавского университета, писал: «Важная, стройная, несмотря на некоторую полноту, пожалуй, величественная фигура Меншуткина, этого «генерала от химии», действовала на нас подавляюще. Выработанная дикция, красота построения каждой фразы, безупречная жестикуляция делали из него одного из лучших ораторов, и если прибавить строгую научность изложения, без деланых красок и отступлений, то понятно будет, почему аудитория Меншуткина не пустовала. Даже в лаборатории, при разговорах с практикантами, и тогда Меншуткин не утрачивал своей спокойной величавости» [2]. Д. Н. Монастырский, близко знавший Николая Александровича, также оставил зарисовки облика Меншуткина-лектора: «Лекции Николая Александровича посещались очень охотно. Он читал их громким ясным голосом, похаживая по кафедре и слегка растягивая отдельные слова. Его изложение, совершенно лишенное внешних эффектов, было строгое, спокойное, деловитое. Нечего и говорить, что все свежие научные новости он сейчас же отмечал в соответствующих местах курса» [3, стр. XII].
