Прежде чем разойдётся это пятое издание, минет полвека со времени появления гениального произведения, доступному изложению которого посвящен этот краткий очерк. Случай, я полагаю, небывалый, чтобы строго научное произведение, несмотря на такой долгий срок, продолжало привлекать внимание широких кругов читающей публики. Но, может: быть, спросят: точно ли учение Дарвина не утраило своего значения? Не явилось ли ему на смену чего-либо нового, более согласного с новейшими приобретениями науки? Можно смело сказать, что не только не появилось чего-либо равного ему по значению, но даже не явилось чего-либо совершенно нового, т. е. такого, зачатки чего не находились бы в произведениях самого Дарвина. Все, кто желал занять его место, или потерпели неудачу, или, в лучшем случае, представляли в своих попытках только подробное и в то же время одностороннее развитие какого-нибудь уже высказанного им положения.
Не говоря уже о том, что не появилось ни одной теории, которая охватывала бы поставленную Дарвином задачу во всей её полноте, едва ли найдётся хоть одна попытка разрешения этой задачи, которой нельзя было бы противопоставить другую, почти её уничтожающую. Всего более за последнее время заставила о себе говорить так называемая теория мутаций (Де-Фриза), но она, по сознанию самого автора, ничего не объясняет без дополнения самою существенною частью дарвинизма — учением об естественном отборе. Самый же факт, обозначаемый этим термином мутация, Дарвин принимал во внимание, не придавая только ему того исключительного значения, как некоторые современные учёные, и был, конечно, прав (1).
То же можно сказать о так называемом неоламаркизме (с его частной формой — теорией самоприспособления, высказанной в первый раз Генсло, позднее Вармингом и подхваченной несколькими немецкими учёными). Начиная с первых строк его записной книги (1839 г.) и кончая последними письмами, Дарвин во всех своих произведениях приписывал важное значение влиянию среды. Если современная «экспериментальная морфология» обогатила это направление фактами, то должно сознаться, что случаи наследственной передачи этих изменений до сих пор очень ограничены, — обстоятельство, перед которым останавливался и Дарвин. А главное, этот неоламаркизм, как и старый, не объясняет необходимости усовершенствования организмов, являющейся результатом исторического процесса, выдвигаемого Дарвином.
Что касается второй части этой книги — полемики с русскими антидарвинистами, то я полагаю, что и она едва ли устарела. Новый поход, предпринятый против дарвинизма в Германии (Рейнке, Вольф и др.) во имя телеологии, по содержанию вполне сходен с тем, что проповедывали у нас Данилевский и Страхов, а по форме далеко уступает нашим отечественным
-----------------------------------
1. Сказанное о Де-Фризе ещё более применимо к попытке Коржинского, в основе ничего не объясняющей и заключающей только новые примеры, совершенно сходные с теми, которые были приведены и Дарвином.
-----------------------------------
защитникам этого отжившего свой век учения, обнаружившим в своих произведениях недюжинную диалектическую изворотливость.
Я думаю, что читатель, получив ясное представление об учении, которое и в настоящее время, как и полвека тому назад, даёт единственное целостное представление об эволюции органического мира и о сделанных против этого учения основных возражениях, сумеет сам разобраться и в только что упомянутых новейших немецких на него нападках. В этом походе против дарвинизма я вижу, с одной стороны, реакционный возврат к немецкой метафизике начала прошлого века, а с другой — проявление той узкой националистической борьбы, которую ведёт не на одной только политической почве германская раса против опередившей её англо-саксонской. К. ТИМИРЯЗЕВ 27 мая 1905 г.
