НА ЭТОТ РАЗ НАША ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ НЕМИНУЕМО ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ ШАГ ВПЕРЁД, ТРЁХПОЛЬЕ ДОЛЖНО УСТУПИТЬ БОЛЕЕ ИНТЕНСИВНЫМ ФОРМАМ ХОЗЯЙСТВА.
«ХОЗЯИН», 4-го августа 1905 г.
В ПЕРВОЙ ЖЕ ОЧЕРЕДИ СВОИХ РАБОТ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА ДОЛЖНА НАДЕЛИТЬ МАЛОЗЕМЕЛЬНЫХ И БЕЗЗЕМЕЛЬНЫХ КРЕСТЬЯН ЗЕМЛЁЙ... ОДНОВРЕМЕННО ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА ДОЛЖНА ПОЗАБОТИТЬСЯ, ЧТОБЫ ВО ИЗБЕЖАНИЕ ПРИСКОРБНЫХ ПОСЛЕДСТВИЯ НОВОГО МАЛОЗЕМЕЛЬЯ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ ПОЛУЧИЛИ ВОЗМОЖНОСТЬ НАИЛУЧШЕЙ ОБРАБОТКИ И НАИЛУЧШЕГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ЗЕМЕЛЬ ПУТЁМ БЕСПЛАТНОГО ПРИОБРЕТЕНИЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ ЗНАНИЙ И ПРИ ДЕШЁВОМ КРЕДИТЕ ДЛЯ ПРИОБРЕТЕНИЯ УСОВЕРШЕНСТВОВАННЫХ ОРУДИЙ. МНЕНИЕ СОВЕТА ВСЕРОССИЙСКОГО СЪЕЗДА СТАРООБРЯДЦЕВ
РУССК. ВЕД., № 5, 1906 г.
Мм. гг.! Я надеюсь, вы не поставите мне в вину, что вместо обычной лекции я позволю себе обратиться к вам с чем-то вроде гражданской проповеди или поучения на тему «Гражданские обязанности современного русского ботаника». Бывают полосы в существовании отдельных ли людей или целых обществ,
------------------------------------
1. Лекция, читанная 20 июля 1905 г. в Демьянове, имении В. И. Танеева, близ Клина. Второй из приведённых эпиграфов убеждает меня, что я не ошибся в оценке важности и современности затронутого мною в ней вопроса. Он доказывает, как широко уже распространена мысль о настоятельной необходимости научной помощи нашей деревне. — Курсив мой.
------------------------------------
когда настоятельные задачи жизни властно отодвигают на второй план запросы чистого знания или удовлетворение простой любознательности. Нужно ли объяснять, что мы находимся теперь именно в такой полосе? С другой стороны, и мои годы, — я с радостью вижу перед собой не только бывших учеников, но и учеников своих учеников, — и продолжительная преподавательская деятельность, быть может, дают мне некоторое право на этот проповеднический тон. Но даже допуская веб это, я полагаю, каждое слово этого заглавия нашей беседы должно представляться вам под знаком вопроса. Положим ещё обязанности; всякий человек, в том числе и ботаник, имеет свои обязанности. Но почему гражданские? Почему русского да ещё современного?
Если мне удастся вас убедить, что слова эти не нанизаны мною наудачу или только ради сообщения нашей беседе искусственного оттенка современности, я сочту свою вадачу выполненной.
Кто из нас не читал в детстве «Путешествия Гулливера» *, этой ядовитой сатиры на современные автору политические злобы дня, почему-то перешедшей в потомство под видом наивной детской сказки? В одной из своих бесконечных бесед не по росту мудрый король лиллипутов высказывает Гулливеру такую глубокую истину:
«Тот, кто сумел бы вырастить два колоса там, где прежде рос один, две былинки травы, где росла одна, заслужил бы благодарность всего человечества, оказал бы услугу своей стране более, чем всё отродие политиканов, взятое вместе».
Жёлчный сатирик, конечно, ошибался в том, что заботы о поднятии производительности вемли противополагал деятельности политиков. Или, быть может, как ирландец, он сознавал господствующее значение для его родной страны аграрного вопроса. Задача о двух колосьях, быть может, самый жгучий, самый коренной политический вопрос, кото-
-----------------------------
* «Путешествия Гулливера» — произведение знаменитого сатирика мировой литературы Джонатана Свифта (1667—1745). Ред.
-----------------------------
рый в ближайшем будущем предстоит разрешить и нашей стране.
В настоящее время разве только какие-нибудь щедринские генералы не сознают, что Россию кормит крестьянин. А он сам зовёт своей кормилицей эемлю. Но так ли оно на деле? Вот что не далее как вчера можно было прочесть в газетах: «По сведениям, поступившим в высочайше утверждённое под председательством И. Л. Горемыкина совещание об удовлетворении потребностей сельского населения, оказывается, что в общем в 50 губерниях количество хлеба, приходящегося на душу обоего пола, не достигает годовой нормы продовольствия одной души — 20 пудов — на 3,4 пуда, т. е. — 17 % меньше нормы». Тот, кто кормит Россию, сам недоедает. И недоедает потому, что старая кормилица-земля отказывается его по-прежнему кормить.
Что же нужно сделать, чтобы разрешить эту вадачу о двух колосьях? Кто принесёт эту разгадку? — Наука. И прежде всего наука о растении. Потому что истинный кормилец крестьянина — не вемля, а растение, и всё искусство земледелия состоит в том, чтобы освободить растение и, следовательно, и земледельца от «власти земли». Основатель современного научного земледелия Буссенго (мои молодые слушатели могут видеть в нём прадеда, я сказал, что они ученики моего ученика, а я с гордостью могу считать себя учеником, я даже думаю, единственным русским учеником великого французского учёного) не раз повторял, что во всех случаях сомнения нужно только одно: «спросить мнение растения», т. е. сделать непосредственные опыты над растением. Один из лучших современных представителей научного земледелия Грандо говорит: «Если вникнуть в сущность дела, то все вадачи земледелия сводятся к определению и возможно строгому осуществлению условий питания растения». Непонимание этой коренной истины приводило ко многим ошибкам, делало бесплодными по отношению к главной задаче земледелия целые направления в науке. Укажу только на два разительных примера. Либих, своею красноречивою проповедью сделавший, быть может, более чем кто другой для подъёма рационального земледелия, в своих чисто дедуктивных химических построениях пренебрёг этим «мнением растения» и впал в грубую ошибку по отношению к одному вопросу громадной важности. Убедившись на основании химических анализов, что растение окружено в избытке источниками ааота, он выступил со своею одностороннею минеральною теорией, утверждая, что главная забота хозяина должна быть сосредоточена на доставлении растению элементов его золы.
«Если бы Либих был прав, — говорил на своих лекциях Буссенго, — то какими жалкими глупцами представлялись бы все мы, земледельцы. Зачем вывозим мы длинные вереницы вовов навоза, затрачивая на это силы рабочих и лошадей, когда можно было бы воспользоваться этим навозом, этою соломой, как топливом, и небольшую кучку золы вывезти в поле на ручной тачке? Но спросим растение, согласно ли оно с мнением Либиха, вывезем в одно поле навоз, а в другое его волу. Ответ растения был не в пользу гениального химика. Растение ответило, что оно нуждается и в азоте навоза, а не в одной его воле».
Другой пример возьмём из истории научного земледелия у нас. Кто не слыхал о нашей школе почвоведения, считавшей своим главой профессора Докучаева? Она поглотила десятки тысяч вемских и казённых средств, — а что дала она для русского земледелия, и крестьянского в особенности, что дала она для вопроса, как получить два колоса там, где родится один? А между тем, если бы эти средства были затрачены на простейшие полевые опыты, если бы у нас было не по одному какому-нибудь опытному полю на уезд, а десятки, сотни дешёвых опытных полей, то наш крестьянин гнал бы, само растение подсказало бы ему, что ему нужно в каждом отдельном случае (1). Видеть в почве, независимо от растения, самодовлеющий
----------------------------
1. Эта совершенно справедливая оценка вначения докучаевского почвоведения для земледелия, особенно крестьянского, привела в бешенство одного «докучаевца», который не нашёл себе в защиту лучшего оружия, как инсинуацию, что моя статья была рекламой в польву торговцев минеральными удобрениями. (А Ярилов в «Почвоведении», 1907 г., стр. 74.)
----------------------------
предмет изучения, с точки зрения хозяина, конечно, громадная ошибка.
Совершенно другие результаты даёт другой приём исследования, который центральным предметом считает возделываемое растение и его нужды, а всё остальное — почву, климат и пр. — рассматривает только по отношению к нему. Это — созданный Буссенго приём так называемых вегетационных опытов, давших уже такие блестящие результаты в руках наших талантливых учёных Вотчала, Коссовича, Прянишникова, труды которых оценены по достоинству и за пределами России.
Что же узнаём мы из своего научного допроса растения? Какие из этих сведений находят себе непосредственное применение? Какие, наконец, из этих сведений может и должен применять наш крестьянин для того, чтобы вырваться из своей ужасной доли?
------------------------------
Вот как, наоборот, отозвался на мою статью человек сведущий и честный — А. И. Чупров. «Сейчас я прочёл в «Русских Ведомостях», сегодня мною полученных, ваши превосходные фельетоны «Наука и земледелец». Вы представить себе не можете, как радостно было мне, забытому на далёкой чужбине, услышать доброе упоминание своего имени из уст человека, к которому с давних пор я привык питать чувства искреннейшего почтения и самой глубокой симпатии. Да и в каких статьях вы удостоили мою работу сочувственного отзыва? В таких, где каждая строка представляет своего рода перл, где живым ключом бьёт ваша горячая любовь к народу, ваша одушевлённая вера в избавительную миссию науки, а с другой стороны — ваш неподражаемый талант изложения, не убывающий, а как будто ещё прибавляющийся с годами. В ваших статьях выражены мысли, которые давно таились в моей душе, но которых я никогда не сумел бы развить и передать в такой блестящей форме. Я уверен, что при широкой популярности вашего имени пара ваших фельетонов сделает больше для распространения содержащихся в них благотворных идей, чем десятки книг вроде моих. Великое спасибо и за то, что сочли аа благо поделиться с публикой своими мыслями по важнейшему вопросу русской народной экономии, и за то, что связали с этим вопросом мою работу!» Как отозвался о моей статье другой сведущий и честный человек — М. Я. Герценштейн, — я имел случай упомянуть в другом месте. («Опыты с минеральными удобрениями». Москва, 1909 г., стр. XXII.) [Примечание К. А. ко 2-му изданию. Ред.]
------------------------------
Ему так или иначе нужно догнать своих европейских собратий й соперников, от которых он отстал ни более, ни менее как на два столетия.
Немецкие историки земледелия повествуют, что немецкий земледелец в конце XVIII века был спасён от гибели горячею проповедью культуры клевера и других бобовых растений. Известно, какую роль в этой проповеди сыграли Шубарт и Иосиф И. Только через сто лет наука, в лабораторных опытах Гельригеля, дала верный ключ к пониманию этого явления. Она показала, что подозревали уже и практики (как, например, Буссенго), что при содействии этих растений земледелец обогащается на счёт дарового источника азота свободной, ещё никогда не признававшей над собою собственника атмосферы. К этому более чем вековому завоеванию Запада наше крестьянство, во всей его совокупности, едва только начинает приобщаться. Некоторые земства, земские агрономы являются проводниками этого важнейшего условия подъёма крестьянского земледелия; упомянем имена Бажаева и Зубрилина. Вот перед вами наглядная стенная таблица, показывающая, как можно перейти от крестьянского трёхполья к клеверному хозяйству (1).
Таким образом, в этом отношении наше крестьянское хозяйство напоминает положение западного хозяйства в исходе XVIII века. Но европейский хозяин не проспал весь XIX век; он приобрёл ещё новое учение, которое, может быть, дало ещё более могучий толчок его деятельности, ещё более увеличило производительность вемли. Это — учение об искусственных минеральных удобрениях. Оно возникло и развилось, можно сказать, на главах нашего поколения. Живо помню следующий факт, относящийся к моим студенческим годам. А. В. Советов защищал в Петербургском университете свою диссертацию «О системах земледелия» на степень доктора — первого доктора земледелия в России. В числе оппонентов был Д. И. Менделеев, указавший на пробел в диссертации, на отсутствие в числе систем — системы, основанной на применении химических ми-
-----------------------------
1. «В чём польза травосеяния» агр. Кочеткова, изд. И. И. Горбунова.
-----------------------------
неральных удобрений, на что докторант самым убеждённым тоном возражал: «Димитрий Иванович! Помилуйте! Да какая же это система? Кабинетная, лабораторная!». И вот, на глазах одного поколения, эта кабинетная система стала чуть не самой выдающейся чертой, по крайней мере, в тех странах, где земледелие старается наиболее использовать свои научные основы. Вот перед нами роскошно, словно альбом, изданный толстый том in 4° (1), поясняющий при помощи фотографий и всевозможных график значение и громадный рост применения одного только минерального удобрения — селитры. Укажу на одну только цифру: в начале 40-х годов ввоз этого удобрения в Европу равнялся 14 640 тоннам в год, а в 1903 г. он возрос до 1 136 300 тонн. На долю России из всего этого количества выпадал только 1 %.
Конечно, ещё более поразительные итоги дало бы распространение за этот период фосфорнокислых удобрений.
Но если до нашего крестьянина едва доходит слух о том, чем уже начинал пользоваться немецкий в XVIII столетии, т. е. о клевере, то минеральные удобрения ему, конечно, ещё менее известны и доступны, а между тем, может быть, именно они пришли бы ему на выручку в период ломки его трёхполья, возместив вынужденное сокращение площади под хлебами повышением их урожайности.
Нельзя без известного чувства зависти видеть то, что делается в этом направлении, не говоря уже о Германии, в настоящее время в Италии и притом едва ли не в форме, наиболее доступной для нашего подражания. А. И. Чупров в ряде любопытных фельетонов в «Русских Ведомостях» и в превосходном курсе лекций, читанном в парижской Высшей Школе, — курсе, который нельзя достаточно рекомендовать интересующимся этим самым насущным вопросом современной русской действительности а, сообщает любопытные сведения о том, чего дости-
-------------------------------
1. В четвёртую долю листа.
2. «Русская высшая школа общественных наук в Париже». СПБ., 1905. Нельзя не пожелать, чтобы лекции А. И. Чупрова вышли отдельным изданием.
-------------------------------
гает наука, когда идёт навстречу нуждам земледельца, не дожидаясь, чтобы он сам проведал, чтб она может для него сделать. Мне также привелось кое-что видеть в северной Италии. Уже всякий сколько-нибудь внимательный турист из окон своего вагона может заметить на многих станциях Ломбардии, между пёстрыми афишами, рекламами и плакатами, известные фотографические таблицы Вагнера, поясняющие действие минеральных удобрений, — развешанные чьей-то заботливой рукой в расчёте, что они невольно обратят на себя внимание поджидающих поезда окрестных земледельцев.
Но, конечно, самым успешным орудием научной пропаганды является «странствующая кафедра, cattedra ambulante», т. е. наука, идущая чуть не на дом земледельца, разыскивающая его в деревне и говорящая ему на вполне доступном ему языке и в форме, прямо затрагивающей его насущные потребности. Я слышал одного из этих странствующих профессоров Чезаре Форти, автора целого ряда популярных книг по земледелию и редактора ежемесячной агрономической газетки «La Gampagna» («Деревня»), по 25 сантимов (1) за номер. Речь шла о применении фосфорнокислых удобрений и важности отбора семян для посева. Изложение было до того просто и ясно, что бывший со мною сын-студент, с грехом пополам знавший итальянский язык и ещё менее — предмет лекции, мог всё понять. Помещение, что-то вроде нашего волостного правления, украшенное портретом короля и ещё более неизбежным портретом Гарибальди, не вмещало слушателей, загорелых крестьян прямо от плуга; остальные теснились на дворе у открытых окон. Подметил я между слушавшими и патера. За лекцией последовала беседа, в которой мне особенно понравилось искреннее обращение к присутствовавшим одного старика, убеждавшего их, что лектор, хотя и учёный, а говорит дело и на его советы можно положиться. Тот же профессор несколько раз в неделю в двух городах в течение целого утра принимает всех, кто желает к нему обратиться за советом. Приёмная комната находится
---------------------------------
1. Приблизительно 9 коп.
---------------------------------
в нижнем этаже, и на двери — крупная надпись: «Входите без звонка», — ничтожная подробность, указывающая на заботу, чтобы крестьянин не стеснялся, как бы не обеспокоить «господина профессора». Тут же рядом — склад семян, удобрений, орудий. Можно сказать, что странствующий профессор является каким-то земным провидением бедного земледельца. Он является в его глушь для того, чтобы заронить в него луч надежды на возможное улучшение его положения; он подаёт ему прямой практический совет относительно выбора удобрения, семян и пр.; он снабжает его всем этим, ограждая его от ошибок или так широко распространённого обмана; он, наконец, помогает ему добыть на выгодных условиях необходимые на то деньги, являясь посредником и поручителем между ним и учреждениями мелкого кредита.
Но каким путём уэнаем мы, чтб необходимо для благоприятного развития растения, так как видели, что к этому сводится, в конце концов, основная задача земледелия. Этому учит прямой опыт: научный — в лаборатории и практический — в поле. Сделать доступным, — вполне доступным, — пониманию простого земледельца этот опыт — лучшее средство подать ему мысль повторить его в своём хозяйстве. Этого может достигнуть, с одной стороны, школа, с другой — опытное поле.
Что касается первой стороны, то я убеждён, что основные факты, на которых зиждется всё учение о рациональном земледелии, могут быть показаны в упрощённой и, главное, удешевлённой форме чуть не во всякой сельской школе. В 1896 г. на Нижегородской выставке мне удалось показать эти опыты тысячам посетителей, в том числе и многочисленным крестьянам, в так называемой теплице для искусственных культур (см. VIII лекцию). Это был первый и, насколько мне известно, до сих пор единственный не только у нас, но и на Западе пример такой широкой и наглядной пропаганды законов питания растений, лежащих в основе их разумной культуры. Но обстановка этих опытов была роскошная, так как самая теплица и её приспособления предназначались для научных работ на широкую ногу. В настоящее время она находится в распоряжении профессора Прянишникова в Петровском-Разумовском *; в ней он и производил первые свои замечательные исследования. С тех пор меня преследовала мысль выработать вместо подобной теплицы, стоящей тысячи рублей, что-нибудь, как я сказал, доступное средствам сельской школы, и вы будете в состоянии после лекции убедиться, что это мне, кажется, вполне удалось.
Вместо сооружения из стекла и железа, системы рельсов и катающихся на них вагонеток, рассчитанных на сотни культурных сосудов, я сделал лёгонькую клетку из деревянных рам, затянутых проволочного сеткой и собирающихся на крючках, так что на зиму всё может быть разобрано и внесено в сарай или даже комнату, занимая очень мало места. По предложенной мною ещё ранее системе (1) неподвижными остаются растения, а клетка надвигается на них на ночь или в непогоду, — в этом ведь всё значение теплиц, так как растение постоянно должно находиться на открытом воздухе (2).
-----------------------------------
1. См. лекцию VIII [Соч., т. III, стр. 860. Ссылки на произведения К. А. Тимирязева здесь и во всём томе указаны по 10-томному собранию Сочинений, изданному Сельхозгизом в 1937—1940 гг. Ред.].
2. Клетка движется на двух парах маленьких медных роликов, употребляемых для задвижных дверей. Ночью и в дождь накидывается брезент (переброшенный через перила балкона).
* В несколько расширенном виде эта тепличка и сейчас существует в Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева. Ред.
-----------------------------------
Движется клетка не по дорого стоящим рельсам, а по двум брускам с выбранными в них шпунтами и привинченными к шести сваям, так что осенью и зимой и эта часть также разбирается, не подвергаясь порче. Сосуды погружаются в землю, в обложенные листовым железом гнёзда (1), вследствие чего корни находятся при более нормальной температуре, а одновременно сокращаются размеры клетки в высоту, чем достигается большая лёгкость и устойчивость (2). Клетка рассчитана на восемь, десять больших сосудов, и этого числа достаточно для показания значения главных удобрительных веществ и зависимости питания бобовых растений от присутствия в почве бактерий (3). Для целей преподавания это пособие, стоящее вместе с посудой и прочим каких-нибудь 20—30 рублей (4), неоценимо и по убедительности результатов не уступает пособиям, обходящимся, как мы видели, тысячи рублей. А между тем ничто не может сравниться с впечатлением, которое выносят люди, незнакомые с наукой (5), при виде могучих экземпляров ржи или овса, никогда не имевших под собою земли и выращенных в воде со щепоткой удобрительных солей, или при виде клевера в прокалённом белом песке — то эдорового, как в лучшей полевой почве, если к песку прибавлен какой-нибудь напёрсток настоя обыкновенной почвы, содержащей бактерии, — то жалкого заморыша, если этого настоя не было прилито. Тот, кто в школе собственными глазами видел эти факты, уже не по доверию только к словам «верного человека», а на собственном опыте убедился в этих двух основах современной улучшенной культуры. Ему нетрудно объяснить и два основных
--------------------------------
1. Ещё лучше широкие гончарные трубы. [Примечание К. А. ко 2-му изданию. Ред.]
2. Размеры клетки: высота 3 арш., длина 1 aрш., ширина 1 арш. 3 вершка.
3. Опыты к тому же могут меняться из года в год, а полученные растения засушиваться, составляя мало-помалу ценную коллекцию — сельский музей.
4. Довоенными деньгами.
5. Говорю это на основании собственных наблюдений над многочисленными посетителями на Нижегородской выставке.
--------------------------------
закона — «возврата» и «minimum'а» (1). Кстати, вот и красивое наглядное, придуманное одним немецким учёным пояснение этого последнего. Это — кадка, на отдельных звеньях которой надписаны различные составные части пищи растения и общие условия его существования; звенья спилены на различной высоте, и понятно, что количество воды, которое может вместить эта кадка, зависит от уровня, соответствующего самому короткому звену. Так и в поле, очевидно, урожай зависит от того вещества или вообще условия, которого всего менее; напрасно стали бы мы увеличивать количество других, — высоту других звеньев, — большего урожая в нашу кадку-поле мы не вместим. Определить, какое именно это вещество,— конечно, самый важный вопрос в каждом данном случае. Ответ на него может дать только опыт в поле.
Отсюда понятно, что решающее значение остаётся за опытом в поле, — за опытным полем. Прежде, чем решиться удобрять своё поле, необходимо испробовать действие удобрения при тех же самых условиях, но в малых размерах. Никакие дорого стоящие химические анализы почвы или почвенные карты не дадут того, что даёт стоящий несколько рублей опыт на своём поле.
Почти 40 лет тому назад мне пришлось быть наблюдателем при одном из четырёх опытных полей, организованных в различных местах России Вольным Экономическим Обществом. И тогда уже, несмотря на то что в той местности (Симбирской
-----------------------------
1. Закон зависимости урожая от питательного вещества (или вообще условия), присутствующего в наименьшем количестве (минимуме). [Примечание К. А. ко 2-му изданию. Ред.]
-----------------------------
губ.) ещё не приходилось жаловаться на голодовки, опыты обратили на себя внимание крестьян. Как сейчас вижу одного старика, который, при рассыпке минеральных удобрений, лукаво заметил: «И хитёр же немец: хочет, чтобы хлеб прямо с солью уродился!». Но и он, хотя год вследствие засухи был очень неблагоприятен для опытов, должен был согласиться, что овёс на некоторых делянках, именно удобренных фосфорнокислыми солями, уродился гораздо лучше. К сожалению, дело ограничилось этими четырьмя полями, — а что было бы, если бы за ними последовали 40, 400, 4 000? Значение опытных или показных полей растёт с их числом. И здесь, как в большей части наших начинаний, главной ошибкой, как я полагаю, была дороговизна опытов. Метеорологическая станция с дорогими инструментами, значительная площадь поля, многочисленность сразу поставленных опытов, а главное, дорого оплачиваемый специальный наблюдатель, — всё это, возвышая затраты, ограничивало число и устраняло возможность повторения опытов. А между тем мне кажется очевидной истина, что полевой опыт должен итти навстречу нужде крестьянина, а не дожидаться, пока он сам про них узнает, их разыщет. Очевидно, что опытные поля должны быть упрощены, удешевлены, и благодаря этому их число неограниченно размножено. Ведь и достигает своей цели этот опыт всего лучше, когда производится именно при тех условиях, при которых предполагается использовать его указания.
Эта дешевизна прежде всего должна быть осуществлена устранением самого дорогого условия, — специального штатного наблюдателя. В этом смысле я и обращаюсь с призывом к ботаникам, разумея под этим не цехового учёного, а всякого успевшего приобрести те, по существу, ботанико-физиологические знания, которые для этого наиболее важны г. Любой ученик земледельческой школы, высшей или средней, студент-натуралист, техник, сельский учитель, священник, грамотный
--------------------------------
1. Недаром Буссенго в заголовке своих трудов за словами агрономия, химия поставил физиология.
--------------------------------
крестьянин, услыхавший кое-что в школе, прочтя несколько толковых книжек, могут приобрести сведения, необходимые для роли наблюдателя. Обыкновенно, дорого стоящие метеорологические наблюдения с их записями, приковывающими наблюдателя к месту, очень ценные при обсуждении результатов с общей точки зрения, для чисто местных задач в большей части случаев могут быть опущены, так как главное условие опыта — сравнение с соседними полями — всегда налицо, и это самое существенное (1). Наблюдение за разбивкой участка, развеской, распределением удобрений и равномерным посевом потребует немного времени. Главное условие опыта, возможность выражения его в числах урожая и расхода, возможность оценить его и с экономической точки зрения, мне кажется, вполне достигается даже при сведении опытного участка к возможно малым размерам. Этим, понятно, сокращается риск излишних затрат на удобрение и труд обработки. Этот последний, конечно, очень незначительно превышает обыкновенный; несколько хлопотливой является уборка урожая, молотьба и прочее, отдельные с каждой делянки. Что касается количественной оценки урожая, то, конечно, лучше располагать не так уже дорого стоящими десятичными весами (которые к тому же могли бы разъезжать с места на место), но, пожалуй, ввиду сравнительных результатов можно было бы вместо веса ограничиться мерой. Наконец, засушенные экземпляры и ставшая столь доступной и дешёвой фотография придут на помощь для сохранения результатов опыта (2).
Размеры опытного участка могли бы, мне кажется, быть значительно сокращены в сравнении с общепринятыми. После нашей беседы я приглашу вас посмотреть небольшое опытное поле, которое мы в виде пробы разбили в этом году. Под ним всего 78 десятины, и тем не менее, мне кажется, оно может
-----------------------------
1. Наиболее важный метеорологический прибор, простейший дождемер, и не дорог, и менее всего хлопотлив для наблюдателя.
2. Сорок лет тому назад мне приходилось срисовывать типические экземпляры при помощи камеры-люциды.
-----------------------------
дать ответ на первые, самые существенные вопросы. Опыт на первый раз должен ответить, в каком из трёх основных удобрительных начал (т. е. азота, фосфорной кислоты и калийных солей) наиболее нуждается здешняя почва, которое из трёх находится в ней в наименьшем количестве, в minimum'e. Я остановился на той остроумной форме этих опытов, которая описана, между прочим, в брошюре А. Шаллера (1).
Весь участок разбит на восемь делянок. Каждые четыре получают по одному удобрению таким образом, чтобы одно удобрение отчасти налегало на другое, оставляя одну делянку для сравнения неудобренной. В итоге получается восемь сочетаний: без удобрения (О), по одному удобрению (А.—Ф.—К.), по два (Ф. А. — К. А. — Ф. К.) и полное удобрение (Ф.К.А.). Уже и теперь (в июле) опыт даёт ясный ответ, в каком удобрении наиболее нуждается почва. Несомненно, в фосфорнокислом; смежные участки (О) и (Ф) представляют такое резкое различие, которое убедит любого Фому неверного. С другой стороны, роскошная тёмнозелёная, представляющая склонность к полеганию растительность (посеян был овёс) на четырёх делянках, получивших азотное удобрение (на первый раз в форме селитры), получила его, очевидно, в избытке. Таким образом, этот первый опыт, имеющий только характер так называемого анализа почвы растением, уже ясно намечает, какое вещество находится
-------------------------------
1. «Важнейшие искусственные удобрения и их применение в сельском хозяйстве» агр. А. Шаллера, изд. Тентелевского химич. вав., СПБ., 1905 г. Моту рекомендовать её всем желающим ознакомиться с производством таких опытов. Тем, кто пожелал бы основательно ознакомиться с делом, конечно, нельзя рекомендовать ничего лучше книги проф. Прянишникова «Учение об удобрении», Москва, 1903, а также «Вегетационный метод в агрономии» Н. К. Недокучаева, Москва, 1902 г. См. особенно предисловие проф. Д. Н. Прянишникова.
Краткое руководство к постановке вегетационных опытов А. Г. Доя-ренко, Москва, 1909.
[Рекомендованное К. А. руководство Д. Н. Прянишникова выдержало уже 7 изданий. Последнее, дополненное издание вышло под названием «Агрохимия» в 1940 г. (Сельхозгиз). Книга проф. Недокучаева также имеется уже в ряде изданий (4-е — в 1931 г.) Ред.]
--------------------------------
в minimum'e, какое удобрение взято в избытке, и указывает направление для дальнейших опытов.
Следующий вопрос может быть прямо экономический, в какой форме (т. е. суперфосфата, томасова шлака и т. д.) и в каком количестве вносить удобрения, чтобы не только увеличить урожай, но и обеспечить его наибольшую доходность. Как сказано, в участке всего 1/8 десятины, на каждую делянку (за вычетом меж) приходится 1/100 десятины, так что расчёт очень прост. На десятину придётся израсходовать, примерно, столько же рублей, сколько на делянку израсходовано копеек.
Не стану утомлять вас дальнейшими техническими подробностями; а хотел только на двух примерах показать вам, как тысячи рублей могут быть заменены рублями, рубли — копейками, и вполне точный и в то же время наиболее практический опыт может быть введён в обиход сельской школы крестьянского хозяйства.
Самой дорогой частью опытов, как я уже сказал, всё же остается содержание многочисленного персонала специальных наблюдателей. В умножении числа этих наблюдателей, в призыве их к бескорыстному труду «на народной ниве», в буквальном смысле этого слова, и заключалась вся цель этой беседы. Это я и разумел, говоря о гражданских обязанностях ботаника, т. е. обязанностях всякого обладающего или могущего вооружиться сведениями о потребностях растения и основанных на них приёмах разумного земледелия — делиться ими, и не на словах только, а при помощи убедительного опыта, с теми, кто ещё лишены этих знаний. Если бы мы пожелали выразить в виде только что упомянутой кадки-модели, какое общее условие успеха находится у нашего крестьянина в minimum'e, то, вероятно, на самом коротком звене нашей кадки пришлось бы написать слово знание. Убедите его не рассуждением, а бросающийся в глаза опытом, и он, конечно, сделает всё возможное, чтобы последовать указанию этого опыта. «Если я внаю,— говорит А. И. Чупров, — что мешок суперфосфата может удвоить у меня урожай ржи, и имею в кармане 3 р. 50 к., чтобы приобрести его, то никакая сила не может помешать мне применить эту простую операцию на моей ниве. Оттого, раз в умы населения проникает сознание целесообразности тех или других улучшений, они осуществляются с поразительной быстротой» (1).
Но точно ли это распространение знаний должно быть отнесено к числу наиболее настоятельных потребностей современного крестьянского хозяйства? Мы знаем, что на ближайшей очереди стоит аграрный вопрос, — вопрос о крестьянском малоземелье. А. И. Чупров в своих превосходных лекциях, о которых уже не раз приходилось упоминать, доказывает,
------------------------------
1. В эту минуту, когда я пишу эти строки, я получил превосходное исследование профессора Коссовича («Журнал Опытной Агрономии», 1905, VI), обнаружившее ещё новое драгоценное свойство этого «мешка суперфосфата». В нём проф. Коссович открывает верное средство бороться с так называемым клевероутомлением, служившим так долго загадкой для всех учёных Запада и препятствием к более широкому применению культуры этого растения и у нас. Новая победа «вегетационного приёма».
------------------------------
что самое радикальное разрешение этого вопроса только отодвинет его и очень ненадолго. По его расчёту, увеличение площади крестьянского землевладения возможно только на 42 %. А это значит, что при современном росте населения черва каких-нибудь пятнадцать лет перед нами восстанет тот же грозный призрак малоземелья, с тою только разницею, что тогда мы будем стоять перед роковым физическим фактом, над которым будут бессильны какие-либо законодательные меры. Но что такое 15 лет в жизни народа? Мы трижды пережили этот срок с 19 февраля, и на много ли возросла ва это время производительность крестьянского земледелия? Неужели по истечении этих 15 лет русский народ явит собой пример, оправдывающий теорию Мальтуса, — эту теорию, которую с негодованием всегда отвергали русские экономисты, — вспомним хотя бы только Чернышевского. Закон Мальтуса грозен только для бессознательных существ; творческая мысль человека его себе подчиняет (1). Обратимся снова к лекциям А. И. Чупрова, и мы увидим, что технические улучшения могут возвысить урожайность крестьянских полей, если взять для примера Германию, не на 42%, а на 200%, 300%, пожалуй, на 400%—500%. Вот в каком направлении должны мы направить поиски в борьбе с надвигающимся призраком вторичного и окончательного малоземелья; и терять времени не приходится, так как энание и уменье, для того необходимые, не даются указами или предписаниями. Но возразят: всё это, может быть, и верно, но тем не менее подъём нашего крестьянского хозяйства до уровня немецкого невозможен. Откуда ваять необходимые на то средства? Я полагаю, мы разучились понимать истинный смысл этого слова — невозможно. Мы привыкли считать самое невозможное возможным, а невоз-— только безусловно неизбежное. Возможно, чтобы крестьянин вынес на своих плечах искусственно по-
------------------------------
1. См. мою речь «Столетние итоги физиологии растений» в сборнике «Насущные вадачи естествознания» в отдельную брошюру 1918 г. [См. стр. 359 настоящего тома. Ред.]
-------------------------------
ощряемую промышленность (1); возможно, чтобы он своим трудом десятки лет поддерживал мудрую политику вооружённого мира, этого вернейшего средства нажить ненависть чужих народов, разоряя свой; возможно, наконец, чтобы он оплатил своим трудом, своею кровью безумнейшую из войн. Всё это возможно, невозможным оказывается только дать ему передохнуть, воздержаться на время от этих поощрений и непроизводительных затрат, попридержать у себя эти миллиарды для поднятия плодородия земли, уже отказывающейся его кормить. Не уместно ли в применении к «народной ниве» вспомнить вакон «возврата», вспомнить, что нельзя непрерывно расходовать её плодородие, забывая о необходимости возвращать ей хотя бы часть извлечённых ив неё богатств или хоть дать ей набраться новых сил, отдохнуть в эалежи (2). Как бы то ни было, но утверждать, что это невозможно, значит утверждать, что дальнейшее существование русского народа на широком просторе его родины невозможно.
Вопрос, как приняться 8а осуществление этой экономической вадачи, выходит за пределы моей компетенции. Могу только ещё и ещё раз указать на прекрасный труд профессора Чупрова, дающий обстоятельный ответ на этот вопрос на основании примеров Запада.
Подвожу итог. Поднятие крестьянского земледелия — самая существенная задача, прямо или косвенно касающаяся каждого русского гражданина. Её современность вытекает и в её неотложности. Существенную помощь её осуществлению может оказать широкое распространение тех научных знаний, на
------------------------------
1. Несколько лет тому назад по поводу голода я уже говорил: «А кто же будет поощрять того, кто каким-то злым роком призван сам всех поощрять?» [См. VIII лекцию, стр. 281 настоящего тома. Ред.]
2. «Нужды народного образования и агрономической помощи так насущны, так неизбежны, что государственный бюджет свободной России не может их игнорировать». «Хозяин», 3 ноября 1905 г.
В настоящее время в России, действительно свободной, слова эти приобретают ещё большее значение (1918). [Примечание К. А. ко 2-му ввд. Ред.]
------------------------------
которые опирается разумное земледелие на Западе. Из этих званий самое доступное пониманию и непосредственно отвечающее на ближайшие запросы практики даёт толково поставленный опыт, показывающий непосредственные потребности возделываемых растений вообще и в условиях каждого отдельного случая в частности. Эти знания могут дать сельская школа в опытное поле. Сделать эти орудия знания возможно доступными, возможно дешёвыми, возможно широко распространёнными, — вот что, по моему мнению, составляет обязанность людей науки, разумея под этим словом всех тех, кто убеждён, что наука является важнейшим условием успеха в развитии человечества, умственном, нравственном и материальном.
Несколько лет тому назад я высказал глубокое своё убеждение, что лозунг надвигающегося будущего — «Наука и демократия» (1), и нигде, я думаю, они не соприкасаются так ясно, как в этой области земледелия, где наука является могучим, непосредственным орудием для увеличения производительности труда. Не следует вабывать, — говорил я ещё ранее,— что «современный буржуазный строй не отказывает науке в известном почёте; он готов ей предоставить крупицы, падающие с роскошной трапезы капитализма, и это невольно заставляет задуматься о будущности этой науки: разделяя с сегодняшними победителями их добычу, не будет ли она когда-нибудь вместе с ними привлечена к ответу» (2). Но, с другой стороны, и демократия, которая отшатнулась бы от науки, скоро стала бы сама рабой природы.
В Париже, богатом столькими новыми памятниками, в которой нашла себе выражение совершенно исключительная талантливость современных французских скульпторов, есть один, к сожалению, почти неизвестный туристам и даже мало
------------------------------
1. «Насущные вадачи современного естествознания», стр. XXII. [К. А. указывает стр. по 2-му гад. — М., изд. В. Маракуева, 1904 г. См. также Соч., т. V, предисловие ко второму изданию. Ред.]
2. Предисловие к переводу «Наука и нравственность». Бертло, Москва, 1898. [См. также Соч., т. V. Ред.]
------------------------------
известный самим парижанам. Это — поставленный в 1895 г. по международной подписке памятник Буссенго (1). За решёткою небольшого дворика Консерватории искусств и ремёсл, этого первого народного университета, создания Великой французской революции, под окнами аудитории, в которой в течение десятков лет знаменитый учёный собирал самых разнообразных слушателей, от профессора до простого рабочего, возвышается на невысокой колонке красного мрамора его бронзовый бюст. У подножия колонны две также бронзовых фигуры. Одна — молодая женщина, задрапированная в изящные складки античной одежды, присела на цоколь; она окружена атрибутами науки — ретортами, колбами; в левой руке она держит книгу, которую только что читала, а властным движением правой указывает на землю. Очевидно, она даёт совет стоящему перед ней работнику. Могучий, стройный, он опирается на мотыгу, которой только что в поте лица возделывал неблагодарную землю, родящую только «тернии и волчец». Во всей фигуре его видно напряжённое внимание; он весь — слух, а на лице уже скользит радостная улыбка; он угадал смысл её речей, перед ним уже раскрываются новые горизонты плодотворного, разумного труда. Эта группа — Наука и земледелец (см. заглавный рисунок) — едва ли не лучшее произведение талантливого Далу. Невозможно было бы удачнее воплотить в пластические образы эту идею союза знания и труда (2).
Но мне, может быть, готовы сделать возражение совсем иного рода: выгода такого союза не будет ли односторонней, не будет ли деятельность науки чисто служебная, подчинённая; не забываю ли я о главной созидательной, творческой
------------------------------
1. В 1890 г. я хотел прочесть в пользу этого фонда публичную лекцию, но московская администрация мне этого не разрешила.
2. Далу, сын ремесленника, сам близко стоял к трудящимся. После коммуны 1871 г. он бежал в Англию и только спустя много лет мог вернуться в Париж, который украсил целым рядом своих произведений.
------------------------------
роли науки научной (1), отличающей ее от науки прикладной? Ответ не это дан уже давно; его дал ровно сто лет тому назад знаменитый химик сэр Гемфри Дэви во вступительной лекции курса агрономической химии, — вероятно, самой первой публичной лекции, когда-либо читанной на занимающую нас тему (2).
«Научные открытия в области земледелия принадлежат не животному только времени и месту; их благодеяния распространяются на будущие века, на веб человечество, открывая средства для существования ещё грядущим поколениям. Благодаря этим открытиям возрастает не только сумма жизни на земле, но увеличиваются и радости жизни.
«Сколько наук изучаем мы с увлечением и преданностью ради того только, что они доставляют наслаждение нашим утончбнным умам, расширяя наш кругозор, доставляя более верное представление об окружающем нас мире. Во сколько же раз более заслуживает нашего внимания эта область исследования, в которой наслаждение, доставляемое открытиями новых истин, приобретением новых внаний, так же велико, как в любой отрасли наук или философии, а сверх того, сопровождается сознанием очевидной, непосредственной полезности. „Nihil estmelius, nihil uberius, nihil homine libero digniusl"» (3).
He пришла ли пора и у нас каждому, кто может и как может, приняться ва дело, которое великий учёный самого свободного народа в мире ещё сто лет тому назад провозглашал «наиболее достойным свободных людей?»
------------------------------
1. Выражение А. И. Герцена.
2. Дэви, как и Буссенго, как и Грандо, определял так главную вадачу агрономической химии: «Она имеет своим предметом изменения и превращения вещества, связанные с ростом и питанием растения», т. е. то именно, что составляет главное содержание, ещё почти не существовавшей в его время, физиологии растений.
3. Нет дела лучше этого, более плодотворного, более достойного свободных людей.
------------------------------
