Свыше шестисот боевых кораблей и вспомогательных судов насчитывал весной 1917 года Балтийский флот.
...Могучие гиганты-дредноуты, строгие красавцы крейсеры, стремительные эсминцы.
Многие из них были знамениты: одни — боевыми победами, другие — революционными традициями, третьи — тем и другим. Во флоте служило свыше ста тысяч моряков. Большевики опирались на них как в период подготовки, так и в исторических боях за победу Октября.
После свержения царизма революционные матросы Балтики стали создавать на кораблях и в частях свои матросские комитеты. Эти комитеты являлись выборными демократическими организациями и представляли собой органы революционной власти во флоте.
Первоначально каждый комитет сам определял свои права, обязанности и задачи, вследствие чего отсутствовала согласованность во взаимоотношениях комитетов между собой и с командованием. Возникало много конфликтов между судовыми комитетами и командным составом.
Остро чувствовалось отсутствие единого руководящего революционного центра, который бы выражал мнениями настроения флота в целом. Такое положение беспокоило матросов-большевиков, стремившихся к сплочению своих революционных рядов.
Почин в создании координационного центра проявили команды линейного корабля «Гражданин» и крейсера «Адмирал Макаров». Общее собрание команд этих кораблей в своем обращении к Советам и большевистским комитетам Кронштадта, Свеаборга и Ревеля писало: «...Для пользы общего дела, полного единения чинов флота, демократической свободы и защиты России полагаем необходимым иметь общий Совет депутатов Балтийского флота, в котором были бы представители от всех судов и дивизионных комитетов... Этот Совет будет выразителем воли личного состава всего флота».
Это обращение нашло отклик среди моряков всей Балтики. Их инициативу горячо поддержала матросская секция Гельсингфорсского Совета и большевистская организация Гельсингфорса. Но Гельсингфорсский меньшевистский Совет отказал в помещении.
Три дня Павел Дыбенко и его друзья бродили в поисках помещения. Наконец у причала, близ Гельсингфорсского Совета, наткнулись на маленький, бывший когда-то пассажирским, пароход «Виола» и решили занять его.
Так невзрачная с виду «Виола» начала свою героическую историю.
С конца апреля 1917 года с борта этого суденышка рассылались на все корабли и в части воззвания и постановления, приказы и резолюции, подлежавшие беспрекословному выполнению.
Над судном развевался необычный для военного флота красный флаг с двумя синими скрещенными якорями и буквами ЦКБФ по углам.
О том, что означали эти буквы, каждому стало ясно из первого же постановления, переданного с «Виолы» по флоту: «Центральный комитет Балтийского флота, собравшись на транспорте «Виола», оповещает Балтийский флот о начале своей деятельности».
Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) был создан 27 апреля. Первым председателем этой высшей революционно-демократической организации флота был избран Павел Ефимович Дыбенко.
Центробалт имел в своем составе 33 человека, из них 12 являлись членами РСДРП(б) и им сочувствующими. Эта фракция была самой сильной в Центробалте.
28 апреля 1917 года состоялось первое заседание Центробалта. Обсуждался вопрос об отношении Центробалта к исполкому Гельсингфорсского Совета, в котором было засилье меньшевиков. По предложению П. Е. Дыбенко было принято решение: «Так как ЦКБФ рассматривает дела, касающиеся исключительно жизни флота, то ЦКБФ обсуждение своих постановлений должен представлять только матросской секции Совета, а не на общее заседание».
На первом же заседании был принят временный устав Центробалта. По этому уставу Центробалт признавался «высшей инстанцией всех флотских комитетов Балтийского моря, без одобрения которого ни один приказ, касающийся внутренней и административной жизни флота Балтийского моря, не будет иметь силы».
Под председательством П. Е. Дыбенко, пользовавшегося большим уважением и авторитетом у моряков, Центробалт первого созыва умело проводил революционную линию и быстро превратился в руководящий орган революционной Балтики. Всю работу он проводил в тесной связи с Гельсингфорсским комитетом партии. Руководствуясь в своей деятельности тактикой большевистской партии, он с первых дней существования выступил против контрреволюционной политики Временного правительства и его мероприятий.
Упорную борьбу Центробалт выдержал с эсерами и меньшевиками в Гельсингфорсском Совете по вопросу о так называемом «Займе свободы». П. Е. Дыбенко на заседании Совета решительно выступил против этой затеи Временного правительства.
Однако после бурных прений была принята резолюция, предложенная докладчиком-меньшевиком Михайловым.
По этому поводу П. Е. Дыбенко вспоминал:
«Мы потерпели поражение. Однако, как всегда, не унывали. Что ж! Это только резолюция, а на самом деле — кто даст денег? Ведь все равно новому правительству выносят недоверие...».
Возраставшее влияние большевиков в Центробалте сильно волновало Временное правительство. На глазах у всех Балтийский флот выходил из-под его контроля. В начале мая в Гельсингфорс направился сам Керенский.
«Сегодня, 9 мая, в Гельсингфорс с поездом 9 час. 30 мин. утра приедет военный и морской министр Керенский»,— сообщали на первой полосе «Известия Гельсингфорсского Совета».
Местные эсеры и меньшевики готовились торжественно заверить министра в полной своей солидарности с Временным правительством. Командование флота без ведома Центробалта разработало специальный церемониал встречи Керенского и готовило в его честь военный парад. Однако Центробалт внес в этот план свои коррективы: он запретил проведение парада и постановил, что встречать министра могут по своему усмотрению гуляющие на берегу.
У флотских большевиков было другое намерение — дать Керенскому решительный отпор и показать, что Балтийский флот идет с партией большевиков, с Лениным.
Прибывшего на заседание Совета Керенского соглашатели встретили аплодисментами. Керенский произнес истерическую речь, призывая «грудью встать на защиту любимой Родины». После его речи была принята оборонческая резолюция.
Дел в этот день у «социалистического» министра было много. Пообедав, он направился на «Кречет» — в штаб командующего флотом. А на «Виоле» в это время собрался Центробалт в полном составе. Здесь тоже ждали приезда Керенского. И вот в Центробалте раздается телефонный звонок. Трубку снимает Павел Дыбенко.
— Министр Керенский приказал всему Центробалту ровно к четырем часам дня явиться на «Кречет» к командующему флотом,— раздается в трубке.
— Помилуйте! Центробалт ведь учреждение. Мы полагаем, что не учреждение ходит к министру, а министр в учреждение.
У нас имеется целый ряд срочных и существенных вопросов, требующих немедленного разрешения. Доложите министру, что мы просим его зайти к нам.
Делать нечего, поморщившись, Керенский вынужден был приехать на «Виолу». Когда Керенский прибыл на заседание Центробалта, П. Е. Дыбенко предоставил ему слово для приветствия как «народному министру». Длинная, пустая речь Керенского не удовлетворила центробалтийцев.
Один из членов Центробалта, матрос большевик Николай Ховрин, не выдержав краснобайского «приветствия» Керенского, бросил реплику:
— Товарищ председатель! Я полагаю, что мы собрались не для митингования, а чтобы разрешить целый ряд практических вопросов. Полагаю, что господину министру следовало бы прямо перейти к делу.
В салоне наступила напряженная тишина.
Председательствующий Дыбенко, скрывая в усах улыбку, строго замечает:
— Товарищ Ховрин, я вам ставлю на вид, что вы позволяете себе прерывать министра.
Но Керенский уже потерял равновесие, в его голосе не стало прежней уверенности. Он резко обрывает свою речь и бросает:
— Состав Центробалта придется пересмотреть. Адъютант, запишите.
— Не извольте беспокоиться, господин министр,— ответил Ховрин.
Матрос Николай Измайлов зло добавил:
— Даже вам кое в чем поможем... Ховрин продолжил:
— Например, поможем пересмотреть ваше личное отношение к войне...
Керенский покинул «Виолу» и изъявил желание посетить линкор «Республика». Но и здесь он не нашел желаемого приема. Этот корабль славился сплоченным большевистским коллективом. Из 1457 человек команды 520 были большевиками. Матросы встретили Керенского враждебно. После выступления перед командой «Республики» ему задавались заранее подготовленные острые вопросы. Часть из них фактически представляла собой политические требования команды и судового комитета к Временному правительству.
Среди них были такие:
— Почему не созданы на местах крестьянские и батрацкие комитеты? Почему в их распоряжение не переданы все помещичьи, церковные, кабинетские и другие земли?
— Почему не пропагандируется идея мира без аннексий и контрибуций?
— Правда ли, что вы еще в Государственной думе голосовали за войну?
В молчании слушали матросы сбивчивые, невразумительные и путаные ответы Керенского, а когда он окончил, ему прямо в глаза заявили, что команда считает ответы неудовлетворительными.
Не лучше встретили Керенского на линейном корабле «Петропавловск» и крейсере «Россия».
Вечером в Народном доме происходило заседание Гельсингфорсского Совета. Тут, среди соглашателей — меньшевиков и эсеров, атмосфера была спокойная. В пространной демагогической речи Керенский призывал «к единению всех сил в борьбе против анархии», подразумевая под этим большевиков. Но вдруг кто-то задал вопрос: «Будут ли опубликованы царские тайные договоры?» — Нет,— небрежно бросил «министр-социалист»,— пока не будет заключен мир, до тех пор о публикации договоров и мечтать нечего.
Такой ответ Керенского вывел из терпения Дыбенко. Поднявшись с места, он сказал:
— Сейчас вы слушали речь военного и морского министра. Он призывал к единению всех сил, к переходу от слов к делу. Но иначе выражал он сегодня свои мысли, выступая в Центробалте и на кораблях... Видите ли, ему нужно единение, чтобы продолжать войну до победного конца. А во имя чьих интересов? Трудового народа? Нет! Временное правительство обманывает народ. Ни одно из требований большевиков, выражающих волю трудящихся масс, оно не выполнило.
— Зачем приехали вы в Гельсингфорс? Чтобы уговорить матросов Балтийского флота сражаться в угоду капиталистам, которым вы служите? Но флот не пойдет за вами, и вы это уже слышали на кораблях... Народ России устал от войны, он требует мира... В зале поднялся шум. Председатель потрясал над головой колокольчиком. Но Дыбенко продолжал свою обвинительную речь.
— Мы свергли с престола ненавистного царя, мы арестовали его окружение, мы заключили в тюрьму придворных шпионов, продавших нашу Родину — Россию. Сейчас мы завоевали свободу, и мы обязаны ее сберечь. Балтийцы не будут сражаться в угоду империалистическим хищникам,— заявил Дыбенко.
Керенский побагровел, порывисто встал и ушел за кулисы. Заседание пришлось закрыть.
Миссия Керенского, задумавшего устрашить революционно настроенных матросов Балтики, дискредитировать их выборный руководящий орган — Центробалт, провалилась.
