Часов в 5 вечера наш отряд прибыл в деревню Могилевка. Разведка сообщила, что по дороге от Аркадии-Семеновской, в пяти-шести километрах от Могилевки, по направлению к нам движется японский отряд, разместившийся примерно на 150 крестьянских подводах.
День был теплый, ярко светило веселое мартовское солнце, снег лежал крупкой, и на дороге совершенно не было слышно скрипа полозьев. Некоторые партизаны шли с расстегнутыми полушубками нараспашку, с шапками в руках.
Принять бой в деревне не хотелось: могло сильно пострадать население. Японцы в боях не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей, да и позиция была не весьма удачной.
Решили, если удастся занять позицию за Могилевкой, перейти через реку Хару на правый ее берег, заросший кустарником и черемухой, и обоз также переправить через реку Хару в деревню Грибская, находящуюся в трех километрах.
Лед на реке был еще крепкий, хотя была большая наледь, т. е. шла вода поверх льда почти по ширине всей реки, глубиной до полуметра. В обе стороны от переправы река имела глубину до шести метров и для переправы была чрезвычайно опасна. Партизаны перешли реку вброд пешком. С обозом получилась заминка, чуть не приведшая к панике. Несколько некованых груженых лошадей упало в воду. Пешие партизаны подхватили лошадей за оглобли и кое-как вытащили на правый берег.
Вот показались уже первые подводы японского отряда. 3-й и 4-й взводы, оставленные мной для прикрытия в самом начале села, отступили с занятой позиции и, не замеченные японцами, хотя японские патрули были уже весьма близко, быстро переправились.
На противоположном берегу около домов по прибрежной улице показались японские солдаты. В мертвой тишине изредка были слышны голоса японских солдат или быть может команда офицеров. Партизаны как бы на время замерли.
Томительно тянулись часы, а команды не было. Ждали, что японцы на подводах начнут переправляться через реку. Оставленный в Могилевке для связи крестьянин не приходил. Было ясно, что японцы никого из села не выпускают. Точно так же было ясно, что японцам сообщили о том, что прошли партизаны.
Солнце спряталось за вершины леса. Промокшая одежда и обувь после переправы через реку коробились на холоду. Партизаны, отползая, насколько можно, за кусты, топали ногами, чтобы согреться. Японцы переправляться не собирались, очевидно решили остановиться в Могилевке.
Было отдано распоряжение: два взвода отправить в Грибскую обедать, а два взвода оставить на месте.
Разведка сообщила, что японские солдаты сидят на санях, впереди, метрах в двухстах, на двух подводах едут патрули, боковых дозоров не видно. Японцы вообще при передвижении пехоты на подводах боковые дозоры не высылали. Это обстоятельство позволяло разложить засаду в цепь по редкому крупному березняку, на расстоянии 50—70 шагов.
Для обстрела японских патрулей вперед на дорогу вышли трое лучших стрелков.
Первые взводы японского отряда, не сравнявшись с линией первого отделения, на довольно значительном расстоянии от
засады остановились под прикрытием перелеска. Стрелки открыли пальбу по патрулям, не дожидаясь команды по цепи. Как только раздались первые выстрелы, немного преждевременно, была подана команда первого залпа.
От первого залпа в нашем обозе получилось сильное замешательство: обозные, как по команде, свалились с телег в снег на дорогу, лошади наскакивали на березы и перевертывали сани. После второго нашего залпа заработали два японских пулемета. Поднялась сильная беспорядочная перестрелка с обеих сторон. Команды слышно не было. Через несколько минут заиграл японский горнист, кое-где послышалось «банзай», и скоро все замолкло.
2-й и 3-й взводы с криком «ура» бросились в атаку, но под усиленным пулеметным огнем вынуждены были залечь, после чего еще сильнее поднялась беспорядочная перестрелка.
Перестрелка продолжалась минут 30—40 и почти сразу стихла с обеих сторон.
Бой был закончен. Японцы разбиты. На месте боя остались трупы людей и лошадей. Партизанам достались четыре ящика ручных японских бомб, подсумки с патронами, японские винтовки, наганы, два или три ящика соевых консервов, пудов 40—50 рису и японское обмундирование...
Кавалеристы-партизаны делали свое дело довольно просто. Выяснив, что японцы идут дорогой, кавалеристы разбивались по два-три человека, распределяли участок и залегали в засаду около дороги, иногда прямо в дорожной канаве, если последняя заросла травой или кустарником, оставив в стороне, в хорошо закрытом месте, лошадей.
Когда японцы приближались на расстояние выстрела, независимо от того, главные ли это силы или патрули, партизаны меткими выстрелами сшибали двух-трех японцев и сами немедленно убегали к лошадям, а потом в глубокую тайгу или в отряд. Японцы, потеряв внезапно два-три человека, открывали ураганный пулеметный огонь по направлению, откуда слышались выстрелы, рассыпались в цепь и шли в бесцельное наступление. Не встречая сопротивления, они с руганью возвращались к подводам и ехали дальше, пока не натыкались на новую засаду, где повторялась та же история: пулеметы, наступление цепью и опять нет никого.
