Ну что ж, все произошло так, как предполагал Степняк. Россию на конгрессе, который открылся 14 июля — в столетнюю годовщину взятия Бастилии,— представлял марксист Плеханов. Лавров был также среди делегатов конгресса. Аксельрод приехал в качестве гостя.
От русских социалистов с блестящей речью, произнесенной на французском языке, выступил Плеханов.
Сам Степняк на конгрессе быть не мог. Роман «Карьера нигилиста» уже печатался, и из типографии поступали корректуры, которые надо срочно просматривать... Но главное было в том, что в Париже ему было крайне опасно появляться. Французское правительство могло выдать его России. И Степняк оставался в Лондоне.
Это не мешало, однако, заведующему Парижской агентурой царского департамента полиции Рачковскому, который пристально следил за всеми русскими на конгрессе, следить и за Степняком, как мы увидим.
Степняк надеялся, что Плеханов и Аксельрод приедут в Лондон. Он мечтал повидать старых друзей, а главное — хотел познакомить их с Энгельсом. Он понимал, какое большое значение для его русских товарищей-марксистов имела бы встреча с другом и соратником Маркса.
Павел Аксельрод в своих воспоминаниях пишет: «Во время конгресса мы с Плехановым получили письмо от Степняка из Лондона: он звал нас к себе погостить, соблазняя нас свиданием с Энгельсом».
После окончания работ конгресса, за которым Степняк внимательно следил, он получил письмо от Плеханова из Парижа:
«Дорогой Сергей Михайлович!
Я теперь в Париже, страшно устал; сегодня кончился Конгресс. Несколько дней я хочу остаться в Париже для осмотра выставки. Вас хотелось бы мне видеть всем сердцем, а Энгельса всей головой, но я не думаю, что дело поездки удастся, потому что нет денег. Если бы, паче чаяния, у вас оказалась сумма, способная покрыть расходы, высылайте ее; я скажу большое спасибо и приеду немедленно».
Даты Плеханов не поставил, но конгресс закрылся 21 июля,— значит, этим числом можно и датировать это письмо.
Нам неизвестно, удалось ли Степняку достать денег на дорогу друзьям, но известно, что 25 июля 1889 года Фанни внезапно выехала в Париж. Вероятно, лондонские эмигранты дали ей какие-то поручения к парижским, а также к тем, кто жил в Швейцарии. Кроме того, в Лондоне было известно, что в Париж — на выставку, а не на конгресс! — в это время приехало много русских. Может быть, надо было повидаться с кем-то и из легальных людей.
27 июля Степняк писал из Лондона жене в Париж о разных делах, о возможном переводе «Андрея Кожухова» на французский язык и спрашивал о Плеханове:
«Что Жорж? Мне очень хочется, чтоб он попал к нам. Уж никогда, может, такой оказии не будет».
Может быть, Фанни привезла-таки какую-нибудь сумму, а друзья достали еще немного денег в Париже, но, во всяком случае, и Плеханов и Аксельрод приехали в Лондон.
Степняк отметил в своей записной книжечке-календаре на 1889 год в графе «29 июля. Понедельник»: «Воскр. приех. Ж. и П.», то есть: «В воскресенье 28 июля приехали Жорж Плеханов и Павел Аксельрод». (Эти записные книжки-календари за несколько лет, в которых Степняк отмечал разные события, сохранились в архиве.)
П. Аксельрод так рассказывает о поездке в Лондон.
«Степняк в это время работал над своим большим романом «Андрей Кожухов». Материальные его дела (в ожидании гонорара за роман) были очень плохи. Каждое утро он уходил куда-то занимать шиллинги. А нам говорил перед уходом:
— Вы тут подкормитесь... по силе возможности. Возможность выражалась главным образом в чае с хлебом.
Направлению группы «Освобождение труда» Степняк не сочувствовал, но он вообще не придавал большого значения теоретическим разногласиям. Он нередко затевал с нами спор, но всегда по-дружески.
В первое воскресенье после нашего приезда в Лондон Степняк сказал нам:
— Ну, нужно вести вас к Энгельсу. Для меня ведь он здесь даром пропадает.
Нечего говорить, что к Энгельсу мы шли полные благоговения, и в этом отношении я и Плеханов ничуть не уступали друг другу.
У Энгельса по воскресеньям всегда собирались друзья и товарищи. Мы застали здесь: Эдуарда Бернштейна, уже вернувшегося после Парижского конгресса в Лондон, где было его постоянное местожительство; Эвелинга с женой... Шорлеммера, профессора химии...
Энгельс знал со слов Каутского, Бернштейна и Степняка о группе «Освобождение труда» и о нас с Плехановым. Он читал по-русски и был знаком с «Нашими разногласиями» Плеханова. Принял он нас очень любезно, ласково.
Ему было уже за 70 лет. Слава, окружавшая его имя, ни в малейшей степени не отразилась на той сердечной простоте, которой он всегда отличался. При первой встрече с Энгельсом мы мало говорили с ним о политических вопросах. Общий разговор носил скорее шутливый характер...
Энгельс просил нас заходить к нему, и с этого дня вплоть до нашего отъезда из Лондона мы бывали у него чуть ли не ежедневно».
Ну, конечно, Аксельрод искажает слова Степняка. Не мог тот сказать, что Энгельс для него «здесь даром пропадает». Но мог, конечно, подчеркнуть, что для марксистов встречи с Энгельсом могут иметь большее значение, чем для него. Так я думаю...
Любопытно отметить, что некоторые детали пребывания Плеханова с Аксельродом в Лондоне стали сразу известны в Петербурге в департаменте полиции.
В своей книге о Войнич, вышедшей в 1964 году в издательстве «Художественная литература», я подробно рассказываю о многолетней деятельности заведующего парижской агентурой чиновника особых поручений департамента полиции — знаменитого Рачковского.
Так вот этот Рачковский весьма тщательно следил за корреспонденцией, которую получала жена Степняка в Париже из Лондона. В делах департамента полиции в донесениях Рачковского в Петербург сохранились копии, снятые шпионами с писем Степняка к Фанни и с писем, ее сестры к ней.
В шпионской копии с письма к Фанни от ее сестры Александры Личкус мы читаем: «Мне здесь скучно без тебя, все сижу дома... Сергей со своими гостями целыми днями по гостям ходит, и также они осматривают Лондон. Гости очень мало сидят дома, они поедят, попьют и отваливают из дому... Мне с гостями не приходится особенно возиться и также стряпать почти не приходится, что есть в доме — мы с Сергеем все мечем на стол...»
А в шпионской копии с письма Степняка, также присланной в Петербург, мы читаем: «Я вчера... был с гостями у Крит.», но это надо читать как: «у Крит», то есть «у Кропоткина» — так Степняк обычно в письмах сокращал его фамилию. И дальше. «С гостями мы устраиваемся наилучшим манером. Жорж уезжает, должно быть, послезавтра утром».
В докладе Рачковского от 28 июля 1889 года, то есть 9 августа по новому стилю, в департамент полиции, к которому и были приложены эти шпионские копии, так сообщается в Петербург: «...Плеханов, Аксельрод и др. сторонники рабочего движения завязывают сношения при посредстве Кравчинского (Stepniak,13 Grove Gardens, N. W. London)... с лондонскими эмигрантами, желая создать при их содействии самостоятельный социалистический орган»...
Кроме перехваченных писем русских политических эмигрантов, Рачковский располагал еще и донесениями специальных агентов. Эти агенты нередко подводили Рачковского. Но в данном случае сведения о «завязывании сношений» между Кравчинским и Плехановым с Аксельродом были не так далеки от истины...
Хотелось мне установить точную дату встречи Энгельса с Плехановым и Аксельродом.
Это оказалось не так просто. Аксельрод пишет, что Степняк повел их к Энгельсу в воскресенье. Тут же он рассказывает, что Плеханов пробыл в Лондоне с неделю, а сам Аксельрод задержался еще на несколько дней.
В этой же записной книжке-календаре Степняка на 1889 год я нашла пометку «Ж. уехал» в графе «3 августа, суббота» и пометку «П. уехал» в графе «8 августа, четверг». Значит, вдвоем они были в Лондоне с воскресенья 28 июля по субботу 3 августа.
Остается предположить, что Степняк повел их к Энгельсу в день их приезда — 28 июля, или они пошли к Энгельсу не в воскресенье, а в какой-либо другой день недели, но вероятнее всего, что их встреча состоялась именно в воскресенье 28 июля 1889 года.
В конце августа Степняк сообщал своему английскому другу Эдуарду Пизу, который всячески помогал ему и в том числе значительно помог в 1887 году, когда Плеханов тяжело заболел, передав Степняку для Плеханова изрядную сумму, следующее:
«Я не писал вам еще о пребывании здесь Плеханова и второго моего старого друга — Аксельрода... Они были делегатами конгресса и приехали в Лондон на поклон к Энгельсу (оба они ярые марксисты) и чтобы повидаться со мной. Я нашел Плеханова в гораздо лучшем состоянии, чем ожидал. Врачи говорят, что процесс декомпенсации совершенно приостановился, и если будет надлежащий уход, то его легких хватит надолго».
Итак, благодаря Степняку первые русские марксисты встретились с Энгельсом. Несомненно, эта встреча дала им очень много, да и Энгельс мог получить более ясное представление о взглядах и деятельности членов группы «Освобождение труда».
Вероятно, и для Степняка эти беседы Энгельса с русскими марксистами не прошли бесследно, потому что Вера Засулич писала ему осенью 1889 года: «Павла я не видела после Лондона, а написал он мне о Вас только нечто в таком роде: «а Сергей под конец меня очаровал, о сю пору мечтает разбогатеть и тогда поехать с Вами и Жоржем в Италию, где вы его обратите в социалъ-демократа». ...Жорж рассказывал, что вы какой-то мрачный... По-моему, Вы и всегда его интересовали немало...» И в другом письме за это же время, также не датированном, она же писала Степняку: «Очень я была рада прочесть в Вашем письме, что Вы «подходите к нашей идее». Уж с какого хотите конца, только подходите». Я хочу, чтобы читатель остановился и на такой трогательной детали, как желание Степняка отвезти своих друзей в Италию. Он никогда не забывал, что и у Плеханова и у Засулич было неблагополучно с легкими, и мечтал об улучшении их здоровья...
