Однако продолжим наш рассказ.
В эти дни В. Засулич одновременно переводила — с немецкого языка — продолжение статьи Энгельса и с английского — главы из романа Степняка «Андрей Кожухов», которые должны были одновременно появиться во втором номере «Социаль-демократа».
Приближалась весна. Энгельс с друзьями тщательно разработал план первомайской демонстрации в Лондоне. Решено было закончить ее митингом в Гайд-парке, традиционном месте всяких массовых выступлений. Однако в 1890 году 1 мая выпадало на четверг, и демонстрацию назначили на воскресенье — четвертого мая.
Решено было придать демонстрации подлинно международный характер. Специально для участия в митинге приехал из Парижа Поль Лафарг.
Вероятно, Энгельс пригласил участвовать в митинге и Степняка.
Имена этих людей были хорошо известны пролетариям Лондона.
Через газеты, через профсоюзные организации Элеонора с мужем проводили неустанную энергичную агитацию за привлечение на демонстрацию как можно большего числа рабочих. Оппортунисты всячески старались сорвать эту демонстрацию и заранее получили разрешение «занять» Гайдпарк под свой митинг. Эвелинг с большим трудом добился разрешения соорудить также в Гайд-парке семь трибун для митинга марксистов.
Усилия наших друзей оправдались. В воскресенье 4 мая нескончаемые колонны трудящихся с оркестрами и знаменами прошли по Лондону, направляясь к Гайд-парку.
Почти все колонны проходили, минуя трибуны Гайнд-мана и Ко, сосредоточившись в той части парка, где на расстоянии сотни метров друг от друга были сооружены трибуны (это были просто высокие повозки) для ораторов марксистских организаций.
На одной из центральных трибун находился Энгельс. Вместе с ним были Лафарг, Эвелинг и Степняк.
Вдумайтесь в сочетание этих имен. Немец Энгельс, француз Лафарг, ирландец Эвелинг и русский Степняк...
Можно себе представить, как они все были взволнованы. Семидесятилетний Энгельс немало видел митингов на своем веку, он еще живо помнил торжественные конгрессы I Интернационала, на которых выступал Маркс.
Поль Лафарг и Эдуард Эвелинг воскрешали в памяти прошлогодний конгресс в Париже.
Они все, привыкшие к бурным проявлениям общественной жизни, были все же необычайно воодушевлены.
Что же мог испытывать русский изгнанник, впервые видя перед собой многотысячные колонны трудящихся с красными знаменами, свободно и уверенно выступавших на защиту своих прав?!
Разве не видел он в эти волнующие минуты лица десятков и сотен своих друзей — русских революционеров, замученных самодержавием? Разве не думал он в эти минуты о тысячах мучеников — лучших сынов и дочерей России, томящихся в царских казематах? Разве не видел он своей несчастной родины — обильной и убогой, стиснутой цепями самодержавия?
Но разве не видел русский изгнанник в этом мощном шествии рабочего класса Англии предвестия будущего освобождения России?
Вот он стоит рядом с одним из самых замечательных людей XIX века, товарищем Маркса, мыслителем, борцом, отдающим всю свою жизнь борьбе за благо трудящихся всего мира.
Рядом с ним стоят видные социалисты Франции и Англии, ученики и последователи Маркса. Разве мог он думать, зачитываясь с юности отчетами интернациональных конгрессов, что и он сам станет соратником одного из тех, кто был руководителем I Интернационала!..
