Летом 1892 г. Г. И. Танфильев был командирован Министерством государственных имуществ в Тиманскую тундру для исследования ее природы и изучения быта ненцев, которых раньше называли самоедами.
Исходным пунктом путешествия Гавриил Иванович избрал город Мезень. От Мезени он проехал в лодке по реке Пезе до реки Варшинской, по которой поднялся до системы Варшинских озер. Система Варшинских озер, лежащая на лесистом водоразделе Пезы и Чешской губы, состоит из четырех крупных, живописных озер и целого ряда более мелких. Отсюда, на оленях, он проехал в Пешу. Ознакомившись с тундрою, расположенной к западу от реки Пеши, Танфильев отправился к Пустозерску, на реке Печоре, следуя вдоль южной границы тундры. Обратный путь Танфильева от Печоры до Пеши лежал много севернее, вдоль морского побережья. Таким образом он охватил своими исследованиями разнообразные местности европейских тундр. Из Пеши он прежним путем добрался до Мезени.
Во время путешествия Г. И. Танфильев проводил разнообразные научные исследования, изучая климат, почвы и растительность тундр и, заметив отступание полярной границы лесов к югу, детально исследовал причины этого явления.
Наряду с разнообразными физико-географическими исследованиями тундры Г. И. Танфильев изучал жизнь и быт ненцев и их занятия: оленеводство, рыбные и охотничьи промыслы, извоз; организацию ненецкого хозяйства, социальные и материальные условия их жизни.
На лодках, на оленях, а порою и пешком, преодолевая многочисленные трудности и лишения, исследователь проник в самые глубинные районы тундры. Широта наблюдений Танфильева, точность и полнота, с которой они были выполнены, и теперь могут служить примером.
11 октября 1892 г. Г. И. Танфильев возвратился в Петербург и 16 октября писал В. В. Докучаеву:
«Глубокоуважаемый и дорогой Василий Васильевич!
Вместо того, чтобы вернуться в конце августа, как я предполагал, пришлось снова увидеть Петербург только 11 октября. Дело в том, что для Архангельской губернии, вообще, а для тундры, в особенности, не существует какой-либо нормы, которой можно было бы руководствоваться при определении времени, потребного на путешествие. Даже государственная почта из Архангельска на Печору и обратно запаздывает часто на несколько дней, в зависимости от погоды, так как почтовая дорога на Печору еще только строится, а сообщение происходит на лодках бечевою, как во времена варягов. Земская почта — только и существующая на самой Печоре — сплошь да рядом ожидает перемены погоды по целым неделям, осенью же, во время распутья, село Усть-Цильма — центр Печорского уезда, бывает месяца на 1,5 совсем отрезано от остального мира. В тундре (Тимаибной), по которой мне пришлось странствовать, надо было бороться еще и с недостатком перевозочных средств, так как от постоянных падежей самоеды страшно обеднели оленями.
Чтобы не терять в ожидании оленей времени, я прошел в июле 60 верст пешком по почти непроходимой тундре, а на обратном пути, уже в сентябре, должен был нанять 6 человек посторонних рабочих, чтобы вместе с моими 4 рабочими перетащить через волок коллекции и пр., так как оленей пришлось бы слишком долго ждать и являлась опасность замерзнуть.
Только 26-го сентября я выбрался в Мезень... и только 11-го октября вернулся в Питер, застав на Двине ледоход и прогулявшись на лошадях всего 1 000 верст...
...Поездка на север дала мне немало ценного материала для диссертации, которую надеюсь окончить зимою, так как теперь я уже не связан ежедневными занятиями в департаменте.
Вы пошатнули старинный взгляд на причины безлесия степей, указав вместе с тем и метод исследования. Я этим методом пользовался на севере и, надеюсь, не безрезультатно. Вы говорите, что в степях были местами леса; то же самое могу и я сказать относительно тундры, о которой, кстати, литературные источники не дают вполне правильного представления.
Чувствовал я себя в тундре прекрасно, хотя и приходилось почти не расставаться с шубой или с кожаным пальто от дождя. Несколько теплых дней в июле были отравлены несметными мириадами комаров,— недаром же обитатели тундры называют холодную и дождливую погоду, когда комаров бывает меньше, «легким погодьем». + 15, + 20° на севере несравненно мучительнее, чем + 35° на юге, где есть возможность укрыться в тени и отдохнуть ночью, тогда как от комаров может спасти только едкий дым или герметически закрывающееся помещение.
Ваш всею душою Г. Танфильев».
В приведенном письме особый интерес представляет замечание Г. И. Танфильева о том, что и на севере, в зоне тундры, он пользовался методом исследования, разработанным В. В. Докучаевым.
13 октября 1893 г. Г. И. Танфильев на общем собрании Русского Географического общества сделал «иллюстрированное световыми картинами на экране» сообщение о своем путешествии по Тиманской тундре. 3 ноября 1893 г. он был избран в действительные члены Русского Географического общества.
Результаты исследований, произведенных Г. И. Танфильевым в Тиманской тундре, были опубликованы в 1894 г. в Известиях Русского Географического общества в статье «По тундрам Тиманских самоедов летом 1892 г.» (22), представлявшей собой предварительный отчет об экспедиции. Впоследствии Г. И. Танфильев посвятил описанию тундр Европейской России несколько своих работ: «Сообщение о северной границе лесов в Архангельской губ.» (25), «О рыбных и звериных промыслах в водах
Мезенского и Печорского края» (31), «Природа и хозяйство на крайнем севере России» (50), «Тундры» (57), а также докторскую диссертацию «Пределы лесов в полярной России по исследованиям в тундре Тиманских самоедов» (88).
В статье «По тундрам Тиманских самоедов летом 1892 г.» Г. И. Танфильев, охарактеризовав метеорологические условия изучаемой территории, дает образную характеристику природных ландшафтов тундры и приводит ценные данные о различных типах тундры, выделяя: 1) тундру каменистую, 2) тундру торфяно-кочкарную, 3) тундру пятнистую или лысую (глинистую или песчаную) и 4) торфяно-бугристую. По его данным, наиболее распространенной является торфяно-бугристая тундра. Он приводит подробное описание растительности различных типов тундровой зоны, детально объясняет процесс образования бугристой торфяной тундры и подробно останавливается на причинах отступания к югу полярной границы лесов в Тиманской тундре.
Причиной, ведущей к уничтожению лесов вдоль южных окраин Тиманской тундры, по Г. И. Танфильеву, служит процесс заболачивания почвы, приводящий к повышению горизонта вечной мерзлоты в ней.
По наблюдениям Г. И. Танфильева, мощность оттаявшего к концу августа слоя составляла:
В глинистой тундре — 1 м 15 см — 1 м 29 см В песчаной тундре — 1 м 60 см В торфяной тундре — 47 см
Г. И. Танфильев утверждает в этой статье, что отступание северной границы лесов к югу происходит без предварительного изменения климатических условий и обусловливается «появлением на лесной почве торфа, плохого проводника тепла, а вместе с торфом и мерзлоты, которая убивает дерево».
В своей докторской диссертации «Пределы лесов в полярной России...» (1) (88) он более подробно освещает эти вопросы.
----------------------------
1. К докторской диссертации Г. И. Танфильева были даны приложения: обзор, литературы о тундрах восточной части Архангельской губернии (с краткими аннотациями), сокращенный дневник путешествия по тундре Тиманских самоедов летом 1892 г., метеорологические наблюдения, указатель литературы о болотах и торфяниках, схематическая карта полярной границы лесов в России.
----------------------------
Известно, что полярная граница распространения лесов проходит более или менее параллельно морскому побережью; однако эта граница часто получает весьма извилистый вид, так как местами лес, отдельными языками и островами, приуроченными к берегам рек, вдается далеко в безлесную тундру. Выклинивание полярной границы лесов к северу в долинах рек Танфильев объясняет наличием в долинах благоприятных условий для удаления почвенных вод и, вместе с тем, для понижения горизонта вечной мерзлоты.
Танфильев и в этой работе отмечает, что наиболее характерный в Тиманской тундре тип бугристой тундры располагается в местах, ранее занятых древесной растительностью, погибшей под натиском торфяников. Торфяные бугры, широко развитые в этой тундре, состоят, по наблюдениям Танфильева, преимущественно из скоплений сфагновых мхов. В основе многих из этих бугров Танфильев обнаружил пни и стволы берез и елей, погребенных под толстым слоем торфа. В результате наблюдений Танфильев установил, что и в настоящее время на полярной границе леса интенсивно разрастаются сфагнум и другие торфообразующие растения, «образующие на лесных опушках на почве слой торфа, который, как плохой проводник тепла, не дает почве оттаять на достаточную для развития леса глубину и ведет поэтому дерево к гибели» (88).
Танфильев совершенно правильно подметил извилистость полярной границы лесов, наступание торфяников на леса и гибель последних. Его объяснение причин этих явлений, основанное на изучении внутренних закономерностей природы тундры, также является правильным, хотя, как показали исследования последних лет, не исчерпывающим. Наряду с факторами, отмеченными Танфильевым, действует и ряд других факторов, в совокупности и обусловливающие эти явления.
Так, например, Л. С. Берг, соглашаясь с взглядами Г. И. Танфильева о причинах надвигания тундры на лес, вносит дополнения, касающиеся изменения климата. Он пишет: «Танфильев (в 1911 г.) полагает, что заболачивание северных лесов есть процесс, идущий и при неизменном состоянии климата. Раз у основания дерева появляется торфяной мох (Sphagnum), дальнейшее разрастание торфяника и заболачивание неминуемо. Повышая уровень мерзлоты, торф создает неблагоприятные условий для существования деревьев. Отступание северной границы леса, под напором тундры, к югу, по Танфильеву, есть результат надвигания торфяников с их мерзлотой на лес. Не отрицая справедливости этих соображений, мы должны вместе с тем указать, что за последнее время накопилось достаточно данных, свидетельствующих о том, что современному климатическому периоду предшествовал период с климатом более теплым и сухим, когда леса распространялись севернее, чем теперь». Говоря о происходящем в северном полушарии смещении климатических зон к югу, Л. С. Берг объясняет это явление изменениями климата: «Заболачивание северной окраины лесов, в свою очередь, есть следствие изменения климата в сторону большей влажности» (121).
В. Н. Сукачев является также сторонником взгляда, что в начале послеледниковой эпохи климат на севере СССР был теплее и суше.
Как уже отмечалось выше, Г. И. Таифильев считал, что безлесие тундры есть следствие низкой температуры почвы. Б. Н. Городков — один из лучших знатоков тундры в СССР в настоящее время — утверждает, что безлесие тундры обусловлено причинами, действующими не зимой, а лётом, т. е. безлесие тундры «вызвано несоответствием между испарением и поступлением воды в корневую систему из сильно охлажденной почвы в течение вегетационного периода». Аналогичные взгляды высказывал Г. И. Танфильев, говоря об отсутствии широколиственных деревьев в Барабе и Кулундинской степи. Таким образом, мы видим, что плодотворные идеи, высказанные им еще в 1902 г. по отношению к пространствам Западной Сибири, были впоследствии (в 1929 г.) приложены для объяснения причин безлесия тундры.
Приводя мнение Б. Н. Городкова о причинах безлесая тундры, Л. С. Берг вносит добавление, в значительной мере подтверждающее по этому вопросу и мнение Г. И. Танфильева: «Большое значение имеет наличие вечной мерзлоты, оттаивающей в течение короткого лета лишь на ничтожную глубину. Все факторы, которые ведут к позднему оттаиванию мерзлоты, способствуют тем самым и безлесию: низкие температуры лета, большая относительная влажность воздуха, наличие мохового покрова, суглинистый или глинистый грунт и другие. К этому присоединяется еще влияние ветра, усиливающего испарение».
Как уже отмечалось выше, Г. И. Танфильев считает, что река, играющая роль как бы дренажной канавы, понижает на овоих берегах уровень мерзлоты и благодаря этому содействует произрастанию леса; на берегах нет условий, благоприятствующих появлению сфагнума, который плохо проводит тепло и не дает почве согреться; между тем на водоразделах мерзлота ближе к поверхности. По мнению Л. С. Берга, причина появления лесов на берегах рек заключается главным образом в рельефе. «Берега рек представляют поверхность более пересеченную, чем тундра. Сообразно с этим мы встречаем здесь следующие благоприятные для леса условия: 1) более грубозернистые почвы (ибо мелкозем вымывается), а на таких лес растет предпочтительно; 2) более быстрый дренаж, препятствующий заболачиванию и понижающий уровень мерзлоты; 3) более высокую температуру, вызванную притоком теплой воды; 4) меньшую амплитуду колебаний температуры (Вследствие соседства с рекой; 5) повышение температуры с высотой, обязанное стоку холодного воздуха со склонов вниз, в долину». Из приведенной цитаты ясно, что Л. С. Берг соглашается и по этому вопросу с взглядами Гавриила Ивановича и несколько дополняет их.
Заслуга Танфильева в деле изучения тундр заключается в том, что он первый дал детальное, научное географическое описание тундр в области между Пешей и Печорой, изучил многие характерные для природы этих тундр явления, в том числе безлесие тундр и отступание полярной границы лесов к югу. Последнее явление Танфильев объяснил закономерным для природы тундры
наступанием торфяников иа леса и связанным с этим изменением термических условий почвы.
Идеи Г. И. Танфильева по основным проблемам, касающимся физико-географических особенностей тундры, успешно развиваются и дополняются советскими географами.
Г. И. Танфильев не ограничился только изучением природы тундры. Он изучил хозяйство, жизнь и быт ненцев и смело поднял голос в защиту этого способного и богато одаренного природой народа, в условиях капитализма обреченного на вымирание.
Танфильев описывает быт и занятия обитателей Тиманской тундры — ненцев, подробно останавливается на оленеводстве, как главном источнике их благосостояния, характеризует их одежду и жилища, обычаи, а также приспособленность ненцев к условиям тундры. Многие из этих описаний жизни и быта Тиманских ненцев вошли, как иллюстративный материал, в географические хрестоматии, изданные до Октябрьской революции (напр., в хрестоматию «Европейская Россия», иллюстрированный географический сборник, составленный преподавателями географии А. Крубером, С. Григорьевым, А. Барковым и С. Чефрановым, М., 1913, и др.), а также были использованы для составления сводных описаний природы тундры и жизни ненцев в ней.
Приступая к характеристике оленеводства в Тиманскои тундре, Танфильев дает описание основного корма оленя — ягеля.
«Этим ягелем покрыта вся тундра, за исключением мокрых болот, и все сосновые и еловые леса на сухой песчаной почве, тогда как в еловых лесах на почвах сырых растут только различные травы и несъедобные лиственные мхи. В сырую погоду ягель юсегда мягкий и влажный, а в сухую он становится хрупким, так что от ходьбы по нем рассыпается на множество обломков.
Весьма характерной и в высшей степени важной особенностью оленьего ягеля является, с одной стороны, способность его возобновляться от каждого ничтожного обрывка, дающего начало новому растению, а с другой, необычайно медленный, но зато и беспредельный рост этого растения. Чтобы отрасти на вершок, требуется, по самой меньшей мере, лет двенадцать времени, а так как на хороших пастбищах мох достигает вышины в 2 и даже более вершка, то, для получения таких пастбищ, надо ждать целых четверть века.
Хотя ягель и растет беспредельно, но вышина его все-таки не превышает известного максимума (около 2,5—3 вершков), так как по мере роста верхушки, части его, прикасающиеся к почве, отгнивают» (22).
Танфильев ярко описывает значение, какое имел тогда олень в жизни ненцев (1892 г.).
«Олень, как уже замечено выше, дает кочевнику решительно все необходимое для существования. Из оленьих шкур самоедка шьет обувь и одежду для всей семьи, употребляя, вместо нитки, чрезвычайно крепкие волокна из сухожилий оленя. Из шкуры же сшивается и покрышка для зимнего чума. Мясо оленя составляет любимое блюдо самоеда, могущего прекрасно обходиться и без хлеба. Из оленьих рогов, ежегодно сбрасываемых зимою, а к следующей осени отрастающих снова, делаются кольца и вставки для оленьей упряжи, а оленья кровь служит лакомой приправой к мясу. Желудок служит для сохранения крови; даже нежная кожица, покрывающая весною и летом рога оленя, идет в пищу. Особенно же ценится костный мозг, которым самоед обязательно делится со всеми членами семьи, предлагая его и случайному гостю...
...никакое другое животное не в состоянии пройти там, где проходит олень. Он не требует дороги, а идет прямо не только по мшистому песку, но и по густым и высоким зарослям ивняка, подгибая его под себя и перетаскивая через него высокие самоедские сани; он идет, без дороги, и по лесу, по аршинным кочкам, по торфяным буграм, по мокрым ерсеям, постоянно в них проваливаясь и перебираясь на более сухое место вплавь. При всем том он не вполне свободен в своих движениях, так как должен тащить за собою нагруженные сани, будучи в одну упряжь связан с другими оленями и привязан к передним саням. Невольно удивляешься выносливости этого животного и идеальному приспособлению его к условиям севера. Торфяник, например, представляющий прекрасную точку опоры для широкого копыта легкого оленя, почти непроходим для лошади. Мне пришлось раз видеть, как мучилась лошадь при переходе через небольшой торфяник. Она с каждым шагом проваливалась в него по колено, постоянно фыркая, тяжело дышала, часто останавливалась, обнаруживая крайнее беспокойство. Лошадь уступает оленю в тундре и зимой, так как олень и самоед всегда найдут дорогу и в метель, с лошадью же бывали случаи гибели людей и коня. Кроме того, олень, если нужно, может целые сутки и более оставаться без корма. Так, приезжая зимой в город, самоеды возвращаются в тундру иногда лишь на другой день.
Олень, все время ничего не евший, в состоянии провезти хозяина еще в тундру верст за 20 и более» (22).
Г. И. Танфильев описывал разнообразные стороны быта жителей тундры. Вот как, например, он описывает одежду ненцев.
«Еще в сравнительно недавнее время самоеды ходили летом и зимой в одном и том же костюме. Он состоит у мужчин из меховой оленьей рубашки, шерстью внутрь, так называемой малицы, из меховых шаровар и меховых же сапогов — ним, сшиваемых из шкур, снятых с ног оленя. Эти пимы носятся шерстью наружу. Зимою поверх малицы надевается совик, т. е. рубашка, но шерстью наружу и снабженная сюмом, плотно облегающим голову и оставляющим свободным только лицо. На ноги зимою надеваются лепты, т. е. меховые чулки, шерстью внутрь, а поверх их пимы.
Женский костюм отличается только тем, что малицы заменены здесь паницей, на которую нашивают разноцветные меха и суконные полоски.
Теперь (1892 г.) самоеды носят летом такой же костюм, как и русские, т. е. ситцевую рубашку с кушаком, ситцевые же шаровары и сапоги чулком с широкой подошвой, подвязываемые ниже колен и называемые бахилами» (22).
С исключительным вниманием и уважением относился Г. И. Танфильев к местным народным географическим названиям и терминам, тщательно их собирая и включая в свои работы.
В этой же статье (22) мы находим описание ненецких жилищ конца прошлого века.
«Летом самоеды живут в чуме, покрытом большими листами бересты, сшитыми из предварительно распаренных более мелких кусков. Зимою чум покрывается двумя рядами оленьих шкур (нюками и поднючьем). Основой чума служат длинные шесты, которые складываются верхушками так, чтобы образовался конус. В варшине конуса оставляется отверстие для выхода дыма от костра,
горящего в центре чума. В жаркое время года, когда в чум залетает масса комаров, верхнее отверстие суживается с той целью, чтобы дым, наполняя чум, выгонял этих насекомых. В зависимости от величины семьи, и размеры чума бывают различны. Обыкновенно они ставятся на 20—25 шестах».
По наблюдениям Г. И. Танфильева, топливом у самоедов служат в открытой тундре мелкие прутья ивняка, почти всегда растущего по берегам рек. «Такое топливо, конечно, более дымит, чем греет, но оно все-таки дает возможность вскипятить воду. Кроме того, на морском берегу всегда можно найти в достаточном количестве топливо в виде выброшенных морем древесных остатков».
Г. И. Танфильев особенно подчеркивал умение ненцев ориентироваться на местности.
Многовековая жизнь в тундре развила у жителя тундры «...замечательную способность узнавать место, когда-либо им виденное. Он знает каждое возвышеньице, каждое болото, каждую речку. Если самоед давно где-нибудь не бывал, то изредка становится на свои сани, с минуту всматривается в даль, приложив к глазам ладонь козырьком и безошибочно идет затем вперед, не справляясь ни с часами, ни с компасом или солнцем, а только со своею памятью и наблюдательностью, позволяющими ему отличать каждую, даже самую ничтожную, впадинку на ровной линии горизонта. Из множества лесистых холмиков по северной границе леса, на мой взгляд, ровно ничем друг от друга не отличающихся, он уже издали выбирает тот, где удобнее поставить палатку и чум, где ближе вода, где больше корму для оленя. Идя по лесу, самоед оставляет на дереве или под ним ненужные более в дороге вещи: рыболовные сети, лишний топор, опорожненную бочку, прекрасно помня каждое дерево и снова находя эти вещи, когда понадобятся. Самоед, даже подросток, отставший от товарищей или старших, прекрасно находит их по следам, без всякой дороги. Он издали замечает следы даже там, где непривычный человек их не различит и при самом внимательном осмотре мха или кустарника. Зимою же самоед умеет найти чум и оленей даже во время метелей, когда, повидимому, всякие следы занесены снегом...» (22).
Г. И. Танфильев с горечью указывает на упадок оленеводства у ненцев и постепенное обнищание и вымирание этого народа, вследствие его бесправия и угнетения в условиях царской России.
Многие страницы дневника Танфильева о путешествии по тундре Тиманских самоедов летом (88) 1892 г., приложенном к докторской диссертации, проникнуты сочувствием к угнетенным народам севера царской России.
«Я еще долго беседовал со своими друзьями — самоедами, с которыми проводил последнюю грустную ночь, чтобы завтра с ними расстаться. Видел их горе, их беззащитность, беспомощность в борьбе с пришлыми людьми, познакомился с незамысловатым их бытом, полюбил их радости, их привольное, беззаботное житье, их честный, безобидный нрав, их угрюмую природу, их кормилицу — тундру. Завтра они вернутся к себе и еще долго будут вспоминать о своем кратковременном госте, как и гость этот всегда с глубокой симпатией будет об них вспоминать...».
«...Мы присутствуем при несомненном обнищании и угасании инородческого племени, вызванном эксплоатацией чуждых ему людей... Сотни или даже десятки ижемских зырян, а также русские торговцы ведут к гибели целое племя, грозя превратить и самую тундру в пустыню... Вымирание наших полярных инородцев является следствием необузданной экоплоатации слабейшего сильным...»
«...Самоед, которого называют дикарем, неспособным к культуре, сумел, однако, найти средства для борьбы с суровой природой; он сумел приручить оленя и создать себе на севере весьма сносные условия существования, а это могло быть достигнуто только после основательного знакомства с окружающей, мало приветливой обстановкой, где малейшая оплошность готовит человеку смерть от снежной метели, от нападения хищного зверя, от зимней бури на море во время боя тюленя. При таких условиях «дикарю» приходится напрягать все свои умственные силы... Уже по одному этому такой народ не может быть «дикарем», неспособным к развитию, к приобретению новых орудий и методов борьбы с изменившимися условиями существования»,— писал Г. И. Танфильев (22).
Г. И. Танфильев отмечает и классовое расслоение обитателей тундры.
«Крупными стадами, в тысячу и более голов, владеют только пришлые в тундру оленеводы, ижемские зыряне.
...У ижемцев не редкость стада в 2 000—5 000 голов, у самою же богатого самоеда Тиманской тундры было в 1892 году всего 180 голов оленя» (50).
Процесс классового расслоения населения тундры Г. И. Танфильев описывает в статье «Природа и хозяйство на крайнем севере России» (50), приводя данные о вытеснении мелких оленеводов (ненцев) крупными оленеводами — ижемскими зырянами. Стада крупных оленеводов хищнически вытаптывают тундру. Часто свирепствуют эпизоотии, особенно большие вспышки сибирской язвы происходили в 1887 и 1898 гг.
Данные Танфильева о хозяйстве и жизни ненцев имеют теперь, конечно, лишь исторический интерес. В годы Сталинских пятилеток, жизнь и хозяйство в тундре коренным образом изменились. В тундре европейской части Советского Союза теперь есть железнодорожные, автомобильные пути, созданы города, крупная промышленность и сельское хозяйство. Ненцы, кочевавшие во времена Танфильева по тундрам, переходят на оседлость и живут теперь в благоустроенных колхозных селениях и вместе со всеми трудящимися советского государства строят новую жизнь.
