Искусственный отбор


К. А. Тимирязев. Избранные сочинения в 4-х томах.
ОГИЗ - СЕЛЬХОЗГИЗ, М., 1948 г.
"Чарлз Дарвин и его учение"
OCR Biografia.Ru


Совершенство искусственных пород животных и растений в смысле их соответствия требованиям человека. — Как достиг человек этого результата? — Незначительная роль прямого воздействия человека на организмы.— Изменчивость и наследственность.— Искусственный отбор.— Примеры применения втого приёма. — Высокое совершенство, до которого он доведён в настоящее время, и свидетельства о его применении в глубокой древности. — Бессознательный отбор. — Общий вывод.

Поверхностный взгляд на породы животных и растений, искусственно разводимые человеком, убедит всякого, что в них естественные формы не только изменились, но в то же время усовершенствовались.
Это выражение «усовершенствовались» нуждается в оговорке; смысл, в котором оно употреблено, совершенно условный; говоря: «естественные формы усовершенствовались», мы становимся на точку зрения человека, для удовлетворения потребностей которого эти породы разводятся. Почти излишне говорить, что изменения, соответствующие целям человека, кажущиеся ему усовершенствованием, не всегда полезны для самого организма, не могут считаться безусловным усовершенствованием данной формы. Нам на каждом шагу случается даже видеть, что интересы человека бывают прямо противоположны, враждебны интересам разводимой им породы: разжиревшая призовая свинья, едва двигающаяся на коротких, тоненьких ножках, может представлять идеал стремлений скотовода; но, несмотря на то, она влачила бы жалкое существование без заботливого ухода человека и, предоставленная естественным условиям, конечно, не выдержала бы конкуренции своих менее породистых, но более подвижных соперников; махровый цветок может удовлетворять требованиям вкуса, и, однако, махровость не что иное, как пагубная уродливость, поражение воспроизводительной системы растения, лишающее его возможности принести плод и семя. Очевидно, что подобные изменения можно назвать усовершенствованием разве только с точки зрения прихоти человека. Итак, говоря: породы совершенствуются, мы не будем упускать из виду условность этого выражения.
Но, впрочем, эта условность не касается сущности дела, для нас важно только то обстоятельство, что эти породы вполне удовлетворяют требованиям человека, что в них, так сказать, проглядывает его умысел.
Несколько примеров будет достаточно, чтобы пояснить эту мысль. Сравнив, например, различные породы наших цветочных и огородных растений, мы заметим, что в каждой из них развилась и видоизменилась та именно часть, которая почему-либо особенно ценится человеком: «Посмотрите, — говорит Дарвин, — как различны листья капусты и как поразительно однообразны её цветы, как разнообразны цветы анютиных глазок и как сходны её листья, какие изменения в цвете, форме, опушении представляют ягоды крыжовника и как ничтожно различие его цветов>. Ещё более очевидный отпечаток человека носят домашние животные; довольно взглянуть на могучую, но тяжёлую на ходу ломовую лошадь и лёгкого, быстрого скакуна, чтобы прочесть в них блистательное разрешение механической задачи — замены скорости силой и силы скоростью; довольно взглянуть на разнообразнейшие породы собак, овец, полезные каждая по-своему, чтобы убедиться, что этими изменениями руководил не случай, а сознательная воля человека. Ясно, что человек создал эти породы, т. е. заставил естественные формы измениться именно в том направлении, которое наиболее соответствует его потребностям или прихотям, — иногда даже в ущерб их собственной пользе. Спрашивается: каким же путём достиг он этих разультатов, как мог он заставить природу способствовать его целям? Понятно, что человек может действовать на природу только теми средствами, которые доставляет ему природа; сам созидать, изменять в строгом смысле этого слова, он, конечно, не в состоянии.
Какие же средства доставила природа человеку для изменения органических существ сообразно его целям?
Человек может или непосредственно изменять оргаппче-ские формы, подвергая их влиянию различных деятелей природы, или он может подхватывать и развивать те случайные изменения, которые возникают сами собой. Рассмотрим оба эти способа и постараемся определить, которому из них человек наиболее обязан своими усовершенствованными породами.
Все органические существа находятся в тесной зависимости от окружающих условий; они как бы отлиты в формы, определённые этими условиями, так что изменение в условиях производит отпечаток и на организме. Этим источником изменчивости человек пользовался во все времена: так, например, переселив некоторые дикие растения на более богатую почву своих садов и огородов, он получил пёструю толпу садовых и огородных растений, приобревших такое громадное значение в его быту; этим путём, например, из бедного листьями расте; ния дикой капусты он получил кочан, из тощего корня дикой моркови — мясистую огородную морковь; этим путём он превращает тычинки в лепестки и получает разнообразные породы махровых цветов; этим путём, наконец, он может заставить колючку терновника распуститься в цветущую ветвь. Что для растения почва, то для животного пища: изменяя количество и качество корма, человек может вызывать некоторые изменения и в животных организмах; этим путём, полагают, возникли разнообразные породы свиней.
Но этот способ изменения существ чрез посредство внешних влияний имеет весьма ограниченное применение: соотношения между организмом и окружающими условиями бесконечно сложны и запутаны и почти неизвестны человеку, так что изменение свойства или количества пищи (почвы для растения, корма для животных) составляет едва ли не единственное влияние, которым он в состоянии располагать. Сверх того, изменения, производимые этим путём, должны быть весьма незначительны, потому что всякое немного резкое изменение условий оказывается пагубным для организма.
Другой способ непосредственного изменения органических форм состоит в скрещивании. Но, говоря о голубиных породах, мы уже имели случай высказать, как недоверчиво Дарвин смотрит на этот способ изменения, которому обыкновенно приписывают главную роль в образовании домашних пород. Тщательпое изучение вопроса привело его к заключению, что главная цель этого процесса — получение формы, средней между обоими родителями, достигается только тогда, когда скрещиваемые породы очень близки между собой; но и в таких даже случаях для успешного хода изменения необходимо прибегать ещё к другому процессу, о котором будет речь ниже. Если же скрещиваемые породы будут резко между собой различаться, то почти невозможно предвидеть результаты скрещивания.
Итак, мы видим, что оба способа непосредственного изменения, взятые сами по себе, ещё не в состоянии объяснить результатов, достигнутых человеком. Оба они применимы лишь в очень ограниченных пределах, а главное — не доставляют человеку возможности вызывать разнообразные, вполне определённые изменения. Ясно, что подобными несовершенными средствами нельзя было достигнуть того разнообразия и тех тонких приспособлений, которые представляют домашние породы животных и растений.
И действительно, если мы обратимся за разрешением нашего вопроса к лучшим судьям этого дела, к практическим деятелям страпы, наиболее славящейся своими усовершенствованными породами, — к английским скотоводам, то увидим, что не этим путём непосредственного изменения были выведены все знаменитые породы. Способ усовершенствования, принёсший в их руках такие блистательные результаты, опирается на совершенно иные начала. Материалом для усовершенствования послужил им второй из указанных нами источников, так называемые случайные изменения.
После всего сказанного не может быть сомнения, что способность, или, вернее, возможность изменяться составляет одно из отличительных свойств органических существ. Впрочем, даже того факта, что в природе нет двух существ тождественных, достаточно, чтобы убедить, что некоторая степень изменчивости есть явление постоянное, почти неизбежное.
Изменения эти мы называем случайными потому, что причины их по большей части нам неизвестны; но нет, конечно, сомнения, что в числе этих причин должны быть и те, посредством которых и человек может вызывать изменения, т. е. действие условий существования и скрещивания, а также известную роль, может быть, играет упражнение органов.
К числу изменений, зависящих от скрещивания, должно отнести и все изменения, необходимо возникающие от того, что при половом размножении в каждом существе сливаются и борются организации двух родителей. Результат, впрочем, бывает весьма различен: иногда одна совершенно осиливает другую, иногда же они взаимно уравновешиваются. Доказательством, что половое размножение необходимо влечёт за собой некоторую долю изменчивости, служит сравнение существ, происшедших путём полового и бесполого размножения. Так, например, всем известно, что растения, происшедшие от отводков, почек или клубней, гораздо более схожи с материнским растением, чем растения, происшедшие от семян; некоторые особенности даже вовсе не передаются семенами, так что садоводы, желающие сохранить какую-нибудь тонкую разновидность, принуждены разводить её только отводками. Факт этот вполне объясняется тем, что на семенах должно отразиться влияние мужской особи. Сказанное о растениях применимо и к низшим животным, размножающимся половым и бесполым путём. Итак, мы не должны забывать, что половое размножение уже есть скрещивание, а следовательно, источник изменчивости.
Действие упражнения, как изменяющего начала, не может подлежать сомнению. Дарвин нашёл, например, что кости крыла домашней утки весят менее, а кости ноги более относительно веса всего скелета, чем у дикой утки. Это, по всей вероятности, должно приписать тому, что домашняя утка летает менее, а ходит более, чем её дикий предок. Подобным же образом многие натуралисты приписывают висячие уши домашних животных неупотреблению ушных мускулов вследствие того, что животное редко подвергается опасности, а следовательно, и испугу.
Понятно, что случайные измепения, зависящие от действия естественных условий, должны быть гораздо разнообразнее тех изменений, которые в состоянии произвести человек, потому что, как мы видели, человек может успешно влиять на организмы едва ли не чрез одну только пищу.
Но, чтобы направить эти изменения в свою пользу, человек должен обладать средством, которое бы дозволяло ему удерживать и накоплять те изменения, которые соответствуют его требованиям, — это средство доставляет ему наследственность. Сущность этого свойства, общего всем органическим существам, заключается в том, что каждое из этих существ одарено упорным стремлением воспроизводить формы своих родителей. Почти излишне доказывать действительное существование этого свойства, — в этом убеждает ежедневный опыт: никому, конечно, не войдёт в голову усомпиться, что щенок бульдога будет бульдог, щенок борзой — борзая; всякий знает, как вследствие этого высоко ценятся так называемые породистые животные, какое значение охотники приписывают родословной животного. Взятый, в широком смысле, закон наследственности составляет основу всего органического мира, он уже выражается в основном положении, что органические существа происходят от себе подобных. Но наследственность не ограничивается лишь передачей общего склада животного или растения; можно привести множество примеров, и всякий, конечно, знает их немало, что случайные изменения, какие-нибудь резкие особенности или даже уродливости передавались из поколения в поколение. Быть может, — говорит Дарвин, — всего разумнее смотреть на передачу всякого любого признака как на правило, а на непередачу его — как на исключение.
Но, может быть, читатель спросит, как же согласить эти два свойства: наследственность с изменчивостью, как согласить, что существа упорно стремятся сохранить форму родителей и в то же время изменяются? Смысл этого, в сущности, таков: каждая черта организации наследственна, следовательно, и всякое случайное изменение наследственно, если только новые влияния не будут противодействовать этой передаче, вызвав новые изменения. Собственно говоря, между этими двумя понятиями так же мало противоречия, как между понятием об инерции и о движении: первое — более общее и заключает второе. Наследственность можно сравнить с инерцией. Это — органическая инерция. Как вследствие инерции тело сохраняет покой, пока не будет из него выведено, и продолжает двигаться, пока не будет остановлено, так точно организм остаётся неизменным, пока не получит толчка, и передаёт полученное изменение из поколения в поколение, пока новая причина не помешает этой передаче. В некоторых, впрочем, очень редких, случаях мы даже можем указать, вследствие какого враждебного влияния известный признак не перешёл к потомству. Только что приведённые факты относительно изменчивости, необходимо связанной с половым размножением, могут служить тому примером: садовод желает сохранить какую-нибудь случайно появившуюся уклонную форму, но для получения от неё семян необходимо содействие мужской особи, а вот влияние этой посторонней формы парализует передачу желаемого признака. Закон наследственности строже применяется к существам, происшедшим путём бесполого размножения, именно потому, что путь этот представляет одним источником изменчивости менее. Подобным-то противодействующим влияниям должны мы приписать причину того факта, что дети только по большей части, а не всегда сходны с родителями.
В этом смысле должны мы понимать приведённые только что слова Дарвина, что передачу признаков следует принимать за правило, непередачу — за исключение; другими словами, мы должны допустить, что наследственность есть явление необходимое, изменчивость же — лишь возможное или обычное. Понятна вся польза, которую человек может извлечь из этих двух свойств органических существ: изменчивость снабжает его богатым выбором уклонений, наследственность даёт возможность упрочить эти уклонения. Таким образом, он в состоянии накоплять, черту за чертой, тончайшие оттенки изменчивости, получая в итоге, по прошествии нескольких поколений, весьма значительные и вполне определённые уклонения. Процесс усовершенствования пород, основывающийся па этих началах, получил у английских скотоводов название отборки, отбора, — selection (1).
--------------------------------
1. Слово отбор употреблено мною вместо вошедшего в общее употребление выражения подбор родичей, которым проф. Рачинский передал английское selection. Мне кажется, что слово отбор (или, пожалуй, выбор) менее определённо и потому вернее передаёт смысл английского слова. Выражения подбор, подбирать предполагают какую-то предвзятую цель, которую стремятся осуществить, какой-то идеал или образец, к которому стараются приблизиться при помощи известного сочетания производителей, между тем как процесс selection в большинстве случаев состоит лишь в отделении, в уединении существ, отличающихся от остальных. Ксгда мы говорим о собрании каких-нибудь предметов: это — предметы отборные, мы этим означаем только, что предметы эти отличаются чем-нибудь (обыкновенно превосходством) от остальных, с ними сходных; когда же мы говорим: предметы эти, как на подбор, то мы этим выражаем, что предметы эти сходны или между себей, или с данным образцом, или, наконец, находятся в известном между собой соотношении. Но для процесса selection в широком смысле не нужно ни одного из этих трёх условий. Впрочем, видно, что и сам проф. Рачинский избрал выражение подбор не без некоторого колебания, потому что в заголовке первой глапы у пего несколько раз встречается выражение выбор, а на стр. 74 даже отбор. Наконец, добавление родичей, по моему мнению, едва ли не произвольно. Считаю при этом своей обязанностью объяснить, что при составлении этого очерка я пользовался прекрасным переводом проф. Рачинского, прибегая к собстгенному переводу лишь в тех случаях, где разногласие относительно слова selection делало это необходимым.
----------------------------------
Взвесив все преимущества этого способа усовершенствования пород в сравнении с остальными, мы нисколько не удивимся тем восторженным и, с первого взгляда, казалось бы, хвастливым выражениям, в которых английские скотоводы отзываются о нём. «Скотоводы, — пишет Дарвин, — привыкли говорить об организации животных, как о пластическом материале, которому они могут сообщить какую угодно форму. Если б место дозволяло, я бы мог привести отрывки в этом смысле из самых авторитетных писателей по этой части. Юат, едва ли не лучший знаток сельскохозяйственной литературы и хороший знаток животных, говорит об отборе: „Он даёт сельскому хозяину возможность не только изменять, по даже вовсе переделывать характер своего стада. Это — волшебный жезл, при помощи которого он может вызвать к жизни какие угодно формы". Лорд Сомервиль, говоря о результатах, которых достигли заводчики относительно овец, выражается так: „Можно было бы подумать, что они начертали на стене идеально совершенную форму и затем придали ей жизнь". Сэр Джон Себрайт, один из самых искуспых заводчиков, говаривал относительно голубей, что он берётся произвести какое угодно перо в три года, но что ему потребовалось бы шесть лет, чтобы получить желаемую форму головы или клюва».
Сущность отбора весьма проста: подмечается какая-нибудь полезная особенность, и тотчас же все особи, одарённые этой особенностью, отбираются, тщательно ограждаются от смешения с остальными. Благодаря этому уединению данная особенность сохраняется вследствие устранения вредного влияния скрещивания (во всяком случае только ослабляющего эту особенность или вводящего новые уклонения) и упрочивается вследствие укоренения в целом ряде поколений, так что в результате получается вполне згстановившаяся порода.
Но если этим ярко обрисовываются соответствующие роли в этом процессе двух начал — наследственности и изменчивости, то он не даёт ещё надлежащего понятия о ходе процесса с самой важной его стороны. Мы предположили внезапно возникнувшее резкое уклонение, которое оставалось только сохранить и упрочить, но понятно, что подобные счастливые уклонения не могут случаться часто. В большей части случаев породы слагаются только вследствие тщательного, продолжающегося в течение многих поколений накопления незначительных уклонений. Таким образом, при обыкновенном способе образования пород отбор повторяется в каждом последующем поколении; в каждом поколении отбираются особи, представляющие какое-нибудь, хотя бы самое ничтожное, преимущество перед остальными. Подобным медленным путём сложилась ббльшая часть знаменитых пород, как, например, породы голубей, описанные в предыдущей главе.
«Если б отбор, — говорит Дарвин, — состоял только в отделении резко обозначившейся разновидности и в разведении её, то начало это было бы так просто, что не заслуживало бы внимания; но главное зпачение его заключается в значительных результатах, достигаемых чрез накоплзние в одном направлении и в течение нескольких поколений уклонений, положительно неприметных для неопытного глаза, — уклонений, которые я, например, тщетно пытался уловить. Из тысячи человек не найдётся и одного, одарённого достаточно верным глазом и суждением, чтобы сделаться замечательным заводчиком. Если человек одарён этими качествами, изучает свой предмет в течение многих лет, терпеливо посвящает ему свою жизнь, — он будет иметь успех, произведёт значительные усовершенствования; но если хоть одно из этих требований не выполнено, он наверно потерпит неудачу. Не всякий поверит, сколько природных способностей и сколько лет практики необходимо, чтобы овладеть только искусством выводить голубиные породы». "В Саксонии начало отбора в применении к мериносам признаётся столь важным, что там можно встретить людей, занимающихся им как исключительным ремеслом. Овец кладут на стол и изучают, как знатоки изучают картины. Это повторяется три раза через месяц, и каждый раз овец отмечают и сортируют для того, чтобы окончательный выбор пал на самых лучших представителей, которых и пускают на племя".
Когда порода достаточно установилась, тогда поступают обратным образом, т. е. удаляют или истребляют животных, не соответствующих требованиям, потому что оставлять плодиться несовершенные формы значило бы терпеть прямой убыток, и никакой расчётливый хозяин никогда этого не допустит.
Садоводы по большей части поступают на тех же основаниях, как и скотоводы, хотя между растениями возникновение резких особенностей встречается вообще чаще, чем между животными; примером внезаппого уклонения, оказавшегося полезным человеку, может служить ворсянка (Dipsacus fullonum), так называемые ворсильные шишки которой употребляются для наведения ворса на сукне и незаменимы никаким искусственным механизмом. Но постепенное, на глазах у нас совершавшееся увеличение в объёме ягод крыжовника и земляники, а также необыкновенное разнообразие цветов анютиных глазок есть дело отбора. Относительно усовершенствования крыжовника в Англии мы имеем документальные данные почти за целое столетие, показывающие, как постепенно улучшались его качества.
Поразительным примером успешности применения начала отбора к растениям даже в короткий срок может служить необыкновенно плодовитая пшеница, представленная г. Галлетом (из Эссекса, недалеко от Брайтона) на лондонскую всемирную выставку 1862 г. Порода эта (Halletl's pedigree nursery wheat), как сообщил г. Галлет, получена им посредством отбора, повторявшегося ежегодно в продолжение пяти лет. Вот генеалогия лучшего из произведённых им экземпляров. В 1857 г. посеяно было 87 зёрен: одно из них произвело на следующий год растение, принёсшее 688 зёрен (10 колосьев — порода была кустистая). Зёрна лучшего колоса этого экземпляра были посеяны отдельно, и одно из них принесло 1 190 зёрен (17 колосьев). С этим последним экземпляром было поступлено, как и с предыдущим, т. е. зёрна лучшего его колоска были посеяны отдельно, и одно из них в следующем, 1860 г. дало 2 145 зёрен (39 колосьев). Таким образом на третий год от зерна, давшего 688 зёрен, получилось зерно, давшее 2 145 зёрен. Но успешности дальнейшего процесса воспрепятствовала неблагоприятная зима 1860 г.; стремление куститься и производить крупные колосья не совпадало в одних и тех же экземплярах, так что одни из них (в том числе упомянутый только что экземпляр о 2 145 зёрнах) отбирались ради кустистости и произвели в следующие 1861 и 1862 годы экземпляры о 52 и 80 колосьях, другие же — ради крупных колосьев: самый крупный из полученных г. Галлетом колосьев заключал 123 зерна. Конечно, с остальными экземплярами результаты не могли быть одинаково блистательны, как с этими избранными из избранных, но в итоге всё же получилась порода, оставляющая далеко за собой все известные до сих пор породы (1).
Посредством совершенно сходного приёма Вильморен, можно сказать, создал свою сахарную свекловицу. Каждый год из каждого испытуемого корня бралась небольшая проба, в которой определялось содержание сахара, и все корни, отличавшиеся более значительным содержанием сахара, тщательно отбирались. Таким образом получились столь распространённые теперь богатые сахаром сорта свекловицы.
Самый совершенный вид отбора в садоводстве, как и в скотоводстве, состоит в истреблении неудовлетворительных особей. «Когда порода установилась, садовники, разводящие растения для семян, не собирают их с лучших экземпляров, а ограничиваются тем, что выпалывают „разбойников", как они называют те экземпляры, которые не удовлетворяют их требованиям».
Так как уклонения, очевидно полезные или приятные для человека, не могут возникать очень часто, то из этого ясно, что процесс отбора должен итти тем успешнее, чем значительнее
------------------------------
1. Через двадцать лет в прочитанной им лекции Галлет вновь напоминал о том громадном значении, которое должно играть начало отбора в увеличении производительности наших злаков и других культурныг растений. Я первый обратил внимание на опыты Галлета. Дарвин в своей книге ещё не мог на них ссылаться.
------------------------------
число особей, над которыми он производится, потому что этим увеличивается вероятие появления подобных уклонений. И действительно замечено, что у садоводов по ремеслу, разводящих растения в больших количествах, разновидности возникают гораздо чаще, чем у садоводов-любителей. То же самое замечено относительно крупных и мелких стад.
Итак, на основании приведённых фактов мы должны заключить, что в настоящее время самый богатый результатами, самый употребительный, можно почти сказать — единственный употребительный способ усовершенствования пород заключается д том процессе, который английские заводчики назвали отбором. Выше мы заметили, что непосредственное действие условий и скрещивание, взятые сами по себе, не могут считаться удобными средствами к усовершенствованию; но понятно, что они могут доставлять материал для отбора (хотя далеко не такой богатый, как изменения случайные), что в связи с ним они могут сделаться источником усовершенствования (1). И, по всей вероятности, даже в процессах усовершенствования, наиболее зависящих от внешних условий, как, например, при образовании различных пород капусты, не обошлось без содействия отбора.
Но против всего только что сказанного могут возразить: всё это прекрасно; нет сомнения, что современные усовершенствованные породы произошли путём отбора; но ведь самый отбор этот производится методически всего каких-нибудь семьдесят лет, и то в небольшой части Европы; как же можно приписывать ему происхождение домашних пород, теряющихся во мраке времён?
В ответ на это возражение Дарвин приводит факты и доводы, убеждающие, что начало это вовсе не ново, что оно было известно
---------------------------------
1. Самые известные селекционисты, как Вильморен и особенно Бербанк, широко пользовались скрещиванием. Исключительная роль, которая приписывается Менделю, ни на чём не оспована. См. статью III в этом томе. К. А. ссылается в данном случае на статью «Чарлз Дарвин и полувековые итоги дарвинизма» и на свои научно-полемические работы, вошедшие в раздел «Из научной летописи» второй части книги «Чарлз Дарвив и его учение». В данном томе см. стр. 233 и 355. Ред.]
---------------------------------
в самой отдалённой древности и теперь известно полудиким племенам; что быстрые успехи, сделанные в последнее столетие европейскими скотоводами и садоводами, должно приписать не открытию этого начала, а только более сознательному и систематическому его применению. Так, например, учение об отборе весьма ясно изложено в одной старинной китайской энциклопедии. Из книги Бытия видно, что во времена Моисея обращали внимание на масть животных. Виргилий в «Георгиках» указывает на важность выбора (dilectus) при разведении скота. Плиний, упоминая о моде на голубей в Риме, говорит: «Дело дошло до того, что высчитывается их родословная и род». С другой стороны, известно, что южноамериканские дикари подбирают свой рабочий скот под масть, как эскимосы своих собак, а Ливингстон свидетельствует, что негры внутренней Африки, никогда не видавшие европейцев, ценят хорошие породы домашних животных.
Наконец, Дарвин указывает на то важное обстоятельство, что отбор постоянно совершается даже людьми, нимало не заботящимися об усовершенствовании пород. Этот отбор, который Дарвин называет бессознательным отбором на том основании, что усовершенствование породы достигается в нём без намерения, проистекает от весьма естественного желания каждого человека обладать возможно лучшими животными или растениями. Так, всякий охотник до какой-нибудь породы собак будет стараться достать самое лучшее, самое типическое животное и сохранить от него приплод, способствуя таким образом совершенно бессознательно усовершенствованию породы; есть, например, основание предполагать, что порода кинг-чарлз значительно усовершенствовалась со времён короля, по имени которого она названа, хотя никто в строгом смысле слова не занимался её усовершенствованием.Чтобы выказать справедливость этого воззрения в наиболее очевидной форме, предположим самый неблагоприятный, теоретически случай. Допустим, что существуют дикари, не подозревающие наследственности свойств их пород; но мы должны будем согласиться, что и между ними всякое животное, чем-либо полезное, будет заботливо сохранено во время голода или других бедствий, столь частых в быту дикарей. Что подобное предположение основательно, в том убеждают нас факты: например, известно, что дикари Огненной земли во время голода убивают старых женщин, а сохраняют собак. Итак, дикари эти будут сохранять полезное животное для него самого и этим самым дадут перевес его потомству над потомством других, менее совершенных форм и, следовательно, вполне бессознательно будут способствовать улучшению породы.
Таким образом, и у дикарей, как и у цивилизованных людей, существа более совершенные, естественно, будут иметь более шансов на сохранение, а вследствие этого с каждым новым поколением порода должна будет хотя сколько-нибудь улучшаться. Представим себе, что процесс этот повторяется сотни, тысячи лет, и мы легко поймём, какие результаты может дать даже бессознательный отбор.
Бросим беглый взгляд на те заключения, к которым привело нас тщательное изучение вопроса: каким образом человек усовершенствовал свои породы? Мы видели, что способы непосредственного изменения естественных форм весьма ограничены, изменения, вызываемые ими, ничтожны и что, следовательно, человек не в состоянии производить этим путём разнообразных, вполне определённых уклонений.
Обратившись прямо к действительности, к практике скотоводов и садоводов, мы убедились, что главное средство для усовершенствования заключается в наследственности, дозволяющей упрочивать бесчисленные, так называемые случайные изменения естественных форм. В богатом выборе этих изменений, в возможности накоплять их в многочисленном ряду поколений и заключается могущественная сила отбора. Только отбор может объяснить, как ничтожные уклонения разрастаются в значительные различия; только отбор, дозволяющий человеку накоплять мельчайшие, незаметные для неопытного глаза уклонения, в состоянии произвести те тончайшие приспособления к потребностям человека, которым мы удивляемся в искусственных породах.
Итак, человек не сам непосредственно изменял к лучшему естественные формы, а только сохранял, слагал счастливые изменения, возникавшие в природе.
Наконец, относительно самого процесса отбора мы видели, что простейшая и в то же время наиболее совершенная его форма заключается в удалении или истреблении менее удовлетворительных особей.