Мичуринская биология накопила большое количество фактов, показывающих, что никакой пропасти между двумя типами изменчивости, установленными Дарвином, не существует. Оба эти типа изменчивости вызываются условиями существования и оба передаются по наследству. «Неопределенная» индивидуальная изменчивость является по существу той же определенной изменчивостью. Вся масса организмов под действием тех или иных условий существования изменяется в одном определенном направлении, но в силу индивидуальных особенностей каждого организма изменения эти проявляются в различной степени. Только в этом смысле и можно говорить о «неопределенной» изменчивости.
Для Тимирязева изменчивость организмов — строго закономерный процесс, определяющийся условиями их существования. В понимании этой закономерности большое значение имеет то, что Тимирязев в основном правильно объясняет диалектическое соотношение случайности и необходимости.
Указывая на закономерность изменчивости, Тимирязев, однако, не доходит до прямого признания приспособительного характера изменчивости к условиям внешней среды, вызывающим изменения. Он смешивает понятие целесообразности с понятием приспособительности. Но приспособительный характер реакции на воздействие внешней среды и целесообразность органических форм — это не одно и то же.
Энгельс говорил не об изменчивости вообще, а о приспо соблении организмов, и в то же время считал, что целесообразность органических форм создается только отбором.
Мичуринское направление в биологии дает большой фак тический материал, подтверждающий приспособительный характер изменчивости и в то же время показывающий, что приспособление и целесообразность — не тождественны между собой. Т. Д. Лысенко пишет об этом: «Изменчивость процессов развития органов и признаков всегда приспособительна к условиям внешней среды, но нужно помнить, что свойство приспособленности не всегда будет аналогичным целесообразности. Относительная целесообразность, гармоничность растений и животных в естественной природе создавались только естественным отбором, т. е. наследственностью, ее изменчивостью и выживаемостью».
Приспособление организма к данным условиям среды означает появление у него требований именно к этим, а не иным условиям. Однако удовлетворение этих требований бывает не всегда полезно организму, т. е. данное приспособление не всегда целесообразно, что особенно ярко будет видно из следующего примера, приведенного проф. В. Н. Столетовым в одной из его публичных лекций во Всесоюзном обществе по распространению политических и научных знаний. В том случае, когда прохождение стадии яровизации у озимой пшеницы заканчивается в условиях повышенной температуры (10—15°), происходит переделка ее природы из озимой в яровую. Данное изменение будет безусловно приспособительным к новым условиям, появившимся в момент окончания прохождения стадии яровизации. Однако это приспособление оказывается не только не полезным, не целесообразным, но даже вредным для изменившейся пшеницы. Такая пшеница, будучи высеяна осенью, пройдет стадию яровизации в значительно более короткие сроки. Растения пойдут в трубку и легко могут подвергнуться в таком состоянии вымерзанию. В результате — данное приспособление не только не будет закреплено естественным отбором, а, наоборот, будет им отсеяно. Иначе говоря, целесообразными можно назвать лишь те изменения организма, которые, будучи приспособительными на данном этапе его развития, окажутся в то же время приспособительными или по крайней мере безвредными и на последующих этапах онтогенеза. В рассмотренном нами примере с превращением озимой пшеницы в яровую, напротив, приспособление в момент окончания стадии яровизации вело к явной неприспособленности этих растений в зимний период, что обусловливало их вымерзание, гибель. Таким образом, отбор сохраняет и закрепляет в последующем филогенетическом развитии лишь те формы, приспособление которых к условиям существования в тот или иной период их развития не оказывается вредным в последующие периоды. Только такие приспособления оказываются действительно целесообразными. Их-то и сохраняет и закрепляет естественный отбор, обусловливая относительную целесообразность всего органического мира.
Разграничение понятий приспособления и целесообразности стало возможным лишь благодаря глубокому пониманию закономерностей развития органического мира, которое достигнуто в наше время мичуринской биологией. Тимирязев теоретически не различал целесообразности и приспособленности. Поэтому, правильно критикуя ламаркистов за признание прямой целесообразности без всякого отбора, Тимирязев допускал ошибку, отрицая вместе с прямой целесообразностью также и возможность приспособительной изменчивости. «Печать приспособления, полезности, — писал он, — налагается не физическим процессом изменчивости, а последующим историческим процессом устранения, или элиминации бесполезного, т. е. отбором».
Но если Тимирязев ошибочно отрицал прямое приспособление, когда речь об этом шла у него в общей абстрактной форме, то при рассмотрении тех или иных конкретных случаев он высказывал взгляды совершенно правильные. В упомянутой выше работе «Факторы эволюции» он рассматривает десятки самых разнообразных приспособлений, которые осуществляются под прямым воздействием условий существования. Так, под действием притяжения земли лучистое расположение цветка, сидящего на поникшей цветоножке, изменяется, приобретает иную форму, в самом совершенном случае образуя две губы. Это приспособление оказывается весьма целесообразным, поскольку обеспечивает лучшие возможности для перекрестного опыления цветов при помощи насекомых. Приспособление, явившееся прямой реакцией на действие силы тяжести, в дальнейшем под действием все той же силы и естественного отбора все более усиливается, ведя к образованию нового вида растения. Тот же внешний фактор — земное притяжение — Тимирязев называет первоначальной причиной возникновения вьющихся растений.
Тимирязев показывает, как человек путем воздействия на растение условиями внешней среды может вызывать у него изменения, адэкватные этому воздействию. Он приводит пример искусственного получения под влиянием сухой атмосферы таких признаков растений, которые обычно характерны для засухоустойчивых форм.
В сухой атмосфере, при недостатке воды в почве растение сильно утолщает слой листовой кутикулы, а также обнаруживает стремление к образованию волосков, — словом, вырабатывается тип растения, приспособленного к борьбе с сухим климатом. Одним из типов приспособления растений к сухой атмосфере и действию ветра, под прямым влиянием этих факторов, является образование пробки на стеблях. Напротив, воспитание растения в атмосфере, насыщенной парами, ведет к образованию совершенно противоположного типа.
Тимирязев подчеркивает, что адэкватные изменения под действием тех или иных условий существования происходят не только в наружных, но и во внутренних тканях растения. Известно, что в стеблях наземных растений широко распространена механическая ткань, почти отсутствующая в подводных и подземных частях растений, например, в корневищах. В качестве действующей причины Тимирязев и здесь называет внешние условия и прежде всего свет, который способствует утолщению клеточных стенок, приводя тем самым к выработке прочных элементов механической ткани воздушных стеблей. Обобщая все эти примеры, Тимирязев пишет: «Я полагаю, сказанного уже достаточно, чтобы оправдать положение, что физиология уже начинает разоблачать тайну образования растительных форм, что она понемногу научается сама руководить образованием этих форм».
В своем отзыве на докторскую диссертацию М. И. Голенкина Тимирязев подвергает резкой критике утверждение автора, будто бы он установил специфические особенности маршанциевых растений, «не поддающиеся изменению под влиянием внешних условий», — образование воздухоносных камер и устьиц. Тимирязев приводит большой фактический материал, свидетельствующий о необоснованности этого вывода. Устьица и камеры, как это доказано многими учеными, образуются только под влиянием определенных условий существования и прежде всего света. «При недостаточном освещении даже через два месяца не было ни следа камер и устьиц».
В VII главе «Исторического метода в биологии», посвященной изменчивости, Тимирязев пишет, что приспособления вырабатываются как бы автоматически под влиянием окружающих условий. «Так, самый факт, сделавший возможным
переход растительного мира из воды на сушу, вероятно, осуществился благодаря действию кислорода воздуха на клеточные стенки, сделавшему их непроницаемыми для воды. Такая зависимость даже логически необходима: изменения должны совершаться под влиянием именно тех условий, которые окружают организм; действие условий отдаленных было бы actio in distans — действием на расстоянии, так же мало допустимым в биологии, как и в физике».
Вот почему академик Т. Д. Лысенко пишет, что для Тимирязева вопрос о наследовании так называемых «благоприобретенных» признаков был совершенно ясен, несмотря на то, что он не знал блестящих достижений Мичурина в этой области. Новым доказательством признания Тимирязевым наследственного характера приобретаемых организмом признаков является следующая его запись, недавно обнаруженная в его бумагах: «И так по отношению к форме — исследовать изменчивость под влиянием условий, действующих на взрослый и зачаточный организм. — Доказать путем опыта, что она наследственна (здесь у Тимирязева сноска: «а затем изучение шаг за шагом зависимости каждой стадии развития от предшествующей, пока не дойдем до бесформенного начала, где форма в потенции». — Г. П.), — вот что нам нужно, а не словесные упражнения и фактические измышления относительно воображаемых неведомых морфологических сущностей — биофор, детерминат, ид и идант. Следовательно, путь опытный индуктивный, а не умозрительный фантастический».
Мичуринская биология с полной очевидностью показала, что наследственные изменения организмов происходят путем изменения типа их обмена веществ, путем усвоения организмами ранее не свойственных им условий существования. «Для того, чтобы изменить данный габитус растения, — писал И. В. Мичурин, — нужно суметь заставить растение принять в свой строительный материал такие части, какие прежде растением не употреблялись».
Приближение к мичуринскому пониманию изменчивости организмов в направлении, адэкватном воздействию внешнего фактора, особенно ярко характеризует Тимирязева как биолога-материалиста. В самом деле, подобно тому как в области гносеологии материализм признает не только первичность материи и вторичность сознания, но и адэкватность отражения в нашем сознании предметов внешнего мира, так в области биологии материалистической может считаться лишь та теория, которая не только признает источником изменчивости факторы внешней среды, но и исходит из признания адэкватного характера изменчивости, признания наследственности приобретенных признаков. «Материалистическая теория развития живой природы, — говорит Т. Д. Лысенко, — немыслима без признания необходимости наследственности приобретаемых организмом в определенных условиях его жизни индивидуальных отличий, немыслима без признания наследования приобретаемых свойств».
Вместе с тем, не будучи диалектическим материалистом» Тимирязев не смог до конца верно показать отношение между наследованием приобретенных признаков и эволюцией органических форм. Тимирязев придерживался взгляда, что или существует наследственность приобретенных признаков, или не существует эволюции. Известно, что такая механистическая установка, высказанная Спенсером, была определена И. В. Мичуриным как крайне ошибочная.
Нет никакого сомнения, что эволюция может совершаться и действительно совершается только через наследование приобретенных признаков. Однако очень часто бывает трудно заметить, что тот или иной признак унаследован потомством, ибо при отсутствии определенных условий среды он может сохраняться некоторое время в латентном (скрытом) состоя нии. При появлении соответствующих условий этот признак может вновь обнаружиться. Наоборот, в случае продолжи тельного отсутствия требуемых условий внешней среды дан ный признак, постепенно ослабевая, совершенно исчезнет. В то же время другие признаки, группируясь с прежде скры тыми, а затем выступающими наружу свойствами особи, ока зываются доминирующими в различных группировках, харак терных для каждой отдельной особи. «Следовательно, — пишет Мичурин, — суждение о быстрых и длительных модификациях в данном случае совершенно неуместно, ибо между ошибочным представлением о совершенном исчезновении приобретен ных свойств и представлением об их существовании в скрытом состоянии в потомстве — дистанция слишком велика, а всюду видимое эволюционное движение форм живых организмов, имеющее своей причиной наследование приобретенных признаков, настолько очевидно, что решительно устраняет всякие сомнения в этом отношении. Таким образом, изменения комбинаций свойств растений нисколько не мешают эволю ционному движению форм живых организмов».
Категорическая формулировка Спенсера является, следовательно, упрощенной, не учитывающей всей чрезвычайной сложности взаимного отношения различных признаков организма между собой и с факторами внешней среды. Следуя формулировке Спенсера, Тимирязев, таким образом, не поднимается до уровня понимания этого вопооса Мичуриным, познавшим теснейшую связь организма и условий существования неизмеримо глубже любого из своих предшественников. Однако насколько сам Тимирязев стоял выше Дарвина, не говоря уже о Спенсере, в понимании наследственности приобретенных признаков, видно из его глубокого убеждения в том, что воздействие факторов внешней среды на организм далеко не одинаково на разных ступенях его развития. Тимирязев считал, что изменения, вызванные в организме условиями существования его во время эмбрионального развития, оказываются наиболее глубокими. «... Внешние плинния, — писал Тимирязев, — редко оказывают прочное действие на вполне развитый организм, а вероятнее, гораздо чаще — на организмы зачаточные, еще развивающиеся, что само собой понятно, так как чем раньше подействует влияние, тем глубже должны быть последствия».
Такой подход к определению влияния среды на организм показывает, что Тимирязев рассматривает организм не как нечто статическое, качественно постоянное, изменяющееся в процессе жизни лишь количественно, а как тело, испытывающее значительные качественные изменения. Тимирязев считал, что в жизни растений, наряду с ростом, который сопровождается увеличением объема, происходит «чередование ступеней развития». Это еще раз указывает на диалектический подход Тимирязева к изучению природы. Тимирязев считает, что органический мир изменяется, развивается не только в процессе филогенеза, но и в процессе онтогенеза. Онтогенез особи есть лишь частица, одно из звеньев общей цепи развития вида в целом. Эволюционное, филогенетическое развитие возможно только через развитие индивидуальное, онтогенетическое.
Тимирязев сознает, таким образом, неразрывное единство онтогенеза и филогенеза организма. При этом трактовка так называемого биогенетического закона у Тимирязева в отличие от Геккеля лишена односторонности: 1) Тимирязев говорит о единстве в онтогенезе и филогенезе не только морфологических, часто несущественных, но главным образом физиологических признаков; 2) Тимирязев имеет в виду не только факт повторяемости филогенеза в онтогенезе, но и отражение онтогенеза в филогенезе, включение его как одного из звеньев в общую цепь развития вида.
