Вечером отряд подтянулся к железной дороге. Полевым телефоном включились в телефонную сеть, от имени разъезда Красицкий вызвали станцию Вяземская.
— Вяземская, слушай, говорит Красицкий. Какие в нашу сторону у тебя есть к отправке поезда?
— Сейчас отправлю почтово-пассажирский, а за ним готовится выйти японский бронепоезд, а у тебя ко мне есть что-нибудь? — отвечала Вяземская.
— Пока нету. До свиданья!
— Всего.
Отряд разгреб снег и залег в придорожных кустах. Освещенный слабыми огнями прошел почтово-пассажирский поезд. Вот уже скрылся и сигнальный огонек на последнем вагоне.
Отряд вышел на линию. У железнодорожного моста — высокого деревянного — на 639-й версте сняли часть рельсов. В целях маскировки вместо рельсов положили длинные жерди и облепили их снегом. В работе время пролетело быстро. Как-то
неожиданно показался, выскочив из-за поворота, бронепоезд на полном ходу. Отряд залег цепью по обе стороны моста. Дойдя до поврежденного места, паровоз запрыгал по шпалам, взял вправо и покатился под откос. Броневые вагоны с грохотом полезли друг на друга. Артиллерийская площадка, опрокинувшись навзничь, покрыла собой часть прислуги. Передней своей частью паровоз уткнулся в лед протекающей под мостом реки.
— Товарищи, за мной! — закричал командир Буссель и бросился с отрядом на броневик.
Оставшаяся в живых малочисленная охрана неуверенно ответила редкими выстрелами. Часть партизанского отряда, выскочив на насыпь с левой стороны железной дороги, в упор расстреливала японцев, но видно было, что враг живым в руки не сдастся. Противник, оправившись, начал отстреливаться на два фронта.
Часть партизан залегла за насыпь, другие подползли к обломкам паровоза, забрались в тендер и по команде бросили гранаты. Оглушительный треск, столб огня. Гранаты попали в самую середину засевшего противника, стрельба сразу уменьшилась. Партизаны снова бросили гранаты.
— Сдавайтесь! — кричал Буссель.
Противник замолк. Уверенные, что японцы уничтожены, партизаны бросились на бронепоезд. И вдруг, как бы наткнувшись на преграду, четыре партизана свалились, корчась в предсмертных муках.
Горсточка японцев не хотела сдаваться. Партизаны сосредоточили на них всю силу обстрела. Вскоре японцы перестали отстреливаться.
Осторожно мы заглянули в окно, японцы лежали, не шевелясь...
С опрокинутой пулеметной площадки сняли четыре «Кольта» и погрузили их вместе с другими трофеями на подъехавшие подводы.
Здесь мы захватили 85 ящиков пулеметных лент, десятки винтовок. Включились в провод, вызвали, как и прежде, Вяземскую. Сообщили, что на 639-й версте японский бронепоезд свален под откос. Не теряя времени партизаны с добычей ушли в тайгу в свои бараки.
ЗАХВАТ ЯПОНСКОГО ПОЕЗДА
Командиры партизанских отрядов вместе со Шкловским, начальником разъезда Гедике, прошли на разъезд. Вызвали по аппарату соседнюю станцию Котиково, спросили о поездах. С Котиково запросился товарный поезд. В разговорах незаметно прошло сорок минут. Свистнув у семафора, к Гедике подошел поезд и остановился. Один из командиров, Погорелов, вышел на перрон с начальником разъезда. В открывшуюся дверь аппаратной вошел главный кондуктор, весь покрытый морозным инеем, с ледяными сосульками на усах и бороде. Обратился с рапортом к дежурному, в тоне рапорта слышалась ирония:
— Так что прибыли благополучно, господин начальник, везу груз наших «спасителей» с охраной.
Увидев командира партизанского отряда Коваля, в полушубке, с наганом на ремне, догадался. Быстро заговорил:
— Товарищ, бегите, идут японцы!
Но было уже поздно. Громыхая буцами по ступенькам здания, подходили японцы. Коваль сорвал свой наган, сунул в стоявшую рядом мусорную корзинку. Растегнул полушубок. Дежурный по разъезду выхватил из шкафа служебную с красным околышем фуражку, надел ее Ковалю, посадив его за аппарат «Морзе».
— Вы дежурный телеграфист, показывайте вид, что принимаете депеши. Вот вам чистые бланки, пишите.
Нервно колотились зубы Коваля. Щемило сердце, временами переставая биться, кровь отливала от лица. Сверлила неотвязная мысль: засыпался ни за понюх табаку.
Сразу, сдавливая в дверях друг друга, вошли во главе с офицером, говорившим по-русски, восемь японских солдат.
— Руськи начальник, здрасте! Поздравляю з-з-з руськи праздник.
Коваль невидящими глазами уставился в ползущую из аппарата телеграфную ленту. Мелькали вовсе ему незнакомые бесконечные точки, тире...
Погорелов, другой командир красного отряда, выйдя из здания, чуть не столкнулся с идущими к станции японцами,
подался назад и быстро прилег за кучей камней. Подождал Шкловского.
— Иван Иосифович, необходимо во что бы то ни стало задержать на полтора-два часа этот поезд. Понимаете?
— Хорошо, постараюсь!
Вошедший в здание вокзала Шкловский обратился к главному кондуктору:
— Прицепите к вашему составу оставленный здесь в связи с горением буксы вагон от прошедшего вчера воинского поезда.
Говоривший по-русски японский офицер начал было артачиться, требовал немедленной отправки.
— Господин офицер! Послушайте, это же вагон с вашим грузом, а знаете, у нас не совсем спокойно, тайга кишит партизанами: долго ли до греха. Охраны нет: могут ограбить. А вас, господин, прошу ко мне по русскому обычаю на стакан чая. Сегодня у нас большой праздник.
Офицер согласился. Отцепленный вагон стоял далеко на запасном пути в тупике. Требовались маневры, отцепка паровоза.
Офицер с тремя унтер-офицерами вышел вместе с начальником станции.
Коваль в форменной служебной фуражке с зажженным железнодорожным фонарем пошел вслед за ними. За стрелкой потушил фонарь и сразу как-будто провалился. До Дергачей бежал, не переводя духа. У околицы встретил уже выступившие к разъезду Гедике отряды. Впереди шел Погорелов, вторым — начштаба Воронок. Перебросились только несколькими словами, обрадовавшись благополучно избежавшему беды Ковалю. На правый фланг послали подрывную команду с приказом немедленно сжечь в шести верстах к западу от Гедике деревянный железнодорожный мост. Отряды шли молча. Лица были хмуры.
Коваль со своим отрядом бесшумно перешел восточный переезд. Приблизясь к разъезду Гедике, отряд вошел в глубокий снег и залег в цепи наваленных штабелями осиновых чурок.
Паровоз, проделав маневры, уже прицепил к хвосту поезда вагон и спешил к головной части состава. У вагонов ходили часовые, одетые в большие меховые шапки. Цепь первого отдельного отряда подползала все ближе и ближе.
Сразу, без сигналов, ударили по вагонам перекрестные залпы отрядов. Свалились в снег часовые. Из окон и дверей вагонов раздалась недружная стрельба. Из квартиры Шкловского выскочили японский офицер — он был без шапки — и три его компаньона.
— Бей их, круши! — кричал Погорелов.
Просверленные десятками пуль японцы упали.
Паровоз, прицепив поезд и не давая свистка, сильным рывком дернул состав и загромыхал на запад. Добыча уходила из рук партизан. Еще немного и, помаргивая красным сигналом, поезд скрылся в выемке. Но вслед за этим на западе показались небольшие вспышки, быстро превратившиеся в огромный факел, — горел подожженный подрывниками мост. Путь убежавшему эшелону был отрезан.
Покинув разъезд, партизаны спешили к горящему мосту, у которого стоял поезд, давая тревожные гудки. Японцы беспрерывно стреляли в ночную темь.
Восемь человек подрывников вышли на освещенное полотно железной дороги и знаком предложили японцам сдаться. С паровоза соскочил помощник машиниста.
— Товарищи, пощадите. Мы не виноваты. Сдаемся. Подрывники тесным кольцом окружили его.
— Скажи, на паровозе охрана есть?
— Нету.
— Хорошо, иди вперед. Веди!
Незаметно для японцев подошли к паровозу. Пять подрывников остались на нем, остальные, выскочив на тракт, побежали предупредить отряды.
Задним ходом медленно эшелон возвращался на Гедике. Вскоре его встретили партизаны. Под их обстрелом поезд остановился. Предупрежденные подрывниками партизаны обстреливали только вагоны, не задевая паровоза. Высоко поднимаясь в воздух, летела разбитая в щепки деревянная обшивка. Рядом горел вагон с меховым обмундированием, распространяя удушливую вонь паленой овчины.
Три партизана по приказанию Погорелова ползли к составу. Необходимо было спасти хоть часть снаряжения и обмундирования. Противник ожесточенно сопротивлялся. Один из трех партизан, Михаил Волчок, до вагонов не дополз: он был убит разрывной пулей в голову.
Патроны рвались в хвосте поезда. Два партизана выполнили приказ Погорелова: они отцепили двенадцать вагонов и, добравшись до паровоза, оттянули остальные двадцать четыре на расстояние одного километра на запад.
По приказу тов. Коваля разобрали железнодорожный путь в двух верстах от Гедике. Японцы оказались в мешке. По одному, перебежкой, тридцать партизан из отряда Погорелова подкрались к головному составу. Подползли под вагоны и, лежа на спине, стреляли в пол. Постепенно отвечавший было противник затих. Тогда отряды цепью подошли к эшелону. Из открываемых вагонов оставшиеся в живых японцы пытались отстреливаться. Один-два залпа по вагонам — и вся охрана была уничтожена. Эшелон был взят.
До утра в тайгу крестьяне Дергачей возили добытые трофеи: четыреста винтовок, двенадцать пулеметов, восемь бомбометов, патроны, снаряды, обмундирование, продовольствие.
БОЙ В ДЕРЕВНЕ ДЕРГАЧИ
Японцы стягивали свои части с разъезда Гедике к деревне Дергачи для ликвидации партизанских отрядов. Проводниками, как и всегда, был отряд добровольцев из местных богатеев-казаков, служивших у атамана Калмыкова. К 3 часам утра интервенты заняли деревню Дергачи. Партизанские отряды, получив об этом сведения, готовились к выступлению.
К командирам подошел партизан-китаец Тан.
— Ваша, товарища капитана, надо ходи, эта япанза голова резать надо.
— Ничего, товарищ, сейчас выступаем. Они находятся еще в Дергачах, а там мы их и пристукнем.
Отряды построились и направились к месту, где засели японцы и белые.
Передовые васти подошли к околице Дергачей, не встретив даже заставы противника. Отряд Коваля обошел деревню с правого фланга, отрезав путь отступления. В Дергачах ничего не ожидали. В освещенных избах деревенских богатеев шло веселье, надрывались гармошки.
Вдруг раздался залп. За ним другой, третий. Перестала пиликать гармошка. Застрочили пулеметы.
Та-та, та-та! Та-та-та-та! — рокотал «Максим». Бум-бум! Бум-бум! — баском вторил ему «Кольт».
Партизанские цепи занимали окраину Дергачей, дружным натиском оттесняя противника к центру. Японцы под командой полковника Такиучи готовились к отступлению. За последними избами деревни в засаде с головной частью отряда лежал Коваль. Приложив ухо к земле, слышал Коваль, как двинулись партизаны в атаку.
Артиллерия японцев бездействовала. Бой шел на улицах. Японские солдаты, сбившись беспорядочной колонной, перебегали от дома к дому, попадая под меткий огонь партизан. Почуяв западню, метался по деревне матерый палач — капитан Золотарев. Путаясь в длинных шинелях, по деревне в сторону от сражения бежали пять юнкеров. Из подворотни крестьянина Куприяна Санникова навстречу бегущим выскочила вооруженная топорами и вилами группа крестьян.
— Стой!
Быстро сорвали с юнкеров оружие и всех до единого уложили на месте.
Следом за юнкерами мчались двое верховых. Это был Золотарев вместе с ординарцем. Крестьяне плотной стеной загородили дорогу.
— Стой, ваше благородие! Слезай!
— А, измена!..— выхватил наган, но выстрелить не успел: капитана Золотарева подняли на вилы.
Улицы опустели. Противник дрогнул и, не останавливаясь, бросился по дороге, идущей на разъезд Кидалово.
В расписной кошевке, окруженный кольцом телохранителей, ехал полковник Такиучи.
— Господин полковник!— нагнувшись к нему, докладывал адъютант, поручик Сакимура. — Восстало все село, наших солдат из-за углов убивают палками, топорами.
— Форсировать отступление из деревни. Вывести батарею и ею уничтожить Дергачи до основания.
— Слушаюсь.
В упор к засаде грачевцев подходил отступающий в беспорядке противник. Большой был соблазн у партизан ударить прямо в лоб без подачи команды. И только чувство ответственности и командирская строгость заставляли сдерживаться.
Крестьяне, выглядывая со дворов, смеялись над отступающим врагом.
— Что, господа спасители, пограбили, понасильничали! А кто расплачиваться будет?!
— Слушай мою команду! Прямо по врагам революции пальба отрядом. Пли! Пулеметы, огонь! — стоя во весь рост, командовал Коваль.
Тан захлебывался от радости. Присев на снегу, он бил по японцам с колена. Пуля за пулей настигала врага.
— Ура! За мной! В атаку! — скомандовал Погорелов. Партизаны сорвались и понеслись лавой. Противник попятился назад в деревню...
Уткнувшись головой в колени, сидел в кошевке полковник Такиучи. Кровь тонкой струей била из правого виска. Покинутая стояла в переулке батарея, прислуга металась по деревне, ища спасения. Противник был разбит.
