Вопрос о роли народных масс в истории — один из коренных вопросов марксистско-ленинского мировоззрения и науки об обществе; вместе с тем это один из коренных вопросов политики Коммунистической партии.
Вокруг вопроса о роли народных масс в истории всегда, и особенно в нашу эпоху, эпоху социалистической революции, кипела и кипит острейшая идеологическая и политическая борьба между силами прогресса и реакции.
Роль народных масс как творца истории впервые выяснена и научно обоснована Марксом и Энгельсом. Распространив положения диалектического материализма на явления общественной жизни, Маркс и Энгельс создали исторический материализм — науку об общих законах развития общества. Исторический материализм до конца преодолел отрицание и умаление роли народных масс в истории и раскрыл решающую роль их в поступательном развитии общества.
В домарксовской социологии господствовал взгляд, согласно которому историю творят не народные массы, а отдельные выдающиеся личности — герои, короли, полководцы, законодатели, изобретатели, учёные, философы и т. д. Народные массы, по сути дела, рассматривались лишь как объект деятельности полководцев и законодателей или как слепое орудие «мирового духа», «божественного провидения», а не как самостоятельный субъект исторического действия.
Взгляд, отрицающий решающую роль народных масс в истории, очень живуч, потому что он имеет свои классовые и гносеологические корни. Социальной базой этого взгляда служат разделение общества на классы эксплуататоров и эксплуатируемых и угнетённое положение трудящихся масс. Этот взгляд распространялся и закреплялся в сознании в течение столетий, на протяжении истории трёх антагонистических общественных формаций — рабовладельческой, феодальной и капиталистической.
Гносеологические корни этого взгляда — в идеалистическом понимании истории, усматривающем коренную причину и определяющую движущую силу истории общества в идеях, а не в условиях материальной жизни людей, не в развитии способов производства. Создатели этого взгляда — идеологи эксплуататорских классов: рабовладельцев, феодалов, буржуазии, а также мелкой буржуазии. Люди умственного труда, представители командующих классов, они рассматривали свои идеи, теории, взгляды, господствовавшие в обществе, как определяющую силу истории. Они видели, что идеи направляют деятельность людей, но не понимали того, что идеи, теории, взгляды сами являются порождением и отражением материальных условий жизни людей.
Эти идеалистические, реакционные взгляды, умаляющие, принижающие и отрицающие самостоятельную, прогрессивную, творческую роль народных масс в истории, наиболее последовательно развивали философы, социологи, экономисты и историки, стоявшие на почве философского идеализма и религии. Философ-идеалист Платон, средневековые богословы Фома Аквинский и др., епископы Боссюэ и Беркли, Жозеф де Местр, современные философские идеалисты — последователи Платона, Фомы Аквинского, Беркли, Жозефа де Местра, неогегельянцы, неокантианцы, прагматисты, интуитивисты, ницшеанцы и т. п. рассматривают трудящихся как пассивную массу, противостоящую и враждебную духу, разуму, цивилизации, культуре, неспособную к самостоятельному разумному историческому действию.
Богословы Августин, Фома Аквинский, епископ Боссюэ изображали историю как осуществление мудрой «божественной воли», а народы, их действия и борьбу — как орудие этой таинственной «божественной воли». Бедствия человечества, страданий народных масс в условиях антагонистических общественных формаций богословы объясняют кознями дьявола, который стремится совратить народы с истинного божественного пути, и наказанием божьим за «грехи» людей, в особенности за попытки народных масс освободиться от гнёта, восстать против своих угнетателей и поработителей. Взгляды богословов на представляют научного интереса, и мы на них здесь поэтому не останавливаемся.
Но и среди идеалистов были всё же отдельные мыслители (например, Д. Вико, Ж.-Ж. Руссо), которые сочувственно относились к народным массам и отмечали их прогрессивную роль в общественной жизни.
Вико жил и вырабатывал свои взгляды в Италии в период, когда росло возмущение народных масс против социального и чужеземного национального гнёта. В своей теории он развил идею общественных круговоротов, Вместе с тем он исходил из религиозной идеи о том, что миром управляет «высший разум», который стоит выше разума отдельных людей и наций и определяет ход истории. Вико очень сочувственно относился к борьбе плебейских масс против патрициев, аристократии и подчеркивал роль народных масс не только в развитии государе ства, но и в духовной жизни, в частности в создании эпоса.
Руссо жил и творил накануне французской буржуазной революции 1789 г. и развивал идеи суверенитета народа, его права на изменение общественного и политического строя, на восстание против угнетателей и поработителей.
Идеологи революционной буржуазии в лице французских просветителей XVIII века подвергли всесторонней критике феодальный строй и его идеологию, высмеяли и разоблачили феодальных монархов как тиранов и деспотов, провозгласили лозунг свободы, равенства и братства. Но и они считали народные массы не субъектом истории, не её творцом, а её объектом. С точки зрения просветителей XVIII века, «история человечества на протяжении веков, — это история угнетения его кучкой мошенников», как писал Дидро. Факт угнетения трудящихся масс тут констатируется правильно. Но причину рабства и деспотизма просветители видели не в экономических условиях развития общества, а в невежестве народных масс. «Деспотизм, этот жестокий бич человечества, является чаще всего продуктом народного невежества. Всякий народ вначале свободен. Чем объяснить потерю им свободы? Его невежеством, его глупым доверием честолюбцам», — писал материалист Гельвеций. Поэтому, с точки зрения просветителей, достаточно просветить людей, и сразу наступит царство свободы, равенства и справедливости. А кто же должен просветить людей? Разумеется, образованные люди, просветители, интеллигенция, поддержанные волей мудрых законодателей. Отсюда надежды многих просветителей на счастливый случай, на появление великого человека, просвещённого монарха.
Французским просветителям XVIII века свойствен буржуазно-идеалистический взгляд, согласно которому «невежественные» народные массы не способны к самостоятельному историческому творчеству, их ведут за собой просвещённые люди. «Мнения правят миром», — заявляли французские просветители. А отсюда логически следует, что творцы истории — это просвещённые люди, за которыми народу, «толпе», остаётся только следовать.
Взгляды буржуазных просветителей были направлены против феодального строя, против феодального государства, религии, церкви. Поэтому в своё время они имели прогрессивное значение. Но с научной точки зрения эти взгляды на историю общества являются несостоятельными, идеалистическими и метафизическими.
Социологические взгляды социалистов-утопистов XVIII и XIX веков непосредственно примыкают к идеям просветителей XVIII столетия. Но социалисты-утописты были более близки к трудящимся, эксплуатируемым массам. Их социальные теории проникнуты сочувствием и заботой о народных массах, находящихся под гнётом эксплуатации и подневольного труда. Социалисты-утописты подходили к более глубокому пониманию причин бедствий масс, их нищеты и угнетения, а следовательно, приближались к более глубокому пониманию движущих сил истории.
Просветители XVIII века, как идеологи буржуазии, рассматривали буржуазную частную собственность как вечное и естественное состояние человечества, как нечто коренящееся в самой природе человека. Социалисты-утописты, напротив, правильно усматривали источник угнетения, порабощения и эксплуатации масс в частной собственности на средства производства. В частной собственности они видели главный источник общественного неравенства, угнетения и несправедливости. Их взгляды были шагом вперёд по сравнению со взглядами просветителей. Но возникновение частной собственности социалисты-утописты рассматривали не как исторически закономерное общественное явление, не как необходимую ступень в развитии общества, а как некое грехопадение человечества, как случайное отступление от правильного пути в результате незнания законодателями истинной природы человека.
Французский социалист-утопист XVIII века Морелли в своей книге «Кодекс природы» писал, что многие философы, законодатели и государственные деятели рассматривают пороки общества как роковой удел человечества, упустив из виду главную причину всех людских бедствий. Эта причина заключается в частной собственности, противоречащей «природе» человека. Именно поэтому, иронически замечает Морелли, разные «преобразователи рода человеческого» восприняли роковые заблуждения первых законодателей и постоянно умножали их.
Из такого типично просветительского, идеалистического взгляда на ход истории естественно вытекал взгляд утопистов о том, что человечеству нужен истинный герой, законодатель, который мог бы управлять народом согласно «истинной природе человека».
Большинство социалистов-утопистов ждало осуществления социализма от «сильных мира» — от просвещённых монархов, мудрых законодателей, богатых филантропов. Их следует убедить в справедливости планов социалистической перестройки общества, и они возьмутся за осуществление этих планов, чтобы осчастливить страждущее человечество и тем самым прославить себя, а вместе с собой и изобретателей различных социальных систем. Эти социалисты-утописты хотели создать всеобщее счастье на земле, осуществить социалистический строй, но без активной борьбы самих трудящихся масс, без революционной борьбы рабочего класса. Большинство социалистов-утопистов XVIII и начала XIX века видело в трудящихся лишь угнетённую, страдающую массу, неспособную к самостоятельному историческому творчеству. С социалистическими идеями они обращались не к рабочему классу, а ко всем классам одинаково, а некоторые, например Сен-Симон и Фурье, даже преимущественно к богатым и образованным классам. Сен-Симон проповедовал, что новое общество будет создано на основе разработанной им новой религии — «нового христианства» — и управлять этим обществом должны учёные, инженеры и промышленники, т. е. буржуазная интеллигенция и капиталисты.
Правда, среди социалистов-утопистов было и другое, революционно-демократическое направление, представленное именами немецких утопических социалистов — вождя крестьянской войны XVI века в Германии Томаса Мюнцера н утописта XIX века Вейтлинга, английского революционера-демократа, идеолога диггеров в период английской буржуазной революции XVII века Дж. Уинстэнли, французских социалистов-утопистов и революционеров-демократов — Мелье, Мабли, Бабёфа, Дезами, Бланки, блестящей плеяды революционеров-демократов в России — Белинского, Герцена, Огарёва, Чернышевского, Добролюбова, Писарева, Шевченко, Леси Украинки, Ивана Франко, Налбандяна, Ахундова, а также революционеров-демократов Китая, Индии, США, Болгарии, Венгрии, Румынии, Польши, Италии, Турции и других стран.
Среди социалистов-утопистов XVIII века идеи революционной демократии, народной власти ярко и глубоко выразил Бабёф. Восприняв революционные, демократические и социалистические идеи своих предшественников, Бабёф и его последователи обогатили их опытом французской буржуазной революции. Если Мелье ограничивался общим призывом к восстанию трудящихся, а Мабли и Морелли вовсе не ставили вопроса о революции, то бабувисты вопрос о народном революционном восстании выдвинули в центр своего учения и программы своей деятельности.
Все люди, учил Бабёф вслед за своими предшественниками, имеют право на счастье, и это является целью их соединения в общество. Однако этого счастья нигде нет. Естественное право людей не реализовано в гражданских законах. Везде царит неравенство, причина которого заключается в частной собственности. Частная собственность и неравенство поддерживаются своекорыстным заговором одной части общества против другой — имущих, патрициев, против неимущих, плебеев. Невежество народных масс обеспечивает успех заговора угнетателей. Этот заговор можно свергнуть лишь силой революции. Восстание народа должно быть организовано тайным обществом его истинных друзей и защитников — «заговором равных» во имя равенства.
Историю общества бабувисты рассматривали как историю непрерывной борьбы между богатыми и бедными, патрициями и плебеями. Эта борьба идёт непрерывно с тех пор, как появилось стремление одних жить за счёт других. Если масса людей лишена возможности существовать и не обладает ничем, то переворот в системе собственности становится неизбежным. Экспроприированная масса неизбежно будет стремиться к свержению угнетающего её общественного порядка и к установлению коммунистического строя. Восстание угнетённых против угнетателей обычно вспыхивает тогда, когда большинство доведено до нестерпимого положения. Французская революция, которая шла вперёд до 9 термидора, а потом пошла назад, не дала окончательной победы неимущим, не была доведена до конца. Поэтому не сделано ничего для обеспечения народного счастья. Революцию нужно продолжить до тех пор, пока она не даст победу народу и не найдёт своего завершения в полном освобождении народа.
Бабёф и его последователи развили целую программу революционных мероприятий для освобождения народа. Они выдвинули идею революционной диктатуры трудящихся, вооружения революционного народа и разоружения имущих классов — врагов народной революции.
У бабувистов не было и не могло быть научного понимания исторической роли пролетариата как особого общественного класса. Они не выделяли пролетариат из остальной неимущей массы и не видели его исторических задач. Бабувистское тайное общество, подготовлявшее революционное восстание, было далеко от задач политической партии пролетариата. Народ, писал соратник Бабёфа и продолжатель его идей Буонаротти, мало способен в начале революции избрать людей, пригодных к тому, чтобы ею руководить и её завершить. Поэтому в интересах суверенитета народа надо позаботиться не столько о собирании голосов, сколько о том, чтобы передать верховную власть в руки мудрых и твёрдых революционеров. Бабувисты выдвигали идею диктатуры наиболее сознательной части народа, которая тогда была небольшим меньшинством. Отсюда вытекали черты заговорщичества в движении бабувистов, обусловленные неясностью классового самосознания французских рабочих и неразвитостью самого класса пролетариев в конце XVIII и в начале XIX века.
Выдающийся французский революционер середины XIX века, современник Маркса О. Бланки развивал идеи Бабёфа. Он также признавал необходимость революционного свержения эксплуататорских классов и стремился осуществить революционную диктатуру народа. Он выдвинул даже лозунг диктатуры пролетариата, но не мог научно обосновать этот лозунг, ибо оставался идеалистом в понимании движущих сил истории. Бланки не сумел понять объективных законов истории. В своей тактике он исходил из идеалистических взглядов, а не из научной теории классовой борьбы. Революцию он хотел осуществить не через восстание народных масс, а через заговор и восстание тайных революционных организаций. Это обрекло его революционную деятельность на неудачу.
В Германии теоретиком утопического коммунизма, признавшим необходимость революционной борьбы рабочих масс, был В. Вейтлинг, выросший в полупролетарской среде ремесленной бедноты. Восприняв идеи французского социалиста-утописта Фурье, Вейтлинг вместе с тем понимал, что проектируемые Фурье фаланстеры и ассоциации не способны улучшить положение беднейшего и многочисленнейшего класса; это может сделать только революция — ниспровержение всего старого строя. По проекту Фурье доходы в ассоциации должны распределяться соответственно труду, капиталу и таланту; следовательно, в ассоциациях сохраняются нетрудовые доходы и классовое неравенство. А там, где существует неравенство классов, там неизбежны различные классовые интересы и классовые противоречия.
Вейтлинг учил, что политическая революция должна быть дополнена революцией социальной. Главную роль в революции должна играть революционная армия трудящихся, беднота; она объявляет после первой своей победы учреждение нового общества, избирает временное правительство, вооружает рабочих и ремесленников и обезоруживает буржуазию, вселяет бедных в дома богатых и т. д. Вейтлинг выступал против соглашения бедноты с их врагами — имущими классами. Он указывал, что угнетённые массы должны надеяться «только на собственный меч», «выбирать сами своих вождей», не останавливая своего взора на «богатых и знатных». Причины поражения революционных восстаний Вейтлинг усматривал в том, что народ щадил своих врагов — богачей, оберегал их имущество, как это было во время Лионского восстания, или предоставлял им избирательные права, как это было во время революции 1848 г.
Наряду с этими глубокими идеями, обобщавшими опыт революционной борьбы трудящихся, в учении Вейтлинга находили себе место и идеи Сен-Симона о том, что управлять обществом должны философы, учёные, гении и своего рода «новый мессия», который придёт «...с мечом в руках и осуществит учение первого. Он станет, благодаря своему мужеству, во главе революционной армии и с ней разрушит гнилое здание старого общественного порядка, унесёт в море забвения все потоки горьких слёз и водворит на земле рай». В этом сказалось известное недоверие идеолога утопического коммунизма к самодеятельности трудящихся масс, а также сознание слабости, неорганизованности и неспособности масс тогдашних ремесленников, ещё не возглавлявшихся промышленным пролетариатом, совершить своё освобождение собственными руками.
Несмотря на все недостатки, наивность и фантастику в идеологии Вейтлинга, Маркс и Энгельс рассматривали вейтлинговский коммунизм как первое самостоятельное теоретическое движение германского пролетариата, как ни с чем не сравнимый в предшествующей истории Германии «блестящий литературный дебют немецких рабочих» только что выступивших на арену исторической борьбы с буржуазией.
Революционная, демократическая и социалистическая идеология развивалась и во всех других странах, в которых происходило революционное движение, направленное против феодализма и капиталистической эксплуатации трудящихся. В силу особых обстоятельств наиболее всесторонне революционно-демократическая идеология развивалась в России XIX века.
Но прежде чем перейти к рассмотрению взглядов русских революционных демократов, необходимо кратко остановиться на взглядах французских буржуазных историков периода реставрации — Минье, Тьерри, Гизо. Эти историки под непосредственным влиянием событий французской буржуазной революции и последующей борьбы классов сделали попытку объяснить историю общества, и особенно великие перевороты в ней, борьбой классов, народных масс.
В своей «Истории французской революции» Минье доказывал, что история не есть биография великих личностей, а история народов. Эти же идеи развивал и Тьерри. «Движение народных масс по пути к свободе и благоденствию,— писал Тьерри, — нам показалось бы более внушительным, чем шествие завоевателей; — а их неечастия более трогательными, чем бедствия лишённых владения королей».
Минье, Тьерри, Гизо призывали к изучению жизни и быта народов, подчёркивали значение имущественных отношений. Но, будучи идеологами буржуазии, они также не могли преодолеть идеалистическое понимание истории. Основную причину развития общества они усматривали не в развитии материального производства, а в прогрессе знаний; расчленение общества на классы они нередко объясняли насилием, завоеванием и подчинением одной расы и нации другой.
Выступая против исключительного господства дворянства, эти историки изображали буржуазную частную собственность как вечное и естественное состояние, как вечную и естественную основу общества. Они воспевали борьбу третьего сословия, точнее — борьбу буржуазии против дворянства, но решительно выступали против революционной классовой борьбы пролетариата против буржуазии, объявив её вредной, незаконным восстанием против «порядка». Они были за движения народных масс, которые шли бы под руководством буржуазии, но под народом они понимали прежде всего имущие классы третьего сословия, возглавляемого буржуазией. Вследствие своей классовой ограниченности Минье, Тьерри и Гизо после прихода буржуазии к власти слова возвратились к старому взгляду, согласно которому историю творят только имущие классы, а не трудящиеся, эксплуатируемые массы. В выступлениях трудящихся масс Минье, Тьерри и Гизо видели только слепую борьбу страстей.
Значительную роль в обосновании роли народных масс в истории сыграли английские историки 20—30-х годов XIX века. Особое место в разработке этого вопроса занимают идеологи чартизма.
Из представителей домарксовского утопического социализма ближе всего подошли к правильному взгляду на роль народных масс русские революционные демократы. Будучи материалистами в решении основного вопроса философии в понимании природы, истолковав диалектику Гегеля как «алгебру революции» (Герцен), русские революционные демократы настойчиво двигались по направлению, как указывал В. И. Ленин, к диалектическому материализму, вплотную подошли к нему и остановились перед историческим материализмом.
Русские революционные демократы — Герцен, Белинский, Огарёв, Чернышевский, Добролюбов, выражая интересы крепостного крестьянства России, критически восприняли всё ценное, что было до них в русской и западноевропейской общественной мысли. Они усвоили и творчески развили революционные идеи русского материалиста Радищева, материалистическое учение Фейербаха, диалектику Гегеля, учения французских, немецких и английских социалистов-утопистов, передовые, прогрессивные взгляды французских историков Минье и Тьерри на роль народных масс в истории.
Выдающийся русский дворянский революционер и материалист А. Н. Радищев в своей книге «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790 г.), выступая против самодержавия и крепостничества, призывал крестьян свергать своих угнетателей-помещиков, грабящих и унижающих человеческое достоинство крестьян. Радищев писал, обращаясь к крестьянам: «Сокрушите орудия его земледелия, сожгите его риги, овины, житницы и развейте пепел по нивам, на них же совершалося его мучительство, ознаменуйте его яко общественного татя, дабы всяк, его видя, не только его гнушался, но убегал бы его приближения, дабы не заразиться его примером» Радищев отвергал сомнения в необходимости и пользе такого восстания, восклицая:
«О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени, но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишенны. Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие!».
Это было действительное проникновение революционной мысли Радищева в будущее. Через столетие с небольшим мечта его осуществилась полностью и даже с избытком. Русский народ не только освободился от крепостного рабства, к чему стремился Радищев, но и построил социалистическое общество.
Взгляды русских революционных демократов примыкают непосредственно к этим революционным идеям Радищева. Критикуя взгляды тех социалистов-утопистов, которые утверждали, что можно осуществить социализм мирным путём, революционные демократы Герцен, Чернышевский и другие прямо указывали на неизбежность революционной борьбы народа за свержение старого строя. Они пришли к признанию необходимости революционной организации и просвещения масс путём революционной пропаганды. Они считали, что революция должна совершиться через восстание самих масс, а подготовить это восстание должна революционная организация.
Герцен и Чернышевский сделали шаг вперёд — к марксизму — и в том, что пришли к пониманию необходимости коренных экономических преобразований для победы нового общественного строя. Порывая в 1869 г. с Бакуниным, Герцен писал, что одним политическим преобразованием, без экономического переворота, нельзя уйти дальше уравнительного коммунизма Бабёфа.
Высоко оценивая роль выдающихся личностей в истории, Герцен, Белинский, Чернышевский и Добролюбов вместе с тем очень хорошо понимали и подчёркивали, что отдельная личность не может по своему произволу изменить ход истории. Сила выдающихся личностей в том, что они выражают нужды общества, народа, бесстрашно выступают против старого, отживающего, и именно поэтому находят поддержку прогрессивных сил народа. Хотя народ подавлен, угнетён и бесправен, лишён знаний и культуры, его обманывают представители господствующих классов, но в конечном счёте именно народ — главный герой великих исторических событий и перемен. Мысли о решающей роли народных масс проходят красной нитью через мировоззрение русских революционных демократов, направляя их практическую деятельность.
Обобщая опыт первого этапа французской буржуазной революции 1848 г., А. И. Герцен писал: «Революция 24 февраля вовсе не была исполнением приготовленного плана; она была гениальным вдохновением парижского народа...» К Выясняя причины поражения революции, Герцен указывал, что главной, роковой ошибкой французского временного правительства, ошибкой Луи Блана, Ледрю Роллена и др. было то, что они не желали опереться на поддержку масс, не хотели осуществить революционную диктатуру народа для подавления контрреволюции, что они дали возможность силам контрреволюции организоваться и перейти в наступление против революции.
Следует отметить, что Маркс тоже критиковал Луи Блана, Ледрю Роллена и других мелкобуржуазных демократов за такие ошибки. Но Маркс не ограничился этим, а вскрыл социальные, классовые корни этих ошибок и показал, что ход и исход революции 1848 г. определялись в конечном счёте борьбой классов и соотношением классовых сил.
Герцен нанимал, что революционеры должны учитывать уровень развития народов и потребности общественного развития, что они должны идти «в «ногу с жизнью», не отставая, но и не забегая так далеко вперёд, что массы не могут пока за ними идти. Но у Герцена, как и у других революционных демократов, не было ещё верного теоретического компаса, который мог бы указать ему пути революционного движения масс, — не было у него научного, материалистического понимания истории общества.
Герцен и другие революционные демократы XIX века в России со всей остротой ставили вопрос о правильном руководстве трудящимися массами со стороны революционеров, о выработке правильной революционной теории. Им чужда была идея преклонения перед стихийностью; они подвергали критике анархические идеи Бакунина о стихийном крестьянском бунте как главном условии свержения старого строя. Герцен называл «расстригами науки и ренегатами цивилизации» тех, кто отвергает необходимость сознательного руководства революционным движением. Он подчёркивал, что сами трудящиеся массы, на которых лежит вся «тяжесть быта», ищут «слова и понимания», т. е. революционную теорию, отворачиваясь с негодованием от тех, кто пытается доказать, что наука — не для масс, а только для избранных.
Разумеется, Герцен пришёл к этим выводам не сразу, а в результате внимательного изучения опыта революционных движений, в результате длительных и мучительных исканий, разочарований, ошибок, суровой критики и самокритики.
На примере Герцена и других революционных демократов Ленин учил пролетариат и его партию понимать великое значение революционной теории, понимать, что «беззаветная преданность революции и обращение с революционной проповедью к народу не пропадает даже тогда, когда целые десятилетия отделяют посев от жатвы».
Оставаясь на почве утопического социализма, русские революционные демократы выступали вместе с тем идеологами крестьянской революции, возлагали все свои надежды на народную революцию, а не на жалкие реформы старого строя.
Связывая осуществление своих целей с революционной борьбой народных масс, русские революционные демократы выступали против господствовавших в то время идеалистических теорий культа личности в исторической науке.
История, писал Н. А. Добролюбов, не биография великих людей. Она занимается отдельными людьми, даже и великими, только потому, что они имели важное значение для народа, для человечества. История не сводится и к истории государства, она главным своим предметом должна иметь жизнь народов. Поэтому, выясняя роль выдающегося человека, надо показывать, «как выразились в нём те элементы живого развития, какие мог он найти в своём народе». История народов совершается закономерно, а не зависит от произвола отдельных личностей. Даже удачные в начале преобразования, если они противоречат естественному ходу истории, характеру и интересам народа, не бывают прочными.
Глубокие теоретические положения о роли народных масс в истории развивал и Д. И. Писарев. Вслед за Добролюбовым он считал, что прежнее изучение истории не является научным, потому что историки не изучают жизнь народов, а ограничиваются историей государств, королей, завоевателей и т. п. Вопрос о положении трудящихся масс является первостепенным вопросом истории. Изучение истории важно потому, что именно оно даёт возможность понять, «как эти массы чувствуют и мыслят, как они изменяются, при каких условиях развиваются их умственные и экономические силы, в каких формах выражаются их страсти и до каких пределов доходит их терпение. История должна быть осмысленным и правдивым рассказом о жизни массы; отдельные личности и частные события должны находить в ней место настолько, насколько они действуют на жизнь массы или служат к её объяснению. Только такая история заслуживает внимания мыслящего человека».
Здесь важно отметить глубокий интерес русских революционных демократов к условиям жизни и «развития умственных и экономических сил» трудящихся масс, исторический поход к проблеме роли народных масс в развитии общества. Русские революционные демократы рассматривали всю известную историю общества как историю борьбы между трудящимися и их угнетателями, эксплуататорами, «дармоедами», как писал Добролюбов.
Вслед за Добролюбовым Писарев развивал мысль о том, что деятельность так называемых исторических личностей, не связанных с народом, поверхностна, ограниченна, часто не достигает намеченных целей или приводит к результатам, прямо противоположным этим целям. Объясняется это тем, что данные деятели проходят мимо народной жизни, не будят сознания народа, противоречат его интересам и потребностям. Ум и воля одного человека — капля в море, исчезающая «в общих проявлениях великой народной мысли, великой народной воли».
Но чем определяется сознание и воля народа? На этот вопрос русские революционные демократы, как и их предшественники, ещё не могли дать ясного, научно обоснованного ответа.
Будучи лишена образования, масса, говорил Писарев, или подчиняется, или принимает участие в движениях стихийно, несознательно. Поэтому живые силы народов до сих пор играли в истарических событиях самую второстепенную роль; изменялись политические формы, созидались и разрушались государства, но всё это большей частью проходило мимо народа, не нарушая и не изменяя ни междучеловеческих, ни междусословных, ни экономических отношений. Так происходило примерно до конца XVIII века. Но по мере развития сознательности масс возрастает их роль в исторических событиях. Этот вывод Писарева говорит о том, что русские революционные демократы подходили исторически к оценке роли народных масс.
В. Г. Белинский, оценивая роль народных масс в событиях революции 1830 г. во Франции, отмечая их доверчивость по отношению к буржуазии, вместе с тем писал: «Народ — дитя; но это дитя растёт и обещает сделаться мужем, полным силы и разума... Он ещё слаб, но он один хранит в себе огонь национальной жизни и свежий энтузиазм убеждения, погасший в слоях «образованного общества». Под «образованным» обществом Белинский понимал буржуазию «торжествующую», пришедшую к власти во Франции и из революционного класса ставшую классом контрреволюционным.
Из всех русских революционных демократов Н. Г. Чернышевский ближе всех подошёл к научному пониманию роли народных масс в истории, роли передовых, прогрессивных, революционных классов в политическом развитии общества. Недаром Ленин писал, что от сочинений Чернышевского веет духом классовой борьбы.
Чернышевский считал, что именно трудящиеся массы являются движущими силами исторического прогресса, несмотря на то, что они придавлены господствующими классами — помещиками и буржуазией. Какими бы забитыми, политически несознательными и отсталыми ни были пока угнетённые трудящиеся массы, но при известных исторических обстоятельствах они будут быстро пробуждаться, просвещаться, проявлять «энергичные усилия» и принимать «отважные решения». Эти выводы Чернышевский делал на основе глубокого изучения истории революционных движений как в России, так и на Западе.
С позиции революционной демократии Чернышевский подверг глубокой критике взгляды националистов и расистов, делящих народы на «высшие» и «низшие» расы и нации. «О каждом из нынешних цивилизованных нapодов мы знаем, что первоначально формы его быта были не те, как теперь. Формы быта имеют влияние на нравственные качества людей. С переменою форм быта эти качества изменяются. Уж по одному тому всякая характеристика цивилизованного народа, приписывающая ему какие-нибудь неизменные нравственные качества, должна быть признаваема ложной».
Чернышевский не дал материалистического объяснения причин изменения форм быта, но исторический подход к народным массам дал ему и другим русским революционным демократам сильнейшее оружие против всякого рода антинародных, реакционных теорий.
У Чернышевского мы находим важную мысль о «первостепенном значении влияния быта на умственное и нравственное развитие народов», Чернышевский писал:
«Масса трудится, и понемногу совершенствуются производительные искусства. Она одарена любознательностью или, по крайней мере, любопытством, — и постепенно развивается просвещение; благодаря развитию земледелия, промышленности и отвлечённых знаний смягчаются нравы, улучшаются обычаи, потом и учреждения; всему этому причина одна — внутреннее стремление массы к улучшению своего материального и нравственного быта»
Но вопрос о том, чем обусловливается и определяется это «внутреннее стремление» масс к улучшению своего быта в каждую эпоху, в силу каких причин изменяется это стремление, Чернышевский и другие революционные демократы оставляли без ответа или же ссылались на «природу» трудящихся масс.
В силу исторических условий — экономической отсталости России, отсутствия в ней рабочего движения в то время — русские революционные демократы не могли выйти из рамок утопического социализма и идеалистического понимания истории, не могли открыть законы развития общества, понять роль материального производства, способов производства как определяющей силы развития общества. Они не могли совершить перехода от революционного демократизма к научному коммунизму, т. е. встать на позиции пролетариата как самого передового класса, призванного историей стать творцом нового, коммунистического общества.
Воззрения революционных демократов на народ и его роль в истории оставались просветительски абстрактными, поскольку они не выделяли из общей массы трудящихся рабочий класс и не смогли в силу той же экономической и политической отсталости страны прийти к пониманию исторической роли рабочего класса как вождя и организатора революционной борьбы всех трудящихся. Основную причину развития общества Чернышевский и другие революционные демократы продолжали видеть в прогрессе знаний, в распространении просвещения, а не в изменении способов производства материальных благ. В этом сказалась незавершённость и ограниченность философского материализма русских революционных демократов и всего домарксовского материализма. Все старые, домарксовские материалисты, как указывал Энгельс, изменяли материализму именно в понимании истории общества. Вместо того чтобы исследовать, каковы те материальные условия, которые лежат в основе идей, они считали идеальные побудительные силы последними причинами общественных событий. Это помешало им понять законы развития материальных условий, определяющих развитие общества, развитие деятельности народных масс как творца истории.
