В развитии науки безусловно есть своя определенная логическая последовательность. Мичуринская биология, например, не могла восторжествовать до того, как появилось учение Дарвина, а это последнее базировалось на предварительном развитии палеонтологии, эмбриологии, сравнительной анатомии, открытии клеточного строения организмов и т. д. Однако источником развития науки, побудительной силой ее развития и присущим ей внутренним законам является прежде всего практика, производство. Это относится как к моменту возникновения науки, так и к последующим этапам ее развития. Энгельс писал: «... с самого начала возникновение и развитие наук обусловлено производством». И еще: «До сих пор выставляют хвастливо напоказ только то, чем производство обязано науке; но наука обязана производству бесконечно большим».
Тимирязев, как мы уже видели, и сам справедливо указывал, что запросы жизни всегда являлись первыми стимулами, побуждавшими искать знания. Однако он не проводил этой точки зрения достаточно полно и последовательно.
Не владея материалистическим пониманием истории общества, Тимирязев не мог до конца верно решать и вопросы, связанные с историей науки, не мог установить истинное отношение между наукой и производством. В результате этого он придавал чрезмерное значение внутренней логике развития науки, преувеличивал ее роль. В известной мере это объясняется также стремлением Тимирязева отстоять право науки на свободное развитие в условиях царизма. «Большинство желающих, чтобы наука приняла преимущественно прикладное направление, — пишет Тимирязев, — конечно, руководится опять чисто реакционным стремлением направить положительную науку исключительно в это узко-утилитарное ложе для того, чтобы разрешение более широких запросов мысли сделать монополией представителей совершенно иного склада мышления» (подчеркнуто мной. — Г. П.). В том же направлении толкают развитие науки реакционные буржуазные течения в философии — эмпиризм и прагматизм. Эмпиризм довольствуется простым собиранием и описанием наблюдаемых явлений, избегает глубоких теоретических обобщений. Прагматизм, отказываясь совсем от познания объективной истины, выдвигает свое правило: «истинно то, что полезно». И тот и другой взгляды принижают значение науки, ограничивая ее приспособлением, подлаживанием к нуждам сегодняшнего дня, к нуждам эксплуататорских классов, дрожащих перед будущим. Вот именно против этих-то сил и боролся Тимирязев, требуя предоставления науке свободы от узко-практических, как он говорит, «утилитарных» претензий к ней со стороны государства и реакционных классов. Но при этом он явно преувеличивает момент самостоятельности в развитии науки. Однако в понимании истории науки, особенно в вопросе о происхождении науки и путях ее дальнейшего развития Тимирязев стоит неизмеримо выше буржуазных историков естествознания — Петцольда, Пирсона, Даннемана, Розенбергера и др.
Развитие науки в трудах Тимирязева представляется не в виде простого перечня научных открытий отдельными учеными или пересказа их биографий, а как закономерный процесс все более и более глубокого проникновения человеческого разума в сущность предметов и процессов природы. Тимирязев неоднократно говорит о «строго последовательном логическом развитии научной мысли, неизбежно переходящей к сложному от простого».
Важнейшим завоеванием научной мысли XVIII—XIX вв. Тимирязев считал исторический метод, т. е. изучение всех предметов и явлений в их развитии, в их зависимости от условий места и времени. Тимирязев показывает, что мысль об историческом развитии природы восторжествовала далеко не с момента возникновения науки и притом не одновременно в различных областях знания: прежде всего она была проведена в астрономии, затем в геологии и, наконец, в биологии.
Приход к изучению природы в ее развитии рассматривается Тимирязевым как закономерный результат накопления знаний человека об окружающей его действительности. В своих замечательных трудах «Исторический метод в биологии» и «Основные черты истории развития биологии в XIX столетии» Тимирязев очень хорошо показывает ту железную необходимость, с которой, в частности, биология приходит на определенном этапе к историческому методу, сочетающемуся с существовавшими ранее сравнительным и экспериментальным методами.
В биологии развивалась сначала морфология — наука, изучающая строение организмов, наука о формах, как говорил Тимирязев. Еще Аристотель в отношении животных и Теофраст в отношении растений поставили перед морфологией задачу изучения их органов. Ознакомление со все новыми и новыми организмами вызвало также еще в древности вопрос о классификации животных и растений. Так сложились первоначально два раздела морфологии — органография и систематика. Оба они основывались на сравнительном методе исследования. Развитие систематики и органографии все более и более приводило к выводу о значительном сходстве, единстве всего живого.
Большое значение в этом отношении имели попытки создания естественной классификации организмов: критикуя существовавшие ранее классификации, в частности, классификацию-Линнея, Тимирязев пишет: «Они являлись продуктами человеческого ума, навязанными им природе». По мере освоения биологами все большего фактического материала появлялся уже новый подход к классификации. «Сама классификация становилась целью; задача из чисто субъективной, зависящей от остроумия автора, стала превращаться в объективную; вместо изобретения того или другого легкого приема группировки живых существ выступал вопрос о раскрытии одной действительной, истинной, данной самой природой, т. е. естественной классификации. При разыскании этой не внесенной извне, а запечатленной в самой природе системы, уже не ограничивались выбором того или иного признака, а стремились принять во внимание их совокупность...».
В числе других завоеваний науки, позволивших лучше понять единство органического мира, Тимирязев называет сравнительную анатомию, учение о метаморфозе, эмбриологию, палеонтологию, географию животных и растений, гистологию, открытие клеточного строения живых организмов. «Все они, — говорит Тимирязев, — заявляли факт сходства, связи всего живущего и громко предъявляли требование объяснить причину этого основного факта».
С еще большей силой толкает мысль биологов к раскрытию этой причины развитие физиологии, науки о происходящих в организме процессах, как называл ее Тимирязев — науки о явлениях. Ее основным методом служит метод экспериментальный. Экспериментальный метод оказался более могущественным, чем сравнительный метод морфологии.
Экспериментальный метод не ограничивается простым описанием, он не только объясняет изучаемые явления, но и дает человеку власть над ними. Пользуясь экспериментальным методом, физиология, так же как и морфология с ее сравнительным методом, приходит к выводу о единстве всего живого, на этот раз единстве функциональном.
Это единство всего живого как процесса точно так же ставит вопрос о его причинах. Вместе с тем физиология поднимает еще и вопрос о причинах высокого совершенства органических форм, их приспособленности к условиям существования. Однако ответить на этот вопрос физиологии растений экспериментальный метод оказался бессильным. Решить задачу морфологии — о причине единства строения всех организмов и задачу физиологии — о причине их совершенства — могла лишь третья область биологии — история организмов.
Так сама логика развития науки от простого описания явлений к вскрытию их причин с неизбежностью толкала к открытию исторического метода. Тимирязев писал, что в этом общем требовании всех отраслей биологии — признать исторический процесс развития органического мира — «было нечто роковое, как бы независимое от воли и даже нередко шедшее наперекор внутренним стремлениям научных деятелей, направлявших биологию к этому неизбежному исходу».
Эта мысль Тимирязева соответствует указанию Энгельса о том, что «... сознание диалектического характера этой связи (т. е. связи между достигнутыми результатами изучения природы. — Г. П.) проникает даже в метафизические головы естествоиспытателей вопреки их воле...».
Весьма интересен подход Тимирязева к оценке успехов развития науки, совершенства полученных ею знаний. Здесь он выдвигает три критерия: «Первая и самая общая мера, применимая ко всякой области знания, это степень его обобщения, его объединения... Всякое философское знание есть знание объединенное, и степень осуществления этого объединения лучшее мерило совершенства... Возможность prevoir et agir (предвидеть и действовать. — Г. П.)... — вот этот второй, единственный точный и неотразимый аргумент, определяющий совершенство наших знаний с точки зрения философской науки — философии положительной. Наконец, третьей... мерой совершенства наших знаний служит степень их приложимости к удовлетворению материальных потребностей человека».
Под углом зрения этих критериев Тимирязев рассматривает историю всех естественных наук.
Глубоко сознавая преемственность и последовательность в развитии науки, Тимирязев в то же время рассматривает это развитие не только как плавный процесс постепенного накопления эмпирических фактов. Время такого количественного роста науки длится десятилетия и даже столетия, способствуя приращению наших знаний о природе. Но еще большее значение имеют широкие теоретические обобщения, совершаемые на основе ранее накопленных фактов и часто производящие подлинные перевороты, революции в развитии науки. В биологии подобной революцией в середине XIX в. Тимирязев считает учение Дарвина. Он пишет специальную работу: «Значение переворота, произведенного Дарвином, в которой показывает роль дарвинизма в коренной перестройке как общих воззрений в биологии, так и всех частных биологических дисциплин.
Тимирязев трактует не только историю биологических наук, но и историю наук о неорганической природе. Он поместил в Энциклопедическом словаре Гранат общую статью по истории науки, которая в 1920 г. была опубликована отдельным изданием под заголовком: «Наука. Очерк развития естествознания за 3 века (1620—1920)». В этой статье Тимирязев рассматривает цели и методы научного творчества, развитие науки до XIX в., науку в XIX и начале XX в., а также вопросы классификации науки.
Он дает следующее определение естествознания: «Наука, это итог положительных знаний о действительности, о том, что есть, откуда — естествознание» К В другом месте он пишет, что наука учит тому, как добывать истину из ее единственного первоисточника — из действительности. Эти определения ярко характеризуют материалистическое понимание Тимирязевым содержания науки. Наука, согласно Тимирязеву, должна охватывать «изучение ее происхождения, ее исторического развития и современного состояния, намечающего ее дальнейшие задачи».
