В предисловии к последнему изданию я высказал предположение, что, прежде чем оно разойдётся, наступит двойная годовщина, которую, конечно, отметит весь цивилизованный мир, — пятидесятилетия со дня появления «Происхождения видов» и столетия со дня рождения Дарвина. Вопреки ожиданиям, новое издание потребовалось ранее, с небольшим через два года. Факт этот, конечно, не может не радовать пишущего эти строки, как с личной, так и более широкой общей точки зрения. Старый профессор двадцатого века может вполне объективно радоваться успеху произведения студента шестидесятых годов девятнадцатого, отмечая факт, что книга, в первом своём издании разошедшаяся в двадцать лет, в пятом расходится в два года. Но, конечно, гораздо более радует учёного мысль, что то учение, распространению и убеждённой защите которого он уделил не малую долю своей деятельности, что это учение находит всё более и более широкие круги интересующихся, особенно в среде молодого поколения.
А несомненным признаком этого движения служат не только возрастающий спрос на эту книжечку, служащую только для первого ознакомления с учением, но и возобновляющееся требование на произведения великого творца этого учения.
Несколько слов по поводу приложения о наших антидарвинистах. В этой полемике отразилась целая полоса нашей недавней культурной истории, в ней чувствуется удушающая атмосфера восьмидесятых годов, когда торжествующая реакция считала возможным решительно порвать с преданиями ближайшего прошлого и объявить войну всей западной культуре во имя каких-то исконных, национально-византийских начал. Поход, предпринятый Данилевским против дарвинизма, был одним из характерных эпизодов этой борьбы по той дружной поддержке, которую встретил во всех реакционных сферах. Министры, влиятельные петербургские круги, услужливый капитал (без которого увесистые томы Данилевского не увидели бы света), литература в лице такого выдающегося критика, каким считался Страхов (1), господствовавшие тогда органы ежедневной печати, философы, официальная наука (академия собиралась присудить Данилевскому высшую премию) — всё было на стороне Данилевского, когда я выступил против него. Но, может быть, в своих товарищах по науке я нашёл поддержку? Все молчали. Один из них, академик Фаминцын, правда, через Два года выступил со своей критикой, но с какой? Пожурив слегка Данилевского эа совершенно второстепенные недостатки, позолотив свою пилюлю неумеренными похвалами, прямо отказавшись от обсуждения основного вопроса, он, к удовольствию влиятельных защитников Данилевского, с академическою авторитетностью изрёк мне приговор, что я умею только браниться, но неспособен к беспристрастной научной критике (2).
----------------------------------
1. К тому же, как и Данилевский, натуралист — магистр зоологии.
2. Одному из министров, благоволивших Данилевскому, вскоре представился случай выразить своё критическое ко мне отношение, если не в особенно убедительной, то в довольно действительной форме, — устранением меня от преподавания в Петровской академии.
----------------------------------
Таким образом, в этой неравной борьбе я был один. Но со мной был читатель, — тот читатель-друг, к которому так трогательно взывал в те ужасные годы «великий сатирик земли русской»*. И победа оказалась на нашей стороне (1). Так тщательно задуманный и приведённый в исполнение дружными усилиями поход против европейской науки не привёл ни к чему. Мало того, неожиданный исход полемики внёс раскол в ряды философов, сочувствовавших Данилевскому и особенно Страхову, и самый талантливый из них В. С. Соловьев, увлёкшись моим успехом, продолжал преследовать поражённого Данилевского на другом и с общественной точки зрения ещё более вредном поле его деятельности, как автора пресловутой "России и Европы".
Не следует однако, думать, что эта полемика представляет только значение исторической картинки мрачной и, будем надеяться, навсегда исчезнувшей полосы нашей жизни. Нет, я полагаю, что тот значительный труд, который я затратил на разоблачение тонкой диалектики наших антидарвинистов, не лишён значения и в настоящее время. Я глубоко убеждён, что, ознакомившись с ним, читатель окажется настолько вооружённым, что, встретившись с совершенно сходной, но менее искусной аргументацией всевозможных Реинке, Дришей, Вольфов, Вагнеров, Паули, Франсе и других немецких погребателей (2) дарвинизма, сумеет сам в ней разобраться. Все они так же, как и русские антидарвинисты, тщетно пытаются восстановить учение о конечных причинах, — это порождение схоластической метафизики, да и почва, на которой они стоят, как я указал
-----------------------------------
1. Не могу не вспомнить с признательностью гостеприимство, оказанное мне «Русскою Мыслью», благодаря В. А. Гольцеву, всегда стоявшему за положительную науку и против всякого обскурантизма, явного или скрытого.
2. Один из них, Денерт, так и озаглавил своё произведение: «Дарвинизм на смертном одре». Это, вероятно, один из преемников остроумных немцев, при появлении дарвинизма выбивших медаль (из экономии свинцовую), на которой Дарвин был изображён с ослиными ушами.
* М. Е. Салтыков-Щедрин. 1826—1889 г. Ред.
------------------------------------
в конце последнего предисловия, та же реакционно-националистическая (1). Но и помимо этой общей научно-философской стороны моей полемики с Данилевским читатель найдёт в ней готовые ответы и на те частные возражения, которые новейшие противники дарвинизма повторяют со слов старых.
Само собою понятно, что указанное немецкое антидарвини-стилеское направление не осталось без протеста как в самой
Германии, так и за её пределами. К. ТИМИРЯЗЕВ [1908 г.]
------------------------------------
1. Эта реакционность, которую я разумел в философски-научном смысле, успела обнаружиться и в более узком политическом смысле. Рейнке недавно в своей борьбе с дарвинизмом призывал на помощь тот самый прусский ландтаг, из-за которого после полувекового мира улицы Берлина на-днях обагрились кровью, а в ту минуту, когда я пишу эти строки, немецкая либеральная печать возмущается заявлением реакционного прусского министра просвещения, что он готов содействовать изгнанию Дарвина из общественных библиотек. Националистический характер немецкого антидарвинизма проглядывает даже в языке; так, один из перечисленных авторов (Вагнер) озаглавил своё произведение излюбленным националистами выражением «Das neue Kurs». Новый курс — подразумевается Вильгельмовский.
------------------------------------
