«Зовут меня Чарлз Дарвин. Родился я в 1809 году, учился, проделал кругосветное плавание — и снова учился». Так ответил великий ученый назойливому издателю, добивавшемуся получить от него биографические сведения. По счастью, о жизни этого человека, изумлявшего и обворожившего всех своею почти невероятною скромностью, сохранились более обильные документальные сведения в напечатанных после его смерти «Автобиографии» (предназначавшейся исключительно для семьи) и пяти томах переписки, тщательно собранной и изданной его сыном Франсисом и профессором Сюардом. На основании этих источников, по возможности выражаясь словами самого автора, был составлен по случаю кэмбриджского чествования его памяти краткий, прекрасно иллюстрированный биографический очерк, раздававшийся всем приезжим и, кажется, не поступивший в печать. Эта краткая биография, кое-где дополненная, легла в основание предлагаемого очерка.
Родился Дарвин 12 февраля 1809 года в Шрюсбери, в доме, сохранившемся до сих пор и живописно расположенном на берегу р. Северна. Дед его был известен как ученый, медик, поэт и один из ранних эволюционистов. Об отце Дарвин отзывался, как о «самом умном человеке, какого он знал», из его качеств отличал удивительно изощренную способность к наблюдению и горячую симпатию к людям, «какой я ни в ком никогда не встречал».
В школе Чарлз, по собственному его отзыву, ровно ни чему не научился, но сам забавлялся чтением и химическими опытами, за что получил прозвище «газ». В позднейшие годы, на опросные пункты своего двоюродного брата, знаменитого статистика Голтона, дал следующий ответ на вопрос: «Развила ли в вас школа способность наблюдательности или препятствовала ее развитию?» — ответ: — Препятствовала, потому что была классическая. На вопрос: «Представляла ли школа какие-нибудь достоинства?» — ответ был еще лаконичнее: — Никаких. А в общем выводе «я считаю, что всему тому ценному, что я приобрел, я научился самоучкою».
Шестнадцати лет он уже был вместе со старшим своим братом в Эдинбургском университете, где слушал лекции на медицинском факультете. Через два года перешел в Кэмбриджский университет, где по желанию отца перешел на теологический факультет. Его серьезно заинтересовало только «Натуральное богословие» знаменитого Паллея (выдержавшее 19 изданий) (1). Три человека имели на него несомненное влияние: это
---------------------------------
1. Каково было содержание этого богословия и почему оно оставило такое сильное впечатление на Дарвина, можно судить по следующему факту: около того же времени при составлении зоологического музея в Оксфорде руководились мыслью, чтобы он мог служить наглядным пособием при изучении книги Паллея.
* Статья К. А. Тимирязева, опубликованная в сборнике Памяти Дарвина, М., изд. Научное слово, 1910.- Ред.
---------------------------------
были Генсло, Седжвик и Юэль. Первый, как ботаник и, повидимому, как высоко нравственная личность; ему же Дарвин был обязан и тем, что, по его собственному признанию, «сделало возможным и все остальное в моей жизни», т. е. кругосветное путешествие на «Бигле». Если с Генсло он делал экскурсии по соседним болотам (fens), которыми гордится Кэмбридж, то с Седжвиком он карабкался по необитаемым горам Уэльса и научился умению делать геологические разведки еще не исследованных мест, что особенно пригодилось ему в путешествии. Наконец, о Юэле (астрономе и авторе известной «Истории индуктивных наук») он отзывался, что он был одним из двух встреченных им в жизни людей, поражавших его увлекательностью своего разговора на научные темы. Тем не менее, и время, проведенное им в Кэмбридже, он считал почти потерянным, хотя «в общем итоге самым веселым в своей счастливой жизни». С увлечением занимался он только собиранием жуков.
Настоящей его школой было пятилетнее (с 1831 по 1836 г.) кругосветное плавание. Уезжая, он увозил с собой только что вышедший первый том «Основ геологии» Лайэля. Снабжая Дарвина этой книгой, Генсло советовал ему пользоваться ее богатым содержанием, но не останавливаться на слишком смелых идеях реформатора геологии. Дарвин последовал совету, выполнил его только наоборот — он не остановился, а ушел вперед гораздо далее своего учителя, каким всегда с благодарностью признавал Лайэля.
Наиболее поразили его и в то же время оказали наибольшее влияние на всю его дальнейшую деятельность четыре факта. Во-первых, постепенная смена органических форм по мере перемещения с севера на юг по восточному и с юга на север по западному берегу Южной Америки. Во-вторых, сходство между ископаемой и современной фауной той же страны. И в-третьих, черты сходства и различия обитателей отдельных островов архипелага Галлапагос как между собою, так и с обитателями соседнего континента. Четвертым несомненным глубоким впечатлением, вынесенным из этого путешествия, отразившимся гораздо позднее на его отношении к вопросу о происхождении человека, было первое впечатление, произведенное на него туземцами Огненной Земли; воспоминание о нем выразилось в известных словах, что ему легче примириться с мыслью о далеком родстве с обезьяной, чем с мыслью о близком происхождении от людей, подобных тем, которых он увидал при первой высадке на Огненную Землю.
Через год по возвращении в Англию (в 1837 г.) он начинает свою первую записную книжку, в которую заносит все имеющее отношение к вопросу о происхождении видов. Задача с первого же раза охватывается им со всех сторон, как это видно даже из одной странички этой записной книжки (1). Но только через два года, в 1839 году, перед ним раскрывается путеводная нить к этому лабиринту хотя и согласных, но продолжающих быть непонятными свидетельств в пользу единства происхождения всех органических существ. Чтение книги Мальтуса и близкое знакомство с практикой приводят его к выводу о существовании «естественного отбора», т. е. процесса устранения всего несогласного
------------------------------
1. Она приложена к первому тому издания полного русского перевода сочинений Дарвина. Издание Ю. И. Лепковского. Москва, 1909 г.
------------------------------
с условиями существования и, следовательно, сохранения всего согласного с ним, предустановленного, гармоничного, целесообразного, как выражались теологи н телеологи, полезного, приспособленного, как будет отныне называться эта коренная особенность организмов.
Краткий очерк всей теории, набросанный в 1848 году (на 35 страницах) и в первый раз отпечатанный и розданный в подарок всем ученым, собравшимся на чествование Дарвина в Кэмбридже в настоящем году, не оставляет никакого сомнения, что за двадцать лет до появления «Происхождения видов» основная идея этого труда уже вполне сложилась в голове автора, а некоторые положения вылились в ту же самую форму, в которой потом стали известны всему миру (1). И однако потребовались эти двадцать лет для того, чтобы свести в систему тот колоссальный оправдательный материал, без которого он считал свою теорию недостаточно обоснованной. Впрочем, два обстоятельства мешали ему вполне сосредоточиться на главном труде его жизни. Во-первых, обработка привезенного из путешествия громадного материала и специальные исследования по геологии и зоологии. Из числа первых доставила ему особую известность монография «о коралловых островах», заставившая Лайэля отказаться от своих прежних теорий. Еще более времени поглотило зоологическое исследование об «усоногих раках», живущих и ископаемых. Эта работа, по его собственному мнению и по мнению компетентных его друзей, была практической школой для реального ознакомления с тем, что такое вид. «Не раз, — пишет он сам,— я то соединял несколько форм в один вид, с его разновидностями, то разбивал его на несколько видов, повторяя эту операцию до тех пор, пока с проклятием не убеждался в ее полной бесплодности». Эта тяжелая, суровая школа навлекла на него же насмешки Бульвера, изобразившего его в одном из своих романов чудаком, убивающим десятки лет на изучение каких-то ракушек. Более широкую известность, чем эти специальные труды, доставил ему «Журнал путешествия на Бигле», обративший на себя внимание Гумбольдта и по своей легкой, доступной форме ставший одним из любимых произведений охотно читающей путешествия английской публики.
Другим и еще более важным препягствием, мешавшим ему быстрее подвигаться в своей главной работе, весь план которой был у него вполне готов, была постоянная неизлечимая болезнь, явившаяся результатом переутомления от усиленных занятий в первые годы по возвращению из путешествия. Во всю последующую жизнь трех часов усидчивых занятий было достаточно, чтобы привести его на весь остальной день в состояние полного истомления. «Никто, кроме моей матери, — пишет в своих воспоминаниях Франсис Дарвин, — не может себе составить понятия о размерах испытанных страданий и его изумительном терпении. Она заботливо ограждала его от всего, что могло причинить ему малейшую неприятность, не упуская ничего, что могло избавить его от излишнего утомления и помочь ему сносить тягость постоянного болезненного состояния».
В том же 1842 году он переселился из Лондона в деревню, в Даун,
------------------------------
1. Этим окончательно устраняется и всякое сомнение насчет его приоритета перед Уоллесом, который в это время был двадцатилетним землемером.
------------------------------
в Кенте, откуда писал: «моя жизнь идет, как заведенные часы, я, наконец, прикреплен к той точке, где ей суждено и окончиться». Эти мрачные мысли, навеянные постоянною болезнью, дошли до того, что он составил завещание, в котором просил жену озаботиться изданием рукописи, которая с 35 страниц (1842 г.) разрослась до 230 страниц, поручая эту заботу своему лучшему другу — Гукеру. По счастью, предчувствия его обманули — впереди было еще сорок лет изумительной деятельной жизни, увенчавшейся небывалой славой.
В 1856 году, по настоянию Лайэля, он принялся за свой главный труд, задуманный в размере, превышавшем раза в три окончательную форму «Происхождения видов». В 1858 году он получил известное письмо от Уоллеса (1), результатом чего было представление Гукером и Лайэлем обеих записок Дарвина и Уоллеса в Линнеевское общество.
Через год, 24 ноября 1859 года вышла его книга «Происхождение видов путем естественного отбора или сохранение избранных пород в борьбе за жизнь». Все издание разошлось в один день.
В следующем, 1860 году произошло в Оксфорде на заседании Британской ассоциации знаменитое, в истории эволюционного учения, столкновение между противниками и защитниками Дарвина, закончившееся, благодаря Гукслею, блестящей победой последних. Но тем не менее, по мнению того же писателя, «вселенский собор ученых несомненно осудил бы нас подавляющим большинством».
В 1870 году он же писал, что не найдется той отрасли естествознания, на которой бы не отразилось влияние «Происхождения видов», а менее чем через двадцать лет мог заявить, «что если бы не документальные доказательства, то он подумал бы, что его память ему изменяет, — до того резка перемена в общественном мнении» в пользу воззрений Дарвина.
Издание следовало за изданием, а в 1868 году появилось двухтомное «Изменение прирученных животных и возделываемых растений», этот самый полный и глубоко продуманный свод знаний по вопросу об явлениях изменчивости и наследственности, этих двух основ естественного отбора. Можно сказать, что шум, произведенный некоторыми позднейшими теориями (мутаций, гетерогенезиса и менделизма), главным образом объясняется невежеством нового поколения натуралистов по отношению к содержанию того изумительного труда, вероятно поглотившего большую часть времени, протекшего между первым очерком теории и выходом «Происхождения видов» и за последовавшее затем десятилетие.
В 1871 году появилось его «Происхождение человека», послужившее сигналом к новому взрыву негодования ханжей и реакционеров всех оттенков против автора, хотя, как он справедливо замечает, уже и в «Происхождении видов» он высказал вполне определенно свой взгляд на этот жгучий вопрос «для того, что бы ни один честный человек
---------------------------------
1. Подробности этого чуть ли не единственного в истории науки случая рассказаны мною в другом месте (см. „Первый юбилей дарвинизма"). [Эта статья К. А. Тимирязева была также опубликована в сборнике: "Памяти Дарвина", М., изд. "Научное слово", 1910. — Ред.].
---------------------------------
не мог укорить его в том, что он скрывает свои действительные воззрения».
Вот отзыв об этой книге немецкого профессора Швальбе в изданной по случаю чествования памяти Дарвина в Кембридже книге «Дарвин и современная наука»: «Труд Дарвина о происхождении человека до сих пор не превзойден никем; чем более мы погружаемся в изучение сходства в строении человека и обезьян, тем более наш путь освещается ясным светом, излучаемым его спокойным, рассудительным исследованием, основанным на такой массе собранного им материала, какой не накоплял никто ни до, ни после него. Слава Дарвина будет навеки связана с свободным от всякого предрассудка изучением этого вопроса из вопросов — происхождения человеческой расы».
Эти три основные произведения заключают основы всей теории. Первое содержит учение о естественном отборе и доказательства его согласия со всем, что нам известно об органическом мире; второе дает позднейший для его времени истощающий анализ наших сведений о двух основных свойствах всех организмов, на которых основывается возможность естественного отбора; третье представляет проверку учения на основании его применения к самому сложному предельному случаю — к человеку с его эстетическим, умственным и нравственным развитием.
Одна глава книги о человеке разрослась в целый отдельный том — «Выражение чувств у человека и животных», — одно из остроумнейших развитии его общего учения о единстве всего живого, на таких, казалось бы, ничтожных фактах, как выражение лица и т. д. при различных психических движениях.
Маленький очерк по психике новорожденного дал толчок целому ряду подражаний, и немецкие авторы нередко совершенно несправедливо приписывают первый шаг в этой области исследователю Прейеру.
После этого внимание Дарвина обратилось к другому полюсу органического мира — к растению — с целью показать применяемость его учения и к существам, лишенным той сознательной волевой деятельности, которой Ламарк приписывал (у животных) главную роль. Его ботанические труды, где ему впервые пришлось из области описательной науки переступить и в область экспериментальной. Основная их мысль — доказать существование самых сложных приспособлений и объяснить их происхождение их полезностью.
Эта основная мысль, делающая из них одну связную систему, обыкновенно упускается из виду биографами при их голом перечислении.
В насекомоядных растениях он показал у ряда растений органы для улавливания и переваривания животных и доказал, что это действительно полезный процесс для обладающих ими растений. В движениях и повадках вьющихся растений, показав широкое распространение этой формы растений, он задался вопросом, каким образом она могла возникать так часто и независимо в самых разнообразных группах растений, и ответил на это другим исследованием — «Способность растений к движению», в котором доказал, что то явление, которое бросается в глаза у вьющихся растений, в незаметной форме широко распространено во всем растительном царстве, резко проявляясь не только у вьющихся растений, но и в других явлениях растительной жизни, всегда полезных для обладающего ими организма.
Еще замечательнее группа монографий, касающаяся формы и других особенностей цветка, находящихся в связи с перекрестным опылением цветов насекомыми. (О различных приспособлениях, при помощи которых орхидные оплодотворяются насекомыми. Различные формы цветов у растений, того же вида. Действие самооплодотворения и перекрестного оплодотворения.) В первых двух раскрываются самые поразительные приспособления организмов, относящихся к двум различным царствам природы, а так как подобная гармония, на основании учения о естественном отборе мыслима только под условием обоюдной пользы (польза для насекомых очевидна, они при этом питаются), то третий том представляет обстоятельное экспериментальное исследование, доказывающее пользу перекрестного оплодотворения, так как в результате его является всегда более могучее поколение.
Таким образом, тем, кто, не желая принимать теоретической основы учения Дарвина, стараются отвлечь внимание, указывая на талантливость его специальных работ, приходится неизменно напоминать, что это не были отрывочные факты, разбросанные по всей области биологии от растения до человека, а факты, строго связанные между собою именно этой теорией и, следовательно, проверяющие и подтверждающие ее обширной системой исследования.
Эти биологические работы послужили толчком к неимоверной деятельности в этой области, и теперь литература, ими вызванная, выражается не одной тысячей томов.
Посвятив почти двадцати лет на подготовку себя к главной своей жизненной задаче, на ее разработку и почти столько же на то, чтобы научить, как надо пользоваться его теорией, как орудием изучения природы, могучий ум, в течение большей части жизни боровшийся с немощным телом, уже начинал видеть новые широкие горизонты в смысле более глубокого экспериментального изучения основного фактора, легшего в основу его учения, — фактора изменчивости. Но силы изменили, и он мог еще только обработать остроумное маленькое исследование над «Образованием перегноя почвы при содействии червей», успех которого, если судить о нем по ходкости распродажи, превзошел даже успех «Происхождения видов».
Он умер 19 апреля 1882 года и похоронен рядом с Ньютоном в Вестминстерском аббатстве. Последними его словами были: «Я нисколько не боюсь умереть». А в заключительных строках своей автобиографии он подвел такой итог своей жизни: «Что касается меня самого, я убежден, что поступил правильно, посвятив всю свою жизнь упорному служению науке. Я не чувствую за собой какого-нибудь большого греха, но часто сожалел, что не принес более непосредственной пользы своим собратьям» (1).
------------------------------
1. "my fellow creatures": очевидно, Дарвин принцип братства распространяет не на одного только человека.
------------------------------
